CC BY
73
ШССИНЕСЮЕ НАСЛЕДИЕ
ВАСИЛИЙ АЛЕКСЕЕВИЧ МАКЛАКОВ
(1869-1957)
В.А. Маклаков — личность совершенно уникальная. Само его имя покрывает своим блеском общественную и политическую культуру России1.
Непревзойденный адвокат, которого ходили слушать, как “ходили на Собинова и Шаляпина”, на весь мир прославившийся искусной защитой на процессе Бейлиса, лучший оратор II, III, IV Государственных дум, член ЦК Кадетской партии, один из ярких выразителей ее идеологии, посол Временного правительства во Франции, самая замечательная и видная фигура в эмиграции, автор прекрасно написанных книг и множества статей и т.д. Даже в сравнении с П.Н. Милюковым, признанным лидером Кадетской партии, он во многом выигрывал: “В Маклакове, — писала член этой партии А.В.Тыркова-Вильямс, — было больше блеска, он был талантливее, обаятельнее. Его политический анализ был тоньше и своеобразнее”2. И сам Милюков видел в нем выдающегося деятеля3. По существу, именно так характеризовали Маклакова все его современники. Французский посол в России М. Палеолог, лично знавший Маклакова, Милюкова, М.М. Ковалевского и А.И. Шингарева, считал их “генеральным штабом и цветом либеральной партии”, людьми непогрешимой честности и высокой культуры4. Для В.В. Шульгина Маклаков был “одним из светлых умов, какие я знал”. Абсолютно для всех, кто общался с Маклаковым, он был “человеком выдающегося ума”. Он обладал мощным и чрезвычайно точным умом, который ’’был ближе всего к уму Пушкина”. С.Ю. Витте, с которым он был накоротке, аттестовал Маклакова не в своей обычно желчной манере: “Совершенно порядочный человек и к тому же большого ума и таланта”5.
Ум, красноречие, великодушие, благородство — эти и другие его черты, весь облик, личность Маклакова влекли к нему людей, оттого его и любили, а не только
1. Ледницкий В.А. Вокруг В.А. Маклакова. (Личные воспоминания) //Новый журнал. - Нью-Йорк, 1959. — № 56, с. 222.
2. Тыркова-Вильямс A.B. Русский парламентарий //Новый журнал. — Нью-Йорк,
1958. - № 52, с. 241.
3. Милюков П.Н. Либерализм, радикализм и революция // Современные записки. -Париж, 1935. - № 57, с. 315.
4. Палеолог М. Царская Россия накануне революции. - М., 1991, с. 214.
5. Витте С.Ю. Воспоминания. Т. 3. М., 1963, с. 223.
“ценили”. От него, как писал известный литератор Г. Адамович, встречавшийся с Маклаковым, “веяло человечностью, которой ничего не было чуждо”1’.
И тем поразительнее, что жизнь Маклакова, его судьба, идеи до сих пор — “непрочитанная книга”. И до тех пор, пока Маклаков пребывает в густой исторической тени, мы гораздо больше заслуживаем тот упрек, который сделал своим домочадцам еще Лев Толстой. Его дочь, Т.Л.Толстая, в письме Маклакову 28 августа 1895 г. заметила: “Папа вас очень полюбил и вчера за обедом упрекал нас в том, что мы мало вас ценим”, хотя, как не раз повторяла Татьяна Львовна Маклакову, “вас у нас все очень любят”7.
В исторической литературе Маклакова явно “не любили” по идеологическим соображениям. Ленин писал о нем: “Контрреволюционный буржуа...”, “первый из них”, “вождь капиталистов”, один из “главарей буржуазной контрреволюции”, слуга международного капитала. Но он по-своему отдавал должное Маклакову: “Милюков и Маклаков, как все люди дела, превосходно понимающие смысл классовой борьбы, когда это их класса касается”8. Он называл Маклакова “светилом” в кавычках и соловьем — без них, имея в виду ораторский талант Маклакова.
