9. Твардовский и «Новый мир»: Судьба поэта и журнала [Сообщение о лекции Г.В. Якушевой] // [Сайт Государственного института русского языка им. А.С. Пушкина]. [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://www.pushkin.institute/ пе™тзМе1ш1.рЬр?ГО=6724
2018.02.025. Т.Г. ПЕТРОВА. ТВОРЧЕСТВО А.И. СОЛЖЕНИЦЫНА. (Обзор).
Ключевые слова: А.И. Солженицын; жанр; рассказ; роман; эпопея; художественное исследование; малая проза; экфрасис; С.М. Ивашев-Мусатов; «Красное Колесо»; мотив внутреннего раздора.
Рассказ «Один день Ивана Денисовича», напечатанный в СССР в 1962 г., явился высшей точкой публично выраженного осознания социальной действительности в период хрущевской «оттепели». Задачей писателя было создать образ, олицетворяющий русский народный характер и судьбу русского народа в данный исторический период, пишет Г. Анищенко (2). В этом смысле Иван Денисович - эпический герой, хотя и воплощенный в малой эпической форме - рассказе. В этом произведении А.И. Солженицын развернул внимание общества от репрессированных «нескольких сотен партийных начетчиков» к трагедии всего русского народа. Сам писатель называл рассказ «пьедесталом для "Архипелага ГУЛАГа"».
Роман «В круге первом», продолжает Г. Анищенко, подводит черту под развитием классической русской романистики. Он же обозначает и кризис жанра: жизнь XX в. явно не вмещалась в старые меха, разрывала их, требовала новых форм, на пьедестале предстояло возвести нечто иное, сохранив «вертикаль мысли», но расширив «горизонт огляда». Этим «иным» стали «Красное Колесо» (публикация шла с 1971 по 2009 г.), «Архипелаг ГУЛАГ» и «Бодался теленок с дубом» (на Западе - в 1973-1975 гг.). Жанр «Архипелага» Солженицын определяет как «опыт художественного исследования». Больше он это определение не будет использовать («Красное Колесо» - «повествованье в отмеренных сроках», «Теленок» - «очерки литературной жизни»). Однако все три названных произведения, по мнению Г. Анищенко, укладываются в формулировку, определяющую новый, порожденный именно Солженицыным жанр - художественное исследование, - жанр синте-
тический, созданный на скрещении романа, исторической хроники, мемуаров, публицистики. Кроме того, он отличается от реалистического романа тем, что изображение типизированной действительности (традиционный реализм) оттесняется на второй план исследованием максимально возможного числа жизненных ситуаций, которые, сливаясь вместе, создают широчайшую эпическую картину.
В первом рассказе Солженицына эпическим героем, олицетворяющим народ, выступает один человек - Иван Денисович. В «Архипелаге» образ эпического героя формируется с помощью сложнейшей системы персонажей: от всем известных Флоренского или Гумилева, например, далее расширяясь к крупно нарисованным, но незнакомым читателю Василию Власову или Евгении Доя-ренко и еще далее переходя в несчетное количество имяреков. Так, по мысли Г. Анищенко, создается у Солженицына образ соборного эпического героя - русского народа. Еще одна черта жанра художественного исследования - подвижные границы между составными частями жанра. Они могут перемещаться в зависимости от темы и задачи конкретного произведения. Так, в «Архипелаге» преобладает историко-хроникальное исследование, в «Теленке» - мемуар-но-публицистическое, в «Красном Колесе» - беллетристическое (чисто художественное) и историко-хроникальное. Это гениальное изображение социальных страстей, пронизанное чувством всемирного катастрофизма, и создало одного из величайших писателей-художников ХХ в. Этим и объясняется вытеснение беллетристического начала, замена вымышленных героев образами людей реальных: изображение социальных страстей требует максимального приближения к конкретной социальной ситуации с реальными действующими лицами и подлинными событиями, полагает Г. Анищен-ко. Таким образом, три опыта художественного исследования Солженицына, расширив «горизонт огляда» и сохранив «вертикаль мысли», создали еще и «вертикаль истории». «Красное Колесо» (дореволюционный период и революция), «Архипелаг» (19181956) и «Теленок» («оттепель» и «заморозки») складываются вместе в трагическую эпопею русской народной жизни XX в. Писатель, разорвав «единство времени и места», попытался увидеть Россию не в исторической статике и изнутри, а во временном развитии и «из своего прекрасного далека». Именно поэтому Солже-
ницыну удалось высветить положение нашей страны как в истории XX в., так и в современном мире, заключает Г. Анищенко.
