CC BY
116
ряженые группы молодежи с цветами подснежников, ириса или ландышей — гульгардони — ходили по домам, желая хозяевам здоровья, добра и богатства;
наличием коллективной ритуальной трапезы, набор блюд которой исторически обусловлен. У русских это блины, кутья, козульки, жаворонки, суждув; у казахов — наурыз коже (похлебка из семи компонентов), кумыс (напиток), баурсак (лепешки из теста, приготовленные в жире), бешбармак (мясо с лепешками);
как правило, праздником всегда кто-нибудь руководит, чаще всего это уважаемый человек, хорошо владеющий традицией. В русском празднике — хороводница, тысяцкий; в казахском — тойбастаз.
Перечень параллелей можно продолжать, это: многоочаго-вость праздничного веселья, обычаи ряженья, подарков, маскирования, традиция предпраздничного заигрыша и послепразд-ничных отводин.
Праздничный параллелизм — достаточно устойчивое и распространенное явление в народной традиционной культуре. Он дает ключ к пониманию общих пружин исторического развития этого явления, а также к осознанию реальных путей возрождения лучших праздничных традиций, апробированных человеческим опытом.
Только любя все человечество и в нем свой народ, можно понять динамику традиционной культуры и ее актуальность сегодня.
М.С.Родионов
ЦИКЛ ИСТОРИЧЕСКИХ ПЕСЕН "ВЗЯТИЕ КАЗАНИ" КАК ЭТАП ЭВОЛЮЦИИ ЖАНРА
Классический период истории жанра исторической песни, период его наивысшего расцвета, открывается песенным циклом "Взятие Казани", насчитывающим в настоящее время более пятидесяти вариантов и отразившим народные впечатления, связанные с событиями 1547—1552 годов, когда в качестве приоритетной задачи внутренней и внешней политики правительства Ивана IV была объявлена необходимость разгрома Казанского ханства, являвшегося в то время одним из последних оплотов татаро-монгольской экспансии на Руси.
Разгром Казани, уничтожение ее государственности было первоочередной задачей для молодого Московского царства, для всей русской нации, ибо это позволяло не только обезопасить южные и восточные рубежи государства, но и было необходимым условием движения по , пути прогресса, ликвидации того отставания в политическом и экономическом развитии, которое возникло за более чем двухсотлетнее существование ига.
Перестав быть единой могучей державой, Золотая Орда (точнее, те государственные образования, что возникли на ее бывшей территории), конечно, уже не могла повтррить прежних походов на Русь. Но степень угрозы самому существованию Русского государства от этого не уменьшилась. Московскому царству не давали возможности спокойно жить и развиваться различные ханства, возникшие после распада Орды: Казанское, Астраханское, Крымское. Не имея уже сил заставить русских князей приезжать к ним с данью, как это было когда-то, они совершали постоянные набеги на русские земли, грабя, убивая, угоняя в плен тысячи людей. Необходимость обеспечения мирного существования заставляла откупаться, , от столь агрессивных соседей, что в конечном итоге явилось разновидностью все той же данной зависимости, подрывавшей и без того достаточно слабый экономический потенциал страны. Кроме того, Казанское и Астраханское ханства препятствовали продвижению Руси к плодородным пространствам новых земель, что было жизненно важно в условиях разорения, вызванного игрм и борьбой с ним, лишали возможности стабилизации и укрепления внутри- я внешнеполитического положения царства.
Таким образом, вопрос о сохранении и развитии Русского государства был напрямую связан с необходимостью уничтожения Казанского ханства как наиболее агрессивного, занимающего стратегическое положение в землях, представляющих острый интерес для Московского государства. Нет никакого сомнения в том, что объективно необходимость этой войны понимали все социальные группы тогдашнего русского общества. Вопрос жизни и смерти, который решался для русского народа в то время под Казанью, не просто сплотил на какое-то время народ (в пользу этого утверждения говорит тот факт, что первые семь лет царствования Ивана Грозного одинаково оцеаюаются как официальной историографией, так и фольклорными произведениями, отражающими народную точку зрения на зтя события), но и обусловил новый этап историзации народною сознания, который определил прежде всего тот факт, что в народной среде возникает интерес к политической бррьбе, ведущейся в верхних эшелонах государственной власти,- появляется стремление спроецировать ее ход и последствия на собственную судьбу, судьбу государства и нации в целом.