Понятно, что в советское время Маклакова “не изучали”. Но теперь интерес к нему проснулся и растет: переиздаются его мемуары, публикуется эпистолярное наследие (эмигрантского периода жизни), защищены две кандидатские диссертации о его общественно-политических взглядах, появляются статьи о нем. Но пока слабо изучены архивные материалы и его статьи в российской прессе. Между тем они дают возможность полнее показать процесс формирования его мировоззрения, его работу как юриста и как депутата Государственной думы, как лидера конституционно-демократической партии.
Несомненно, что на складывание его мировоззрения оказали влияние его отец — профессор-офтальмолог, приверженец Великих реформ, и либерально настроенные друзья отца, так же, как и он, активно работавшие в органах городского и земского самоуправления. Со студенческой скамьи ему близки стали многие идеи Л.Н.Толстого (ненависть к войне, отрицательное отношение к революциям и смертной казни). Толстой называл его “старинным молодым человеком”.
После поездки во Францию в 1889 г. у него возник настоящий культ Мирабо: он считал единственно правильной основную политическую линию Мирабо — сговариваться с властью, проводить законодательным путем то исто-
6. Адамович Г.В. Василий Алексеевич Маклаков. Политик, юрист, человек. — Париж,
1959, с. 12.
7. ОПИГИМ,ф.31.
8. Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 23, с. 250; Т. 32, с. 301, 236; Т. 39, с. 136; Т. 32, с. 301.
9. Адамович Г.В. Указ. соч., с. 26.
рически необходимое, что иначе, без этого, ломая законы и устои, все уничтожая на своем пути, сделает революция. Оценка русских политических деятелей и событий у Маклакова именно этим и вызвана. Он “несомненно считал русским историческим несчастьем, что у нас не нашлось своего Мирабо, столь же смелого и прозорливого, как Мирабо подлинный, но наиболее удачливого в завершении взятого на себя дела”!).
Он рано, уже в 20 лет, судя по его дневнику, выработал основы своего мировоззрения. Рассуждая о “самом важном” — о цели, назначении, благе общества, он подчеркивал, что главное — это “независимость и свобода личности”; “общество и власть для личности, а не наоборот”, личность не поглощается обществом, а должна оставаться свободной и независимой”, “счастье и благо личности... скажут нам, где прогресс, т.е. куда нужно направить развитие общества”. Истина, по Маклакову, есть то, что дает “спокойствие и счастье людей”. Он рассуждает о содержании понятия “общечеловеческая истина”: “Идея государства, отождествленная с идеей о свободе, — ее первый элемент. Идея экономическая — с идеей равенства. Решение этих двух вопросов и есть то, что составит счастье людей”.
Он отводил большую роль в развитии человеческой цивилизации “возрастанию самосознания человека”. И уже тогда он считал: “Само собой разумеется, что переход общества от одного типа к другому совершается постепенно и всегда сопровождается соответствующим развитием внутреннего устройства”. Не было исключением и самодержавие: будущее России определяется законами истории, которые, будучи общими для всех государств, “приведут и нас к общему с ними состоянию”'". Маклакову претило грубое самовластие, попрание человеческих и гражданских законов.
В это время он активно участвует в общественной жизни Московского университета и даже за одну из студенческих демонстраций на пять дней попадает в тюрьму. Друзья называли его Д’Артаньяном. В университетские годы после одной из своих речей, он, по собственным словам, проснулся “прославленным оратором”.
Годы учения Маклакова в университете — это и “чехарда”, “перепрыгивание” с факультета на факультет в поисках своего призвания, своего места в жизни. Сначала он поступил на естественный факультет, потом закончил историко-филологический, а затем экстерном — юридический. На подготовку к экзамену он затратил лишь несколько месяцев. Работал он одержимо. В комнате его на видном месте висел плакатик: “Гостей прошу более двух минут не сидеть”. Благодаря своей феноменальной памяти, уму, знанию иностранных языков, он глубоко и быстро разобрался в юридической литературе, и экзамены вылились в его сплошной триумф.
