CC BY
111
Лингви стика
Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лоб ачевского, 2010, № 4 (2), с. 530-534
УДК 81.112
У ИСТОКОВ РУССКОГО ИСТОРИЧЕСКОГО СЛОВООБРАЗОВАНИЯ: АЛЕКСАНДР СЕМЕНОВИЧ ШИШКОВ
© 2010 г. А.М. Камчатное
Литературный институт им. А.М. Горького, Москва
Поступила в редакцию 04.05.2010
Анализируются популярная в XVIII веке идея «словопроизводного» словаря русского языка и связанные с этим теоретические вопросы русского словообразования; решая эти вопросы, А.С. Шишков стал подлинным основателем этой отрасли русского языкознания.
Ключевые слова: историческое словообразование, словопроизводный словарь, средства словопроизводства, А.С. Шишков.
Словообразование как относительно самостоятельная научная дисциплина сформировалось в 60-70-е годы ХХ века; его основы были заложены трудами Г.О. Винокура, развиты в работах А.Н. Тихонова, Н.М. Шанского, Е.А. Земской, И.А. Ширшова и их многочисленных последователей. В теоретическом плане этот период в истории отечественного языкознания характеризовался господством идей Ф. де Соссюра, дихотомии которого (язык и речь, синхрония и диахрония) были возведены едва ли не в догмы научного мышления. По неисповедимой прихоти судьбы словообразование, само название которого указывает на процесс образования слов, стало разрабатываться почти исключительно в рамках синхронического подхода. Робкие попытки подойти к проблеме словообразования с позиций диахронии, не говоря уже об историзме, оказывались на периферии и до сих пор несут на себе печать маргинальности.
В итоге к настоящему моменту мы имеем несколько словообразовательных словарей, написанных с позиций синхронии, и ни одного историко-словообразовательного словаря. Если необходимость в таком словаре для науки и культуры сомнений не вызывает, то и методы историко-словообразовательного анализа, и принципы построения такого словаря все еще остаются предметом научной дискуссии. Ввиду этого представляется целесообразным обратиться к опыту предшественников, чтобы поучиться и на их ошибках, и на их достижениях. Одним из пионеров исторического словообразования был А.С. Шишков.
Недостаток места не позволяет говорить о научном контексте, в котором сформировались взгляды Шишкова, однако нельзя не отметить того, что источником вдохновения для него
был, во-первых, созданный по инициативе Екатерины II «Сравнительный словарь всЪхъ язы-ковъ и нарЪчш, по азбучному порядку расположенный» (Ч. 1-4. СПб., 1790-1791) и, во-вторых, «Словарь Академии Российской» (Ч. 1-6. СПб., 1789-1794), ставший самым значительным явлением русского языкознания XVIII века. Не останавливаясь на прочих аспектах этого выдающегося явления, укажем лишь на гнездовой, или, как говорили в то время, на словопроизводный (этимологический) порядок расположения слов. Составители стремились включить в гнездо все слова, имеющие один этимологический корень: и активно употребляющиеся в современном языке того времени, и давно вышедшие из употребления древнерусские и церковнославянские слова. Это было правильно, так как вышедшие из употребления слова могли быть звеньями словообразовательных цепей; изъятие этих звеньев, принятое в современном синхронном словообразовании, способно лишь создать ложное представление об окончательной утрате смысловых связей между производящими и производными словами и исказить реальный процесс образования слов.
Таким образом, Словарь был задуман не только как справочное пособие по семантике слов, но и как инструмент для установления и исследования словообразовательной структуры русского языка. Словопроизводный принцип организации словаря ставил общую проблему границ гнезда. Если в одних случаях родственность слов, их происхождение от одного корня вполне очевидны, то в других случаях было много неясного. Это в свою очередь вынуждало искать аргументы в пользу родственности тех или иных слов, то есть вырабатывать общие принципы этимологизирования.
