CC BY
113
Посредством таких ассоциаций, группирующихся вокруг интернет-торговли, возможна реструктуризация системы партийно-государственного управления на уровне деревни1. Однако симбиозу между местной властью и сельскими ритейлерами может помешать возрастающая после прихода к руководству Си Цзиньпина враждебность к сельскому протесту и его участникам, выступающим с коллективными требованиями.
А.В. Гордон
2018.03.021-024. П.М. МОЗИАС. ТРАНСФОРМАЦИОННЫЕ ПРОЦЕССЫ В СЕЛЬСКОМ ХОЗЯЙСТВЕ КИТАЯ. (Обзор).
2018.03.021. ЦАЙ ФАН, ВАН МЭЙЮАНЬ. От «экономики бедности» к экономии на масштабах: Вызовы, стоящие перед сельским хозяйством Китая на новой стадии развития.
ЦАЙ ФАН, ВАН МЭЙЮАНЬ. Цун цюнжэнь цзинцзи дао гуймо цзинцзи - фачжань цзедуань бяньхуа дуй Чжунго нунъе тичу дэ тяочжань // Цзинцзи яньцзю. - Пекин, 2016. - № 5. - С. 14-26. -Кит. яз.
2018.03.022. ФЭН ЛЭЙ, ЦЗЯН ЯНЬ, Е ЦЗЯНЬПИН. Чем вызваны институциональные изменения: стимулами или принуждением? Исследование процессов перераспределения земли в китайской деревне и их региональных различий.
ФЭН ЛЭЙ, ЦЗЯН ЯНЬ, Е ЦЗЯНЬПИН. Ючжисин чжиду бяньцянь хайши цянчжисин чжиду бяньцянь? - Чжунго нунцунь туди тяоч-жэн дэ чжиду яньцзинь цзи дицюй чаи яньцзю // Цзинцзи яньцзю. -Пекин, 2013. - № 6. - С. 4-18. - Кит. яз.
2018.03.023. Оборот прав пользования землей и повышение производительности труда крестьян: Теория и практика / МАО ПЭЙХУА, СЮЙ ЦЗИ, ХЭ СЯОДАНЬ, ЧЖОУ ЯХУН.
Нунди цзининцюань лючжуань юй нунминь лаодун шэнчаньлюй тигао: лилунь юй шичжэн / МАО ПЭЙХУА, СЮЙ ЦЗИ, ХЭ СЯОДАНЬ, ЧЖОУ ЯХУН // Цзинцзи яньцзю. - Пекин, 2015. - № 11. -С. 161-176. - Кит. яз.
2018.03.024. У ЦЗЯ, ЯО САНЬГО, ЧЖАН ЦЗЮНЬСЭН. Исчезает ли дискриминация, вызванная существованием систем подворной
1 Эта система была в значительной степени поколеблена, во-первых, ограничением квазиофициальных доходов партийно-государственной сельской верхушки, а, во-вторых, введением выборов в деревенские комитеты. - Прим. реф.
регистрации в городе и на селе? Эмпирическое исследование на основе данных за период реформ: 1989-2011.
У ЦЗЯ, ЯО САНЬГО, ЧЖАН ЦЗЮНЬСЭН. Чэнсян хуцзи циши шифоу цюйюй чжибу - лайцзы гайгэ цзиньчэн чжун дэ цзинянь чжэнцзюй: 1989-2011 // Цзинцзи яньцзю. - Пекин, 2015. - № 11. -С. 148-160. - Кит. яз.
Ключевые слова: Китай; семейный подряд; система подворной регистрации; сельские мигранты.
Цай Фан (Президиум Академии общественных наук Китая) и Ван Мэйюань (Институт демографии и экономики труда Академии общественных наук Китая) [021] отмечают, что во всех странах развитие сельского хозяйства проходит три стадии: 1) решение проблемы адекватного предложения продовольствия; 2) обеспечение роста крестьянских доходов; 3) трансформация способа производства на селе.
Методологической базой выделения этих стадий послужила неоклассическая теория экономического развития. В ней, в частности, описываются такие состояния, как мальтузианская «ловушка бедности» (когда прирост населения опережает прирост ВВП и это приводит к стагнации реальных доходов) и дуальная экономика по У.А. Льюису, в которой происходит перемещение трудовых ресурсов из традиционного, аграрного в современный, городской сектор экономики.
В собственно экономической теории сельского хозяйства неоклассический подход представлен трудами Т. Шульца. Он различал традиционное и современное сельское хозяйство, в этих двух секторах по-разному формируются доходы на факторы производства. В традиционном сельском хозяйстве одни и те же ресурсы используются в течение длительного времени, поэтому доходы формируются под влиянием высоких цен на сельхозпродукцию, но при этом слабы стимулы к капиталовложениям в сельское хозяйство. В современном сельском хозяйстве ресурсы быстро обновляются, цены на аграрную продукцию относительно низкие, и ценовая конкурентоспособность отрасли привлекает в нее инвестиции.