Решение стать адвокатом было у Маклакова выношенным и серьезным. Главное зло русской жизни он видел в безнаказанном господстве в ней произвола,
10. ОПИГИМ,ф.31. 152
беззащитности человека против усмотрения власти, в отсутствии правовых оснований “для защиты себя”. Защита человека против беззакония, иначе говоря, защита самого закона и была содержанием общественного служения — адвокатуры. Маклаков допускал, что закон может быть несправедлив, но долг адвоката — показывать это, хотя не в его власти изменить закон. И суд не может излагать своей воли. Он может только объявить то, что фактически есть и чего требует закон. В этом его функция в государстве. Суд толкует законы, но он не может их так толковать, чтобы они противоречили праву. Право же есть норма, основанная на принципе одинакового порядка для всех. В торжестве “права” над “волей” — сущность прогресса. Служение этому — назначение адвокатуры1'.
Начал он свою адвокатскую карьеру поздно — в 27 лет, в 1896 г., записавшись помощником присяжного поверенного у А.Р. Ледницкого, но фактически почти сразу же стал работать вместе со всероссийской знаменитостью — Ф.Н.Плевако.
Маклаков “запрягал” долго, но “поехал” быстро. А.Ф. Кони в письме патриарху российского либерализма Б.Н.Чичерину называл Маклакова “умным защитником”, “серьезным и сердечным”, который в ряде случаев “уместнее Плевако”1 ~. Даже близким Ф.Н.Плевако он как адвокат “нравился больше”. В среде молодых юристов ходили разговоры о Маклакове: “Это такой талант, куда выше стоит Плевако, он его живо за пояс заткнет”. А один из стишков того времени начинался так: “Нет популярнее в Москве имен Плевако, Маклакова”1
Но сами они работали и дружили. В 1901 г. Маклаков стал присяжным поверенным. Он вел немало вероисповедных, “общественных” и политических дел, полагая, что защищать, оставаясь в рамках закона и приличия, было возможно. И это ему удавалось великолепно. Подзащитные Маклакова высоко ставили его профессионализм, всегда верили в его “благородное и доброе сердце”. Его высочайшая профессиональная компетентность подтверждается и частым появлением его статей в “солидных” юридических изданиях, и его перепиской с выдающимися специалистами юридической науки и практики — С.А.Зарудным, В.Э.Вормсом и др. Нередко он был здесь и первопроходцем. Иногда даже Вормс вынужден был отвечать Маклакову, что вопросы, затронутые им, едва ли подвергались теоретической разработке. И старый учитель Маклакова, В.О. Ключевский, писал ему об одном деле: “Ваши указания приму за личные себе одолжения”м. А П. А. Столыпин с трибуны Государственной думы говорил о Маклакове, что “трудно возразить тонкому юристу, талантливо отстаивающему доктрину” (речь шла о военно-полевых судах, которые критиковал Маклаков)15.
11. Маклаков В.А. Из воспоминаний. — Нью-Йорк, 1954. — 221 с.
12. Кони А.Ф. Собр. соч. - М., 1969. - Т. 8, с. 146.
13. ОПИГИМ, ф. 31.
14. Там же.
15. Петр Аркадьевич Столыпин: Нам нужна Великая Россия. — М., 1991, с. 74.
Именно талантливая защита отличала все выступления Маклакова. К ним он тщательно готовился: изучал дела, писал речи, иногда даже записывал их на диктофон, репетировал. А на суде мастерски, с подлинным артистизмом (но без малейшего аффекта и театральности, деланной позы) произносил их “без бумажки” и часто импровизируя. Он считал, что говорить надо просто и интересно: “Красноречие — главный враг для оратора”.
Маклаков принимал участие в защите крестьян, рабочих, революционеров — одно это делает весьма уязвимым суждение Ленина о Маклакове как юристе, обслуживавшем интересы богачей, толстосумов. Защищая революционеров, он, однако, “не мог желать победы для них, не хотел видеть их в России неограниченной, хотя бы и временной властью, вооруженной тем произволом, против которого они раньше боролись и который они немедленно восстановили бы под кличкой “революционной законности”, и даже революционной совести”1 (1. Он был убежденным противником самодержавия, но в еще большей степени — революции. Вот почему, хотя он и нашел в адвокатской работе “свое настоящее дело, достиг и успехов, и удовлетворения”, вместе с тем принял и заметное участие в либеральном движении (в качестве секретаря умеренно либерального кружка “Беседы” и др.).