В 1796 г. А.С. Шишков стал членом Российской Академии. С этого момента и до конца жизни идея создать словопроизводный словарь русского языка была любимейшей мыслью Шишкова, и он немало потрудился над тем, чтобы выработать общие принципы построения такого словаря.
Первой проблемой словопроизводного словаря является определение границ гнезда, а также определение значения производных слов. В словаре состав гнезда определялся на интуитивном уровне, а лексическая семантика слова описывалась без выделения в ней специально словообразовательного значения. А.С. Шишков был первым, кто пытался дать теоретическое решение этих вопросов и тем самым стал основоположником теоретического словообразования в России. Если попытаться максимально кратко изложить теоретические положения словообразовательной теории Шишкова, то получим следующее.
1. Словообразовательная структура слова. В структуре слов Шишков выделяет корни, окончания и предлоги [см.: 1: 2]. Как видим, он терминологически не различает предлоги и приставки, и с этимологической точки зрения это верно, ибо приставки - это не что иное, как предлоги, которые пишутся слитно с корнем: «Корень со-держитъ въ себ □ общее поняпе или значеше, которое сообщаетъ онъ вс □ мъ происходящимъ отъ него в □ твямъ» [1: 2]. Корень сам по себе еще не есть слово; он становится словом только тогда, когда к нему присоединяется окончание; в то же время слово без корня тоже не есть слово, ибо без корня оно не имеет значения, и обратно: «естьли слово означаетъ особенно какую нибудь вещь, то оно не есть уже корень, но произведенная отъ него в □ твь» [3: 4].
2. Словообразовательная структура языка:
корень - ветвь - колено - дерево. Корень пускает от себя ветви. Ветвями, как не трудно догадаться, Шишков называет произведенные от корня слова: «Подъ именемъ вПтви
разум ется слово, произведенное отъ корня, или, что тожъ самое: слово составленное изъ корня и окончашя» [3: 4]. Ветви могут весьма существенно различаться по значению, но тем не менее сохраняют в себе основное понятие, заключенное в корне.
К понятию ветви близко понятие колена: «КолПномъ называемъ мы, когда изъ двухъ или многихъ в □ твей, отъ одного корня произ-шедшихъ, каждая изъ нихъ пускаетъ отъ себя свои собственныя» [3: 6]. Есть соблазн перетолковать это определение в современных терминах: коленом называются слова, произведенные
от производного, то есть слова второй, третьей и так далее ступеней производства. Отчасти это верно, но не совсем: во-первых, Шишков считал одним коленом производящее слово вместе с непосредственно от него произведенными ветвями, т.е. образно говоря, отца с его собственными детьми; во-вторых, главным средством образования новых колен он считал не приставки и окончания, а изменения самого корня: «Такъ, наприм □ ръ, въ глаголахъ звонить и звПнПть, корень звон изм □ нился въ звПн <..> и сталъ означать тоже понятте о звон □ , но въ н коемъ уменьшенномъ вид ; ибо глаголъ звПнПть представляетъ намъ не иное что, какъ тотъ же самый звукъ, но гораздо н □ жн □ шш или тишайшш того, который изъявляется глаго-ломъ звонить. И такъ изм □ неше корня ражда-етъ н □ кое изм □ неше и въ понятш. Отсюду каждый изъ сихъ глаголовъ пускаетъ свои в □ тви составляетъ свое кол □ но. Отъ перваго непосредственно принадлежащія къ нему в □ тви суть: звонить, звонъ, звонкость, звонарь, и пр. Отъ втораго: звПнПть, звПнящш,
звПнеше, звПно (въ ц □ пи), и проч.» [3: 7].
Все слова, «выросшие» из одного корня, называются деревом: «Подъ словомъ дерево
разум □ емъ мы вс □ вообще в □ тви изъ одного и того же корня изшедшія, на мнопя колЪна разд □ ляющіяся, и вс □ вм □ ст □ составляющія то, что уподобляя естественному дереву назы-ваемъ мы симъ именемъ» [3: 8-]. Каждая словарная статья словопроизводного словаря должна быть, по мысли Шишкова, описанием отдельного дерева со всеми его ветвями и коленами.
