CC BY
15УДК 902.2
С.В. Сотникова
ООО «Центр археологических исследований», Надым, Россия
КОЛЬЦЕВОЙ РОВ ПОГРЕБАЛЬНОГО СООРУЖЕНИЯ КАК МЕСТО ОТПРАВЛЕНИЯ КУЛЬТА (по материалам памятников синташтинского типа)
В некоторых курганах синташтинской культуры Южного Зауралья фиксируются рвы, окружающие погребальную площадку (курган №25 Большекара-ганского могильника). На основании аналогий из этнографии высказано предположение, что они сооружались с учетом использования их в культовой практике. Весной во время таяния снега и паводка рвы наполнялись водой. Это привлекало к ним перелетных водоплаваюшдх птиц. В синташтинских могильниках имеются ритуальные комплексы, включающие деревянную чашу и кости утки (курган №25 Большекараганского могильника, могильник Бестамак). Определенные аналогии синташтинскому погребальному ритуалу с использованием костей утки можно обнаружить в угорской традиции. Весной с возвращением уток обские угры проводили ритуалы, связанные с представлениями о душе-птице и ее возрождении. Вероятно, подобные представления о связи водоплавающих птиц с возрождением существовали в среде синташтинского населения.
Ключевые слова: Южное Зауралье, Казахстан, эпоха бронзы, синташтин-ская культура, курган, кольцевой ров, культовая практика.
В некоторых курганах синташтинской культуры средней бронзы фиксируются рвы, расположенные под курганной насыпью и окружающие погребальную площадку. Наибольший интерес представляют материалы кургана №25 Большекараганского могильника (Южное Зауралье) [Аркаим..., 2002]. Перед началом раскопок курган №25 представлял собой участок пахотного слоя диаметром около 20 м, высотой 0,3 м. В результате раскопок выявлена погребальная площадка правильной округлой формы диаметром 18-18,5 м, окруженная мощным кольцевым рвом. В пределах площадки и во рву выявлены 15 погребений и 6 ям с останками жертвенных животных. Исследователи считают, что комплекс этого кургана формировался в течение длительного промежутка времени и условно выделяют три основных этапа. На первом этапе были сооружены погребения 7, 16, возможно, 20. Кольцевой ров еще отсутствовал. Второй этап отмечен появлением вокруг площадки рва и оформлением центральной (погребения 9 и 10) и западной-1 (погребения 2, 4, 17, 18) групп погребений. Центральные ямы, по-видимому, функционировали в качестве склепов. Третий этап связан с появлением в западной части комплекса могильных ям, впущенных в ров в процессе его затекания грунтом (погребения 12, 23, 24) [Аркаим..., 2002, с. 17, 20, 23, 26-27]. Особого внимания заслуживает ров, обводящий площадку. Исследователи отмечают, что ров и центральные погребения образуют в совокупности единую, центрально-ориентированную систему, которая организует всю планиграфию
комплекса. Ров был выкопан в один прием, так как нигде не наблюдаются следы его дополнительного углубления и повторных прокопов. Он имел ширину 3-4 м в верхней части и глубину до 1,3 м от уровня древней поверхности, состоял из 12 секций. По-видимому, его копали по общему плану и разметке, но в виде отдельных ям. В результате авторы приходят к выводу, что «функции рва - символические и ритуальные, наличие целой серии перерывов сводит к нулю реальные охранительные функции этого масштабного сооружения» [Аркаим..., 2002, с. 27].
