CC BY
14
ТЕОРИЯ И ИСТОРИЯ ПРАВА И ГОСУДАРСТВА, ИСТОРИЯ УЧЕНИЙ О ПРАВЕ И ГОСУДАРСТВЕ
УГОЛОВНО-ИСПОЛНИТЕЛЬНАЯ ПОЛИТИКА В ОТНОШЕНИИ НЕСОВЕРШЕННОЛЕТНИХ (ОКТЯБРЬ 1917 ГОДА - НАЧАЛО 30-Х ГОДОВ XX ВЕКА)
Верина Дарья Алексеевна
студент,
Всероссийский государственный университет юстиции
(РПА Минюста России), РФ, г. Москва E-mail: [email protected]
Никитин Павел Владиславович
канд. юрид. наук, доцент, Всероссийский государственный университет юстиции
(РПА Минюста России), 121096, РФ, г. Москва, ул. Олеко Дундича, 11 E-mail: [email protected]
JUVENILE-CRIMINAL EXECUTIVE POLICY (OCTOBER 1917 - EARLY 30S OF XX CENTURY)
Daria Verina
student
of All-Russia state University of justice of the Ministry ofjustice of the Russian Federation,
Russia, Moscow
Pavel Nikitin
Ph.D. in Law, Lecturer, Associate Professor at All-Russia state University of justice of the Ministry ofjustice of the Russian Federation,
Russia, Moscow
АННОТАЦИЯ
В данной статье раскрывается частичная периодизация уголовно-исполнительной политики и учреждений для несовершеннолетних правонарушителей, изучение которых, по мнению авторов, представляет принципиальное значение для отечественной исторической науки, так как именно в рассматриваемый период (с октября 1917 г. по начало 30-х гг. XX в.) были выработаны многие идеологемы и принципы, оказавшие детерминирующее влияние на дальнейший генезис советской системы.
ABSTRACT
The paper reveals a partial periodization of criminal-executive policy and institutions for juvenile offenders, the study of which, according to the authors, is fundamentally important for national historical science, since it was in this period (from October 1917 to early 30s of XX century) many ideologies and principles that had a determining influence on the further genesis of Soviet system were developed.
Ключевые слова: уголовно-исполнительная политика; наказание; преступление; преступность несовершеннолетних; воспитательно-исправительные учреждения; ресоциализация.
Keywords: criminal-executive policy; punishment; crime; juvenile delinquency; educational and correctional institutions; resocialization.
Библиографическое описание: Верина Д.А., Никитин П.В. УГОЛОВНО-ИСПОЛНИТЕЛЬНАЯ ПОЛИТИКА В ОТНОШЕНИИ НЕСОВЕРШЕННОЛЕТНИХ (ОКТЯБРЬ 1917 ГОДА - НАЧАЛО 30-Х ГОДОВ XX ВЕКА) // Universum: экономика и юриспруденция: электрон. научн. журн. 2023. 3(102). URL:
https://7universum.com/ru/economy/archive/item/14955
К моменту начала Февральской революции государство находилось в подвешенном состоянии: экономика погрузилась в разруху, граждане были обеспокоены собственной безопасностью — все это навевало на мысль, что пора что-то менять. И главным образом в проводимой Министерством юстиции политике, поскольку, будучи приспособленной к потребностям военного времени [2, с. 8], она не отвечала реалиям нового мира.
Либерализацией репрессивной системы занялось Временное правительство, которое с целью привлечения союзников, необходимых для удержания власти, начало проводить гуманную политику, строившуюся на недопущении причинения физического и морального страдания заключенным (телесные наказания, кандалы и т. п.), вместо пенитенциарной [13, с. 18]. О становлении социального сопровождения свидетельствует одно из циркулярных писем ГУМЗа, отметившее первостепенность «возрождения и социального перевоспитания человека, имевшего несчастие совершить преступление» [7, с. 113]. Подчеркнем, что этот период истории российской уголовной политики слабо освещен в научной литературе.
После Октябрьской революции основной задачей мест лишения свободы стало склонение осужденных к общественно полезному труду, при помощи которого их можно было бы «перековать» и парализовать развращающее влияние праздности, что закреплялось в Постановлении Наркомюста РСФСР от 23 июля 1918 г. «О лишении свободы, как о мере наказания, и о порядке отбывания такового (Временная Инструкция)» [12, с. 6].
В стане государственных и партийных деятелей действия НКЮ вызвали неоднозначную реакцию. В частности, их не одобрил Ф.Э. Дзержинский, который отверг даже саму возможность исправления преступников, в чем сыскал поддержку М.Ю. Козловского, считавшего, что для «защиты и охраны общежития от преступных посягательств» следует изолировать источник их возникновения [12, с. 7].
