CC BY
22-ио-
утверждает Варшавский, являлась все-таки проявлением той же самой русской души, души русской молодежи, в основном стремившейся к такому же, как прежде, бескорыстному, жертвенному служению во имя идеала и блага своего народа и всего человечества" (с. 294).
С.Петрунис считал, что книга Ю.Терапиано "несомненно, займет самое достойное место на "золотой" полке русской литературы" (РМ. 1987. 7 авг.). "Более полувека Юрий Терапиано был свидетелем формирования и развития поразительного феномена в истории культуры, который можно определить как русская литература в изгнании или русская зарубежная литература. О встречах автора с классиками, именитыми представителями "серебряного века" и начинающей молодежью, об их творчестве, о разного рода литературных кружках, союзах, объединениях, о духовных исканиях русской художественной интеллигенции и о многом другом рассказывает эта книга". "Своеобразие ее, однако, не только в безусловной познавательной ценности. Она, как это ни странно, оказывается весьма актуальной и для нынешней эмиграции: проблемы, стоящие перед первой волной, аукнулись и для третьей".
Н.Ю.Симбирцева
ТОЛСТАЯ Александра Львовна (1884-1979)
"Отец: Жизнь Льва Толстого" (Нью-Йорк: Изд-во им. Чехова, 1953. Т.1-2; М., 1989) — главная работа дочери Л.Н.Толстого, в которой документы, письма, тексты писателя используются наряду с воспоминаниями и личными впечатлениями А.Толстой. В предисловии к книге она писала: "Я чувствовала, что была обязана написать об отце все, что я знаю и как я понимаю его, так как всем, что во мне есть хорошего, я обязана только ему" (с. 5). А.Толстой было 26 лет, когда умер ее отец. В процессе написания книги ей приходилось пользоваться не только личными воспоминаниями, но и печатными источниками. "Мне хотелось поделиться ...моей любовью к этому необыкновенному, милому, чуткому, веселому и привлекательному, великому в простоте своей человеку, подвести его ближе" к читате-лю, — пишет мемуаристка (с. 5). Стремясь постичь величие Толстого, она размышляет: "И человек этот, мой отец, был велик тем, что всю свою жизнь, с детства, стремился к добру, и когда ошибался, заблуждался и падал, он никогда не оправдывался, не лгал ни себе, ни людям, а поднимался и шел дальше. Эти основные черты его —
-т-
смирение и скромность, недовольство собой — и побуждали его всегда подыматься выше и выше" (там же).
В литературе о Л.Толстом книга, написанная его дочерью, занимает выдающееся место, утверждает В.Зеньковский: "Простым, ясным языком повествует А.Л. о жизни своего отца, дает подробнейшую его биографию. Особенно ценны в этом отношении последние главы 2-го тома, где приведено много данных, взятых из неопубликованных до сих пор воспоминаний А.Л. Личность Л.Толстого встает перед читателем во весь свой рост — со всеми его дарованиями и с его слабостями ... Вообще говоря, над всем царит в книге А.Л. мягкий свет..." ( ВРСХД. 1954. № 31. С.26-27). Менее удалась, по мнению рецензента, характеристика идейных исканий Л.Толстого, "всей запутанной их диалектики": "А.Л. пробует восстановить идейную канву этих исканий, но при этом она их упрощает", так как "...нельзя ведь понять и правильно оценить религиозные, моральные, социальные построения Толстого, если их изолировать от духовной жизни того времени" (там же). В статье "О книге А.Л.Толстой" Н.Арсеньев, отметив замечательную "внутреннюю правдивость" и "богатство психологических данных" работы, писал о том, что благодаря этой особенности книги духовный кризис писателя конца 70-х, "нараставший в течение десятка лет и повлиявший на все направление его духовной жизни и все его мироощущение до самой его смерти, встает перед нами с исключительной яркостью. Тут завязывается центральный узел его жизни. У Толстого нет здесь выбора" (Грани. 1954. № 21. С.259-260). Власть Л.Толстого и его прелесть, утверждает А.Тыркова-Вильямс, в том, что он "весь иррационален", и в этом его сила как художника и его слабость как искателя новых форм жизни. Для автора "Войны и мира" и "Анны Карениной" "было тяжким искусом то, что в нем должен был уживаться художник с моралистом. Но именно это сочетание увеличивало его мировую известность, его мировой авторитет. Он не мог не чувствовать, что принадлежит не одной России, а всем" (НЖ. 1955. № 40. С. 281). Толстой-художник, полагает А.Тыркова-Вильямс, жил в царственной независимости от толпы, где в "недоступных покоях" познавал высшее наслаждение творчества, исполняя в эти мгновения пушкинский завет: "Ты царь. Живи один". Отметив, что А.Толстая дала богатую картину насыщенной разнообразными "материальными благами и духовным напряжением жизни своего отца", А.Тыркова-Вильямс пишет: "Читая эти два тома, с изумлением видишь, как в этом необыкновенном человеке тонкая
-из-
художественная способность к гармонии, уменье изображать не только плавное течение быта, в особенности крестьянского и дворянского, но и те таинственные растительные процессы, из которых складывается жизнь и отдельного человека и всего человечества, сочетались с необдуманной переоценкой всех ценностей... Среди кающихся русских дворян Толстой, по праву гения, занимает особое место. Та русская, в братстве зачатая интеллигенция, которую он так презирал, нашла в нем самом свое властное воплощение..." (с. 284). Одна из привлекательных особенностей этой биографии, по мнению рецензента, заключается в том, что в книге обилие тщательно и вдумчиво подобранного материала, соединено с личными воспоминаниями.
Т.Г.Петрова
ТОЛСТОЙ Алексей Николаевич (1882-1945)
"Хождение по мукам: Роман" (Берлин: Изд-во "Москва", 1922). Роман посвящен Н.Крандиевской-Толстой. Берлинскому изданию предшествовали журнальные публикации в "Грядущей России" (1-Х главы) (1920. № 1-2), полностью — в "Современных записках" (19201921. № 1-7). Работа над романом продолжалась с 1919 по 1921. Мировая война и ее революционный "эпилог" рассматривались как непосредственные порождения "механической" цивилизации, служащей "не добру и счастью, а злу и истреблению" (с. 220). Авторские лирико-публицистические отступления, варьировавшие темы гибели Европы, коллективного безумия, радикальной переоценки ценностей, непостижимости происходящего обнаруживали переклички с широким кругом источников (неославянофильская доктрина, символистская культурно-историческая мифология, культурфилософская концепция О.Шпенглера и др.). Одной из отличительных черт берлинской редакции являлась полемика писателя с насаждаемыми "огнем и кровью" революционными идеями. Партийное подполье (Акундин, Жиров, Гвоздев, Филька) показано с нескрываемой иронией и заметной оглядкой на роман Ф.М.Достоевского "Бесы". Неприятие социалистических идей, в частности, идеи всеобщего равенства, трактуемого А.Толстым как поголовное равнение по "нищему в гноищах", униженному "последним унижением", основывалось на его протесте против нивелировки личности. Как один из ключевых разрабатывался характерный для эпохи распада тип нигилиста (Аркадий Жадов). Негативно оценивая призывы
