CC BY
0ИСТОРИЯ
Гуманитарные исследования. История и филология. 2024. № 14. С. 7-15. Humanitarian Studies. History and Philology. 2024. No. 14. P. 7-15.
Научная статья УДК 902.39
doi: 10.24412/2713-0231-2024-14-7-15
УГОРСКИЙ КОМПОНЕНТ В АБОРИГЕННЫХ СОЦИУМАХ ВОЛГО-КАМЬЯ ЭПОХИ ВПН. ФОРМИРОВАНИЕ ДИХОТОМИЧЕСКИХ КОСМОГОНИЧЕСКИХ ПРЕДСТАВЛЕНИЙ И ИХ ОТРАЖЕНИЕ В ПОГРЕБАЛЬНОЙ ОБРЯДНОСТИ АРХЕОЛОГО-ЭТНИЧЕСКИХ ТИПОВ (ЧАСТЬ 1)
Полина Вазыховна Хаярова1, Анатолий Вольфрамович Голдобин2
1,2 Пермский государственный гуманитарно-педагогический университет, Пермь, Россия
1 hartnet1@rambler.ru
2 goldman@nextmail.ru
Аннотация. В статье, опираясь на разграничение «свой» - «чужой» в социумах с дуалистическим фратриальным делением на примере представлений обских угров, а также в аборигенных социумах Волго -Камья эпохи ВПН (Великого Переселения Народов) определено схождение представлений местного населения с воззрениями обских угров о вместилище души, также о способах устранения возможности ее реинкарнации. Зафиксирована связь древних «разграблений» могил без действительного расхищения, исследованными археологами на могильниках Предуралья и Зауралья, а также ираноязычными кочевниками с их представлениями о «лишении способности к реинкарнации» души. При помощи археологических источников установлено схождение финно-угорского фольклора с обрядностью обских угров по использованию такого способа ликвидации душ врагов как «обезвреживания могил». Описана природа многокомпонентности этнокультурных образований эпохи ВПН в Волго-Камье. Выдвинуто суждение о разном составе прибывающих групп кочевников на основании принятия-непринятия их за «своих» или «чужих». Дана интерпретация наличия подтвержденных «совместных» могильников, на которых некогда проводились курганные захоронения пришлого населения и погребений местного автохтонного населения. Поставлен вопрос становления новых культур после вторжения, продолжавших использование только бескурганный похоронный обряд, и обновленных культур, принявших часть ритуалов пришлого населения, на могильниках которых фиксируются как курганы, так и бескурганные захоронения с последующим освоением новой обрядности. Установлена часть в составе пришлого населения, наличие представлений которой было неким маркером для автохтонных жителей, что пришли «свои». Если в группе «пришельцев» компонент отсутствовал, то происходило столкновение военного типа между аборигенным населением и кочевниками.
Ключевые слова, фратрии, домик мертвых, урья-сумьях (лабаз), лол (лов, лылы), свои, чужие. Для цитирования: Хаярова П. В., Голдобин А. В. Угорский компонент в аборигенных социумах Волго-камья эпохи ВПН. Формирование дихотомических космогонических представлений и их отражение в погребальной обрядности археолого -этнических типов (часть 1) // Гуманитарные исследования. История и филология. 2024. № 14. С. 7-15. https://doi.org/10.24412/2713-0231-2024-14-7-15
© Хаярова П. В., Голдобин А. В., 2024
Original article
THE UGRIC COMPONENT IN THE ABORIGINAL SOCIETIES OF THE VOLGA-KAMA REGION OF THE VDNH EPOCH. THE FORMATION OF DICHOTOMOUS COSMOGONIC IDEAS AND THEIR REFLECTION IN THE FUNERAL RITES OF ARCHAEOLOGICAL
AND ETHNIC TYPES (PART 1)
Polina V. Khayarova1, Anatoliy W. Goldobin2
1,2 Perm State Humanitarian Pedagogical University, Perm, Russia
1 hartnet1@rambler.ru
2 goldman@nextmail.ru
Abstract. In the article, based on the distinction between "one's own" and "another's" in societies with a dualistic phratry division, using the example of the ideas of the Ob Ugrians, as well as in the aboriginal societies of the Volga-Kama region of the VPN era. The convergence of the ideas of the local population with the views of the Ob Ugrians about the receptacle of the soul, as well as about ways to eliminate the possibility of its reincarnation, is determined. The connection of ancient "looting" of graves without actual plunder, investigated by archaeologists at the burial grounds of the Urals and Trans-Urals, as well as by Iranian-speaking nomads with their ideas about the "deprivation of the ability to reincarnate" of the soul, has been recorded. With the help of archaeological sources, the convergence of Finno-Ugric folklore with the ritual of the Ob Ugrians on the use of such a method of eliminating the souls of enemies as "neutralization of graves" has been established. The nature of the multicomponence of ethnocultural formations of the era of the VPN (Great Migration of Peoples) in the Volga-Kamye is described. A judgment has been put forward on the different composition of the arriving groups of nomads on the basis of their acceptance or rejection as "their own" or "strangers". The interpretation of the presence of confirmed "joint" burial grounds, where burial mounds of the alien population and burials of the local autochthonous population were once held, is given. The question of the formation of new cultures after the invasion, which continued to use only the open-mouthed funeral rite, and updated cultures that adopted part of the rituals of the alien population, on the burial grounds of which both mounds and open-mouthed burials are recorded, followed by the development of a new ritual. A part of the alien population has been identified, the presence of which was a kind of marker for the autochthonous inhabitants that "their own" had come. If there was no component in the group of "aliens", then there was a military-type clash between the aboriginal population and the nomads.