В самом деле, почему мы не имеем исторических песен, отражающих события времен правления Ивана III и Василия III, примыкающих к эпохе Ивана Грозного, хотя по своей семантике действия всех трех названных правителей преследовали единую цель создания, укрепления и расширения централизованного русского государства, краеугольным камнем которой была борьба с последствиями монголо-татарского ига? Очевидно, какие-то песни, связанные с Иваном III и Василием III все же существовали, так как цикл "Взятие Казани" представляет нам произведения высокого художественного уровня, которые не могли возникнуть на пустом месте, вдруг. Здесь, вне всякого сомнения, видна опора на хорошо разработанную традицию. Но
если такие песни существовали, то почему они исчезли, почему были забыты так прочно, что и следов их мы не можем найти? Ответ на этот вопрос может оыть следующим: действия, предпринимаемые предшественниками Ивана IV, в народном сознании ассоциировались с продолжением феодальных усобиц, ибо в этот период Московское княжество вело войны с другими русскими княжествами и в борьбе за объединение с обеих сторон сражались русские дружины, гибли русские люди. Да и по большому счету в феодальных усобицах прошлого большинство князей преследовало в принципе ту же цель — создание централизованного государства, но только с центром в своей столице. Поэтому какого-то взрывообразного влияния на сознание народа эти события оказать не могли, и песни, если они все же были, ничем не выделялись из основного потока, ничем не были примечательны в плане новых идей.
Другое дело разгром Казанского ханства. Впервые за долгое время военная мощь Москвы была даправлена на иноземного врага, причем наиболее ненавистного народу. Блестящая победа и ликвидация внешней опасности со стороны Казани, активизация борьбы с боярством, олицетворяющим для народа источник всех бед и несчастю;, преодоление последствий феодальных усобиц — все это не только сделало Грозного народным героем, но и сформировало общественно-политическую ситуацию, анализ которой неизбежно должен был повлиять на состояние народного сознания, как это бывает на качественно новых этапах истории.
Разгром Казанского ханства по своему влиянию на сознание народа может быть соотнесен с победой на Куликовом поле, когда впервые сознание шпионлльього единства стало играть пре мирующую роль. Такой же м<фект дала и победа над Казанью. Дальнейшая иеторизацня ознания, активизированная этим фактором, привела к тому, чтс на первое место выступили общенациональные, общегосударств^сяые интересы. Именно через их призму народ стал о; , ;ивать того или иного государственного деятеля, то или ш ое событие. Приобретение способности философски обобщать фиксируемые явления, прогнозировать их значимость для дальнейшей судьбы страны привело к тому, что теперь положительная или отрицательная оценка какого-либо события или исторического деятеля напрямую связывалась с этим прогнозом. Положительная перспектива его служила оправданием любых перегибов текущей внутренней политики, любых жестких, непопулярных мер. Именно так произошло с оценкой личности Ивана Грозного, что хорошо видно уже в первом цикле, с ним связанном. Народ объективно понял, что за всеми жестокостями первого русского царя стояло стремление вывести Русское государство из международной изоляции, поставить его в ряд с ведущими мировыми державами. Именно это понимание сделало Грозного любимым героем русского фольклора, положительно окрасило его личность и его деяния, вымыло из репертуара те произведения (а они, несомненно, были), где правление Ивана IV оценивалось
негативно. Народ понял те великие конечные цели, что преследовал московский царь.
