Андреев Владимир Леонидович Соловьев Владислав Сергеевич
Уголовно-правовая охрана общественных отношений в период распространения новой коронавирусной инфекции (COVID-19) на территории Российской Федерации
Проанализированы изменения в уголовном законодательстве, произошедшие в период распространения новой коронавирусной инфекции (COVID-19) на территории Российской Федерации. Описаны объективные и субъективные признаки, проблемы применения новых составов преступлений - публичного распространения заведомо ложной информации об обстоятельствах, представляющих угрозу жизни и безопасности граждан, и публичного распространения заведомо ложной общественно значимой информации, повлекшего тяжкие последствия.
Ключевые слова: коронавирус, «фейковые» новости, заведомо ложная информация, общественно значимая информация, нарушение санитарно-эпидемиологических правил.
Criminal protection of public relations during the spread of a new coronavirus infection (COVID-19) in the Russian Federation
Changes in the criminal law that occurred during the spread of the new coronavirus infection (COVID-19) in the Russian Federation are analyzed. Objective and subjective signs, problems of using new offenses - the public dissemination of knowingly false information about circumstances that pose a threat to the life and safety of citizens, as well as the public dissemination of knowingly false publicly significant information, which entailed serious consequences are described.
Keywords: coronavirus, «fake» news, knowingly false information, socially significant information, violation of sanitary and epidemiological rules.
Сложившиеся условия распространения новой коронавирусной инфекции, объявление пандемии потребовали от государства принятия ряда мер, в том числе и в части уголовно-правовой регламентации ответственности за общественно опасные посягательства на интересы граждан, общества и государства. Скорость распространения инфекции по всему миру, масштабы и содержание социально значимых, в том числе криминогенных, ее последствий привели к тому, что вся государственная система обеспечения криминологической безопасности оказалась вынуждена действовать в ситуации новых вызовов и угроз, которые ранее не прогнозировались специалистами [1].
1 апреля 2020 г. вступили в силу федеральные законы, направленные на усиление мер ответственности за правонарушения, связанные с невыполнением положений законодательства, а равно требований уполномоченных должностных лиц в сфере эпидемиологического благополучия населения, и за совершение через информационные каналы коммуникации действий, направленных на дестабилизацию обстановки. Изменения коснулись как админи-
стративно-деликтного, так и уголовного законодательства.
Федеральным законом от 1 апреля 2020 г. № 100-ФЗ «О внесении изменений в Уголовный кодекс Российской Федерации и статьи 31 и 151 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации» обеспечена уголовно-правовая охрана общественных отношений от публичного распространения под видом достоверных сведений заведомо ложной информации об обстоятельствах, представляющих угрозу жизни и безопасности граждан, в том числе повлекших тяжкие последствия, скорректирована ответственность за нарушение санитарно-эпидемиологических правил, повлекшее по неосторожности массовое заболевание или отравление людей, а также криминализированы деяния, создающие угрозу наступления этих последствий. Уголовный кодекс Российской Федерации (далее - УК РФ) дополнен двумя новыми статьями - 207.1 «Публичное распространение заведомо ложной информации об обстоятельствах, представляющих угрозу жизни и безопасности граждан» и 207.2 «Публичное распространение заведомо
21
ложной общественно значимой информации, повлекшее тяжкие последствия». Кроме того, ст. 236 УК РФ «Нарушение санитарно-эпидемиологических правил» изложена в новой редакции.
Материальным признаком любого преступления уголовно-правовая наука бесспорно признает общественную опасность деяния [2]. Для криминализации и пенализации деяний учитываются характер и степень общественной опасности посягательств на интересы гражданина, общества, государства.
Общественная опасность рассматриваемых преступлений обусловлена значимостью охраняемых объектов. Для преступлений, квалифицируемых по ст. 207.1 и 207.2 УК РФ, объектом выступают отношения, обеспечивающие общественную безопасность, основные принципы и содержание которой установлены Федеральным законом от 28 декабря 2010 г. № 390-ФЗ «О безопасности». Само понятие общественной безопасности как состояния защищенности человека и гражданина, материальных и духовных ценностей, общества от преступных и иных противоправных посягательств, социальных и межнациональных конфликтов, а также от чрезвычайных ситуаций природного и техногенного характера изложено в утвержденной Президентом России 20 ноября 2013 г. Концепции общественной безопасности в Российской Федерации.