3. Средства словопроизводства; семантика приставок. В производных общее понятие, заключенное в корне, разделяется на ряд частных понятий «тремя средствами: 1-е, помощто
окончанш, 2-е, помощто предлогов, 3-е,
помощто изм □ ненш самаго корня» [1: 2]. Окончаниями Шишков называет всю ту часть слова, которая следует за корнем; при этом он не отличает формообразования от собственно словообразования: так, от корня бит при помощи окончаний ь, ый, ъ, ва, произведены слова «бить, прилагательное битый, усеченное битъ, имя битва» [1: 3].
Хотя «окончашя весьма много способству-ютъ къ составлешю языка, то есть мы помощто ихъ извлекаемъ изъ корня великое количество словъ, нужныхъ намъ для объяснешя нашихъ мыслей» [1: 3], однако этого средства еще недостаточно, и ум человеческий прибегает «къ другому средству, и именно къ предлогамъ, и помощто ихъ из многихъ вышепоказанныхъ
нами в □ твей производить новыя в □ тви, то есть изъ бить, битый, битъ, прикладывая кь нимъ предлоги, д □ лаетъ слова: вбить, прибить, отбить, разбить, убить, и проч.; вбитый, прибитый, отбитый, разбитый, убитый, и проч.; вбитъ, забитъ, набитъ, обитъ, отбитъ, прибить, разбитъ, убить, и проч.» [1: 3-4].
Исследуя свойства приставок («предлогов»), Шишков ставит вопрос об их значении и приходит к верному выводу, что они «сами по себ , отд льно отъ именъ, не им ютъ сущест-веннаго значенія, то есть не показываютъ ника-каго опред □ леннаго предмета» [1: 6], но при этом все же имеют некое собственное значение, которое можно назвать относительным:
Третьим средством умножения ветвей корня Шишков назвал изменения в самом корне, и на этом нужно остановиться несколько подробнее. Логика рассуждений Шишкова такова. Возьмем слова воспалить, пылать, пламя, поломя, и проч.; очевидно, что это однокоренные слова, т.к. имеют одно и то же значение, хотя в каждом из них корень имеет особый вид: пал, пыл, пл, пол. Далее Шишков замечает, что изменяющейся частью в этих корнях является гласная «буква», следовательно, она не имеет отношения к выражаемому этим корнем значению, которое сосредотачивается в согласных звуках; иначе говоря, в данном случае действительным корнем является сочетание пл. Рассмотрев этот и ряд других примеров, Шишков приходит к общему выводу о том, что собственно корнем всегда являются лишь согласные «буквы» [см. 4: 86-87]. Этот вывод имел некоторым образом роковые последствия для всей словообразовательной теории и практики Шишкова.
Говоря об общих семантических свойствах «предлогов», Шишков обнаруживает в них способность к перфективации глаголов: «Всякой предлогъ, приставленный къ глаголу, показую-щему единократное и неокончательное д йствіе, перем няетъ оное въ окончательное или совершившееся» [1: 9]: пить - выпить, запить, пропить, распить; просить - выпросить, упросить и проч.
Рассуждая о приставке безь, Шишков отмечает ее основное значение: «Предлогъ сей озна-чаетъ всегда отрицаніе» [1: 12], а также проницательно указывает на способность к немотивированному словообразовательной структурой расширению семантики производного слова: «Наприм □ ръ безь дна и бездна. Оба сіи вьіраженія составлены изъ однихъ и т □ хъ же словъ, то есть изъ предлога безь и имени дно (въ род. дна), съ тою только разностію, что въ первомъ случа предлогъ отд ленъ, а въ дру-
гомъ соединенъ съ именемъ <...> Отсюду про-исходитъ, что хотя оно въ первоначальномъ смысл □ своемъ точно тоже значитъ, что и безь дна (т.е. н тъ дна); однако уже, какъ существительное имя, получаетъ новый гораздо обширн □ йшій смыслъ <...>» [1: 12-13].