Keywords: phratries, the house of the dead, urya-sumyah (labaz), lol (lov, ly), their own, others'.
For citation: Khayarova P. V., Goldobin A. W. The ugric component in the aboriginal societies of the volga-kama region of the vdnh epoch. The formation of dichotomous cosmogonic ideas and their reflection in the funeral rites of archaeological and ethnic types (Part 1). Humanitarian Studies. History and Philology. 2024;14:7-15. (In Russ.). https://doi.org/10.24412/2713-0231-2024-14-7-15
Введение
А. М. Золотарев в своем труде «Родовой строй и первобытная мифология» указывает, что дуальная организация основывается на космогоническом мифе. Наблюдающееся при родовом строе разделение на фратрии «ведет свое происхождение от культурных героев, обычно братьев (например, братья демиурги - антагонисты у коми Ен и Омоль, манси -Нуми-Торум и Куль-Отыр), участвовавших в сотворении мира и установивших социальные порядки, в том числе и деление на фратрии» [Золотарев 1964: 142]. Исследователь отмечает, что фратриальные «кланы назывались также людьми Правой стороны, людьми Левой стороны, или «Темные», «Светлые» (либо красные и белые). Данные цветовые обозначения и распределения по направлениям сторон (неба-земли) должны были отмечать предполагаемые различия в цвете одежды, элементах костюма и т. д. Также умерших представителей главенствующей над фратрией земли фратрии неба (место пребывания брата из верхнего мира) хоронят на помосте, покойных фратрии земли зарывают в землю (царство брата демиурга из нижнего мира)» [там же: 137].
В родовой дуальной организации этнографами часто наблюдается разделение на «фратрию мира (часто левая, или север) и фратрию войны (правая, или юг). При этом их поселения, как правило, располагаются по разным сторонам ручья либо по сторонам север-юг теорритории» [там же]. Данные признаки фиксируются в виде некой разнородности и двойственности захоронений (противоречивость видов самого типа погребального обряда) и расположения могильников, селищ Ананьинской общности и преемственных ей культур Волго-Камья [Генинг 1973: 64, 65]. Однако и на современном этапе этнографы определяют наличие дуальных фратрий обских угров (ханты, манси). Необходимо отметить, что разделение между племенами произведено с основными характеристиками, присущими социумам такого рода, которые указывались в трудах Золотарева А. М. и Моргана Л. Г. [Федорова 2010: 209-238].
Дуальность проявляется и в тотемах каждой из фратрий (тотем фратрии неба, как правило «летающий» на чем-то человек или птица, у фратрии земли - волк, медведь или другое наземное четвероногое животное). Люди одного тотема, рассматривающие друг друга как родичей, всегда готовы помочь друг другу в случае опасности [Золотарев 1964: 64, 137, 143]. Интересно, что «человека противоположной фратрии заочно называют как «не наш» или «чужой», но в глаза называет «дядя», что объясняется экзогамными браками между фратриями. Члены фратрии связаны обязательством самозащиты и обычаем кровной мести» [там же: 142-143].
Мы поддерживаем Ф. Энгельса в том, что гипотеза Л. Г. Моргана об «обязательном кровно-родственном состоянии семьи во фратрии», несостоятельна [Энгельс 1989: 91]. Учитывая полиэтничность социума той эпохи, представителями фратрии могли являться людьми с разными расовыми признаками. Однако две фратрии объединяют совместные «главные» обряды, в которых функции распределены (например, фратрия Неба исполняет военные и мирные функции, фратрия Земли следит за порядком во время охот) [Золотарев 1964: 143].