Вернемся, однако, к периоду взятия Казани. Разгром этого ханства сразу же дал два положительных результата: во-первых, сотни тысяч несчастных, обращенных в рабство русских людей обрели свободу, вернулись в лоно отечества и христианства. Естественно, что свое освобождение они связывали с именем Грозного и, конечно, сделались горячими сторонниками его политики. Но важнее другое: уже не сотни тысяч, а миллионы людей, живущих и еще не рожденных, были избавлены от ужаса нового ига. Это была уже не царская прихоть, это была реализация всенародной цели. Так объективно совпали интересы царя и народа: была общая цель — создание централизованного сильного государства, способного противостоять любой внешней агрессии, и был общий враг — сепаратистски настроенное боярство, мечтавшее вернуться к тем временам, когда каждый держал "отчину свою" и был в ней полным хозяином, что в русской истории всегда приводило к междоусобным столкновениям и неисчислимым народным бедствиям. На этом этапе было ясно, что взаимная поддержка двух сил (царя и народа) необходима: не случайно Грозный в своей борьое опирался на служилых людей-дворян, которые очень часто были выходцами из социальных низов. Именно в этот период народ стал, пожалуй, впервые осознавать значимость своей роли в общественной борьбе, в судьбе страны, что и было ведущей причиной роста национального самосознания, выхода его на новый уровень, который определял не только интерес к происходящим событиям, но и способность связывать их с общественными процессами. Новый уровень сознания обусловил его дальнейшую исторйзацию, что нашло свое отражение в цикле "Взятие Казани", наиболее интересными и значимыми вариантами которого являются следующие песни: "Середи было Казанского царства"; "Вы послушайте, ребята, что мы станем говорить"; "Вы послушайте, ребята, послушайте, господа"; "По городу татаринок погуливает"; "Грозен, грозен, грозен, да грозен наш-от белый царь"; "Грозен царь Иван Васильевич"; "Кто бы нам сказал про царев поход"; "Ох вы гости, гости званые"; "Уж вы, люди ли, вы, люди стародавние"; "Грозен, грозен беленький царечек"; "Эх, запоем про царя"; "Мы споемте, братцы, песню нову"; "Уж вы, гости мои, гости любящие"; "Уж вы, гости мои, гостечки"; "Как грозный царь Иван Васильевич"; "Как под речкою Казанкой"; "Уж вы, гости мои, дорогие вы мои"; "Посидите, мои гости, побеседовайте"; "Добрые люди, послушайте"; "Уж вы, старые старушки, вы послушайте"; "Уж ты, батюшка царь" .
Перечисленные выше песни отличаются высокой степенью достоверности отражения событий как предшествующих взятию Казани, так и относящихся непосредственно к самому штурму и его последствиям. Эта верность историческому факту является той чертой, что уже отделяет песни данного цикла от песен предшествующих эпох, которые отличаются лишь верностью
наиболее общей исторической картине того времени, но которые не могли сохранить исторические детали в силу переходного типа сознания их авторов и его близости к сознанию эпического типа. Таким образом, начиная с "цикла "Взятие Казани", мы можем говорить о принципиально новом подходе к изображению и оценке событий, о пристальном интересе к ним, ибо только в этом случае деталь, подробность приобретает самоценный характер и сохраняется в памяти поколений. Но это должны обусловить изменения, происходящие в народном сознании, его дальнейшая историзация, приобретение способности мыслить глобально, видеть связь поколений прошлого и настоящего, уметь спроецировать их на будущее, оценивать все происходящее с позиции общенациональных интересов.
Итак, песни рассматриваемого цикла позволяют достаточно точно восстановить картину казанских событий: они достоверно указывают, что наступление русских войск на Казань началось от Свияжска-крепости, специально построенной для этих целей в качестве опорного пункта:
Подымался государь да с каменной своей Москвы Он со всею силою, со войскою, Он со войскою со московскою, Не дошедши до Казани, останавливался, Становился государь на Свияге на реке, На Свияге на реке, по сю сторону2. Очень точно все известные варианты определяют продолжительность казанской кампании: от времени выдвижения задачи до ее осуществления прошло 7 лет. Все без исключения варианты сообщают, что решающий штурм города был начат с подрыва минированных подкопов, что на предшествовавшее ему предложение о сдаче татары ответили оскорбительными насмешками:
Татарки-казанки на стене они стояли, На стене они стояли, ж... показали:
1 э
"Еще вот те, государь-царь, Казань-город взять!"
Как по городу по Казани Злы татары-воры гуляли, Злы татары-воры, басурманы Надсмеялись царю во глаза...
"Ни во сто лет,
ни в тысячу тебе Казань не взять..."4 В песнях Казанского цикла органично сочетаются традиционная военно-патриотическая тема и новые художественные средства ее реализации. Помимо упомянутой выше верности историческим фактам можно выделить следующие новые черты жанра исторической песни.