Мир, существующий под пером А.И. Солженицына, раскрывается на материале «настоящего». Справедливо высказывание писателя о том, что он умел в самых, казалось бы, обычных деталях и подробностях увидеть целую «художественную вселенную», связанную с первоосновами человеческого бытия. Я. Бай и Н.В. Сорокина (4) пишут, что в малой прозе Солженицына читается портретный очерк или история героя, находившегося в определенном историческом периоде. Реальный мир с его пространственно-временными координатами в художественных произведениях писателя восстановлен путем детализации событий. Это и позволяет автору сделать акцент на двух моментах. Во-первых, по сравнению с величиной и продолжительностью истории описываемые события являются, пользуясь терминологией писателя, крохотными. Во-вторых, в противовес первому положению, писатель концентрирует внимание на личностной активности героев, проявляемой в частных ситуациях, и реакции на эти маленькие события (4, с. 23).
Размышляя о будущем, Солженицын обращался к истории. Писатель поместил героев, многие из которых имели реальных прототипов, в определенные исторические условия, обрисовал их поведение и образ жизни. По сравнению с бесконечным временем и пространством жизнь человека является лишь «ничтожным отрезком», но изнутри человеческой жизни такие «отрезки» обретают единственный ценностный центр. «Ведущее значение в организации пространственно-временных отношений в малой прозе А.И. Солженицына приобретает детальное изображение ограниченного периода в судьбе героя, который, однако, становится целостным отражением всей жизни не только одного человека» (4, с. 24).
Т.И. Дронова (7) исследует роль живописных экфрасисов в романе А. Солженицына «В круге первом», выявляет принципы работы писателя с реальными визуальными объектами. Экфрасис, т.е. словесное описание визуальных произведений искусства, «обнажает прием». В понимании Солженицына, художественные приемы как таковые не должны привлекать к себе внимание, т.е. делать значимым сам процесс восприятия вещи, как считали формалисты. Будучи органически включены в повествование, они должны служить авторским целям, т.е. быть предельно телеоло-
гичными. Роман «В круге первом», «как ни одно другое произведение писателя, насыщен экфрасисами и многочисленными экфра-стическими деталями (архитектурными, скульптурными, живописными)» (7, с. 57).
Сергей Михайлович Ивашев-Мусатов (1900-1992) - старший товарищ Солженицына по Марфинской шарашке - является прообразом героя-художника в романе. И биография солженицынского персонажа (Ипполита Михайловича Кондрашева-Иванова), и его словесный портрет воссоздают в основных чертах судьбу и облик С.М. Ивашева-Мусатова, доказывает Т.И. Дронова. С.М. Ивашев-Мусатов принадлежал к художникам, сформировавшимся в 1920-е годы. Декоративный характер многих его живописных и графических произведений, их колористическая насыщенность сближают его картины с опытом «русских сезаннистов» - бубнововалетовцев. Одним из учителей С.М. Ивашева-Мусатова был И.И. Машков -активный участник этого объединения, но символический характер цветовых контрастов, мистический подтекст ряда работ отсылают и к опыту символистов. Эстетические открытия этого течения художник унаследовал не непосредственно, а через творчество Даниила Андреева, близкое знакомство с которым повлияло на его представления об искусстве, полагает Т.И. Дронова. Проведенный анализ романных экфрасисов убеждает в огромном влиянии Ивашева-Мусатова на восприятие Солженицыным произведений изобразительного искусства. Но отбирает автор романа лишь те картины, которые соответствуют его собственным эстетическим вкусам. В окончательную редакцию романа включены экфрасисы пяти работ художника, некоторые с измененными писателем названиями: «Первый снег», «Дуб» («Изувеченный дуб»), «Натюрморт с медным кувшином» («Натюрморт с подносом»), «Девушка в противоипритном костюме. Москва. 1941 год», «Замок святого Грааля». Упоминается также пейзаж «Утро» («Утро необыкновенного дня»). Но автору романа потребовалось, чтобы все они были написаны на Марфинской «шарашке» и чтобы Нержин в момент острейшего душевного напряжения увидел их как впервые. Особенность экфрастической ситуации «В круге первом», по мысли Т.И. Дроновой, состоит в том, что читатель не может сравнить произведения героя романа с подлинниками, как это обычно бывает в случае реальных, а не вымышленных экфрасисов. Невозмож-
ность отсылки к референту обусловлена тем, что Солженицын воссоздает полотна малоизвестного художника, прижизненная персональная выставка которого проходила в 1986 г. в Москве в маленьком зале на ул. Профсоюзной, а ее каталог, включающий 10 черно-белых репродукций и одну цветную, был напечатан тиражом в 500 экземпляров. Экфрасис, будучи по своей природе миметическим приемом, соприроден художественному методу Солженицына, стремящегося к воскрешению «подлинной» реальности на основе собственного опыта, к очищению действительности от лжи, в том числе утверждаемой средствами искусства. Важная, но далеко не единственная функция экфрасисов картин Кондрашева-Иванова -полемика с опытом соцреализма. В общей структуре романа творчество художника противопоставлено многочисленным идеализированным портретам вождя. В 46-й главе «Замок святого Грааля», посвященной воссозданию произведений Кондрашева-Иванова, раскрываются в экфрастических описаниях и проговариваются в «слове героя» представления о сущности человеческой личности и сути творчества (7, с. 59).