И. Н. Гемуев акцентирует внимание на вопросе взаимоотношений между фратриями, их общему неприятию «чужих». Манси и ханты могли участвовать в обрядах и праздниках совместно: «сознание общности проявлялось и в существовании межфратриальных культовых мест» [Гемуев 2000: 12]. Он указывает, что две фратрии шли на праздник медведя по разным дорожкам, однако проход истинно «чужих» (не относящихся к одной из фратрий) на священную землю был строго воспрещен» [там же: 13]. Этот запрет особенно важен в вопросе священной земли. Поскольку при наличии «чужих» «в селении и на территории вокруг не будет чистого, нетоптаного места, пригодного для святилища» [там же: 36], что может привести к неспособности «общения» с предками. И их души будут лишены возможности помогать потомкам, лишатся потенциала к реинкарнации. Поскольку после вторжений (в том числе эпохи ВПН) оставалось коренное население, несущее пласт устоявшейся культуры, целью работы видится определение компонента, связывающего или, наоборот, разделяющего пришельцев-кочевников с аборигенными жителями. Важной задачей работы представляется выделить факты присутствия и деятельности по отношению к пришельцам устанавливаемой частью населения с помощью материальных источников.
Основная часть
Представления обских угров «о душе (душах) основываются также на дуальности. Душа и была представлена в двух составляющих: духовном (реинкарнирующем) начале -lili (манс.) и виталическом - is, is-xor (хант., манс.)» [Волдина 2016: 96]. Миф о пути души лол (лул, лылы) - о «млечном пути, который направлен с севера на юго-запад дорогой перелетных птиц» [Лангинен 2004: 37], характерен для всех финно-угров севера Восточной Европы и Западной Сибири. Вероятно, в связи с влиянием православия, в современном народном мировоззрении у коми-пермяков при жизни не дифференцируются две формы души как у манси. Однако С. В. Чугаева указывает, что «представления о дуализме души
относятся к общепермскому мировоззренческому пласту» [Чугаева 2011: 23]. Согласно мировоззрению манси и коми душа - птица лылы (у коми лол) оставалась при жизни «в сердце, возле рта и в печени. После кончины человека она живет в гробу вместе с телом, помещаясь в черепе, откуда может выходить и принимать свой прежний телесный облик» [там же: 26]. Душу поминают во время еды, питья, веря, что таинственно присутствующий покойник разделяет их трапезу. При должном поминании и уходе, данная душа будет защищать предков, пока они ее помнят и чтят [Гемуев 2000: 85]. В. Н. Чернецов «подчеркивал материальность этой души. Она же после смерти человека является его могильной душой. Эта душа, как считается, обладала свойствами тела, испытывала холод, голод, могла пьянеть» [Чернецов 1959: 122-126].
Процесс почитания имеет свои нюансы. Известно словосочетание «лов ру»- пар при дыхании. Зыряне верили, что «душа представляет что-то раздельное от тела. Душа питается «ру», то есть паром кушанья, а не самим кушаньем. Поэтому зырянин, большею частью, приглашает души усопших отведать горячие или холодные кушанья, которые дают пар» [Налимов 2010: 45]. Поэтому у коми-пермяков «пель» находится у печки, где «пель» - коми вариант мансийского пубы - норма. Часто черепа животных и людей, будучи вместилищем душ предков или слуг и животных защитников, использовали в качестве помощников в загробной жизни хозяина высокого ранга, их помещали недалеко от тела умершего. Такие факты фиксируются у саргатов, юдинцев и других рассматриваемых культур. В. П. Налимов упоминает зырянина села Вильгорт Кан Жаков, который носил с собой череп щуки и искусственный череп человека, изображающий собой носитель души его прародителя: «Адам юр-лы» (Юрла (ы) - с коми головные кости, то есть череп) [Налимов 1907: 11-18].
А. В. Вострокнутов связывает семантику одежды и украшений-оберегов средневековой пермской жительницы с расположениями души «лол», которые необходимо защищать по угорскому мифу (голова, сердце, живот-печень), подтверждая этнографические данные: «по поверьям обских угров у человека несколько душ: у мужчин пять, у женщин четыре. Каждая из этих душ находит своё проявление в одежде: ... женская душа-голова (покрытая платком) обозначена налобной повязкой, накосными украшениями ... душа-сердце - бисерным воротником с металлическими отливками, различными нагрудными украшениями, душа-живот - поясом, душа-ноги - орнаментом обуви». Все категории, кроме украшений для рук, можно соотнести с угорским представлением о душах» [Вострокнутов 2020: 118-119].