Объективная сторона преступления, квалифицируемого по ст. 207.1 УК РФ, выражается в публичном распространении заведомо ложной информации под видом достоверных сведений с обязательным условием, что эти сведения содержат информацию об обстоятельствах, представляющих угрозу жизни и безопасности граждан. Согласно примечанию к ст. 207.1 УК РФ обстоятельствами, представляющими угрозу жизни и безопасности граждан, признаются чрезвычайные ситуации природного и техногенного характера, чрезвычайные экологические ситуации, в том числе эпидемии, эпизоотии и иные обстоятельства, возникшие в результате аварий, опасных природных явлений, катастроф, стихийных и иных бедствий, повлекшие (могущие повлечь) человеческие жертвы, нанесение ущерба здоровью людей и окружающей природной среде, значительные материальные потери и нарушение условий жизнедеятельности населения.
В числе прочего к обстоятельствам, представляющим угрозу жизни и безопасности граждан, относятся и обстоятельства распространения новой коронавирусной инфекции (COVID-19) на территории Российской Федерации, поскольку
ее распространение в настоящее время повлекло и еще может повлечь человеческие жертвы, нанесение ущерба здоровью людей, значительные материальные потери и нарушение условий жизнедеятельности населения. На противодействие ее распространению направлены принимаемые меры по обеспечению безопасности населения и территорий.
Термин «заведомо» означает безусловное и несомненное знание виновным фактических обстоятельств до реализации деяния. Указанный термин достаточно распространен в уголовном законодательстве. В тексте норм УК РФ он встречается более 140 раз. 28 составов преступлений в качестве объективной стороны или ее части предполагают распространение заведомо ложных сведений (например, ст. 128.1 «Клевета», ст. 207 «Заведомо ложное сообщение об акте терроризма» и др.). В анализируемой статье термин «заведомо ложная информация» означает осознание виновным того, что распространяемая им информация не соответствует действительности. При этом распространяемые сведения могу являться плодом воображения как самого виновного, так и других лиц.
Одним из обязательных условий наступления ответственности является распространение заведомо ложной информации под видом достоверной. О придании ложной информации вида достоверной могут свидетельствовать, например, формы, способы ее изложения (ссылки на компетентные источники, высказывания публичных лиц и пр.), использование поддельных документов, видео- и аудиозаписей либо документов и записей, имеющих отношение к другим событиям.
В соответствии со ст. 2 Федерального закона от 27 июля 2006 г. № 149-ФЗ (в редакции от 3 апреля 2020 г.) «Об информации, информационных технологиях и о защите информации» под информацией понимаются сведения (сообщения, данные) независимо от формы их представления. Законодателем форма распространения информации не определена, исходя из этого она может быть как устной, так и письменной, с использованием средств массовой информации, информационно-телекоммуникационных сетей, в том числе сети Интернет, и др. Для квалификации форма распространения информации значения не имеет.
Анализируемое преступление признается оконченным с момента публичного распространения информации. В научных исследованиях отмечается, что толкования понятия публичных действий, достаточного для адек-
ватной квалификации преступлений, нет ни в разъяснениях Пленума Верховного Суда РФ, ни в доктрине [3, с. 335].
Д.А. Бажин указывает, что «существуют четыре подхода к решению данной проблемы, которые обладают достоинствами и недостатками. Под публичностью можно понимать обращение:
1) к двум и более лицам;
2) многим лицам, воспринимаемое в момент его высказывания не только теми, кому субъект преступления его адресовал, но и другими лицами;
3) широкому кругу лиц, под которым подразумевается большой, но поддающийся определению по численности круг лиц. При этом нижняя граница численности законодателем не указана , но отлична от двух;
4) неопределенному кругу лиц. Имеется в виду, что аудитория столь велика, что ее численность субъектом преступления не осознается и не конкретизируется» [4, с. 164]. То есть фактически аудитория публично распространяемой информации варьируется от нуля человек (в случае размещения информации, доступной для ознакомления многим людям, с которой, однако, никто не ознакомился) до максимально широкого количества реципиентов, фактически не поддающегося подсчету.