В Китае в дореформенный период рост производства сельскохозяйственных товаров сдерживался отсутствием соответствующих стимулов в системе «народных коммун». С переходом на
семейный подряд на рубеже 1970-1980-х годов производительность труда в сельском хозяйстве начала расти. Но в целом и к периоду 1978-1984 гг. применимы термины «ловушка бедности», по Т. Мальтусу, и «традиционное сельское хозяйство», по Т. Шульцу. Производство сельскохозяйственной продукции было недостаточным, в городах сохранялась карточная система распределения продуктов питания.
Проблема производства продовольствия на этой, первой, стадии решалась за счет концентрации в аграрном секторе значительной части трудовых ресурсов страны. В 1978 г. доля сельского хозяйства в совокупной занятости составляла в КНР 70,5%, и она была намного выше, чем доля сельского хозяйства в ВВП страны (28,2%). Если рассчитать производительность труда как соотношение долей в ВВП и совокупной занятости, то для сельского хозяйства этот показатель составлял тогда 0,40; для «вторичного» сектора (обрабатывающей промышленности и строительства) - 2,77, а для «третичного» (сферы услуг) - 1,96 [021, с. 16].
Во вторую стадию развития китайское сельское хозяйство вступило в середине 1980-х годов. В это время в аграрном секторе стали активно применяться новые биотехнологии, происходила механизация производственных процессов. Как следствие, рост предложения сельскохозяйственных товаров перестал сдерживаться количеством имевшихся трудовых ресурсов. Избыток рабочей силы на селе стал очевидным, созрели условия для перемещения значительной части трудовых ресурсов из земледелия в неаграрные сферы хозяйства. Доля сельского хозяйства в совокупной занятости в экономике устойчиво снижалась, в 2001 г. она составляла уже только 19,1% [021, с. 17].
Благодаря росту производительности труда стали расти и доходы крестьян. К тому же все большая часть доходов деревенских домохозяйств теперь обеспечивалась неаграрными видами деятельности, в том числе благодаря денежным переводам в деревню от членов семей, отправившихся на заработки в города и поселки.
Эта, вторая, стадия развития подошла к концу, когда Китай миновал «поворотный пункт», по Льюису, т.е. когда был исчерпан запас избыточных трудовых ресурсов в традиционном секторе экономики. По оценке Цай Фана и Ван Мэйюаня, это произошло примерно в 2004 г. [021, с. 16].
На третьей стадии труд становится относительно дефицитным фактором производства в сельском хозяйстве, применяемые технологии становятся все более трудосберегающими, ускоряется замещение труда капиталом. В связи с этим требуется увеличение масштабов хозяйств на селе с тем, чтобы воспрепятствовать падению предельной отдачи на вложенный капитал.
Производительность труда в сельском хозяйстве при этом продолжает расти, как и крестьянские доходы. В 2012 г. в структуре чистых доходов сельских домохозяйств уже 65,6% приходилось на неаграрную деятельность [021, с. 19]. Но нужно учитывать, что с 2011 г. в КНР происходит абсолютное сокращение численности трудоспособного населения (в возрастах 16-59 лет). С 2015 г. стала уменьшаться и абсолютная численность сельской молодежи (1619 лет), которая может пополнять ряды сельских мигрантов (СМ), перемещающихся на работу в города. Прирост числа СМ уже замедлился, а значит, будет замедляться и прирост доли оплаты за работу по найму в структуре доходов деревенских домохозяйств. А отсюда следует, что рост крестьянских доходов не будет дальше автоматически решать задачу изменения способа производства на селе: так как не будет создаваться достаточного спроса на сельхозпродукцию, то не будет расширяться и ее производство.
Рост крестьянских доходов замедлится и в том случае, если не удастся повысить эффективность сельского хозяйства через достижение экономии на масштабах производства. А укрупнению хозяйств прямо препятствует сложившаяся еще в 1980-е годы подрядная система землепользования. Она предполагает, что земля, оставаясь в коллективной собственности, делится между крестьянскими хозяйствами по числу членов в семьях и числу трудоспособных среди них. Каждый двор получает участок с учетом качества земли. Но подрядные участки небольшие, к тому же земля одного хозяйства часто не является единым массивом, а расположена че-респолосно (до пяти-шести участков), что препятствует ее эффективному использованию. Незначительные масштабы хозяйств ограничивают механизацию китайского сельского хозяйства, крестьянам трудно покупать или арендовать технику даже на коллективной основе.
Укрупнению хозяйств мешает и неразвитость системы рыночного оборота земельных участков. По действующему законода-
тельству земля не может быть приобретена в частную собственность, возможна лишь покупка «прав пользования землей» (ППЗ), т.е. прав на долгосрочную ее аренду. Хотя жесткость системы «подворной регистрации» (прописки) за годы реформ существенно ослабла, но и сейчас эта система в определенной степени сдерживает миграцию рабочей силы между деревней и городом. В целом, констатируют Цай Фан и Ван Мэйюань, китайское сельское хозяйство достигло качественно нового уровня развития, и те методы аграрной политики, которые раньше приносили успех, теперь перестают быть результативными [021, с. 14].