Наконец, существенны замечания Шишкова о синонимичных отношениях приставок безь и не: с одной стороны, «столько же можно сказать: онь человПкь неденежный, сколько и безденежный; столько же неснПжная, сколько и безснПжная зима», но с другой стороны, «н □ которыя слова пріемлюта частицу не, и отм □ таютъ предлогъ безь, какъ то: недругь, небылица, непріятель, нечеть, небывалым, неосторожный, и проч. Другія же напротивъ пріемлюта предлогъ безь, и отметаютъ частицу не, какъ то: безобразный, безногій, безводный, безродокь, безчадень, и проч.» [1: 15].
В рассуждении о приставках вы и изь также указываются особенности их значения, употребления, стилистические свойства. Что касается последних, то любопытны два замечания Шишкова. «Вообще предлогъ вы приличенъ бол е простому, а предлогъ изь важному слогу; и потому вс мъ простымъ или обыкновен-нымъ словамъ свойственн □ е предлогъ вы: выплываю, вылезаю, выползаю. вычеть, вы-ласка, вынось, и проч. Напротивъ того вс □ мъ высокимъ или важнымъ словамъ свойственн □ е предлогъ изь: извергаю, исторгаю, извлекаю, изваянный, источникь, извПть, и проч.» [1: 21].
«Предлогъ изь часто, а особливо въ возвы-шенномъ слог , зам няется предлогомъ оть. Въ священномъ писаніи и другихъ высокихъ стихотворешяхъ находимъ мы множество тому прим □ ровъ: да сотвориши свПтильникь оть злата чиста. (Исх. гл. 25. ст. 31). Да сотвориши покровь скиніи оть кожь овнихь червле-ныхь. (тамъ же гл. 26. ст. 31). И вся сосуды ихь, яже сотвори Хирамь, и принесе Царю Соломону вь домь Господень, оть мПди чис-тыя. (Паралип. гл. 4. ст. 16) [1: 27].
4. Язык и наречия. Важной особенностью всей лингвистической теории Шишкова является то, что русский язык наряду с сербским, чешским, польским и др. являются собственно не языками, а наречиями «славенского» языка. Основанием для такой точки зрения служит то, что словарь этих наречий во многом схож, а различия касаются главным образом фонетики и грамматики. Те же различия, которые все же существуют между наречиями, не только не мешают, но, напротив, помогают в создании словопроизводного словаря: «Итакъ слово
СлавенскЇй языкъ я см ло простираю на вс его нар □ чія, и сіе необходимо нужно мн □ для опред □ ленія словъ, для отысканiя корней ихъ и обогащенія собственнаго моего нар □ чія, то есть Рускому Рускаго, Поляку Польскаго, и такъ дал □ е» [3: 6]. Привлечение инославянского лексического материала может помочь в решении следующих задач: 1) в отыскании утраченного русским наречием корня, 2) в определении его значения, З) в определении значения той или иной ветви, то есть производного слова, 4) в реконструкции словопроизводных связей в пределах словообразовательного древа. То же нужно сказать и об устаревшей лексике, извлекаемой из памятников письменности. Так, глагол лезть в летописи имел значение ‘идти’; «хотя глаголъ сей въ семъ смысл бол е не употребляется, но естьли мы не объяснимъ онаго, то многія нын □ употребляемыя слова, отъ сего самаго смысла произшедшія, будутъ для насъ невразумительны: «Мы говоримъ: прилезъ къ горлу, лезетъ драться (т.е. идетъ, приступает^ <...> Волосы лезутъ (т.е. выходятъ). СдПлать вылазку (т.е. выдти изъ города). Насилу онъ отъ него улизнулъ (т.е. улезнулъ, ушелъ). Вс □ сіи вьіраженія не могутъ им □ ть достаточной ясности, когда не будетъ объяснено прежде значеніе глагола лезу <...>» [3: 28-29].