Обзор по отдельным вопросам судебной практики, связанным с применением законодательства и мер по противодействию распространению на территории Российской Федерации новой коронавирусной инфекции (COVID-19) № 2, утвержденный Президиумом Верховного Суда РФ 30 апреля 2020 г., разъясняет, что «распространение заведомо ложной информации, указанной в диспозициях статей 207.1 и 207.2 УК РФ, следует признавать публичным, если такая информация адресована группе или неограниченному кругу лиц и выражена в любой доступной для них форме (например, в устной, письменной, с использованием технических средств). Вопрос о наличии признака публичности распространения информации должен разрешаться судами с учетом места, способа, обстановки и других обстоятельств. При этом следует учитывать, что публичный характер распространения заведомо ложной информации может проявляться в использовании для этого средств массовой информации, информационно-телекоммуникационных сетей, в том числе мессен-джеров (WhatsApp, Viber и других), в массовой рассылке электронных сообщений абонентам мобильной связи, распространении такой ин-
формации путем выступления на собрании, митинге, распространения листовок, вывешивания плакатов и т.п.». Использование высшим судебным органом термина «адресована» не предполагает обязательного ознакомления с информацией. То есть фактически Верховный Суд РФ предлагает признавать публичным распространение информации как минимум двум людям (минимально возможный состав группы лиц), вне зависимости от того, ознакомились они с ней или нет.
Субъективная сторона преступления, предусмотренного ст. 207.1 УК РФ, характеризуется, как правило, прямым умыслом. Субъект осознает, что сообщает ложную информацию об обстоятельствах, представляющих угрозу жизни и безопасности граждан, и (или) о принимаемых мерах по обеспечению безопасности населения и территорий, приемах и способах защиты от указанных обстоятельств, предвидит, что такое сообщение может вызвать беспокойство, страх, панику среди граждан, нарушает общественную безопасность и желает наступления этих последствий. Не исключена, на наш взгляд, ответственность за совершение этого преступления с косвенным умыслом, если лицо не желало, но сознательно допускало наступление обозначенных последствий либо относилось к ним безразлично. Мотивы преступления могут быть различными и на квалификацию не влияют.
Лицо, обоснованно предполагающее, что распространяемая им информация соответствует действительности, не подлежит уголовной ответственности как добросовестно заблуждающееся. Категория «добросовестное заблуждение» в достаточной степени проанализирована в криминалистике и юридической психологии. Сформулированы принципиальные отличия заблуждения от лжи (применительно к ст. 207.1 и ст. 207.2 УК РФ распространение заведомо ложной информации вполне допустимо считать ложью виновного):
1) объективным основанием их смешения служит то, что и ложь, и добросовестное заблуждение являются неверным отражением действительности, т.е. искаженной информацией; принципиальная противоположность лжи и заблуждения коренится в психике виновного, ненаблюдаемой и недоступной восприятию людей;
2) добросовестное заблуждение является результатом неадекватного отражения действительности в силу особенностей протекания познавательных процессов (ощущений, восприятия, памяти, мышления, воображения);
23
3) в отличие от добросовестного заблуждения ложь - это волевой и сознательный акт: лгущий знает, что его высказывание не совпадает с действительностью, и желает этого, добросовестно заблуждающийся искренен, принимает ошибочно воспринятое, неправильно воспроизведенное за действительно верное;
4) принципиальное отличие лжи и добросовестного заблуждения заключается также в том, что ошибки в результате добросовестного заблуждения могут возникнуть на различных стадиях формирования мнения лица (это ошибки в отражении объекта субъектом), распространение ложной информации возможно только на стадии вербализации, словесного или письменного воспроизведения;
5) лгущий, являясь источником лжи, формирует и провоцирует ошибки других. При достоверном заблуждении «обманут» сам субъект, у него самого возникло ошибочное представление о действительности [5, с. 72-73].
О добросовестном заблуждении лица относительно истинности либо ложности распространяемой им информации могут свидетельствовать, в частности, ссылки на источники, из которых была получена распространяемая информация. Полагаем, что в ситуации, когда в первоначальном источнике распространения информации явно обозначаются сомнения в ее достоверности, а в дальнейшем такая информация распространяется под видом достоверной, имеются основания для квалификации деяния по ст. 207.1 УК РФ.
Объективную сторону преступления, предусмотренного ст. 207.2 УК РФ, составляет публичное распространение под видом достоверных сведений заведомо ложной общественно значимой информации, повлекшее по неосторожности причинение вреда здоровью человека.
Согласно ч. 1.1 ст. 153 Федерального закона от 27 июля 2006 г. № 149-ФЗ (в редакции от 3 апреля 2020 г.) «Об информации, информационных технологиях и о защите информации» общественно значимой признается информация, которая создает угрозу причинения вреда жизни и (или) здоровью граждан, имуществу, угрозу массового нарушения общественного порядка и (или) общественной безопасности либо угрозу создания помех функционированию или прекращения функционирования объектов жизнеобеспечения, транспортной или социальной инфраструктуры, кредитных организаций, объектов энергетики, промышленности или связи.