В своей нобелевской лекции Солженицын сформулировал свое понимание художника как «маленького подмастерья под небом Бога», создающего красоту в соответствии с нравственным требованием представить истину «сгущенно-живой»1. Как художником им двигало настойчивое, неодолимое желание наставлять и учить. Создателя «В круге первом» и «Красного Колеса», полагает Р. Темпест (8), нередко называют последним в ряду патриархов русской словесности, таких как И. Тургенев, Ф. Достоевский, Л. Толстой и Б. Пастернак, - творцов многостраничных, густонаселенных романов, описывающих поиск личной и коллективной идентичности на фоне историко-социальных потрясений. «Вместе с тем, при том, что проза Солженицына следует такой же повествовательной динамике и призвана так же покорять читателя, погружая его в колдовское, галлюцинаторное состояние, ее прагматическая информативная функция материализуется в тексте куда более открыто, хотя и не менее искусно. Кроме того, последние тома "Красного Колеса" решительно препятствуют этому волшебному
1 Солженицын А.И. Публицистика: В 3 т. - Ярославль: Верхняя Волга, 1995-1997. - Т. 1. - С. 8-9.
сну, который Кольридж называл "добровольным отказом от недоверия" к тексту, или, по крайней мере, ритмически прерывают его, превращая читателя в разборчивого, аналитически настроенного знатока исторических фактов и повествовательных нюансов: un homme ou femme d'élite» (8, с. 201-202).
Солженицын писал с верой в то, что литература способна произвести огромные перемены, пишет Л.Р. Вакамия (5). «Красное Колесо» задумывалось как восстановление белых пятен истории, как мост между Россией зарубежной и Россией метрополии, между ее прошлым и настоящим (5, с. 233). Во всем его творческом наследии можно проследить определенные композиционные формы и методы, такие как сжатие событий в повествовательное пространство одного или нескольких дней и структуру «узлов», которая представляет поперечный срез нескольких развивающихся одновременно сюжетных линий; оба этих приема - центральные в «Красном Колесе». Непрерывности структурируют творческий путь Солженицына, так что вся совокупность его произведений предстает плотно выстроенным континуумом. Вместе с тем такая тематическая и формальная непрерывность сглаживает риторические разрывы, сигнализирующие о последствиях изгнания, в произведениях, написанных вне родины и сразу после возвращения. Именно в этих поздних «текстах возвращения», а точнее - в прозаических миниатюрах «Крохотки» (1996-1999), риторические структуры, более характерные для его доизгнаннических вещей и образующие с ними непрерывный континуум, служат задаче укоренения писателя на родной почве, утверждает Л.Р. Вакамия. «Двучастные рассказы» (1993-1998), начатые как раз перед возвращением и законченные после него, перемежают события 19201930-х годов и Второй мировой войны с современными впечатлениями, которые писатель получил во время своего двухмесячного путешествия по России в 1994 г. Подчеркнутый в них разлад между прошлым и настоящим - персонифицированный в фигуре странника - контрастирует с почвенничеством и непрерывностью-преемственностью, которые традиционно приписываются произведениям Солженицына. Когда Солженицын - после тридцатилетней паузы и двадцатилетней оторванности от России - вернулся на родину и вновь начал писать «Крохотки», он предварил их замечанием, что «их писать там - не мог». Проехавшись по малым и средним горо-
дам Центральной и Восточной России и воочию убедившись в их заброшенном, маргинальном положении, Солженицын начал выступать от их имени. Местное своеобразие, своеобразие русской глубинки, к которому не дано было приобщиться пишущему субъекту-страннику в «Двучастных рассказах», выступает символом нации как целого в его последующих произведениях: «Россия в обвале» (1998) и «Крохотки». Последние «Крохотки» (1996-1999) вновь задействуют бинарные оппозиции, организовывавшие те из «Крохоток», что были написаны до изгнания, с тем, чтобы привлечь внимание к исчезающим культурным дискурсам. «Россия в обвале» рисует нацию, оказавшуюся на грани вымирания. Вопросы выживания, озвученные людьми, которых Солженицын встретил во время своей поездки, заполняют всю первую главу книги -«В разрывах российских пространств». В следующих главах Солженицын дает ответы на эти вопросы и провидит будущее России: наблюдатель-странник «Двучастных рассказов» становится провозвестником с твердо поставленной, непреклонной дикцией, который может указывать путь» (5, с. 245).