Вероятно, в связи с представлениями о жизни души в теле умершего, для окончательного обезвреживания (ликвидации души) угорские «богатыри, убивая своих противников, всегда уничтожали головы врагов либо скальпировали их. Необходимо было уничтожить его сердце и печень, чтобы вся сила убитого перешла к ним, чтобы он не ожил» [Гемуев 2000: 26]. Коми-пермяцкие герои действовали подобным образом: «упал Хозяин Земляного Дома бездыханным. Ушла душа из медвежьего сердца и из медвежьей печени, и вернулся слух, и вернулась сила к охотнику Яче» [Муравьев 1966: 29-30]. Если у человека снят скальп, то по представлениям манси он считается бездушным, становится нежитью, поэтому подлежит уничтожению. Этнографические изыскания подтверждают, что у коми-пермяков были схожие представления: «видит Перя: сняла его жена кожу вместе с волосами со своей головы... Убил жену Перя тут же на месте» [Ожегова 1971: 61-63]. Т. В. Волдина объясняет такое явление тем, что при скальпировании «человека лишали некоего «органа», расположенного на теменной части головы, тем самым искусственно прерывали связь с Верхним миром. Душа теряла возможности возрождаться, тело становилось подвержено использованию негативной силой нижнего мира [Волдина 2016: 99]».
А. Лушина о вопросе скальпирования в Старом Свете сообщает, что «при ограничении территорий границами России и Украины, могут быть выделены четыре ареала традиции скальпирования: скифский, аланский (сарматский), южно-сибирский, хронологически
соотносимые с эпохой Античности, а также обско-угорский (на севере Западной Сибири)» [Лушина 2017: 81]. А. П. Бородовский делает предположение, что в «скифской среде скальпирование противника проводилось также с целью предотвращения ритуального возрождения души оскальпированного, которая находилась в черепе и волосах» [Бородовский 2010: 81]. Факты окончательного уничтожения врага фиксируют археологи. Часто, такие ритуалы датируются временем после военных вторжений иноземцев. М. Л. Перескоков называет такие действия обрядом «обезвреживания», описывая материальные свидетельства при раскопках на Мокинском могильнике, расположенном на левом берегу реки Мулянка [Коренюк, Перескоков 2011:70]. Важно помнить, что ритуальные места по мифу располагаются по левому берегу реки, жилища - по правому у фратрии Мось.
Как правило, в культурах Приуралья и Зауралья, могильники, священные места (понятие угров о священной «нетоптанной» чистой земле [Гемуев 2000: 30-31]) для жертвоприношений (в том числе гляденово и ананьино) выстраивались на древнем горизонте. Захоронения (ананьино и гляденово) ориентированы чаще по направлению к реке или ЮЗ-СВ (гляденово).
М. Л. Перескоков указывает, что на «памятнике было выделено несколько разновременных комплексов. Наиболее древние из них относятся к поселению раннеананьинского (ГХ-УГГГ вв. до н. э.) и позднеананьинского времени (У-ГУ вв. до н. э.), но остатков жилых или хозяйственных сооружений этого периода не зафиксировано» [Васильева, Мингалев 2018: 44]. Территория, возможно, использовалась в ритуальных целях (вероятно, являлась священной землей). Однако археологи фиксируют постройки, в которых, судя по материальным источникам, проживали люди. Датируют жилища финалом гляденовского времени. Они предшествуют могильнику этого периода. То есть была нарушена «чистота» священного места. Погребения определены широтной ориентировкой «по линии запад-восток, либо запад-восток с небольшим отклонением к северу» [Коренюк, Перескоков 2011: 65-66]. Интересно, что Е. П. Казаков относит пришельцев в Мокино к сарматам [Казаков 2011: 10].
Археологи указывают, что «обезвреживания происходили по прошествии 3-10 лет после первого захоронения. Большая часть разрушений приходилась на левую часть груди (область сердца)» [Коренюк, Перескоков 2011: 70]. Черепа - вместилища души уничтожались, дробились. Если судить по направлению захоронений, то «обезвреженные» являлись представителями переселенцев. Необходимо отметить, что все жилые постройки, созданные на предполагаемой священной земле, были сожжены, по всей видимости, параллельно обезвреживанию могил [Васильева, Мингалев 2018: 47]. В восприятии обских угров жилые постройки на особой земле (выбранной по определенным канонам), можно соотнести по значению с нарушением миропорядка. И. Н. Гемуев так описывает подобную ситуацию: «И человек традиционного общества уподобился бы машинисту локомотива, который вдруг оказался перед бездействующим семафором» [Гемуев 2000: 31]. После «обезвреживания» захоронений пришельцев местное население стало использовать остатки конструкций жилищ. Как предполагают археологи, они применялись в качестве «домиков мертвых (лабазов)» для умерших соплеменников. Исследователи пишут, что «проявляется синкретизм традиций погребального обряда пришлого воинского населения и местного гляденовского, в котором соединились традиции сооружения «домов мертвых» и курганного обряда, так как это погребение хотя и в разрушенном, но в реальном доме, что, очевидно, также имело значение» [Васильева, Мингалев 2018: 47].