Состав преступления по конструкции является материальным, преступление окончено
при наступлении обозначенных в диспозиции статьи последствий. Если последствия не наступили, а отношение к ним у субъекта характеризуется неосторожностью, квалификация деяния как покушения не рассматривается. При таких обстоятельствах деяние должно быть квалифицировано по ст. 207.1 УК РФ, на что указывается в обзоре по отдельным вопросам судебной практики, связанным с применением законодательства и мер по противодействию распространению на территории Российской Федерации новой корона-вирусной инфекции (COVID-19) № 1, утвержденном Президиумом Верховного Суда РФ 21 апреля 2020 г.
Квалификация деяния по ст. 207.2 УК РФ возможна только при наличии прямой причинной связи между распространением информации и наступившими последствиями.
Квалифицированным составом данного преступления согласно ч. 2 ст. 207.2 УК РФ является то же деяние, что изложено в диспозиции ч. 1 статьи, повлекшее по неосторожности смерть человека или иные тяжкие последствия. Под иными тяжкими последствиями следует понимать нарушение работы организации, предприятия, учреждения, связанное с длительным прекращением работы, и т.д.
Субъективная сторона преступления характеризуется двумя формами вины, умыслом по отношению к совершенному общественно опасному деянию - распространению ложной информации и неосторожностью по отношению к наступившим последствиям.
Субъект преступления - физическое вменяемое лицо, достигшее шестнадцатилетнего возраста.
Со вступлением в силу Федерального закона от 1 апреля 2020 г. № 100-ФЗ «О внесении изменений в Уголовный кодекс Российской Федерации и статьи 31 и 151 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации» существенной корректировке подверглась диспозиция ст. 236 УК РФ «Нарушение санитарно-эпидемиологических правил». Если ранее уголовная ответственность наступала лишь за нарушение санитарно-эпидемиологических правил, повлекшее по неосторожности массовое заболевание и отравление людей, то теперь для вменения анализируемого состава достаточно угрозы наступления таких последствий. В науке сразу же было отмечено, что «конструирование нового состава по такому типу (создание реальной опасности) может быть связано с желанием преодолеть проблемы с установлением причинно-следственной
24
связи между нарушением санитарных правил и наступлением указанных в законе последствий. Составы создания опасности относятся к формальным, а это значит, что для их вменения необязательны общественно опасные последствия и причинная связь» [6]. В обзоре по отдельным вопросам судебной практики, связанным с применением законодательства и мер по противодействию распространению на территории Российской Федерации новой коронавирусной инфекции (COVID-19) № 2, указано, что уголовная ответственность за нарушение санитарно-эпидемиологических правил, создавшее угрозу наступления предусмотренных ст. 236 УК РФ общественно опасных последствий, может наступать только в случае реальности этой угрозы, когда массовое заболевание или отравление людей не произошло лишь в результате вовремя принятых органами государственной власти, местного самоуправления, медицинскими работниками и другими лицами мер, направленных на предотвращение распространения заболевания (отравления), или в результате иных обстоятельств, не зависящих от воли лица, нарушившего указанные правила.
С учетом того, что признак массовости заболевания или отравления людей является оценочным, при решении вопроса об отнесении заболевания или отравления к массовому следует принимать во внимание не только количество заболевших или получивших отравление людей, но и тяжесть заболевания (отравления). Для определения масштабов заболевания или отравления суд вправе привлечь соответствующих специалистов, например представителей федеральных органов исполнительной
1. Преступность в Краснодарском крае: состояние и прогноз / К. В. Вишневецкий, Н.Ш. Ко-заев, А. А. Аведян и др.; под ред. А.В. Симонен-ко. Краснодар, 2019.
2. Марцев А. И. Общественная вредность и общественная опасность преступления // Известия высших учебных заведений. Правоведение. 2001. № 4(237). С. 148-155.
3. Соловьев В.С. Уголовно-правовая оценка распространения информации на страницах в социальных сетях // Уголовно-правовое воздействие и его роль в предупреждении преступности (IV Саратовские уголовно-правовые чтения): сб. ст. по материалам IV Всерос. науч.-практ. конф. / под общ. ред. Н.А. Лопашенко. Саратов, 2019. С. 334-337.
власти, уполномоченных осуществлять государственный санитарно-эпидемиологический надзор или надзор в сфере защиты прав потребителей и благополучия человека.