Манифест 17 октября он воспринял с удовлетворением и дальнейшей “раскрутки” событий не желал. Вдова С.Т. Морозова З.Г. Морозова писала ему: “От многих слышу, что Вы стали умеренным. Это меня очень радует...”17. Но в сущности Маклаков всегда был умеренным либералом — твердо стоял на почве эволюции, без каких-либо уклонений влево. Маклаков находил, что основные законы, опубликованные в апреле 1906 г., “были настоящею конституцией и делали впервые правовое государство возможным”1'.
Деятельность I Государственной думы казалась Маклакову “сплошным отрицанием конституции”. Она претендовала на то, чтобы ее воля считалась выше законов. Маклаков страстно убеждал В.Д. Набокова в антиконституционном смысле его знаменитой фразы, произнесенной с трибуны Таврического дворца: “Исполнительная власть да покорится власти законодательной!” По позднейшему определению Маклакова, деятельность I Думы — это вакханалия, “хуже первых дней революции 1917 г.”. Главный ее грех он видел в том, что она подорвала “мистику конституции”, владевшую страной в 1904-1905 гг., — не закон, а произвол и насилие сверху донизу де-факто получили “прописку” в России, сужая возможности либерального, эволюционного развития страны.
С 1907 и вплоть до 1917 г. он был членом Государственной думы. Думская работа стала его второй и главной профессией, отодвинувшей на задний план
16. Маклаков В.А. Указ соч., с. 353.
17. ОПИГИМ, ф.31.
адвокатуру. Москва трижды избирала его в Государственную думу. Его политическая деятельность широко освещалась в печати того времени. Нередко и он сам выступал со статьями на страницах газет и журналов. Некоторые его публикации имели огромный резонанс в стране. Принимал он участие и в закулисных, скрытых от взоров широкой публики политических комбинациях, порой стоял в самом их эпицентре, особенно уже на “излете” истории российской монархии. И в любом политическом “действе” он руководствовался принципом Мирабо — оставался до конца верным идее эволюционного прогресса, компромисса с исторической властью — не только в силу своих общетеоретических и общечеловеческих представлений об эволюции как магистрали цивилизации, но и учитывая конкретную “специфику” России, — политическую незрелость ее общества и нестабильность страны, чреватой революцией, которой Маклаков откровенно боялся из-за той громадной цены, которую бы пришлось платить за нее России, выбитой из колеи нормального развития.
Во II Думе Маклаков сразу же привлек к себе внимание блестящей речыо о военно-полевых судах. Ею зачитывались в России. “Заметил” Маклакова и Столыпин, пригласив его к себе для беседы. Во время нее премьер обронил многозначительно: “У нас есть общий язык”. Чтобы снизить накал прений в Думе, сделать ее более работоспособной, Маклаков занялся составлением “Наказа”, что потребовало нескольких лет кропотливой, трудоемкой работы. Этот труд и ныне вызывает изумление глубиной и четкостью “прорисовки” всех аспектов жизнедеятельности Думы’9.
Тогда же Маклаков, по словам A.C. Суворина, спас Думу от “самоубийства”, от разгона, сумев убедить депутатов проголосовать за сдачу законопроекта левых об амнистии в думскую комиссию. И все-таки Столыпин, как полагал Маклаков, защищал ее даже тогда, когда “компрометировал себя в глазах государя”. Маклаков находил, что если Витте мог спасти самодержавие, то Столыпин мог спасти конституционную монархию, — им обоим мешали те, кого они могли и хотели спасти: задача Столыпина спасти государя была задачей спасения утопающего, который в спасителе видит врага.
