CC BY
55УДК 343.3/.7
Воронцова Ирина Евгеньевна Росляков Владислав Дмитриевич Московский государственный юридический университет им. О.Е. Кутафина
Институт публичного права и управления
Россия, Москва Vorontsova Irina Evgenievna Roslyakov Vladislav Dmitrievich irma.vorontsova00@mailru roslyakov.vladislaus@yandex.ru Kutafin Moscow State Law University Institute of public law andadministration
Russia, Moscow
НОВШЕСТВА УГОЛОВНОГО ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВА РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ В ПЕРИОД ПАНДЕМИИ: ВОПРОСЫ РАЗГРАНИЧЕНИЯ
И ТОЛКОВАНИЯ УГОЛОВНО-ПРАВОВЫХ НОРМ Аннотация: в данной научной работе представлен анализ новшества уголовного законодательства Российской Федерации в период пандемии. Введенные в новой редакции УК РФ статьи наполнены противоречиями, которые необходимо проанализировать, чтобы понять специфику норм, и их уголовно-правовую направленность.
Ключевые слова: пандемия, ответственность, распространение, массовость, информация, угроза.
INNOVATIONS IN THE CRIMINAL LEGISLATION OF THE RUSSIAN FEDERATION DURING THE PANDEMIC PERIOD: ISSUES OF DISTINCTION AND INTERPRETATION OF CRIMINAL LEGAL
STANDARDS
Annotation: this article deals with exploration of innovations in criminal legislation during the pandemic. The articles introduced in the new edition of the Criminal Code of the Russian Federation are filled with contradictions that need to be analyzed in order to understand the specifics of the rules and their criminal law orientation. Keywords: pandemic, responsibility, spreading, mass character, information, threat.
Пандемия очень сильно повлияла на нашу повседневную жизнь. Ограничения, пропускная система и карантинные меры - все эти новеллы вызвали изменения в российской правовой системе. Законодатель в кратчайшие сроки пытался урегулировать просачивание фейковой информации в массы, а также ответственность за нарушение санитарно-эпидемиологических правил, что вызвало множество вопросов со стороны ученых и практиков: уместно ли установление тех санкций, которые указаны в УК РФ, а именно в ст. 207.1, ст. 207.2 и ст. 236 УК РФ, являются ли выражение диспозиций данных норм достаточно определенными, оправданно ли введение в законодательство данных новелл...
Понятие преступления - формально-материальное. Оно включает один родовой и три видовых признака. Все они равно обязательны [1 с. 59]. Проанализировав позиции высших судов, можно прийти к выводу, что провести разграничение между уголовным и административным законодательством не так уж и просто. Возьмем, к примеру, две статьи: ст. 6.3. КоАП и ст. 236 УК РФ. На первый взгляд, данные нормы имеют определенное сходство. Однако, если внимательно разобраться в смысловой нагрузке, которую они несут, то возникает множество вопросов. Ст. 236 УК РФ говорит нам о том, что одним из обязательных признаков, который указывает на преступность деяния, является распространение массового заболевания по неосторожности. Президиум ВС РФ, подтверждая это, разъясняет нам, что: «Уголовная ответственность за нарушение санитарно-эпидемиологических правил, создавшее угрозу наступления таких последствий, может наступать только в случае реальности этой угрозы, когда
массовое заболевание или отравление людей не произошло лишь в результате
844
È È
вовремя принятых органами государственной власти, местного самоуправления, медицинскими работниками и другими лицами мер, направленных на предотвращение распространения заболевания (отравления), или в результате иных обстоятельств, не зависящих от воли лица, нарушившего указанные правила»[2]. Представляется, что всё предельно ясно. Но, обратив внимание на ст. 6.3 КоАП и изучив ее, закономерно отмечается, что между ней и ст. 236 УК РФ существует некая коллизия. Ч. 2 ст. 6.3 КоАП говорит нам о действиях (бездействиях), совершенных в период режима чрезвычайной ситуации или при возникновении угрозы распространения заболевания, представляющего опасность для окружающих. А ч. 3 этой же статьи раскрывает, что если в результате этих действий (бездействий) наступила смерть, то деяние карается штрафом или приостановлением деятельности на определенный срок. Получается, такие понятия в различных отраслях права, как «возникновение угрозы распространения» и «распространение массового заболевания по неосторожности» (не забываем о том, что Президиум ВС разъяснял нам данное положение, прикладывая к этому понятие «угроза»), при наличии между ними основного общего признака-нарушение законодательства в санитарно-эпидемиологической области карается по-разному в случае наступления смерти человека? Справедливо ли это? На эти вопросы законодатель, к сожалению, не предоставил ответа.