Противоположное мнение высказывалось Н.В. Крыленко и Л.А. Саврасовым. Они находили уместным применение принципа кары-возмездия именно к лицам, совершившим должностные преступления, спекулянтам и взяточникам, а не ко всем подряд [12, с. 8].
Отсутствие единства взглядов в конце концов привело к разделению полномочий по управлению местами заключения между двумя ведомствами: НКЮ и ВЧК-НКВД.
Тем не менее к принятию этого решения подтолкнули не только витавшие в обществе разногласия, но и царивший в стране произвол, основанный на принципе революционной законности, — количество классовых врагов увеличивалось как на дрожжах. Помещать их в тюрьмы, где были уголовные преступники, не считалось разумным. Поэтому для них создали свои учреждения: лагеря принудительных работ НКВД (лагеря особого назначения, концентрационные лагеря общего типа, производственные
лагеря, лагеря для военнопленных и лагеря-распределители) и изоляторы специального назначения. Кроме того, в случае надобности (например, как при подавлении Тамбовского восстания) организовывались временные полевые лагеря [6, с. 14]. В законодательстве они были закреплены лишь 17 мая 1919 г. в Постановлении ВЦИК «О лагерях принудительных работ», потому что деятельность ВЧК-НКВД тормозили постоянные вмешательства левых эсеров [9, с. 30].
К НКЮ же относились общие места заключения (тюрьмы), испытательные заведения для лиц, по отношению к которым имелись основания для послаблений режима или досрочного освобождения и которые являлись переходным пунктом к возвращению заключенных на свободу, карательно-лечебные заведения для помещения арестантов с заметно выраженными психическими дефектами, дегенератов и т. п., тюремные больницы [1]. В 1918 г. появились трудовые земледельческие (сельскохозяйственные) колонии. За короткий срок они сумели получить значительное распространение — в 1919 г. насчитывалось восемь сельскохозяйственных колоний (Петроградская (Знаметская), 1 -я Московская (Троицкая), Тульская (Татево) и др.) [13, с. 53] — и стать эталоном в ресоциализации личности. Здесь лишенные свободы втягивались в ударничество и соцсоревнование, привыкали работать в коллективе и объединяли свои интересы с интересами и процветанием колонии. Нужный настрой удавалось поддерживать благодаря режиму трудовых сельскохозяйственных колоний, построенному на обеспечении заключенных некоторыми свободами: они обладали правом передвижения по территории; камеры были без решеток и не запирались; наружная охрана не предусматривалась [15, с. 7].
В этом же году в помещениях бывшей исправительной тюрьмы был открыт первый российский реформаторий (Москва, Сокольники, Матросская тишина), предназначенный для осужденных мужского пола в возрасте от 17 до 21 года [11, с. 132]. Иногда, в виде исключения, зачисляли и лиц моложе или старше указанного возраста, если уровень развития и степень испорченности кандидатов соответствовали местному контингенту воспитанников.
В основе создания реформаториев лежала идея отделить несовершеннолетних от профессиональных преступников и выработать такие условия содержания, что способствовали бы формированию социальных привычек. Для достижения результата использовалась так называемая прогрессивная система исполнения наказания, суть которой заключалась в прямой зависимости положения арестанта от его поведения и успехов в школьных занятиях и работах, перейдет он в высший или низший класс [11, с. 133]. В ст. 20 Правил внутреннего распорядка в местах заключения, введенных в действие циркуляром ЦКО НКЮ РСФСР от 30 июля 1920 г., прямо указывалось: «Те из испытуемых, которые в течение времени их испытания не обнаружили исправления, переводятся в разряд штрафных» [14, с. 54]. Стимулом служило освобождение, возможное по завершению высшего класса, — пребывание не менее шести
месяцев давало право на условное освобождение, а также льготы (отпуска, личные свидания и др.). На каждого воспитанника составляли характеристику. По окончании месяца педагогическая коллегия (заведующий учебно-воспитательной частью, учителя, воспитатели, инструкторы работ, представители администрации и надзора) выставляла оценки: «отлично», «хорошо», «удовлетворительно», «плохо» [12, с. 25], то же самое позднее упоминалось в ИТК РСФСР 1924 г.
Обучение велось как попало, а книжный фонд, что должен был стыковаться с воспитательными задачами, состоял из случайных книг, никак не оказывающих положительного воздействия на личность осужденного [12, с. 20]. В связи с этим распоряжение культурно-просветительской деятельностью СНК РСФСР отдал НКП, и Постановлением НКЮ РСФСР от 15 ноября 1920 г. было утверждено «Положение об общих местах заключения РСФСР», объясняющее требования по организации учебно-воспитательного дела в местах лишения свободы [12, с. 22].