Безусловно, следует согласиться с этим выводом. Но для интерпретации данного архитектурного сооружения представляют интерес центральные могилы, вокруг которых, собственно, и был сооружен ров. Прежде всего, это погребение 10. Очертания ямы в верхней части размыты из-за нор землероев, в районе дна яма имела прямоугольную форму и размеры 3,5*2,5 м. Южная и центральная части ямы носили следы позднейших неоднократных перекопов. Остатки поперечного деревянного перекрытия сохранились лишь в северной части ямы. В северо-восточном углу зафиксированы незначительные фрагменты деревянной камеры. В заполнении встречены фрагменты шести человеческих костяков: А - мужчина 18-22 лет, Б - женщина 15 (?) лет, В - ребенок возраста 4±1 год, Г - ребенок старше 2 лет, Д - ребенок возраста 1 год±6 месяцев, Е - ребенок до 6 месяцев (новорожденный). Выявлены останки жертвенных животных - лошади, крупного и мелкого рогатого скота. Погребальный инвентарь, встреченный в заполнении, представлен фрагментами четырех сосудов, медным шилом, «лопаточкой» из рога, плоским костяным диском с центральным отверстием, пятью разрозненными клыками корсака, бусинами из камня (15 экз.) и меди (1 экз.). Вдоль северной стенки ямы сохранился в нетронутом виде участок дна шириной 0,70,8 м. Находящиеся там предметы были погребены под остатками деревянного перекрытия ямы. Параллельно стенки располагалось восемь сосудов (№34-41). Сосуды №38 и 39 находились внутри сосуда .№37. Сосуд №36 - деревянный, в виде полусферической чаши. Под этим сосудом были расчищены кости утки (исходно - часть тушки). Под сосудом №41 (миниатюрный острореберный горшочек с двумя отверстиями на шейке) залегали кости дикого кабана - две первые и две вторые фаланги конечностей двух особей в сочленениях. На костях расчищены две пастовые бусины. Возле сосуда №41 находился кусок древесной смолы, под ним -медная спиралька и кусочек металла. К северу от этого сосуда находились медное шильце, оконтуренное органическим тленом, еще один кусок древесной смолы, костяное изделие круглой формы с центральным отверстием и треугольными нарезками по краю, две подвески из клыков лисицы и собаки. Две аналогичные подвески располагались к востоку от сосуда. В северо-восточном углу ямы лежали три каменных наконечника стрелы, в районе северо-западного угла - белемнит. У северной стенки, на 60 см выше дна, найден медный топор-тесло.
В полу ямы выявлены два детских погребения. Захоронение «Ж» располагалось в юго-западном секторе, в яме размерами 0,60*0,25 м, углублено в дно погребальной камеры на 7-8 см. Ребенок захоронен скорченно, на правом боку, головой на север. Прямо под костяком, в ямке стоял сосуд №42, устье которого было перекрыто бедренными костями скелета. В ногах костяка - семь астрагалов и три фаланги овцы, три клыка корсака. На черепе - дисковидная бусина из серпентинита. Возраст ребенка 1,5 года ± 6 месяцев. Захоронение «З» располагалось в северо-западном секторе в яме размерами 0,65*0,25 м, углублено в дно погребальной камеры на 5 см. Ребенок захоронен скорченно, на правом боку, головой на север. За спиной лежал набор астрагалов (кабан - 1 экз., овца - 7 экз., коза - 3 экз., сайга - 2 экз.). На черепе - оригинальная каменная бусина с шишечками. Возраст ребенка 1,5 года ± 6 месяцев [Аркаим..., 2002, с. 41, 43, 47].
Для интерпретации назначения рва, окружающего подкурганную площадку с двумя центральными могилами, представляется допустимым привести достаточно отдаленные аналогии, которые сохранились в японских письменных источниках. В «Кодзики» и «Нихон сёки» есть известная легенда о том, что душа отважного воителя Ямато-такэру после его погребения в кургане превратилась в большую белую птицу (лебедя). Сын Ямато-такэру, государь Тюай, повелел по всем провинциям страны изловить «белую птицу» и вскормить ее в пруду у гробницы отца. Для него изловили несколько птиц. Действительно, в японских дворцовых прудах и во рвах с водой, окружавших гигантские царские курганы, гнездились водоплавающие птицы, которых подкармливали, чтобы они не улетали далеко. Даже сейчас на гигантских «царских» курганах, где сохранилась хотя бы часть опоясывающих их рвов с водой, все еще гнездятся водоплавающие, в том числе белые птицы: лебеди, гуси, цапли, журавли, утки. В древности глиняные изображения (ханива) таких птиц изготавливали в массовом порядке и устанавливали непосредственно во рвах вокруг курганов или на их вершине [Бакшеев, 2004, с. 445-446].