В связи с вышесказанным возникают еще несколько вопросов: каким образом будет осуществляться правосудие, если, к примеру, судья прислушается к позиции высших судов? Как административное дело вмиг не переквалифицируется в уголовное? Как доказать отсутствие содержания в действиях уголовно-наказуемого деяния?
Если мы снова учтем позицию Президиума ВС, то там дается краткое, но лаконичное пояснение на этот счет: «Если в результате действий (бездействия), составляющих объективную сторону административного правонарушения, предусмотренного частью 3 статьи 6.3 КоАП РФ, наступили последствия в виде причинения вреда здоровью человека (одного человека или нескольких лиц), то
845
Ш
содеянное полностью охватывается составом данного административного правонарушения при отсутствии признаков преступления, предусмотренного частью 1 статьи 236 УК РФ (не установлено наличие массового заболевания или отравления людей либо создание угрозы наступления таких последствий)». То есть, так называемое «распространение» не влечет «массовости» и наоборот? В таком случае ВС РФ должен был указать то, по каким критериям будет различаться «распространение» и «массовость», так как многим эти слова могут показаться идентичными, что может привести к возникновению конфликтови даже обращению в КС РФ.
Приведем конкретный пример. Первое возбуждение уголовного дела по ст. 236 УК РФ было произведено в Крыму. Мужчина, находившийся на карантине, пошел в больницу на осмотр и заразил сотрудника медцентра (об этом заявил заместитель начальника полиции МВД по региону Александр Смаглин). В соответствии со ст. 41 Конституции Российской Федерации, каждый имеет право на оказание медицинской помощи, а ст. 11 ФЗ от 21.11.2011 №323-ФЗ указывает на недопустимость ее отказа [3]. Даже если человек находится на карантине, он имеет право на оказание медицинской помощи бесплатно. Более того, одним из принципов охраны здоровья является «приоритет интересов пациента при оказании медицинской помощи»[3]. К тому же, у человека явно не было умысла заразить сотрудника медцентра, вирус ему не подконтролен. Здесь возникает вопрос: каким образом удалось доказать то, что именно от этого человека врач заболел коронавирусом? Проверяли ли предыдущих пациентов? Вдруг они находятся в инкубационном периоде и пока что сами не знают, что уже являются носителями? По нашему мнению, данный состав правонарушения подпадает и под ч. 3 ст. 6.3 КоАП РФ. Причинение вреда здоровью есть, то, что человек вышел из дома, уже говорит о возникновении угрозы распространения заболевания. Каким образом была доказана как таковая «массовость», указанная в ст. 236 УК РФ, не ясно, ведь массовость и распространение - тождественные понятия, не разграниченные ни судебной практикой, ни законодателем.
В данном случае, чтобы преодолеть возникшую коллизию, можно применить несколько способов её устранения:
1. Верховному Суду РФ более четко прокомментировать свою позицию, разграничить понятие «массовости» и «распространения», либо объединить их в одно, так как, по нашему мнению, эти понятия имеют одинаковый смысл.
2. Опубликовать статьи в новой редакции, которые будут более четко регламентированы и в которых будет дано объяснение (примечания) к ч. 3 ст. 6.3 КоАП, где говорится о смерти человека, а именно, будут указаны признаки, по которым государственные органы смогут отличить уголовное деяние от административного правонарушения (иные квалифицирующие признаки). Или исключить ч. 3 ст. 6.3 КоАП из состава административной юрисдикции и отнести её к уголовной.
Как уже было отмечено ранее, стремительное развитие заболеваемости в период сложной эпидемиологической ситуации потребовало весьма оперативной реакции российского законодателя. Изменения законодательства были связаны не только с проблемами, собственно созданными пандемией, но и с проблемами, сопутствующими сложившейся обстановке. Причём, ситуация в связи с развитием негативных явлений на фоне эпидемиологической обстановки потребовала, по мнению законодателя, не только административного, но и уголовного регулирования. Так, была введена уголовная ответственность и за публичное распространение заведомо ложной информации в период сложной эпидемиологической обстановки.