Детей стали обучать по программе единой трудовой школы I и II ступени, чтобы ликвидировать неграмотность [16, с. 7]. В воспитательно -исправительных учреждениях читались лекции по родному языку, чистописанию, арифметике, географии, природоведению, черчению и истории культуры (не менее двух часов в день для неграмотных и четыре раза в неделю для малограмотных) [3, с. 68], дополнительные часы выделялись под рукоделие (вышивание, вязание, шитье).
Большое внимание уделялось эстетическому воспитанию — во многих местах лишения свободы имелись оркестры и театры, где проходили спектакли и концерты, в которых принимали участие сами заключенные. В качестве полезных развлечений допускалось посещение литературно-музыкальных вечеров, различных кружков (спортивного, шахматного и др.) и читален — библиотеки регулярно пополнялись Отделами народного образования, партийными комитетами и складом ЦИТО, но в незначительном количестве [16, с. 7]. Как отмечалось в журнале «Еженедельник советской юстиции» в 1922 г., «обучение грамоте, книга, лекция теперь уже не случайные гости в камере, за решеткою, они уже здесь не исключение, а правило тюремной жизни современности» [14, с. 56].
Помимо всего прочего, воспитателей обязали изучать личность и характер закрепленных за ними питомцев [12, с. 24], ведь, согласно законодателю, личность преступника не есть что-то застывшее и неизменное, а потому требует пристального наблюдения [14, с. 36].
Параллельно разрабатывалось законодательство по вопросам борьбы с детской и юношеской преступностью — 14 января 1918 г. СНК РСФСР издал Декрет «О комиссиях для несовершеннолетних», упразднивший суды и тюремное заключение для подростков. Все несовершеннолетние, находившиеся в тюрьмах и арестных домах, освобождались; до 17-ти лет прекратили возлагать уголовную ответственность [8, с. 9].
4 марта 1920 г. вышел Декрет СНК РСФСР «О делах о несовершеннолетних, обвиняемых в общественно-опасных действиях», который позволил устраивать осужденных в трудовые дома. В нем указывалось: «...если комиссией будет установлена невозможность применения к несовершеннолетнему мер медико-педагогического воздействия, дело передается комиссией в народный суд».
В отличие от реформаториев, где также функционировала прогрессивная система исполнения наказания, в трудовых домах четко определялась продолжительность содержания — до истечения назначенного судебным приговором срока, иногда до исправления, но не дольше достижения несовершеннолетними 20-летнего возраста.
В 1922 г. в ведении ГУМЗ НКВД было четыре трудовых дома, располагающихся в Москве, Петрограде, Саратове и Иркутске, с общим лимитом в 531 место [8, с. 21]. Те из них, что не оправдали себя, впоследствии преобразовали в дома заводского ученичества особого типа, задачей которых являлась подготовка квалифицированных рабочих для промышленности и сельского хозяйства, в том числе животноводства, садоводства и полеводства, с целью ускорить процессы индустриализации и коллективизации, разворачивавшиеся в СССР [17, с. 154]. При распределении работ учитывались личные склонности осужденного к тому или иному мастерству, ремеслу, предоставляя возможность проявлять свои способности в области интеллектуального труда и искусства [16, с. 20]. В школы ФЗУ НКЮ направлялись правонарушители 15 - 18 лет на основании приговоров суда или постановлений комиссии по делам о несовершеннолетних и других уполномоченных на то органов [4, с. 14]. Последняя такая перестройка завершилась в 1931 г.
В августе 1921 г., когда в силу вступило распоряжение ЦИТО Наркомюста РСФСР № 34, всем исправительно-трудовым подотделам предложили организовать в местах лишения свободы добровольные сверхурочные работы, преимущественно в мастерских, с отчислением 80 % валового дохода в фонд помощи голодающих крестьян Поволжья. Причем плата за изготовляемые изделия допускалась как в денежном выражении, так и в натуральном [10, с. 13]. Для заключенных это было выгодно, так как восемь часов сверхурочных работ равнялось одним суткам отбывания наказания [16, с. 26].
Вплоть до 30-х гг. XX в. ситуация оставалось неизменной — несовершеннолетних осужденных не воспринимали как дешевую рабочую силу, максимум рассчитывая на то, что их труд покроет расходы правительства на содержание мест лишения свободы.
Все изменилось с Постановлением ЦИК и СНК СССР от 7 апреля 1935 г. «О мерах борьбы с преступностью среди несовершеннолетних», которое расширило уголовную ответственность подростков за отдельные деяния, установив порог в 12 лет, и создало предпосылки для очередной реорганизации, проведенной после Постановления СНК СССР от 31 мая 1935 г. «О ликвидации детской беспризорности и безнадзорности» [17, с. 154].
Если до 1935 г. несовершеннолетние преступники содержались в таких воспитательно-исправительных заведениях, как детские дома, школы-коммуны системы органов просвещения, трудовые дома и коммуны и школы ФЗУ особого типа, то после — в изоляторах, трудовых колониях и приемниках-распределителях [8, с. 23].