Более того, иноязычные родственные слова также могут прояснить особенности русского словообразования. Примером такого рода могут служить следующие рассуждения Шишкова по поводу русск. малый и лат. malus: «Cie на раз-ныхъ языкахъ слово есть точно тоже, что и у насъ мало; но у нихъ означаетъ оно бол е ху-достъ, зло, нежели малость. Мы отъ корня мал- произвели в □ тви: малый, маленькій, малютка, мальчикъ, и проч. Они (говоря о Ла-тинскомъ язык □ , мы вм □ ст □ говоримъ и о про-чихъ; ибо оные не иное что суть, какъ весьма близкія нар □ чія онаго) отъ того же самаго корня mal произвели в □ тви: malitas, malignitas, malitia. и проч. означающія порокъ, зло, худость, черноту души. Причина сей разности въ произведеніи отъ одного и тогоже корня толь различныхъ между собою в □ твей есть сл □ -дующая: Латинцы для выражешя того, что мы разум емъ подъ словомъ мало, им ютъ другое слово parvum; мы для выражешя того, что они разумЪютъ подъ словомъ male, им □ емъ иныя слова: худо, зло. Отсел □ одинъ и тотъ же общій у насъ съ ними корень мал- и mal- у насъ остался больше при понятіи о малости, а у нихъ
перешелъ больше къ означешю поняття о худости или злШ. Но «е не могло бы сд □ латься, естьлибъ сш два поняття, мало и худо, не им ли между собою смежности, какъ въ ихъ, такъ и въ нашемъ язык □ <..>» [3: 16-20].
Порой нельзя не удивляться остроумию шишковских решений: «Равнымъ образомъ ес-тьли и производное (не составное) возмемъ слово, то сколь ни разныя въ двухъ языкахъ пред-ставляетъ оно понятія, наприм □ ръ наше слово малина (ягода) и Француское таИп (злой, не чистой духъ), но корень и первоначальная мысль въ сихъ двухъ словахъ суть совершенно одинаковы; ибо какъ мы свое малина произвели отъ поня-пя о малости частей составляю-щихъ сто ягоду, такъ и они они свое таИп произвели отъ тогожъ поня-пя о малости добра, естественно переходящемъ въ поня-пе о худости или злШ» [3: 24-25].
Все эти приемы сближений и способы рассуждений остались бы в истории науки как некий донаучный казус, если бы за ними не стоял один общий методологический вопрос: в какой мере необходимо и необходимо ли вообще привлечение иноязычного славянского и индоевропейского родственного материала для решения вопросов собственно русского словообразования? Сам Шишков был убежден в положительном решении этого вопроса, однако в силу ошибочности его этимологических разысканий мы не найдем у него убедительных примеров, на конкретном материале подтверждающих эту мысль. Будем считать постановку этой проблемы завещанием Шишкова следующим поколениям лингвистов.
Список литературы
1. Шишков А.С. О предлогах // Известия Российской Академии. Книжка вторая. В Санктпетер-бурге, в Типографии Императорской Академии наук, 1816.
2. Шишков А.С. Рассмотрение корня в произведенных от него ветвях // Известия Российской Академии. Книжка пятая. В Санктпетербурге, в Типографии Императорской Академии наук, 1817.
3. Шишков А.С. Продолжение исследования корней. Корень мал // Известия Российской Академии. Книжка шестая. В Санктпетербурге, в Типографии Императорской Академии наук, 1818.
4. Шишков А.С. Руководство к сочинению словопроизводного словаря. СПб., 1831.
ORIGINS OF THE RUSSIAN HISTORICAL DERIVATION:
ALEXANDER SEMENOVICH SHISHKOV
A.M. Kamchatnov
This article analyzes the idea of the «word-forming» dictionary of the Russian language that was popular in the 17th century and related theoretical issues of Russian word formation. In addressing these issues, Shishkov became the true founder of this branch of Russian linguistics.
Keywords: historical derivation, derivational dictionary, means of derivation, A.S. Shishkov.