Фэн Лэй (факультет земельного менеджмента Народного университета Китая, Пекин), Цзян Янь (Центр прикладной статистики Народного университета Китая, Пекин) и Е Цзяньпин (факультет земельного менеджмента Народного университета Китая, Пекин) [022] напоминают, что сроки земельного подряда в 1984 г. были установлены в 15 лет, а в 1993 г. - в 30 лет. Это нашло отражение в принятых в 1998 г. поправках в Закон КНР об управлении земельными ресурсами и в принятом в 2002 г. Законе КНР о земельном подряде в деревне. В Законе КНР о правах собственности (2007) подряд на землю был отнесен к категории «приносящих доход прав собственности» [022, с. 4].
Такие гарантии были введены в законодательство для того, чтобы крестьяне были уверены в прочности своего положения. Но в то же время, отмечают авторы статьи, сами институциональные основы землепользования в китайском аграрном секторе по-прежнему предусматривают возможность переделов земли между крестьянскими хозяйствами. Земля в деревнях по закону остается коллективной собственностью, и она может быть переделена между семьями в случае изменения их численного состава с тем, чтобы обеспечить справедливый доступ к коллективным ресурсам. Применяются две формы перераспределения: «большой передел», когда он касается всех земельных участков данного сельского поселения, и «малый передел», который затрагивает только подрядные участки тех семей, где людей добавилось или убыло.
В научной литературе присутствуют различные мнения по поводу последствий переделов. Одни специалисты считают, что вызываемая переделами нестабильность прав на землю ослабляет стимулы к средне- и долгосрочным инвестициям в сельское хозяй-
ство, препятствует формированию рыночного оборота ППЗ. Другие же исследователи полагают, что такие негативные эффекты незначительны, а если переделы земли происходят, то это является рациональным выбором крестьян.
Большинство исследований базируется на той предпосылке, что мотивация к переделам определяется материальными стимулами. Так, в некоторых работах указывается, что выбор той или иной методики передела диктуется желанием снизить риски и транзак-ционные издержки; он может определяться и стремлением местных руководящих работников выполнить спускаемые им сверху указания или извлечь для себя рентные доходы.
Но в таких исследовательских работах обычно не учитывается то обстоятельство, что институциональные изменения в Китае происходят не только спонтанно, но и под влиянием со стороны все еще очень сильного государства. Между тем центральное правительство уже достаточно давно проводит курс на минимизацию переделов земли в деревнях. Некоторые экономисты учитывают наличие такой политики, но пишут, что она игнорируется местными властями. Однако, по мнению Фэн Лэя, Цзян Яня и Е Цзяньпи-на, это утверждение безосновательно. Более реалистично предположить, что институциональные изменения в деревне происходят как под влиянием рациональных экономических соображений, так и под давлением властей [022, с. 5].
Авторами статьи использованы результаты исследований, проводившихся в 1999-2010 гг. в 17 провинциях КНР специалистами Народного университета Китая и американского Института аграрного развития. Обследования проводились в 1999, 2001, 2005, 2008 и 2010 гг. В каждой из провинций обследовалось не менее 100 деревень. Всего в ходе пяти обследований было опрошено 8589 респондентов.
В охваченных выборками крестьянских домохозяйствах в среднем насчитывалось 4,5 членов семьи. Площадь подрядной пахотной земли в хозяйстве составляла в среднем 6,2 му1. Среднестатистическое хозяйство арендовало 4,4 участка земли. В 2010 г. у 50,1% хозяйств доля доходов, полученных от обработки земли, составляла менее 20% совокупного годового дохода [022, с. 6].
1 1 му = 0,067 га. - Прим. реф.
Обследования выявили, что после продления сроков подряда до 30 лет частота переделов стала уменьшаться. В промежутке времени между разделом земли на подрядные участки (1984) и обследованиями 1999 и 2001 гг. деревни, где происходили переделы, составляли, соответственно, 79,9 и 82,6% всей выборки. Но в период от продления сроков подряда (1993) до обследований 2008 и 2010 гг. доля таких деревень снизилась, соответственно, до 37,5 и 40,1% [022, с. 6-7].
В ходе обследований 1999 и 2001 гг. было установлено, что в 1/2 деревень последние переделы происходили, соответственно, в 1996 и 1997-1998 гг., т.е. в 50% обследованных деревень в последние два-три года, предшествовавших обследованиям, переделов не было. А в 2010 г. выяснилось, что в предшествующие десять лет переделов не было в 1/4 деревень, а в последние пять лет - в 1/2 деревень. Фактически, таким образом, пики переделов пришлись на 1995-1996 и 1998-1999 гг., когда происходило переоформление подряда на новые, более длительные сроки, а после этого в примерно половине деревень переделов больше не было [022, с. 7].
Выявилось также, что наибольшая частота переделов свойственна равнинным провинциям (таким, как Цзянси, Шаньдун, Ху-нань), а в провинциях с пересеченной или горной местностью она намного ниже.
Главный побудительный мотив переделов - это изменение численного состава крестьянских семей. При этом обследования разных лет показывают, что более 40% опрошенных респондентов одобряют курс центрального правительства на минимизацию переделов, т.е. без влияния фактора числа членов семьи другие побудительные мотивы к перераспределению земли не были бы существенными [022, с. 8].