Составы, предусмотренные ст. 207.1 и ст. 207.2 УК РФ, весьма схожи. Отличия кроются лишь в их конструкции, где в ст. 207.1 деянием не охватываются последствия, а в ст. 207.2 они четко указаны: причинение вреда здоровью человека по неосторожности (ч.1) и смерть человека или иные тяжкие последствия по неосторожности (ч.2). Следовательно, состав ст. 207.1 УК РФ является формальным, а состав ст. 207.2 - материальным. В диспозициях данных норм, прежде всего, интересует точное понимание смысла явления «публичное
распространение под видом достоверных сообщений заведомо ложной информации».
Критерий публичности является довольно популярным предметом рассмотрения Пленума Верховного Суда РФ. Так, он упоминается и разъясняется в постановлении от 28 июня 2011 г. № 11 «О судебной практике по уголовным делам о преступлениях экстремистской направленности», постановлении от 9 февраля 2012 г. № 1 «О некоторых вопросах судебной практики по уголовным делам о преступлениях террористической направленности» и ряд изменений в данные акты. В итоге, из анализа указанных актов представляется, что признак публичности предполагает «распространение обращений путём массовой рассылки сообщений абонентам мобильной связи и т.п.» [4]. Однако, применительно к ст. 207.1 и 207.2 Президиум ВС РФ в своих обзорах 21 и 30 апреля 2020 года, соответственно, дал разъяснение о практике применения указанных норм, рассмотрев, при этом, и признак публичности. Так, в Обзоре № 2 Президиум Верховного Суда РФ дал пояснение, что «распространение заведомо ложной информации, указанной в диспозициях ст. 207.1 и 207.2 УК РФ, следует признавать публичным, если такая информация адресована группе или неограниченному кругу лиц и выражена в любой доступной для них форме (например, в устной, письменной, с использованием технических средств)» [5].
Важно заметить, что Президиум Верховного Суда РФ в качестве одного из способов совершения рассматриваемых преступлений назвал «массовую рассылку электронных сообщений абонентам мобильной связи». В связи с этим, позиции Пленума и Президиума ВС РФ были подвержены критике. Дело в том, что массовость при рассылке электронных сообщений не всегда возможна, и, по мнению некоторых учёных, имеет иной смысл от признака публичности. Д.О. Чернявский считает «невозможным признать массовую рассылку СМС-сообщений, писем по электронной почте и т. д. в качестве публичного призыва». Аргументируя свою позицию, он поясняет, что понятия «публичный» и «массовый», несмотря на то что близки по значению, не равнозначны. По его
848
Ш
мнению, «массовый» - это количественная характеристика, а «публичный» -
качественная. «Публичный призыв, пускай и один, произнесенный перед
аудиторией, одновременно доступен всем - это и есть качественный признак
рассматриваемого явления. В случае с веерной (массовой) рассылкой сообщений
адресат каждого конкретного сообщения - только один человек. Это сообщение
недоступно для его одновременного восприятия нескольким лицам» [6 с.
120].Представляется, что подобное разделение не столь важно для судебной
практики, так как последствия как у публичности, так и массовости одно - это
получение информации большим кругом лиц. Публичность обладает двумя
критериев, которые вытекают из указанных ранее Обзоров Президиума ВС РФ,
- это количественная определенность и количественно-персонифицированная
определенность. Первый предполагает, что лицо знает численный состав
группы, имеет о нём представление (например, массовая рассылка сообщений),
второй критерий подразумевает, что лицо не только знает количественный
состав (то есть при необходимости может его установить), но и владеет знаниями
о характеристике данной группы или отдельных её членах ( размещение поста в
определенной закрытой группе социальных сетей) [7, с. 2]. Однако данные
критерии применимы только к понятию группа, но существует и понятие
неопределенного круга лиц, которое своим названием характеризует себя. То
есть в данном случае лицо не может в точности установить какому количеству
лиц направлена рассылаемая им информация. Данную дифференциацию
законодатель в рассматриваемых составах не учитывает, что указывает на более
широкое трактование критерия публичности. Следует сказать, что учёт данных
разграничений позволял бы оценить степень общественной опасности
совершенного деяния, так как рассылка под видом достоверных сообщений
заведомо ложной общественно значимой информации группе (с количественным
критерием или с количественно-персонифицированным критерием) несёт в себе
меньшую степень общественной опасности, нежели совершение тех же
действий, направленных на неопределенный круг лиц. Представляется, что
первое явление может вполне выйти за рамки уголовного закона и перейти в 849
разряд административных правонарушений, так как определение числа субъектов и социальной группы или характеристик отдельных её членов позволяет предотвратить негативные последствия. Также публичное распространение ложной информации в рамках конкретной группы позволяет членов этой группы проявить некоторую бдительность и проверить данную информацию за рамками информационных ресурсов данной группы. Следовательно, уголовное законодательство должно предусматривать ответственность за распространение заведомо ложной информации об обстоятельствах, предусматривающих угрозу для жизни и безопасности граждан, для неопределенного круга лиц, так как именно в этом случае последствия данного деяния не могут предопределиться, а, соответственно, возможность их предотвращения значительно сужается. В данном случае говорится именно о формальном составе (ст. 207.1 УК РФ), так как наступление тяжких последствий, предусмотренных ст. 207.2 УК РФ - это именно тот аспект, который несёт в себе значительную степень общественной опасности, который не может быть не рассмотрен в рамках уголовного законодательства.