Таким образом, автохтонное население, сформировавшееся в ананьинскую эпоху и содержащее угорский компонент (о чем свидетельствует угорский маркер в виде «домиков мертвых» [Шмуратко 2014: 67; Белицкая 2015:14]), некоторые группы пришельцев, вступивших на определенные территории Северного и Среднего Прикамья в течение финала гляденовской культуры, воспринимало как «чужих».
Интересно, что схожие признаки «обезвреживания» определяет Н. Л. Моргунова на сарматском кургане Акоба, расположенном на левом берегу р. Илек. Разрушенные захоронения (III-II в. до н. э) были расположены по направлению С-Ю (учитывая, что у сарматов, как правило, наблюдается широтная ориентировка погребений): «Еще К. Ф. Смирнов отмечал, что впущенные в курганы эпохи бронзы погребения кочевников савроматского времени в основном оставлены рядовым населением.
Кроме этих повреждений в погребениях 1, 3 и 6 прослеживаются вполне определенные параллели в схеме разрушения костяков во время «ограбления». Черепа покойных были либо отделены от тела (погребения 3 и 6), либо разбиты на куски (погребение 1). Грудная клетка, позвоночник и кости таза разрушены во всех трех погребениях ... основной целью «грабителей» было именно разрушение целостности тел покойных. Наблюдается синхронность захоронений и вероятная одновременность их разрушения . причиной разрушения акобинских погребений являлось желание «грабителей» нанести своими действиями вред недружественному кочевому коллективу, для которого курган являлся родовым или семейным кладбищем» [Моргунова 2016: 199]. Е. П. Казаков отмечает противоположную ситуацию на Среднем Поволжье: «Пришельцы находились в добрососедских отношениях с местным населением, о чем свидетельствует существование рядом с курганной частью некрополя бескурганного могильника прикамских финнов» [Казаков 2011: 10]. В. Ф. Генинг предполагает «ассимиляцию» популяции части пришедших мигрантов и местного прикамского населения (в данном случае мазунинская культура). Однако он же фиксирует следы «разгрома» другого пьяноборского союза племен (успевшие отступить на запад вниз по Каме, образовали азелинскую культуру [Генинг 1963: 17-18]). Р. Д. Голдина пишет, что перемещение «таких народов (например, угров-кочевников) из степи в лесную полосу, создавало двухкомпонентную (бескурганные могильники, а также памятники, имеющие как курганы, так и бескурганные части)» культуру [Голдина 1985: 22-26].
Заключение
Погребения, описываемые М. Л. Перескоковым и др., датируемые третьей четвертью IV в. - рубежом IV и V вв., могильники Среднего Поволжья, описываемые Е. П. Казаковым концом IV - первой половиной V вв., митинские могильники, которые исследовали Р. Д. Голдина , Д. В. Шмуратко и др, (Митинский могильник IV—VI вв. н. э.), можно с большой долей вероятности отнести к одному историческому периоду. Исходя из вышесказанного, представляется возможным проникновение на данные территории Волго-Камья групп пришельцев с разным составом с особенностями космогонических представлений. Археологические данные указывают на разнотипность погребальной обрядности автохтонного населения, начиная с ананьинского и гляденовского периода. При вторжении кочевых племен в эпоху ВПН коренные жители в качестве «своих» восприняли лишь часть прибывших на территории Среднего Поволжья и Прикамья. Представители групп, практикующие свои варианты захоронения, сосуществовали с местными, образуя единый социум. Археологические данные демонстрируют синхронное наличие курганных захоронений пришлого населения и аборигенных погребений на общих могильниках. Также на территории, где обнаружены такие совместные могильники, определяются привнесенные топонимы, не характерные для местности, но принятые местным населением, используемые им в дальнейшем. Данные факты свидетельствуют, что в составе «своих» пришельцев присутствовал этнический компонент, который объединял кочевников и оседлых местных жителей. Этот компонент, по всей видимости, угорский.
Список литературы
1. Белицкая А. Л. Остатки деревянных конструкций на курганных могильниках Европейского Северо-Востока // Сборник статей молодых ученых Коми НЦ УрО РАН. РИО ИЯЛИ Коми НЦ УрО Российской АН:, 2015. С. 6-18.
2. Бородовский А. П., Зубова А. В., Поздняков Д. В., Табарев А. В., Черемисин Д. В., Археология насилия (интерпретация материалов археологических, антропологических и изобразительных комплексов) : Уч.-метод. пособие. Новосибирск : Сиб. отд. РАН, 2010. 109 с.