Однако на частоте переделов сказывается и курс центральных властей на сдерживание этого процесса, причем такая политика проводится постепенно, но с течением времени она становится более жесткой. В 1984-1996 гг. партийно-правительственные документы не только допускали возможность и «больших», и «малых» переделов, но и призывали к их проведению по истечении 15-летнего и 30-летнего сроков семейного подряда. А в 1997-2007 гг. «большие переделы» прямо ограничивались, так как стало считаться, что они порождают хаос в землепользовании. Но «малые пере-
делы» по-прежнему разрешались как «адекватное перераспределение земли между небольшим числом хозяйств» [022, с. 9]. Их возможность была закреплена в 1998 г. в Законе КНР об управлении земельными ресурсами, где было записано, что «малый передел» осуществляется с санкции 2/3 членов органа деревенского самоуправления.
Но в 2002 г. в Законе КНР о земельном подряде в деревне, а в 2007 г. и в Законе КНР о правах собственности было записано, что в течение срока подряда не рекомендуется перераспределять подрядную землю, «малый передел» возможен только в особых ситуациях, таких как причинение серьезного ущерба земельным ресурсам в результате стихийных бедствий [там же].
На III Пленуме ЦК КПК XVII созыва (2008), специально созванном для обсуждения вопросов аграрной политики, был заявлен курс на длительное сохранение сложившегося распределения подрядных земель. Он был подтвержден в «документах ЦК КПК № 1» за 2009 и 2010 гг.1, там же было написано, что нужно ускорить оформление (регистрацию) прав крестьянских дворов на коллективную земельную собственность.
Итак, ужесточение курса Пекина в отношении переделов началось как раз после продления срока земельного подряда до 30 лет и последующих переделов, а их частота с конца 1990-х годов стала уменьшаться. Если до продления срока переделы происходили примерно в 80% деревень, то после продления - примерно в 40% деревень. Местные власти вовсе не игнорировали установки Центра на ограничение переделов, они проводили этот курс в жизнь, но могли делать это с учетом местных условий.
Осмыслить эти явления можно с помощью концепции мотивированных институциональных изменений, созданной Д. Нортом и другими теоретиками неоинституционализма. А именно: по мере роста населения, ухудшения экологической ситуации, роста ВВП и структурных изменений в экономике размер обрабатываемой земельной площади в расчете на душу населения уменьшается, земля становится более редким ресурсом, ее относительная цена растет, а в связи с этим увеличиваются и транзакционные издержки, связан-
1 «Документ ЦК КПК № 1» традиционно посвящен проблемам сельского хозяйства, он издается ежегодно, обычно в феврале или марте. - Прим. реф.
ные с переделами подрядных участков. Все это и приводит к уменьшению числа переделов, удлинению сроков подряда, что способствует постепенному прояснению (спецификации) прав собственности на землю.
Но есть и более сложные взаимосвязи. Структурные сдвиги в экономике (увеличение занятости в промышленности и сфере услуг) приводят к тому, что спрос на землю уменьшается. Но одновременно исход части крестьян из деревни вызывает потребность в новых переделах подрядной земли. Миграция трудовых ресурсов в города сама по себе увеличивает транзакционные издержки переделов земли. Они растут еще больше из-за того, что в сельское хозяйство все активнее вкладывается городской частный капитал. У крестьянских хозяйств растет доля доходов, получаемых от неаграрной деятельности, а потому они становятся склонными меньше ценить землю как источник социальных гарантий, и это тоже способствует ослаблению интереса к переделам земли.
Отталкиваясь от этих выкладок, Фэн Лэй, Цзян Янь и Е Цзяньпин формулируют свои рабочие гипотезы. Во-первых, это гипотеза о мотивированных институциональных изменениях, связанных с распределением ресурсов: по мере уменьшения подушевых размеров пахотных земельных площадей, ухудшения наделен-ности землей, ускорения экономического развития и увеличения неаграрной занятости склонность крестьян к переделам земли уменьшается.
Во-вторых, это гипотеза о вынужденных институциональных изменениях, связанных с курсом центральных властей на стабилизацию распределения земли и прояснение прав коллективной собственности: чем лучше гарантированы юридически права жителей деревни на подрядную землю, тем меньше склонность к ее переделам.
Вторую гипотезу тоже можно обосновать с позиций неоин-ституционализма, который утверждает, что институты имеют черты общественного блага, а потому возникает проблема «безбилетника» (free-rider). Из-за этого может возникать дефицит предложения институтов, если их формирование будет оставлено исключительно на усмотрение частных агентов экономики. К тому же институтам свойственен позитивный эффект масштаба, т.е. рост отдачи по мере увеличения предложения институтов. В таких условиях вмеша-
тельство государства может компенсировать нехватку институтов, складывающихся спонтанно - под влиянием интересов тех или иных общественных групп. Примером тому как раз и является курс центральных властей Китая на ограничение земельных переделов.
Для проверки гипотез авторами построена регрессионная модель, в которой объясняемыми переменными являются наличие / отсутствие переделов и их частота, а объясняющими - географические условия (равнинный или горный рельеф местности), особенности конкретных деревень (подушевые размеры земельных площадей, наличие / отсутствие регистрации прав крестьян на землю, расстояние до ближайшего города), характеристики экономики провинции (доли сельского хозяйства в ее валовом региональном продукте и совокупной занятости, размер подушевого ВВП в провинции) [022, с. 12].