Наряду с традиционными для исторического песенного фольклора того времени беззапевными песнями, начинающимися непосредственно с изображения боевых действий, впервые появляются произведения, имеющие вступление (Киреевский, VI, с.4—5; Миллер, № 12, 19; Исторические песни, № 62, 66, 69, 70; Киреевский, VI, с.2). Очевидно, целью данного нововведения было создание установки на определенное восприятие событий,' что явилось важным условием в процессе превращения Ивйна Грозного в народного героя, в положительный образ русского фольклора. Так, например, згпев песни №19 из сборника Миллера сразу ориентирует слушателя на то, что взятие Казани явилось для Русского государства событием архиважным, не имеющим аналогов в ближайшей истории. Запев песни из сборника Шейна, помещенной также и в сборнике Миллера, сразу ориентирует на ее главного героя — Ивана Грозного — и на значимость его деяния. Аналогичный по замыслу вариант мы находим и в сборнике М.Д.Чулкова: Вы, молодые ребята, послушайте, Что мы, стары старики, будем сказывати Про Грозного царя про Ивана про Васильевича. Как он, наш государь-царь, под Казань-город ходил" Иную функцию выполняет зачин в песне, помещенной в сборнике "Исторические песни XIII—XVI веков", где помимо акцента на главного героя и его великое деяние мы можем выделить также и установку на длительное изложение (своеобразная подготовка слушателя к тому, что ему следует набраться терпения, так как повествование будет продолжительным). Такой подход тем более оправдан, что песня, действительно, одна из самых значительных по объему из всех известных песен цикла. Кто бы нам сказал про царев поход, Про Грозного царя Ивана Васильевича? Как он, Грозен царь Иван Васильевич, Скоплял силушку ровно тридцать лет, Ровно тридцать лет, еще три годаь. Известно, что первая строка по своему синтаксису напоминает первые строки "Слова о полку Игореве" ("Не пристало ли нам, братья, начать старыми словами печальные повести о походе Игоревом..."). В знаменитом памятнике древнерусской литературы эти слова предшествуют авторскому замыслу отказаться от старинной манеры изложения времен Бояна и стремлению опереться на новую традицию. Нечто подобное мы наблюдаем и в указанной песне, автор которой сознательно уходил от прежней манеры эпического изображения действительности, насыщая свое произведение реальными подробностями: помимо реки Казанки, упоминающейся во многих вариантах, здесь мы встречаем упоминание также реально существующей Булат-реки (Булак); кроме того, автор более подробно, чем в других вариантах, изображает характер Ивана Грозного, подчеркивая не только его вспыльчивость и отходчивость, но и уважение к тем, кто не боится говорить правду
ему в глаза, о чей упоминает, например, и Н.М.Карамзин в "Истории государства Российского". И все это на фоне эпического элемента в зачине, известного еще по былинам об Илье Муромце:
Скоплял силушку ровно тридцать лет, Ровно тридцать лет, еще три года.
Подобный диссонанс можно объяснить стремлением создателя песни, отталкиваясь от древней традиции, прийти к новым принципам отражения действительности. Но ведь именно эту цель преследовал в своем выступлении и неизвестный автор "Слова..."! Конечно, вряд ли создатель исторической песни был знаком с этим произведением и своеобразно трансформировал его идею. Здесь, скорее всего, мы сталкиваемся с общей закономерностью, присущей русской культуре эпохи средневековья и отразившейся как в литературе, так и в фольклоре, связанной с процессом смены типа народного сознания.
Еще одно интересное наблюдение, связанное с появлением зачинов в исторических песнях, можно сделать на основании песни № 12 из сборника Миллера. Здесь мы имеем пример песни, композиция которой строится по схеме литературного произведения: вступление — основная часть — заключение. Причем даже при всей скомканности сюжета (что является естественным следствием его деформации при длительном устном бытовании) мы можем отметить четко продуманную композицию произведения. Очевидно, авторской целеустановкой песни было первоначально стремление не только отразить такое знаменательное событие, как взятие Казани, но и подчеркнуть сложный характер московского царя, прежде всего те его черты, что породили прозвище "Грозный". Финал песни тесно связан с зачином и является его логическим продолжением и завершением:
Не успела свеча разгореться,
С мастерочка царь головушку снял...1
Таким образом, зачин сразу настраивает слушателя на восприятие Ивана IV именно как грозного царя. Достоверность этой преобладающей детали подчеркивается точной передачей реальных событий осады города: заминированные подкопы, насмешки и оскорбления татар. И на фоне этой исторически верной картины разворачивается трагедия смелого "мастерочка", попавшего царю под горячую руку и казненного по подозрению в измене. Зачин, создающий установку на грозный характер царя, и финал, связанный со смертью мастерочка, оказываются тесно взаимосвязаны, а исторически верные детали осады города придают центральной идее дополнительную достоверность. Приведенный текст дает основание полагать, что композиция произведения становится для создателей исторических песен объектом пристального внимания, каждый ее эпизод начинает строго мотивироваться. Особенно важным это окажется впоследствии, в связи с появлением песен со сложной, многоплановой композицией ("Гнев Ивана Грозного на сына"), где строгая
мотивировка каждого эпизода, каждой детали будет придавать произведению особую цельность, завершенность, и все это будет делаться уже с опорой на твердую традицию, заложенную в цикле "Взятие Казани".