Задачу новой III Думы Маклаков видел в том, чтобы воспитывать общество в духе отказа от революционного пути. Отсюда и его “веховство”. Играя важную роль в событиях накануне февраля, он делал все от него зависящее, чтобы предотвратить, сдержать революцию. Он проповедовал мысль о том, что во время войны нельзя, опасно раскачивать государственный корабль. Именно такой смысл имела и его нашумевшая статья “Трагическое положение”, напечатанная в газете
18. Маклаков В.А. Вторая Государственная дума. — Париж, 1946, с. 8.
19. Маклаков В.А. Доклад по проекту Наказа Государственной думгя. — СПб., 1913. - 295 с.
“Русские ведомости” 27 сентября 1915 г. В это время Маклаков считал, что дворцовый переворот имел шансы снять “с повестки дня” революцию, и сожалел, что планы заговорщиков не осуществились. Дворцовый переворот, несмотря на его радикальную форму и экстраординарность, “вписывался” в его представления об эволюционном развитии России. “Вписывалось” даже “устранение" Распутина. Будучи одним из создателей и руководителей Прогрессивного блока, Маклаков и здёсь был противником всех мер, которые бы расковали революционную стихию.
Но эта стихия стала фактом. 1 февраля он получил документ Временного комитета Государственной думы, подписанный М.В. Родзянко: “Сим предписывается всем чинам Министерства юстиции беспрекословно и немедленно исполнять все распоряжения комиссара Временного комитета Государственной думы, члена Государственной думы Василия Алексеевича Маклакова...”211
Маклаков в силу своего юридического опыта был назначен и в Особое совещание по подготовке закона о выборах в Учредительное собрание. Здесь он выступал “агрессивнее других”, с одной стороны, требуя повышения возрастного и образовательного ценза для избирателей, а с другой, — доказывая неправомерность лишения избирательных прав Романовых, считая, что это ограничение есть или насилие Временного правительства над страной, или акт политической трусости.
Его сильно тревожило резкое ухудшение состояния дел в экономике: “Главнейшая задача, — говорил он, — коренная задача, без которой нами будут владеть враги или союзники — я не знаю, во всяком случае чужестранцы, а не сама Россия, есть поднятие экономического хозяйства”21. Революционерам он отвечал почти по-столыпински: “Вам нужен развал России, а нам ее величие и слава!”
В это время Маклаков был чрезвычайно активен. Он приветствовал Корнилова, когда тот приехал в Москву для участия в Государственном совещании, выступил с речью и на самом совещании. Мало веря в успех “корниловщины”, “вплелся” в сложный клубок переговоров с участниками “заговора”. И до отъезда в Париж в октябре 1917 г. в качестве посла он был заметной фигурой в политической жизни России. Уже без него его выбрали от Москвы в депутаты Учредительного собрания.
В годы Гражданской войны Маклаков, по словам российского дипломата Г.Н. Михайловского (сына писателя Н.Г. Гарина-Михайловского), с гениальным чутьем предугадал ахиллесову пяту дипломатии как Деникина, так и Врангеля, высказывал по поводу дипломатических дел “часто гениальные мысли”. Маклаков вместе со Струве сумел добиться официального признания Францией Врангеля. Но пессимистические ноты в его оценках Белого движения были самыми
20. ОПИГИМ,ф.31.
21. Новое время, 25 мая 1917 г.
резкими. “Я все сделал, что от меня зависело, — говорил Маклаков, — чтобы в глазах французов превратить нашу Вандею в русскую контрреволюцию, которая вот-вот одолеет большевиков. Но я в это не верю”22.
В 1921 г. он пророчески писал: “Спасение можно ждать только от будущих поколений”23. И только от эволюции самой России — без новой революции и иностранной интервенции. Он охлаждал пыл тех эмигрантов, которые стремились быстрее и любой ценой свалить в России новый режим. Отвергая большевизм, он вместе с тем заявлял: “Отрекаться от всякого социализма я не решусь”21. В эмиграции Маклаков был, по сути, общепризнанным представителем интересов российского зарубежья, его защитником и ходатаем, своего рода присяжным поверенным неприкаянной, смятенной, потерпевшей крушение старой России.