Расчеты по модели подтвердили справедливость первой гипотезы. Выявлена негативная корреляция между переменной, характеризующей рельеф местности, с одной стороны, и наличием и частотой переделов земли - с другой. Тем самым подтверждается, что неблагоприятные географические условия способствуют увеличению транзакционных издержек переделов (в том числе издержек оценки земельных ресурсов и издержек согласования интересов), а это, в свою очередь, ослабляет склонность крестьян к осуществлению переделов.
Обнаруженная отрицательная корреляция между объясняемыми переменными и показателем подушевого ВВП показывает, что по мере экономического роста стоимость земельных ресурсов увеличивается, и это не только ведет к уменьшению числа переделов, но и создает запрос на прояснение прав собственности на землю. Выявлена также позитивная корреляция между объясняемыми переменными и показателем доли несельскохозяйственной занятости, и она кажется противоречащей первой гипотезе только поначалу. На самом деле рост неаграрной занятости ослабляет зависимость крестьян от обладания землей. Высвобождение части трудовых ресурсов из сельского хозяйства делает землю менее редким ресурсом, и это ведет к снижению транзакционных издержек переделов. В то же время сама активизация движения сельского населения по стране, уход его в неаграрные сферы занятости создают предпосылки для переделов земли [022, с. 14].
Если рассматривать расстояние от деревни до ближайшего города как показатель, отражающий уровень цен на землю (чем ближе к городу, тем дороже земля), то негативная корреляция этого показателя с объясняемыми переменными тоже свидетельствует, что чем выше стоимость земельных участков, тем меньше склонность к переделам.
Ключевой же индикатор, показывающий сравнительную редкость земли, - это подушевые размеры пахотной площади. Расчеты выявили негативную, но сравнительно слабую его корреляцию с переменными, характеризующими земельные переделы. Но, по мнению авторов, это не опровергает первую гипотезу: если учесть, что для крестьян земля - это не только производственный ресурс, но и источник социальных гарантий, то можно объяснить полученный результат тем, что крестьяне, у которых земли очень мало, особенно ценят ее, они озабочены справедливостью распределения земли и заинтересованы в ее переделах. Этот фактор может формировать контртенденцию уменьшению склонности к переделам, вызванному ростом цен на землю.
Подтверждается и вторая гипотеза: установки из Пекина на ограничение переделов действительно способствовали существенному уменьшению их числа. Сокращению числа переделов способствует и процесс регистрации прав на подрядные участки. Тем самым подтверждается и принципиальное положение неоинституциональной теории о том, что при ненулевых транзакционных издержках распределение ресурсов рыночным механизмом будет эффективным только при четкой спецификации прав собственности, а для этого требуется их действенная правовая защита (в данном случае -через выдачу крестьянам документов об условиях подрядной ответственности).
Но результативность политики Центра по ограничению переделов во многом связана с ее гибкостью, постепенностью внедрения, сочетанием в ней формальных принципов и неформальных ограничений. Благодаря этим качествам политики с ней согласны и местные власти, они являются проводниками курса Центра, пропагандируют его среди крестьян.
Центральное правительство стало внедрять практику документального оформления прав на земельный подряд с 1997 г. Судя по данным выборочных обследований, использованным авторами
статьи, в 1999 г. такие документы имели 40% крестьянских дворов, а в 2010 г. - 60% [022, с. 15]. Сравнительно медленный охват регистрацией тоже свидетельствует, что местные власти постепенно учатся применять на практике указания из Пекина, а крестьяне постепенно проникаются идеей о ценности прав собственности, по мере ее осознания они все активнее поддерживают политику центральных властей по сдерживанию переделов.
Мао Пэйхуа, Сюй Цзи (экономический факультет Шанхайского финансово-экономического университета), Хэ Сяодань (экономический факультет Университета экономики и торговли «Шоуду», Пекин) и Чжоу Яхун (экономический факультет Шанхайского финансово-экономического университета) (023) отмечают, что политика властей все активнее поощряет концентрацию обрабатываемых земельных площадей в деревне. На III Пленуме ЦК ЦПК XVIII созыва (2013) была выдвинута установка на поощрение рыночной торговли ППЗ на подрядные земельные участки, с тем чтобы обеспечить их перераспределение в пользу «специализированных дворов» (т.е. крупных, высокотоварных крестьянских хозяйств), сельскохозяйственных кооперативов и других агентов сельской экономики, реализующих эффект масштаба. Но при этом в официальных документах и сейчас утверждается, что собственность на землю в деревне останется коллективной, о приватизации земли речь не идет.
Рынок ППЗ стал создаваться в Китае еще в конце 1980-х годов. Без его дальнейшего развития невозможно укрупнение земельных участков, а значит, и технологические улучшения в сельском хозяйстве. Затруднены без этого и высвобождение излишней рабочей силы из сельского хозяйства, и ее перемещение в другие отрасли, так как у людей не будет возможностей и стимулов оставлять работу на земле. Авторы статьи задались вопросом, как влияет оборот ППЗ на производительность труда крестьян и в собственно сельском хозяйстве, и в других видах экономической деятельности.