Однако многие заявленные предписания так и остались красивыми декларациями — из всего намеченного в части, касающейся несовершеннолетних правонарушителей, выполнялось только НКВД в лице
отдела трудовых колоний для несовершеннолетних ГУЛАГа.
Благодаря ему же, к 1931 г. удалось практически полностью ликвидировать уличную детскую беспризорность, когда осталось наименьшее число детских домов и воспитанников в них: 1 475 и 105 561, соответственно [17, с. 156]. Существенный вклад в их сокращение внесла широкая сеть патронажных учреждений и благотворительных обществ, устраивавших заключенных после освобождения [5].
Список литературы:
1. Постановление Наркомюста РСФСР от 23.07.1918 «О лишении свободы, как о мере наказания, и о порядке отбывания такового (Временная Инструкция)» // СУ РСФСР. — 1918. — № 53. — Ст. 598.
2. Аверин М.Б. Роль Министерства юстиции в совершенствовании судоустройства национальных окраин Российской империи (конец XIX в. - 1914 г.) / М.Б. Аверин, П.В. Никитин, А.В. Попова // Былые годы. — 2020. — № 55 (1). — С. 162 - 172.
3. Андреев В.Н. Правовое положение подозреваемых и обвиняемых, содержащихся под стражей / В.Н. Андреев. — М.: «Права человека», 2000. — 204 с.
4. Астемиров З.А. Трудовая колония для несовершеннолетних / З.А. Астемиров. — М.: Юрид. лит., 1969. — 118 с.
5. Верина Д.А. Воспитательно-исправительные заведения для несовершеннолетних в дореволюционной России // Студенческий форум: электрон. научн. журн. — 2022. — № 31 (210). — иКЬ: https://nauchforum.ru/journal/stud/210/117589 (дата обращения: 23.01.2023).
6. Джекобсон М. Система мест заключения в РСФСР и СССР. 1917 - 1930 / М. Джекобсон, М.Б. Смирнов. — М.: Система исправительно-трудовых лагерей в СССР. Справочник. 1998. — С. 10 - 24.
7. Зубков А.И. Пенитенциарные учреждения в системе Минюста России: история и современность / А.И. Зубков, Ю.И. Калинин, В.Д. Сысоев. — М.: Норма, 1998. — 192 с.
8. Кудимов А.Ф. Историческая справка о создании и организации пенитенциарных учреждений для несовершеннолетних правонарушителей // Актуальные проблемы исполнения уголовных наказаний в отношении несовершеннолетних: сб. тр. — М.: «Права человека», 2000. — 288 с.
9. Никитин П.В. История органов и учреждений юстиции России: уч. пособие / П.В. Никитин, Л.А. Тарасова. — М.: ВГУЮ (РПА Минюста России), 2007. — 138 с.
10. Никитин П.В. К вопросу о роли Народного комиссариата юстиции Российской Социалистической Федеративной Советской Республики в борьбе с голодом 1921 года // Вестник Российской правовой академии. — 2014. — № 4. — С. 12 - 17.
11. Никитин П.В. К вопросу о создании Первого Российского Реформатория // Проблемы теории и истории государства и права: сб. ст. в 8 книгах. Третьи Всероссийские Державинские чтения (14 - 15 декабря 2007 г.). — М.: РПА Минюста России, 2007. — С. 132 - 135.
12. Селезнева И.В. Воспитательная система в местах лишения свободы в Советском государстве: организация и правовое регулирование (1917 - 1956 гг.): дисс. ... канд. юр. наук / И.В. Селезнева. — Владимир: ВЮИ, 2006. — 164 с.
13. Смыкалин А.С. Колонии и тюрьмы в Советской России / А.С. Смыкалин. — М.: КноРус, 2015. — 350 с.
14. Смыкалин А.С. Пенитенциарная система Российского государства в советский период: историко-юридическое исследование / А.С. Смыкалин, Гребенщикова И.В., Старикова О.Н. — Екатеринбург: Изд-во УЮИ МВД, 2014. — 296 с.
15. Тюремное дело в РСФСР. Отчет ЦКО НКЮ VII съезда Советов. — М., 1919. — 26 с.
16. Тюремное дело в 1921 году: отчет НКЮ по ЦИТО 1Х-му Всероссийскому съезду депутатов. — М., 1921. — 28 с.
17. Упоров И.В. Система мест лишения свободы для несовершеннолетних в правовых актах первой половины 1930-х годов / И.В. Упоров, А.А. Ткачук // Правовые основы укрепления российской государственности: сб. ст. по итогам Международной научно-практической конференции (17 февраля 2018 г.). — Стерлитамак: АМИ, 2018. — С. 152 - 158.