Однако установка на определенное восприятие персонажа, событий, с ним связанных, не ограничивалась в отношении Ивана IV только стремлением подчеркнуть его "грозность". Упор только на эту черту характера привел бы к искажению картины, что в условиях историзации сознания можно было бы рассматривать как откат назад, к эпическому мировосприятию. Песни данного цикла рисуют нам сложный, многогранный, противоречивый характер Ивана IV именно таким, каким он был в действительности. И установка на такое восприятие закладывается уже в зачине. Примером этому может служить песня из сборника "Исторические песни XIII—XVI веков": Старину я вам скажу стародавнюю Про царя было про Ивана про Васильевича. Уж он, наш белой царь, он хитер был, мудер, Он хитер и мудер, мудрей в свете его нет .
Использование такого художественного приема, как перехват, позволяет усилить акцент на незаурядном уме московского царя, на его мудрости. И это не идеализация героя, свойственная фольклорным произведениям, это историческая реальность. Для сравнения можно привести слова Н.М.Карамзина, который отнюдь не питал к Грозному теплых чувств: "Так Иоанн имел разум превосходный ... соединенный с необыкновенным даром слова... Имея редкую память, знал наизусть Библию, историю греческую, римскую, нашего отечества ..."
Таким образом, мы можем видеть, что в народе очень хорошо знали характер Ивана IV, его сильные и слабые стороны, и именно стремлением их отразить можно объяснить включение в структуру песни вымышленного эпизода, рассказывающего о столкновении Грозного с пушкарями. По крайней мере, ни один известный нам письменный источник не сообщает ничего подобного. Очевидно, здесь создатели пошли по пути малого вымысла во имя большой правды. Вспыльчивый, но в то же время отходчивый, готовый признать свою неправоту царь в песнях данного цикла соответствует тому представлению об Иване Грозном, которое сложилось из сообщений его современников. Итак, даже в этом вымышленном эпизоде историческая песня остается верна исторической правде.
Завершая разговор о той роли, которую стал играть в исторической поэзии зачин с момента его появления, следует отметить, что для последующих песен и песенных циклов он становится уже традиционным элементом композиции, и при этом его функции могут быть сведены к двум:
1) установка на длительное изложение для песен значительного объема;
2) установка на определенное восприятие в песнях, отображающих события большой значимости.
И здесь очень важно было именно подсказать слушателям, как относиться к тому или иному событию, историческому деятелю, как понимать происходящее. Особенно актуальным это оказалось в отношении оценки событий конца XVII — начала XVIII века, когда процесс историзации народного сознания достиг столь высокого уровня, что привел к появлению в песенном фольклоре полярных, взйймоисключающих точек зрения на одни и те же события, как это произошло, например, в отношении стрелецкого бунта 1698 года или петровских преобразований. В условиях, когда фольклорная традиция стала допускать различные подходы к оценке исторических событий или лиц, было очень важно сориентировать слушателей на правильное, с точки зрения исполнителя, их понимание. Впервые это появилось и опробовалось в цикле "Взятие Казани".
Еще одним важным открытием, впервые реализованным именно в рассматриваемом цикле, является углубление драматизма изображаемых событий путем использования вставных эпизодов, не имеющих под собой реальной исторической почвы, но верно отражающих определенные тенденции, закономерности. Примером тому может служить уже упомянутый выше эпизод спора Ивана Грозного с пушкарями, который в большинстве известных вариантов выступает кульминацией песни. В то же время он отражает реальные социальные взаимоотношения и особенности характера московского царя, что также является новаторским для рассматриваемого периода.