3. Васильева А. В., Мингалев В. В., Перескоков М. Л. Комплекс построек гляденовского времени на Мокинском I поселении-могильнике // Вестник Пермского университета. 2018. № 1 (40). С.44-61
4. Волдина Т. В. Основные принципы реинкарнации у обских угров // Вестник угроведения. 2016. № 3 (26). С. 96-110.
5. Вострокнутов А. В. Некоторые аспекты семантики шумящих украшений Пермского Предуралья конца XI - XIV вв. (материал изготовления и звук) // Труды КАЭЭ. 2020. № 17. С. 115-121.
6. Гемуев И. Н. Народ манси: воплощение мифа. URL: https://studyHb.ru/doc/3851849/narod-mansi.-voploshhenie-mifa (дата обращения: 30.11.2023).
7. Генинг В. Ф. Азелинская культура III-V вв.: Очерки истории Вятского края в эпоху великого перенаселения народов. Ижевск : [б. и.], 1963. 161 с.
8. Генинг В. Ф., Голдина Р. Д. Курганные могильники харинского типа в Верхнем Прикамье // Вопросы археологии Урала. 1973. № 12. С. 58-121.
9. Голдина Р. Д. Ломоватовская культура в Верхнем Прикамье. Иркутск : Изд-во «Иркутский университет», 1985. 285 c.
10. Золотарев А. М. Родовой строй и первобытная мифология / Акад. наук СССР. Ин-т этнографии им. Н. Н. Миклухо-Маклая. М. : Наука, 1964. 328 с.
11. Казаков Е. Этнокультурная ситуация IV-VII вв. н. э. в Среднем Поволжье // «Finno-Ugrica», приложение к «ПАНОРАМА-ФОРУМ». 2011. № 12-13. С. 8-50.
12. Коренюк С. Н., Мельничук А. Ф., Перескоков М. Л. Погребальный обряд поздней части мокинского могильника // Вестник Пермского университета. 2011. № 1 (15). С. 65-80.
13. Лангинен А. В. Мифология финно-угорских народов Евразии как система смыслов и значений // Вестник ЧелГУ. 2004. № 1 (4). С. 36-41.
14. Лушина А. Обычай скальпирования в Старом Свете: хронология и ареалы // Преистория. Древность. Средневековье. Исследования по истории, археологии, культуре. Зимовники : Зимовниковский краеведческий музей, 2017. С. 72-84.
15. Морган Л. Г. Древнее общество или исследование линий человеческого прогресса от дикости через варварство к цивилизации; Л. : Изд-во Ин-та народов Севера ЦИК СССР, 1934 (тип. "Коминтерн"). 350 с.
16. Моргунова Н. Л. Исследования курганного могильника Акоба V в 2005 г. // Вестник ОГПУ. 2016. № 2(18). С. 187-204.
17. Муравьев В. Б. Пера-богатырь с берегов Лупьи : Повесть по мотивам фольклора народов Коми. Пермь : Кн. изд-во, 1966. 64 с.
18. Налимов В. П. Загробный мир по верованиям зырян. Этнографическое обозрение. 1907. Кн. LXXII-LXXIII. № 1-2. C. 1-23.
19. Налимов В. П. Очерки по этнографии финно-угорских народов. Ижевск-Сыктывкар : Удмуртский институт истории, языка и литературы. Уральское отделение РАН, 2010. 336 с.
20. Ожегова М. Н. Коми-пермяцкие предания о Кудым-Оше и Пере-богатыре. Пермь : Пермское кн. изд-во, 1971. 132 с.
21. Федорова Е. Г. Погребальный культ северных манси в этноисторическом аспекте // От бытия к инобытию. Фольклор и погребальный ритуал в традиционных культурах Сибири и Америки. СПб. : Лемма, 2010. С. 209-238.
22. Чернецов В. Н. Представление о душе у обских угров // Труды Института этнографии, нов. сер. М. Л. : АН СССР, 1959. Т. 51. С. 114-156
23. Чугаева С. В. Традиционный погребально-поминальный обряд коми-пермяков: конец XIX-XX вв. М., 2011. 200 с.
24. Шмуратко Д. В. Могильники «Харинского» типа с территории Северного Приуралья (или еще одна попытка поиска «угорского следа») // Вестник археологии, антропологии и этнографии. 2014. № 3 (26). С. 66-72.
25. Энгельс Ф. Происхождение семьи, частной собственности и государства: В связи с исследованиями Льюиса Г. Моргана. М. : Политиздат, 1989. 222 с.