В большинстве уже имеющихся в литературе исследований выявлена позитивная взаимосвязь между развитием рынка ППЗ и повышением крестьянских доходов. Но производительность крестьянского труда измеряется не просто доходом, а объемом произведенной продукции в расчете на единицу рабочего времени. Более высокий уровень доходов крестьянского хозяйства сам по себе еще
не говорит о более высокой производительности: семья может зарабатывать много благодаря наличию в ней большого числа работников, которым больше некуда податься, но при этом производительность их труда может быть невысокой. А вот высокий уровень производительности обычно связан с более высоким доходом [023, с. 162].
Авторами статьи построена теоретическая модель влияния оборота ППЗ на производительность труда крестьян в аграрной и неаграрной деятельности и их совокупную производительность труда. Для эмпирического тестирования модели в 2013 г. было проведено обследование крестьянских хозяйств в 30 уездах 21 провинции КНР [023, с. 163]. Было обследовано 6203 крестьянских хозяйства. В ходе опросов собирались данные об их участии в сделках по купле-продаже НПЗ; площади пахотной земли, находящейся в распоряжении хозяйств; доходах домохозяйств (в разбивке по аграрным и неаграрным видам деятельности); имеющемся капитале; числе работников в хозяйстве; использовании товаров производственного назначения (покупках удобрений, кормов, пестицидов, семян, электроэнергии) [023, с. 167].
В ходе обследования выяснилось, что в среднем по стране сделки с землей так или иначе осуществляли 32,0% крестьянских хозяйств. Чаще всех это делали крестьяне, живущие в провинции Цзилинь (65,8%), реже всех - жители провинции Шаньдун (11,9%). Результаты исследования свидетельствуют, что функционирование земельного рынка действительно способствует повышению производительности труда крестьян. У хозяйств, покупающих землю, совокупная производительность труда растет благодаря росту производительности собственно сельскохозяйственной деятельности. У крестьянских дворов, продающих землю, растет производительность неаграрной деятельности. А у семей, не участвующих в функционировании рынка НПЗ, живущих натуральным хозяйством, производительность труда не меняется [023, с. 165].
У Цзя (экономический факультет Цзинаньского университета), Яо Сяньго (факультет государственного управления Чжэцзян-ского университета) и Чжан Цзюньсэн (экономический факультет Сянганского института китайского языка) [024] задаются вопросом, как сохранение системы подворной регистрации сказывается на возможностях крестьян находить себе хорошую работу в городе.
Различие условий регистрации для сельских и городских домохозяйств было установлено еще в 1958 г. Тогда это было сделано с целью закрепить крестьян на земле и гарантировать снабжение городов продовольствием по низким ценам, создать тем самым условия, благоприятные для проведения индустриализации. Но в условиях реформ такая система все более и более вступает в диссонанс с тенденциями развития рыночной экономики. Она не только ограничивает мобильность трудовых ресурсов, но и генерирует значительное социальное неравенство.
В 1984 г. Госсовет КНР разрешил людям с деревенской пропиской наниматься в городскую сферу услуг, но без предоставления социальных гарантий, доступных горожанам. В 1997 г. правительство впервые санкционировало предоставление крестьянам вида на жительство в малых городах [024, с. 148-149]. Но эти реформы не изменили ситуацию принципиально. Миграция крестьян в города по-прежнему сдерживалась многочисленными ограничениями.
С 1998 г. МВД стало ослаблять режим прописки. Это придало новый импульс экономическому развитию за счет притока дополнительной рабочей силы в города и на волостные и поселковые промышленные предприятия в самой сельской местности. Но СМ не были приобщены по-настоящему к плодам экономического роста. Они по-прежнему не могли свободно получить городскую прописку, а потому воспринимались на рынке труда как люди второго сорта. Они сталкивались с дискриминацией в трудоустройстве, в доступе к образованию для их детей, в доступе к городским системам здравоохранения и пенсионного обеспечения. Причем это была сознательная политика властей в городах. СМ в основном трудились на низкостатусных рабочих местах с худшими условиями оплаты, чем у лиц, имеющих городскую прописку, т.е. их положение благодаря действию системы подворной регистрации было маргинальным.
Тем временем на рынке труда произошли значительные перемены вследствие реформы государственных предприятий (ГП), развития новых форм собственности, увеличения набора студентов в университеты. Эти изменения по-разному сказались на возможностях занятости и оплаты труда СМ и коренных горожан. У Цзя, Яо Сяньго и Чжан Цзюньсэн ставят вопрос, было ли результатом
всех этих сдвигов ослабление дискриминации в отношении СМ или, напротив, она усилилась. В более конкретном плане исследуется, как влияет система прописки на оплату труда, означает ли наличие городской регистрации дополнительный выигрыш в зарплате для работника. Выясняется также, насколько различия в показателях безработицы среди коренных горожан и среди СМ обусловлены функционированием системы прописки [024, с. 149].