Полижанровость, по мнению Г.М. Алтынбаевой (1), является отличительной чертой художественного метода Солженицына. В жанровом эксперименте Солженицын «остраняет» природу романа, «возвращаясь к его истокам, к процессу соединения его риторического, эпического и карнавального начал» (1, с. 45).
Эпопея А. Солженицына «Красное Колесо» - произведение с ярко выраженной исторической направленностью, одной из ведущих парадигм которого является идея о нецелесообразности революционного пути развития России, пишет А. Аркатова (3). Антиреволюционный дискурс эпопеи многогранен. Его создание задействует множество тематических, жанровых, идейных пластов и достигается посредством стройной системы художественных приемов. Разработка антиреволюционной линии вовлекает и персонажей произведения, проходящих нравственную проверку и подвергающихся авторской оценке согласно их причастности к революционным событиям и лично-субъективному отношению к ним. Масштабно-эпопейный характер произведения многосторонне отражает повседневную картину эпохи в ее не только историческом, но и любовно-семейном и эмоционально-психологическом проявлении. Эта его особенность позволяет А. Аркатовой идентифицировать и ряд
женских характеров. Несмотря на их количественно меньшее присутствие в произведении и относительную (а иногда и абсолютную) зависимость от жизненных миров мужских героев, «они играют ключевую и равноправную роль в выражении историософской концепции автора и создании антиреволюционного дискурса эпопеи» (3, с. 360). В данном отношении особый интерес представляют не художественно переработанные писателем реальные исторические героини (императрица, А. Коллонтай, И. Арманд и др.), не авторски воссозданные, а авторски созданные, придуманные авторским воображением и принадлежащие чисто художественной перспективе произведения женские персонажи. Среди них - представительница студенческого купечества, охваченная культурными идеями Серебряного века Ликоня; грешница и христианка Зинаида Алтанская; представительница дворянской, профессорско-интелли-гентской среды Ольда Андозерская и молодая крестьянка Екатерина Благодарёва. «Эти героини, иногда находящиеся на периферии преимущественно мужского и реального исторического художественного мира эпопеи, позволяют читателю более полно осмыслить исторически-философскую логику писателя. Их участие в оформлении антиреволюционной тональности эпопеи наиболее интересно тем, что жизнь данных героинь и их внутреннее женское и духовное осознание себя соприкасаются с революционными событиями, но во многом осуществляются отдельно от них и, согласно толстовской концепции истории, текут помимо военных и политических катаклизмов» (3, с. 361). Текстуальное осуществление женских образов прослеживается А. Аркатовой по двум линиям: женственности и метафоричности.
С.В. Глушков (6) выдвигает и обосновывает гипотезу о мотиве внутреннего раздора, являющегося стержнем всей эпопеи «Красное Колесо». Главная мысль автора, по мнению исследователя, заключается в том, что гибель Российской империи была предопределена в тот момент, когда этот внутренний раздор поразил русскую армию. «Это мотив внутреннего раздора - не просто спора или даже борьбы разных политических и идеологических позиций, но именно раздора, возникшего между людьми и в итоге расколовшего страну и народ и сообщившего тем самым "красному колесу" его убийственную энергию. И хотя истоки этого раздора, очевидно, находятся в глуби предшествующих столетий, началь-
ным моментом своего повествования Солженицын избирает "точку невозврата", каковой становится раздор в воюющей армии» (6, с. 218). Писатель последовательно и планомерно раскрывает многочисленные причины этого раздора, убедительно показывая, что с такой расколовшейся и потерявшей себя армией Россия в прежнем своем состоянии просто не могла существовать. Крушение всего лишь одной армии - Второй армии генерала Самсонова - в 1914 г., как убедительно показывает Солженицын, стало первым шагом к крушению императорской России (там же). Крах армии Самсонова, утверждает С.В. Глушков, обнажил для многих сражавшихся храбро и мужественно солдат бессмысленность их героических усилий, пропадавших втуне из-за бездарности фронтового командования, поставленного тем самым царем, которого они, в отличие от Отечества (далекой и непонятной абстракции), «понимали». Это рождало в них сначала недоумение и усталость, а затем и отчуждение от «отцов-командиров», посылающих их на бессмысленную бойню. «С того момента, когда дух раздора стал распространяться в армейской среде, не встречая, по сути, сопротивления, обреченность страны и государства стала становиться все очевиднее» (6, с. 221). Появление печально знаменитого «Приказа № 1», родившегося в недрах самозваного Петроградского Совета рабочих и крестьянских депутатов, еще более четко обозначило точку невозврата в нарастающем распаде страны. Вбитый этим приказом клин между солдатами и офицерами, дойдя от запасных батальонов Петроградского гарнизона до воюющей армии, весьма быстро превратил эту армию в бесконечно митингующую вооруженную толпу, способную не к защите страны, а только к развалу и анархии. Мысль о том, что в триаде «народ - армия - государство» именно «центральное звено выступает как определяющее состояние страны в целом, остается одним из идейных стержней всей эпопеи» (6, с. 223), - заключает С.В. Глушков.