И самый масштаб его личности, ее неординарность были таковы, что, несмотря на его природную скромность (он наотрез отказывался широко отмечать свои юбилеи), стремление остаться как бы в тени, он всегда привлекал к себе всеобщее внимание. И на общеэмигрантских торжествах он играл первую скрипку.
Во время оккупации Маклаков не скрывал своих симпатий и антипатий — желал всей душой поражения Гитлеру и вел себя с достоинством и мужеством. В конце концов он был арестован и пять месяцев просидел в тюрьме. Немцы были осведомлены о его прошлом, знали, что он либерал, демократ, и причисляли его к своим противникам.
Либералом и эволюционистом он оставался и тогда, когда на волне патриотизма и близкой уже победы над нацистской Германией посетил (не без раздумий и колебаний) в феврале 1945 г. во главе группы эмигрантов советское посольство. В беседе с послом А.Е. Богомоловым он настойчиво проводил мысль, что новое прочно только тогда, когда приводит к синтезу со старым: “Мы знаем, чего стоит стране революция, и еще новой революции для России не пожелаем. Мы надеемся на ее дальнейшую эволюцию”, на “синтез ее с остальным миром”. Он высказал Богомолову и то, что тому едва ли было приятно слышать: “Дорожить не самой Россией, а ее временной советской формой, значило бы следовать Константину Леонтьеву, который писал: на что нам Россия, если она не самодержавная, не православная”. Маклаков сделал особый акцент на том, что “советская форма” России — преходящая25.
22. Михайловский Т.Н. Записки. Из истории российского внешнеполитического ведомства. 1914-1920. — М., 1993. — Кн. 2, с. 218,353-357.
23. Маклаков В.А. Толстой и большевизм. Речь, прочитанная на вечере в память Л.Н. Толстого 5-го января 1921 г. — Париж, 1921.
24. Протоколы заграничных групп Конституционно-Демократической партии. Май 1920 - июнь 1921 г. - М., 1996. - Т. 4, с. 460.
25. Эмигранты у Богомолова //Новый журнал. — Нью-Йорк, 1970, с. 271-273.
Он и позже, в начале 50-х годов, верил в возможность эволюции советского строя. Но его не совсем устраивали западные демократии — они не могли предотвратить ни мировых войн, ни появления тоталитарных режимов, ни обеспечить равные для всех права. “Еретические мысли” и воспоминания Маклакова, написанные им в последние годы жизни, — словно бы его завещание человечеству: “Если наша планета не погибнет раньше от космических причин, то мирное общежитие людей на ней может быть построено только на началах равного для всех, то есть справедливого права. Не на обманчивой победе сильнейшего, не на самоотречении или принесении себя в жертву другим, — а на справедливости. Будущее сокрыто от нас; никто поручиться не может, что в мире будет господствовать справедливость. Но для человеческой природы мир возможен только на этих началах. В постепенном приближении к ним состоит назначение государства. Отдельным людям остается руководствоваться правилом Льва Толстого: “Делай, что должен, а там будет, что будет”2 6. Именно этим правилом руководствовался и сам Маклаков, “старинный молодой человек”, намного обогнавший свое время и не заслуживший “ни ученых степеней, ни чинов, ни знаков отличия”2 7, не удостоенный подобающего внимания наших современников.
Публикуемая в сокращении лекция Маклакова рельефно высвечивает его воззрения на проблему законности в России, — одну из важнейших в начале XX столетия, которая во многих отношениях актуальна для современной России.
В.М. Шевырип
26. Маклаков В.А. Еретические мысли //Новый журнал. — Нью-Йорк, 1948. № 19, с. 141-164; № 20, с. 131 -139; Маклаков В.А. Ии воспоминаний. - Нью-Йорк, 1954, с. 406.
27. Маклаков В.А. Речи судейские, думские, публичные. Издание юбилейного комитета. 1869-1949. — Париж, 1949, с. 9.