Вновь обращаясь к материалам кургана №25 Большекараганского могильника, можно высказать предположение, что весной, во время таяния снега и паводка, опоясывающий подкурганную площадку ров наполнялся водой и становился пристанищем, пусть даже временным, для перелетных птиц - гусей, лебедей, уток. Весьма значимым представляется находка в погребении 10 ритуального комплекса, состоящего из деревянного сосуда в сочетании с костями утки. Не менее важным является также то, что центральные погребения (9, 10) и ров были созданы, по мнению исследователей, в одно время. Поэтому связь ритуального комплекса из погребения 10 и рва, заполнявшегося весной водой, представляется весьма вероятной.
Большекараганское погребение с костями утки и деревянной чашей - не единственное в синташтинской культуре. Подобный ритуальный комплекс обнаружен в синташтинском погребении 35 могильника Бестамак (Казахстан, Костанайская область), где была захоронена женщина 25-30 лет. Могильная яма крупных размеров 3,4*1,9 м ориентирована по линии ЮВ-СЗ. Над перекрытием зафиксированы костяки двух лошадей ногами друг к другу, головой на северо-запад. У задних конечностей лошадей располагались кости конечностей от четырех овец. На дне могилы находился костяк женщины скорченно, на левом боку, головой на северо-запад. В области шеи обнаружены 17 пастовых бусин, на левой руке - бронзовый браслет, на черепе - две каменные бусины синего цвета. В головах - четыре сосуда, причем маленький помещен внутрь самого большого. Под развалом большого сосуда - бронзовый серп. Слева от сосудов, в юго-западном углу найдены проколка и две бронзовые скрепки от деревянного изделия (сохранился древесный тлен). В 0,1 м от них лежали в анатомическом порядке кости крыла утки, а также просверленный астрагал крупного рогатого скота. Также в головах, ближе к центру ямы, лежали два бронзовых ножа, стамесочка с роговой рукояткой и штыковидное орудие. В северном углу рядом с сосудом найдены два каменных наконечника стрелы, каменный пест (?). За спиной - костяное орудие, бронзовый шплинт. В ногах - бронзовая стамесочка с деревянной рукоятью, бронзовая игла, две бронзовые скрепки, костяное пряслице, маленький неорнаментированный сосуд [Калиева, Логвин, 2009, с. 38-43]. В данном могильнике погребение 35 не было окружено рвом. Однако представляет интерес замечание исследователей, что остатки конструкций в виде рвов прослежены в незатронутой разрушением части раскопа [Калиева, Логвин, 2009, с. 34].
Погребения с костями водоплавающих птиц достаточно редко встречаются в синташтинских могильниках и сопровождаются нестандартным набором инвентаря. Вероятно, эти находки свидетельствуют о неординарном статусе погребенного.
Определенные параллели синташтинскому погребальному ритуалу с использованием костей утки можно обнаружить в угорской традиции. Согласно лингвистическим данным, контакты угорского и индоиранского населения уходят в глубокую древность. В культуре обских угров ритуал, связанный с перелетными птицами (утками), имеет отношение к куклам упыт-акань. Среди северных хантов и манси был распространен обычай изготавливать куклы после смерти умершего. В угорской этнографии содержатся сведения о двух видах ритуальных кукол -упыт-акань (опыт-акань) и иттарма (иттерма). Кукла упыт-акань изготавливалась из волос умершего и его родственников. Такие куклы были распространены у березовских и казымских хантов [Карьялайнен, 1994, с. 110; Мартынова, 1998, с. 132, 135-136; Соколова, 1979, с. 252]. Кукол
держали дома до прилета диких уток, а затем сжигали в ходе особого ритуала [Карьялайнен, 1994, с. 110; Мартынова, 1998, с. 135; Чернецов, 1959, с. 151].