References
1. Belitskaya A. L. Ostatki derevyannykh konstruktsiy na kurgannykh mogil'nikakh Evropeyskogo Severo-Vostoka [Remains of wooden structures on burial mounds of the European North-East]. Sbornik statey molodykh uchenykh Komi NTs UrO RAN. RIO IYaLI Komi NTs UrO Rossiyskoy AN [Collection of articles of young scientists Komi NC UrO RAS. RIO IALI Komi NC Uro Russian Academy of Sciences]. 2015, pp. 6-18. (In Russ.).
2. Borodovskiy A. P., Zubova A. V., Pozdnyakov D. V., Tabarev A. V., Cheremisin D. V., Arkheologiya nasiliya (interpretatsiya materialov arkheologicheskikh, antropologicheskikh i izobrazitel'nykh kompleksov) [Archaeology of violence (interpretation of materials from archaeological, anthropological and pictorial complexes)]. Novosibirsk, Sib. otd. RAN, 2010, 109 p. (In Russ.).
3. Vasil'eva A. V., Mingalev V. V., Pereskokov M. L. Kompleks postroek glyadenovskogo vremeni na Mokinskom I poselenii-mogil'nike [Complex of buildings from the Glyadenovo period at the Mokinsky I burial settlement]. VestnikPermskogo universiteta [Bulletin of Perm University]. 2018, no. 1 (40), pp. 44-61. (In Russ.).
4. Voldina T. V. Osnovnye printsipy reinkarnatsii u obskikh ugrov [Basic principles of reincarnation among the Ob Ugrians]. Vestnik ugrovedeniya [Bulletin of Criminal Studies]. 2016, no. 3 (26), pp. 96-110. (In Russ.).
5. Vostroknutov A. V. Nekotorye aspekty semantiki shumyashchikh ukrasheniy Permskogo Predural'ya kontsa XI - XIV vv. (material izgotovleniya i zvuk) [Some aspects of the semantics of the noisy decorations of the Perm Urals region of the late 11th - 14th centuries (material of manufacture and sound)]. Trudy KAEE [Works of the KAEE]. 2020, no. 17, pp. 115-121. (In Russ.).
6. Gemuev I. N. Narod mansi: voploshchenie mifa [The Mansi People: Embodiment of a Myth]. (In Russ.). Available at: https://studylib.ru/doc/3851849/narod-mansi.-voploshhenie-mifa (accessed: 30.11.2023).
7. Gening V. F. Azelinskaya kul'tura III-V vv.: Ocherki istorii Vyatskogo kraya v epokhu velikogo perenaseleniya narodov x Azelinskaya culture of the 3rd-5th centuries: Essays on the history of the Vyatka region in the era of the great overpopulation of peoples [Azelinskaya culture of the 3rd-5th centuries: Essays on the history of the Vyatka region in the era of the great overpopulation of peoples]. Izhevsk, 1963, 161 p. (In Russ.).
8. Gening V. F., Goldina R. D. Kurgannye mogil'niki kharinskogo tipa v Verkhnem Prikam'e [Burial mounds of the Kharin type in the Upper Kama region]. Voprosy arkheologii Urala [Questions of Ural archeology]. 1973, no. 12, pp. 58-121. (In Russ.).
9. Goldina R. D. Lomovatovskaya kul'tura v Verkhnem Prikam'e [Lomovatovskaya culture in the Upper Kama region]. Irkutsk, Izd-vo «Irkutskiy universitet», 1985, 285 p. (In Russ.).
10. Zolotarev A. M. Rodovoy stroy i pervobytnaya mifologiya [Tribal system and primitive mythology]. Moscow, Nauka, 1964. 328 p. (In Russ.).
11. Kazakov E. Etnokul'turnaya situatsiya IV-VII vv. n. e. v Srednem Povolzh'e [Ethnocultural situation in the 4th-7th centuries AD in the Middle Volga region]. «Finno-Ugrica». 2011, no. 12-13, pp. 850. (In Russ.).
12. Korenyuk S. N., Mel'nichuk A. F., Pereskokov M. L. Pogrebal'nyy obryad pozdney chasti mokinskogo mogil'nika [Funeral rite of the late part of the Mokinsky burial ground]. Vestnik Permskogo universiteta [Bulletin of Perm University]. 2011, no. 1 (15), pp. 65-80. (In Russ.).
13. Langinen A. V. Mifologiya finno-ugorskikh narodov Evrazii kak sistema smyslov i znacheniy [Mythology of the Finno-Ugric peoples of Eurasia as a system of meanings and values]. Vestnik ChelGU [Herald of Chelgu]. 2004, no. 1 (4), pp. 36-41. (In Russ.).
14. Lushina A. Obychay skal'pirovaniya v Starom Svete: khronologiya i arealy [The Custom of Scalping in the Old World: Chronology and Areas]. Preistoriya. Drevnost'. Srednevekov'e. Issledovaniya po istorii, arkheologii, kul'ture. Zimovniki [Prehistory. Antiquity. Middle Ages. Research in history, archeology, culture]. Zimovnikovskiy kraevedcheskiy muzey, 2017, pp. 72-84. (In Russ.).