Авторами использованы данные регулярных обследований, проводимых совместно Университетом Беркли (США) и Китайским центром контроля за заболеваемостью. Они проводились в 11 провинциях, автономных районах и городах центрального подчинения (Ляонин, Хэйлунцзян, Цзянсу, Шаньдун, Хэнань, Хубэй, Хунань, Гуанси-Чжуанский автономный район, Гуйчжоу, Пекин, Шанхай, Чунцин) в 1989, 1991, 1993, 1997, 2000, 2001, 2006, 2009 и 2011 гг. [024, с. 150]. Всего опросами были охвачены около 4400 домохозяйств. Исследовались не только структура питания и состояние здоровья жителей, но и характер их занятости, уровень образования, распространенность безработицы и уровень зарплат.
Данные о наличии у респондентов сельской или городской прописки имеются только за период после 1993 г. Авторы статьи исследуют массив данных по мужчинам в возрасте 16-65 лет и женщинам 16-60 лет, работающим не в сельском хозяйстве. Из выборки были исключены вышедшие на пенсию, инвалиды и студенты. В исследовании уровня зарплаты за рамки были выведены военнослужащие и полицейские.
Характер полученных панельных данных показывает, что среди работников - СМ доля мужчин выше, чем среди работников -коренных горожан. Это вполне объяснимо, так как к миграции действительно более склонны мужчины, их задействуют главным образом на работах, предполагающих физический труд, а женщины более склонны оставаться дома для ухода за пожилыми и детьми. В 1989 г. среди работников - СМ доля мужчин составляла 66,1%, в 2006 г. - 62,6, в 2011 г. - 56,2%. Среди коренных горожан соответствующая доля составляла в 1989 г. 57,5%, в 2006 г. - 59,2, в 2011 г. -57,1% [024, с. 151].
Возраст работников - СМ в среднем на 2,6 года меньше, чем у горожан, т.е. к миграции более склонны молодые люди. Средний возраст СМ в 1989 г. был 32,0 года, в 2006 - 38,7 года, в 2011 г. -
40,6 года, а у коренных горожан в 1989 - 35,8 года, в 2006 -40,9 года, в 2011 г. - 41,8 года. По-видимому, разница обусловлена еще и тем, что часть СМ не надеется со временем получить равный с горожанами доступ к социальным льготам и образованию для детей, поэтому они, поработав в городе какое-то время, возвращаются в деревню.
Средняя продолжительность образования растет и у СМ, и у горожан, но у СМ этот показатель все еще заметно ниже. Среднее число лет обучения у СМ увеличилось с 6,92 в 1989 г. до 8,95 в 2011 г., это означает, что большинство СМ отправляется на заработки в город после окончания нижней ступени средней школы. За те же годы у коренных горожан средняя продолжительность обучения увеличилась с 8,69 до 11,91 года, что соответствует окончанию верхней ступени средней школы.
Средняя продолжительность рабочей недели у СМ в 1989 г. составляла 50,69 часа, а в 2011 г. - 49,92 часа, а у горожан - соответственно 48,80 и 43,37 часа. Хотя, вообще говоря, Госсовет КНР еще в 1995 г. ограничил продолжительность рабочей недели 44 часами, но это на практике коснулось в основном коренных горожан, а СМ почти не коснулось.
Уровень зарплат за 1989-2011 г. существенно вырос у обеих категорий работников. Коренные горожане в 1989 г. в среднем зарабатывали 122,6 юаня в неделю, в 2011 г. - 981,2 юаня в неделю; у СМ в этот период средний размер недельной зарплаты увеличился с 131,5 до 667,9 юаня [024, с. 151].
Но начиная с 1997 г. тенденции изменения зарплат у двух категорий работников были различными. До этого момента дифференциация зарплат в городе и на селе была умеренной, это было связано с тем, что хозяйственные реформы начинались с изменений на товарных рынках и в поземельных отношениях, а собственно рынок труда складывался медленно. Более 80% всех работников были заняты в государственном и коллективном секторах, где уровень зарплат устанавливался государством, а не соотношением спроса и предложения на рынке труда. К тому же государство проводило политику заниженных закупочных цен на зерно, что помогало ему поддерживать уровень зарплат на низком уровне. В результате и у СМ, и у коренных горожан в 1989-1997 гг. зарплаты были в пределах 300 юаней, у СМ они были даже несколько выше
(возможно потому, что СМ - это были в основном молодые люди, которые нанимались не на ГП, а в частный сектор).
Но в конце 1990-х началась частичная приватизация ГП. Акционерным предприятиям была предоставлена автономия в установлении зарплат. Начались массовые увольнения с ГП, т.е. законы конкуренции начали действовать и на рынке труда. В результате за 1997-2001 гг. дифференциация зарплат по линии «город - село» резко усилилась: у городских работников зарплаты росли в течение этого периода в среднем на 11,1% в год, а у СМ - на 3,75% в год [024, с. 152-153].
Но к 2001 г. доля занятых на ГП заметно уменьшилась, огромные массы СМ уже вышли на городской рынок труда. Как следствие, темпы прироста зарплат у работников двух категорий стали выравниваться: в 2001-2011 гг. зарплаты у горожан росли в среднем на 11,0% в год, а у СМ - на 9,6% в год. Но и в 2011 г. недельные зарплаты у коренных горожан были в среднем на 47% выше, чем у СМ. В 2011 г. за 1 час рабочего времени горожанам платили в среднем 5,40 юаня, а СМ - 3,48 юаня [024, с. 153].