Несомненным открытием жанра видится изображение полновесных, реальных, многогранных характеров, в отличие от условных схем-характеров XIII—XV веков. Иван Грозный в Казанском цикле максимально приближен к исторической реальности. Это вспыльчивый, подозрительный, строгий монарх, но одновременно и справедливый, готовый признать свою неправоту, исправить совершенную ошибку. Эта противоречивость образа московского царя придает ему жизненность, правдивость, так как в полной мере совпадает со свидетельствами его современников и данными исторической науки.
Важным моментом, иллюстрирующим степень историзации народного сознания, является временное приурочение того или иного варианта и анализ в свете этих данных вставного эпизода. Б.Н.Путилов высказал в свое время мысль, которая может стать отправной точкой в наших рассуждениях: "Народная историческая песня всегда создается в пределах той исторической эпохи, которую она изображает"10. В данном случае речь идет об эпохе Ивана Грозного и примыкающем к ней времени правления Федора Иоанновича и Бориса Годунова. Проследив те изменения, что происходят в композиции песен рассматриваемого цикла, мы можем получить данные о тех изменениях, которые происходили в народном сознании в пределах известного временного промежутка. Известно, что Смутное время в корне изменило представление народа о его роли в истории. Многие из правителей были приведены на престол именно благодаря движению народных масс. В это время народ получил не только
хороший повод сомневаться в божественном происхождении царской власти, но и наглядное представление, кто может быть ее опорой. Эти изменения в сознании начались, очевидно, с приходом (или с приводом) к власти Бориса Годунова, который был, как известно, обставлен в виде народного избрания или народной просьбы. Применительно к песням цикла "Взятие Казани", которые, несомненно, создавались в течение всей эпохи, примыкающей к Смутному времени, это выразилось в акценте повествования на эпизод с пушкарями и постепенное усиление их роли в штурме города. Если взять на вооружение это предположение, то выстраивается стройная картина хронологического приурочения известных вариантов:
Наиболее ранние — Кирша Данилов, № 30 (песня отличается стройАой композицией, в центре внимания — личность Ивана Грозного, эпизод с пушкарями присутствует лишь для иллюстрации характера московского царя) . К поздним. вариантам можно отнести следующие: Миллер, № 2 (в центре внимания эпизод с пушкарями и личность смелого пушкаря); Исторические песни, № 56, 71 (по сюжету последней песни план взятия города был предложен царю непосредственно пушкарями). В пользу позднего происхождения данного варианта говорит и наличие в песне рифмы как стихийной по своей природе, так и сознательно подобранной, что является характерной чертой устных и письменных памятников Смутного времени.
Поздним вариантом следует признать и песню № 80 из сборника "Исторические песни XIII—XVI веков", построенную в форме диалога царя и рассказчика, что возможно уже на более высоком уровне самосознания:
"Уж ты, батюшка царь, Царь Иван Васильевич! Ишшо как ты, бит, царь, Ты татарску Казань взял?" "Уж я так, бат, Казань взял — Своем мудростям... "12 Некоторые песни цикла разрушают наше представление о степени заинтересованности народа в глобальных политических проблемах, его осведомленности в хитросплетениях внешней политики Русского государства. Интересным примером этого является песня из сборника Кирши Данилова, дающая абсолютно верную картину дипломатической борьбы, предшествовавшей походу на Казань. В ткань повествования введен мотив сна казанской царицы, рассказывающий о бедах, грозящих городу. Характерно, что на протяжении всей песни царица Елена ни разу не назвала Ивана Грозного царем, хотя к моменту описываемых событий он носил царский титул уже пять лет. Однако Елена упорно именует Ивана IV не иначе как "великий князь московский", тогда как о возглавляемом им государстве говорит "Московское царство" . Пример достаточно показательный: известно, что именно восточные державы (Казанское
ханство в их числе) дольше всех не желали признавать нового статуса верховной власти Руси, отвечающего новым реалиям централизованного государства. Именно восточные соседи-противники стремились вернуть Русское государство к прежним временам удельных княжеств, над которыми безраздельно господствовала Золотая Орда. Только этими историческими реалиями, хорошим знанием внешнеполитических проблем Москвы и можно убедительно объяснить использование титула времен феодальной раздробленности в то время, когда это звучало уже явным анахронизмом. Интересна в этой связи концовка песни:
Он царской костыль в руки принял. И в то время князь воцарился И насел в московское царство...14
Смысл ее достаточно понятен: взятие Казани открывало новую страницу в истории Московского государства. Теперь это уже было "полноценное" царство, доказавшее это силой своего оружия, с которым нельзя было не считаться никому. То, что народ отметил это, является результатом прогрессирующей историзации его сознания.