Изменения в редакции ст. 236 УК РФ коснулись и вопросов определения субъекта преступления. Если ранее виновными в совершении преступления, предусмотренного ст. 236 УК РФ, суды признавали лиц, в должностные или профессиональные обязанности которых входило соблюдение соответствующих санитарно-эпидемиологических правил, например, владельцев заведений общепита [7], руководителей предприятий, организующих водоснабжение населенных пунктов [8], заведующих столовыми [9], поваров и кухонных рабочих [10], то в соответствии с новой редакцией статьи субъектами преступления становятся также граждане, прибывшие из очагов распространения коронавируса как внутри России, так и за ее пределами, а также инфицированные, на которых властями наложены обязанности по соблюдению режима самоизоляции и обязательного лечения. То есть фактически субъект преступления, предусмотренного ст. 236 УК РФ, становится общим.
Таким образом, в период распространения новой коронавирусной инфекции (COVID-19) на территории Российской Федерации акценты уголовно-правовой охраны общественных отношений сместились на противодействие нарушениям санитарно-эпидемиологических правил, влекущим угрозу массового заболевания людей, а также распространению ложной общественно значимой информации, способной вызвать страх и панику среди населения.
1. Crime in the Krasnodar Territory: state and forecast / K.V. Vishnevetsky, N.Sh. Kosaev, A.A. Avedian et al.; ed. by A.V. Simonenko. Krasnodar, 2019.
2. Martsev A.I. Social harmfulness and social danger of crime // News of higher educational institutions. Jurisprudence. 2001. No. 4(237). P. 148-155.
3. Solovev VS. Criminal law assessment of the dissemination of information on pages on social networks // Criminal law impact and its role in crime prevention (IV Saratov criminal law readings): proc. of the IV All-Russian sci. and practical conf. / gen. ed. by N.A. Lopashenko. Saratov, 2019. P. 334-337.
4. Bazhin D.A. To the question of understanding publicity in criminal law // Russian law journal. 2011. No. 2. P. 162-168.
25
4. Бажин Д. А. К вопросу о понимании публичности в уголовном праве // Рос. юрид. журн. 2011. № 2. С. 162-168.
5. Ратинов А.Р., Ефимова Н.И. Психология допроса обвиняемого. М., 1988.
6. Бимбинов А.А. Уголовная ответственность за распространение коронавируса // Уголовный процесс. 2020. № 5. С. 52-61.
7. Постановление Кызылского городского суда Республики Тыва от 22 авг. 2019 г. № 1-724/2019по уголовному делу № 1-724/2019.
8. Приговор Казбековского районного суда Республики Дагестан от 17 июля 2019 г. № 1-46/2019 по уголовному делу № 1-46/2019.
9. Приговор Прибайкальского районного суда Республики Бурятия от 23 авг. 2019 г. № 1-128/2019 по уголовному делу № 1-128/2019.
10. Приговор Актанышского районного суда Республики Татарстан от 26 февр. 2019 г. № 1-13/2019 по уголовному делу № 1-13/2019.
5. Ratinov A.R., Efimova N.I. Psychology of interrogation of the accused. Moscow, 1988.
6. Bimbinov A.A. Criminal liability for the spread of coronavirus // Criminal process. 2020. No. 5. P. 52-61.
7. The resolution of the Kyzyl city court of the Republic of Tyva d.d. Aug. 22, 2019 No. 1-724/2019 in criminal case No. 1-724/2019.
8. The verdict of Kazbekovsky district court of the Republic of Dagestan d.d. July 17, 2019 No. 1-46/2019 in criminal case No. 1-46/2019.
9. The verdict of the pribaikalsky district court of the Republic of Buryatia d.d. Aug. 23, 2019 No. 1-128/2019 in criminal case No. 1-128/2019.
10. The verdict of the Aktanyshsky district court of the Republic of Tatarstan d.d. Febr. 26, 2019 No. 1-13/2019 in criminal case No. 1-13/2019.
СВЕДЕНИЯ ОБ АВТОРАХ
Андреев Владимир Леонидович, кандидат юридических наук, начальник Главного управления МВД России по Краснодарскому краю; тел.: +78612135106;
Соловьев Владислав Сергеевич, кандидат юридических наук, доцент кафедры уголовного права и криминологии Краснодарского университета МВД России; тел.: +79898213291.
INFORMATION ABOUT AUTHORS
V.L. Andreev, Candidate of Law, Chief of the Main Directorate of the Ministry of Internal Affairs of Russia for the Krasnodar Territory; ph.: +78612135106;
V.S. Solovev, Candidate of Law, Assistant Professor of the Department of Criminal Law and Criminology of the Krasnodar University of the Ministry of the Interior of Russia; ph.: +79898213291.
26