Объяснить такую дифференциацию различиями в качестве человеческого капитала нельзя. Более рационально предположить, что она обусловлена институциональными причинами: дискриминация в отношении СМ порождена сохранением системы подворной регистрации. Эта гипотеза проверяется авторами с помощью регрессионной модели, в которой уровень зарплаты определяется местом прописки работника, продолжительностью его образования, гендерной принадлежностью, семейным положением, спецификой места работы (региональной и отраслевой) [там же].
Расчеты по модели показывают, что значение фактора прописки для установления зарплат со временем уменьшается, но оно все еще велико. На городском рынке труда лучше относятся не только к коренным горожанам, но и к СМ, которые уже долгое время работают в городе: чем дольше стаж такой работы, тем выше зарплата. Поэтому в целом, хотя собственно городская прописка сейчас ценится несколько меньше, чем раньше, но тем не менее «премия», порождаемая пропиской, не только сохраняется, но и увеличивается. Соответственно, можно констатировать, что и дискриминация в отношении СМ не слабеет, а усиливается.
Если заработная плата характеризует уровень вознаграждения за труд, отдачу на вложенные усилия, то показатель безработицы дает представление о возможностях обретения трудовой занятости. Если бы на рынке труда царила совершенная конкуренция и движение рабочей силы было бы полностью свободным, то возможности занятости для СМ и коренных горожан были бы одинаковыми. Но на практике безработица среди СМ в период после 2000 г. была устойчиво выше, чем среди городского населения.
Вообще говоря, в 2000-2001 гг. безработица достигала пиковых значений (около 8%) среди обеих категорий респондентов. Что касается коренных горожан, то как раз в то время шла реструктуризация ГП, оттуда высвобождалась часть работников. В последующие же годы занятость увеличивалась главным образом благодаря созданию рабочих мест в частном секторе.
Рост безработицы среди СМ вплоть до 2001 г. объяснялся массовыми увольнениями с волостных и поселковых предприятий, проходивших тогда через смену формы собственности: раньше многие из них считались коллективными, а теперь развернулась их приватизация. Доля занятых в коллективном секторе среди СМ уменьшилась с 32,1% в 2000 г. до 1,9% в 2001 г. [024, с. 156]. А в городах в тот период СМ было трудно найти работу, так как в условиях сокращений на ГП местные власти усилили дискриминационный подход в отношении СМ, предпочтение при найме отдавалось местным жителям, уволенным с ГП. Проявлялось это в том, что СМ не разрешалось работать по определенным профессиям или с них взимали административные сборы за трудоустройство. Да и после 2001 г. СМ находили работу в основном в частном секторе, а не на ГП.
Тестирование связи фактора прописки с уровнем безработицы с помощью регрессионной модели показало, что среди коренных горожан более высокий уровень образования или значительный опыт работы уменьшают для человека вероятность безработицы. А в случае с СМ не выявлено корреляции между большей длительностью обучения и безработицей. Все это как раз и доказывает, что наличие городской прописки действительно уменьшает опасность остаться без работы. Причем значение этого фактора усиливается со временем: чем больше стаж работы у коренного горожанина, тем меньше для него риск безработицы. Итак, как и в случае с за-
работной платой, анализ ситуации с безработицей показывает, что со временем дискриминационное влияние прописки становится только сильнее [024, с. 157-158].
Госсовет КНР уже принимал решения о либерализации системы подворной регистрации в 2011 и 2014 гг. Это и есть магистральный путь устранения дискриминации - за счет развития единого рынка труда, резюмируют У Цзя, Яо Сяньго и Чжан Цзюньсэн [022, с. 158].
2018.03.025. БЕКЛИ М., ХОРИУТИ Ю., МИЛЛЕР Дж. РОЛЬ АМЕРИКИ В СОЗДАНИИ ЯПОНСКОГО ЭКОНОМИЧЕСКОГО ЧУДА.
BECKLEY M., HORIUCHI Y., MILLER J. America's role in the making of Japan's economic miracle // Journal of East Asian studies. -Cambridge, 2018. - Vol. 18 (1). - P. 1-21.
Ключевые слова: Япония; экономический бум; американо-японский союз.
Экономическому буму послевоенной Японии посвящено большое количество исследований. Значительное внимание в них уделялось выигрышной экономической стратегии, особенностям менталитета рядовых сотрудников и потребителей, а также уникальному альянсу бюрократии и крупного бизнеса. Кроме того, общепризнанной является точка зрения, согласно которой одной из основных причин такого роста был прочный союз с США. Эти утверждения в подавляющем большинстве основывались на общих впечатлениях авторов, но не подтверждались статистическими данными.
Группа американских ученых: Майкл Бекли (Университет Тафта), Хориути Юсаку и Дженнифер Миллер (Дармутский колледж) - попытались сравнить реальные показатели роста экономики Японии в период с конца 1950-х по конец 1960-х с показателями «гипотетической» Японии - такой, какой бы она выглядела, если бы экономические тенденции первой половины 1950-х годов продолжались и в 1960-х годах. За основу брались, как, собственно, японские показатели, так и сравнительные данные других стран, походивших на Японию по основным тенденциям в течение нескольких десятилетий до начала бума.