В целом песни цикла "Взятие Казани" позволяют сделать вывод о резко отрицательном отношении народа к боярству и понимании им того, что на данном историческом этапе самодержавие является прогрессивным фактором общественного развития. Именно поэтому победа над Казанью приписывается одному Грозному, а бывшие с ним там воеводы, большинство из которых принадлежало к именитым боярским родам, не упоминаются вовсе.
Таким образом, цикл исторических песен "Взятие Казани" можно рассматривать в качестве фундамента, на котором строилась и развивалась историческая фольклорная поэзия не только XVI, но и последующих веков. Рассматриваемый песенный цикл оказал большое влияние на развитие отечественной литературы нового времени, в частности, под знаком его открытий развивалась литературная баллада с эпическим типом композиции.
Примечания
1 Названные песни входят соответственно в следующие сборники: Древние российские стихотворения, собранные Киршею Даниловым. М.; JI 1958. №30 (в дальнейшем — Кирша Данилов); Миллер В.Ф. Исторические песни русского народа XVI—XVII вв. Г1г., 1915. №10 (в дальнейшем — Миллер); Ученые записки / Саратов, гос. ун-т. Вып. филол. Саратов, 1957. CMS—476; Песни, собранные П.В.Киресвским. Вып.VI—VIII. М., 1870. С.5—6 (в дальнейшем — Киреевский); Миллер, №15; Исторические песни XIII—XVI веков. М.; J1., 1960. №56 (в дальнейшем — Исторические песни); Киреевский, с.4—5; Миллер, №19; Миллер, №18; Исторические песни, №63; Миллер, №11; Миллер, №12; Исторические песни, №69; Исторические песни, №70; Исторические песни, №72; Исторические песни, №73;
Исторические песни, №75; Киреевский, с.2; Миллер, №9; Исторические песни, №80.
2 Миллер, №5.
3 Миллер, №19.
4 Магнитский. Песни крестьян села Беловолжского. Казань, 1877. С.359—360.
5 Сочинения М.Д.Чулкова. СПб., 1913. Т.1, №125.
6 Исторические песни, №58.
7 Миллер, №12.
8 Исторические песни, №79.
9 Карамзин Н.М. История государства Российского. Калуга, 1993. Кн.З. С.178—179.
10 Исторические песни, с.12.
11 Исторические песни, №50, 70, 73, 75; Киреевский, VI, с.5—6; Миллер, №15, 20 (текст песни отличается особой точностью передачи событий, что наводит на мысль об авторстве очевидца). Интересно, что в песне №75 из сборника "Исторические песни XIII—XVI веков" эпизод с пушкарями отсутствует вовсе.
Исторические песни, №80.
13 Кирша Данилов, №30.
14 Там же.
В.П.Федорова
ГЕНЕТИЧЕСКИЕ ИСТОКИ ХОРОВОДНО-ИГРОВОЙ ПЕСНИ "УЖ Я ВЫКОРМЛЮ, ВЫКОРМЛЮ КОНЯ"
Проблема генетических истоков сюжетов, образов, мотивов, истории фольклорной лирики — дело не одного поколения. Трудность связана с временной многослойностью фольклора, о которой писал Ф.И.Буслаев. Он справедливо отмечал, что в народной поэзии "наглядно выражается то причудливое наслоение исторических следов разных времен и разных поколений, из которых органически слагается всякая народность" . В качестве методологического он выдвинул принцип изучения явления в соответствии с историей: от всякой эпохи следует "требовать только того, что она может дать, не навязывать позднейших понятий периоду древнейшему и вообще не искать в старине того, что привыкли мы видеть вокруг себя". Примером следования заветам Ф.И.Буслаева может быть историко-генети-ческий анализ песни "А мы просо сеяли", предпринятый в 1938 году Н.Н.Тихоницкой . Особого внимания заслуживает монография В.Н.Ереминой об обрядовых корнях целого ряда сюжетов и образов народной лирики . Убедительны выводы Б.А.Рыбакова относительно генетических истоков песни "Сидит наш Яшенька на золотом стуле" . Вместе с тем нельзя не отметить, что богатый фактологический материал хороводных и игровых песен