Список литературы
1. Алтынбаева Г.М. Риторические корни романа А.И. Солженицына «В круге первом» // Изв. Сарат. ун-та. Нов. сер. Сер.: Филология. Журналистика. - Саратов, 2014. - Т. 14, вып. 2. - С. 45-50.
2. Анищенко Г. «Чувство всемирного катастрофизма»: Творчество Александра Солженицына // Ортодоксия. ру [Электр. ресурс]. - М., 2017. - 26 сентября. -
Режим доступа: http://www.ortodoksiya.ru/index.php/segodnya/498-g1eb-anishc henko-chuvstvo-vsemirnogo-katastrofizma-tvorchestvo-a1eksandra-so1zhenitsyna
3. Аркатова А. Система ключевых женских образов в эпопее А. Солженицына «Красное колесо» // Жизнь и творчество Александра Солженицына: На пути к «Красному колесу»: Сб. ст. / Сост. Сараскина Л.И. - М.: Русский путь, 2013. -С. 359-369.
4. Бай Я., Сорокина Н.В. Пространственно-временные координаты событий в малой прозе А.И. Солженицына // Вестник Томского гос. ун-та. - Томск, 2015. -Вып. 1. - С. 20-25.
5. Вакамия Л.Р. Риторические конструкции репатриации в произведениях Александра Солженицына // Новое литературное обозрение. - М., 2010. - № 103. -С. 232-245. - Режим доступа: http://magazines.russ.ru/n1o/2010/103/1i16.htm1
6. Глушков С.В. Антиномия «Солдат - офицер» в «Красном Колесе» А.И. Солженицына // Вестник Тверского ГУ. Сер. Филология. - Тверь, 2016. - № 1. -С. 217-223.
7. Дронова Т.И. Экфрасис как прием в романе А.И. Солженицына «В круге первом» // Известия Сарат. ун-та. Нов. сер. Сер. Филология. Журналистика. - Саратов, 2014. - Т. 14, вып. 2. - С. 57-64.
8. Темпест Р. От составителя // Новое литературное обозрение. - М., 2010. -№ 103. - С. 201-204. - Режим доступа: http://magazines.russ.ru/n1o/2010/ 103^13^1
2018.02.026. КУЛАКОВСКАЯ Е.И. ЗВУК ВРЕМЕНИ: ОНТОПО-ЭТИКА ПРОЗЫ БОРИСА ЕВСЕЕВА. - М.: Совпадение, 2017. -191 с. (Рецензия).
Ключевые слова: онтологический анализ; сквозные эмблемы -инфразвук; двойничество; незримое; сверхреальность; пламенеющий воздух; эфир; узкая лента жизни; онтологическая духовность; эмблематические музыкальные образы - звучание акустического ветра, голос музыканта и т.д.
Стержневой научной темой в монографии Е.И. Кулаковской (Барнаул) является раскрытие своеобразия «новейшего реализма» в русской литературе рубежа ХХ-ХХ1 вв. на примере творчества Б.Т. Евсеева (р. 1951) как одного из наиболее очевидных созидателей этого направления.
Спектр толкования названного понятия расширяется с появлением каждого нового писательского имени. В этом ряду называют А. Варламова, В. Галактионову, Ю. Козлова, П. Крусанова, В. Личутина, Ю. Полякова, продолжающих традиции «классического реализма». Однако теперь принципиально новое изображение