Сведения о ритуалах, связанных с куклами упыт-акань, имеются в работе К.Ф. Карьялайнена. Он отмечает, что «если на Казыме умирает тот, кто уже научился вязать узлы, с его головы срезают волосы, которые вкладывают в куклу умершего... В солнечные дни ее вынимают и садят на стол во время семейных трапез. Так заботятся о кукле умершего мужчины пятьдесят, а о кукле умершей женщины сорок дней и в это время не посещают их могил. По истечении этого срока куклу при необходимости хранят в сундуке до дня сожжения. Но нельзя сжигать, если реки покрыты льдом. Если человек умер поздней осенью, так что дни поминовения (50-40) не закончились до замерзания рек, куклу сжигают только следующей весной во время возвращения диких уток» [Карьялайнен, 1994, с. 110]. По свидетельству В.Н. Чернецова [1959, с. 151], на окраине селения для изображения покойного строится небольшой шалашик, «перед входом которого кладется убитая утка головой на север. Шалашик вместе с куклой сжигается, а утку родственники варят и съедают. Если человек умер осенью или зимой, то изображение его хранят до весны, пока не прилетят утки. Обряд сжигания куклы производится непременно при «верховом», т.е. южном ветре». По данным Е.И. Ромбандеевой, северные манси обряд сожжения волос умершего устраивают с прилетом уток. Для этого строят специальный шалашик, куда кладут волосы, разложенные на 4-5 пучков, и маленькую утку [Ромбандеева, 1993, с. 112-113].
Изготовление куклы упыт-акань было тесно связано с представлениями о магической силе волос. По данным З.П. Соколовой [1995, с. 143], волосы человека считались местом обитания души-дыхания лили, которая после смерти человека и проведения соответствующих обрядов вселялась в новорожденного младенца. Как отмечал В.Н. Чернецов [1971, с. 81], эта «реинкарнирующаяся» душа, по воззрениям обских угров, «связывалась с дыханием и жизненным началом человека и представлялась в виде птицы, живущей у его головы».
Такие обряды, по-видимому, были приурочены к благоприятному, «светлому» периоду годового цикла, который начинался с прилетом птиц, вскрытием рек, теплыми ветрами. Вероятно, только в этот период душа-птица могла достичь Верхнего мира. В «темный» зимний период годового цикла Верхний мир становился недоступным. Такие представления были широко распространены у сибирских народов. Например, алтайские «белые шаманы» камлали лишь летом, в теплую погоду, поскольку небо зимой «замерзает» [Косарев, 2003, с. 212].
Прямое перенесение этнографических данных на синташтинский материал невозможно. Однако на основании аналогий из этнографии
можно высказать предположение, что рвы вокруг курганов сооружались с учетом использования их в культовой практике. Весной рвы во время таяния снега и паводка наполнялись водой. Это привлекало к ним перелетных водоплавающих птиц. В синташтинских курганах обнаружены ритуальные комплексы, включающие деревянную чашу и кости утки. Определенные параллели синташтинскому погребальному ритуалу с использованием костей водоплавающих птиц можно обнаружить в об-ско-угорской этнографии. Обско-угорские аналогии позволяют предполагать существование в среде синташтинского населения представлений о душе-птице, которая возрождается с прилетом водоплавающих птиц в ходе отправления определенных ритуалов.
Библиографический список
Аркаим: некрополь (по материалам кургана №25 Большекараганского могильника). Челябинск, 2002. Кн. 1. 216 с.
Бакшеев Е.С. Небесные девы, пернатые одежды. Орнитологический код в традиционной японской культуре (на примере мотива «Хагоромо») // Человек и природа в духовной культуре Востока. М., 2004. С. 435-462.
Калиева С.С., Логвин В.Н. Могильник у поселения Бестамак (предварительное сообщение) // Вестник археологии, антропологии и этнографии. 2009. №9. С. 32-58.
Карьялайнен К.Ф. Религия югорских народов. Томск, 1994. Т. 1. 152 с.
Косарев М.Ф. Основы языческого миропонимания. М., 2003. 352 с.