15. Morgan L. G. Drevnee obshchestvo ili issledovanie liniy chelovecheskogo progressa ot dikosti cherez varvarstvo k tsivilizatsii [Ancient Society or a Study of the Lines of Human Progress from Savagery through Barbarism to Civilization]. Leningrad, Izd-vo In-ta narodov Severa TsIK SSSR, 19346 350 p. (In Russ.).
16. Morgunova N. L. Issledovaniya kurgannogo mogil'nika Akoba V v 2005 g. [Research of the burial mound of Akob V in 2005]. Vestnik OGPU [Bulletin of the OGPU]. 2016, no. 2(18), pp. 187-204. (In Russ.).
17. Murav'ev V. B. Pera-bogatyr' s beregov Lup'i [Pera the hero from the banks of the Lupya]. Perm, Kn. izd-vo, 1966, 64 p. (In Russ.).
18. Nalimov V. P. Zagrobnyy mir po verovaniyam zyryan. Etnograficheskoe obozrenie [The Afterlife According to Zyryan Beliefs. Ethnographic Review]. 1907, no. 1-2, pp 1-23. (In Russ.).
19. Nalimov V. P. Ocherki po etnografii finno-ugorskikh narodov [Essays on the ethnography of the Finno-Ugric peoples]. Izhevsk-Syktyvkar, Udmurtskiy institut istorii, yazyka i literatury. Ural'skoe otdelenie RAN, 2010, 336 p. (In Russ.).
20. Ozhegova M. N. Komi-permyatskie predaniya o Kudym-Oshe i Perebogatyre [Komi-Permyak legends about Kudym-Osha and Perebogatyr]. Perm, Permskoe kn. izd-vo, 1971, 132 p. (In Russ.).
21. Fedorova E. G. Pogrebal'nyy kul't severnykh mansi v etnoistoricheskom aspekte [The burial cult of the Northern Mansi in the ethnohistorical aspect]. Ot bytiya k inobytiyu. Fol'klor i pogrebal'nyy ritual v traditsionnykh kul'turakh Sibiri i Ameriki [From Being to Other Being. Folklore and Funeral Ritual in Traditional Cultures of Siberia and America]. Saint Petersburg, Lemma, 2010, pp. 209-238. (In Russ.).
22. Chernetsov V. N. Predstavlenie o dushe u obskikh ugrov [The concept of the soul among the Ob Ugrians]. Trudy Instituta etnografii [Proceedings of the Institute of Ethnography]. Moscow, Leningrad AN SSSR, 1959, vol. 51, pp. 114-156. (In Russ.).
23. Chugaeva S. V. Traditsionnyy pogrebal'no-pominal'nyy obryad komi-permyakov: konets XIX-XX vv. [Traditional funeral and memorial rites of the Komi-Permyaks: late 19th-20th centuries.]. Moscow, 2011, 200 p. (In Russ.).
24. Shmuratko D. V. Mogil'niki «Kharinskogo» tipa s territorii Severnogo Priural'ya (ili eshche odna popytka poiska «ugorskogo sleda») [Cemeteries of the "Kharinsky" type from the territory of the Northern Urals (or another attempt to find the "Ugric trace")]. Vestnik arkheologii, antropologii i etnografii [Bulletin of Archaeology, Anthropology and Ethnography]. 2014, no. 3 (26), pp. 66-72. (In Russ.).
25. Engel's F. Proiskhozhdenie sem'i, chastnoy sobstvennosti i gosudarstva: V svyazi s issledovaniyami L'yuisa G. Morgana [The Origin of the Family, Private Property, and the State: In Relation to the Researches of Lewis G. Morgan]. Moscow, Politizdat, 1989, 222 p. (In Russ.).
Информация об авторах П. В. Хаярова - магистрант исторического факультета, Пермский государственный гуманитарно-педагогический университет;
А. В. Голдобин - старший преподаватель, кафедра Отечественной и всеобщей истории, археологии, Пермский государственный гуманитарно-педагогический университет.
Information about the authors P. V. Khayarova -Master's Student of the Faculty of History, Perm State Humanitarian Pedagogical University;
A. W. Goldobin - Senior Lecturer, Department of National and Universal History, Archeology,
Perm State Humanitarian Pedagogical University.
Статья поступила в редакцию 12.04.2024; одобрена после рецензирования 25.04.2024; принята к публикации 10.05.2024.
The article was submitted 12.04.2024; approved after reviewing 25.04.2024; accepted for publication 10.05.2024.