Второй признак деяния диспозиций рассматриваемых норм - это заведомо ложная информация под видом достоверных сведений. Под заведомо ложной информацией следует понимать такую информацию, которая изначально не соответствует действительности, о чём было достоверно известно лицу, которое её распространяло. Именно форма и способ её изложения могут стать признаками того, что лицо выдаёт эту информацию за достоверную, а также на выдачу информации в качестве достоверной могут свидетельствовать ссылки на компетентные источники, высказывания публичных лиц и многое другое. Следовательно, неопределенность в определении присутствует, так как четких критериев нет. Важно отметить, что в случае добросовестного заблуждения лица, распространяющего подобную информацию, ответственность не наступает.
Однако, предусмотренная Конституцией РФ свобода слова, всё же не даёт
право привлекать лицо к уголовной ответственности за оценочные суждения, то
есть, когда лицо не утверждает факт, а высказывает своё мнение по указанной 850
Ш
проблематике, несущее в себе именно субъективную оценку некомпетентного лица по данному вопросу. Дело в том, что в этих случаях общественная опасность отсутствует, так как прямой умысел, который является характеристикой субъективной стороны составов ст. 207.1 и 207.2 УК РФ, отсутствует. Следовательно, данное положение следует отобразить в уголовном законодательстве, что будет способствовать единообразному пониманию смысла данных составов.
В итоге, следует констатировать, что уголовная ответственность в период сложной эпидемиологической обстановки должно являться крайней мерой, так как репрессия в данных ситуациях приводит дополнительным волнениям в обществе. Использование уголовного законодательства в качестве оперативного средства решения отдельных проблем неуместно, так как Уголовный кодекс РФ должен быть стабильным, что позволяет единообразно толковать его нормы и, соответственно, более эффективно решать возникающие вопросы. Требуются не моментальные реакции на различные частности как в нестабильной обстановке, так и в нормальном функционировании общества, а наиболее общие критерии определения преступности тех или иных действий (бездействий) лиц, несущих общественную опасность.
Список литературы:
1. Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации (научно-практический) / под. ред. А.И. Чучаева. - М., 2020. - 1356 с.
2. Обзор по отдельным вопросам судебной практики, связанным с применением законодательства и мер по противодействию распространению на территории Российской Федерации новой коронавирусной инфекции (СОУГО-19) № 2 (утв. Президиумом Верховного Суда РФ 30 апреля 2020 г.) // СПС «Консультант Плюс».
3. Федеральный закон «Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации» от 21.11.2011 № 323-ФЗ // СПС «КонсультантПлюс».
4. Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 28 июня 2011 г. № 11 «О судебной практике по уголовным делам о преступлениях экстремистской направленности» // СПС «КонсультантПлюс».
5. Обзор по отдельным вопросам судебной практики, связанным с применением законодательства и мер по противодействию распространению на территории РФ новой коронавирусной инфекции (COVID-19) №2 2 [Электронный ресурс] // Официальный сайт Верховного суда РФ. 2020. 30 апр. // URL: http://www.supcourt.ru/files/28881 (дата обращения: 20.09.2020).
6. Чернявский Д.О. Уголовно-правовая характеристика публичных призывов к нарушению территориальной целостности Российской Федерации :дис. ... канд. юрид. наук. М., 2017. с. 120.
7. Бешукова З.М., Трахов А.И. Распространение заведомо ложной информации (ст. 207.1 и ст. 207.2 УК РФ): новые составы преступлений с признаками публичности // Теория и практика общественного развития. 2020. С. 2.