Мартынова Е.П. Очерки истории и культуры хантов. М., 1998. 235 с.
Соколова З.П. Похороны у казымских хантов // Полевые исследования Института этнографии 1977 г. М., 1979. С. 249-253.
Соколова З.П. Изображения умерших у хантов и манси // Шаманизм и ранние религиозные представления. М., 1995. С. 143-173.
Ромбандеева Е.И. История народа манси (вогулов) и его духовная культура (по данным фольклора и обрядов). Сургут, 1993. 208 с.
Чернецов В.Н. Представления о душе у обских угров // Труды Института этнографии. Новая серия. М., 1959. Т. 51. С. 114-156.
Чернецов В.Н. Наскальные изображения Урала // Свод археологических источников. М., 1971. Вып. В 4-12. 119 с.
S.V. Sotnikova
OOO "The Center of Archaeological Researche", Nadym, Russia
ANNULAR MOAT OF THE FUNERAL CONSTRUCTION AS THE PLACE OF CULT PERFORMANCE (on the materials of the Sintashta type burial sites)
In some barrows of the Sintashtinskaya culture of the Southern Trans-Urals, moats surrounding the burial place were discovered (barrow no. 25 of the Bol-shekaragansky burial ground). Based on analogies from Ethnography, it was suggested that they were built with the consideration of their use in the cult practice. In spring, during the melting of snow and flooding, the moats were filled with
water, thus attracting migratory waterfowl. In Sintashta burial grounds there are ritual complexes, which include a wooden bowl and duck bones (barrow no. 25 of the Bolshekaragansky burial ground, Bestamak burial ground). Certain analogies of the Sintashta funeral rite with the use of duck bones could be found in the Ugric tradition. In spring with the return of the ducks, the Ob-Ugric peoples performed the rituals connected with notions about the soul-bird and its rebirth. Probably, similar notions about the connection of waterfowl with the rebirth existed among the Sintashta population.
Key words: Southern Trans-Urals, Kazakhstan, Bronze Age, Sintashtinskaya culture, barrow, annular moat, cult practice.
УДК 94(470)
О.В. Стяжкина
Алтайский государственный университет, Барнаул, Россия
ПЕРВАЯ КУЛЬТУРНО-ХРОНОЛОГИЧЕСКАЯ КОНЦЕПЦИЯ ДРЕВНЕЙ И СРЕДНЕВЕКОВОЙ ИСТОРИИ НАСЕЛЕНИЯ ВЕРХНЕГО ПРИОБЬЯ (Россия)
Целенаправленное изучение археологического наследия на юге Западной Сибири начинается с 1920-х гг. Тогда же установление хронологии и интерпретация выявленных памятников становятся основными темами в работах исследователей. Одним из первых, кто предпринял попытку обобщить имевшиеся сведения и новые полученные результаты археологических изысканий, стал М.П. Грязнов. Опираясь на опыт предшественников, он разработал систематическую последовательность смены культур населения, проживавшего на Алтае и на территории южной части Верхнего Приобья, от неолита до эпохи железа. Эта концепция была представлена в одной из публикаций, о которой речь идет в данной статье. Несмотря на имеющиеся недостатки, работа М.П. Грязнова заложила основу для дальнейшего перспективного изучения археологии региона и до сих пор востребована.
Ключевые слова: Алтай, Верхнее Приобье, М.П. Грязнов, экспедиция, 1920-е гг., археологические памятники, раскопки, последовательность смены культур.
Летом 1920 г. М. Грязнов, будучи студентом физико-математического факультета Томского университета и находясь на практике в составе географической экспедиции, работавшей в предгорьях Саян, случайно попал в археологический отряд под руководством С.А. Тепло-ухова. С того момента он увлекся археологией, и начались его систематические полевые работы [Балашова, 2004, с. 7].
Несмотря на то, что археологическое наследие Сибири и Алтая, в частности, неизменно привлекали к себе внимание археологов, все же некоторые районы оставались малоизученными или же неизученными вовсе. К числу таковых до 1925 г. относилась и территория верхнего течения Оби.
