CC BY
33мнению К.Солнцева, "выделено то, что не допускает история старая, ученая и книжная, — воспоминания автора о петербургских "русальных действах". В них он сам был не только живым свидетелем ("Бесприданница" — В.Ф.Комиссаржевская, "Послушный Самокей" — М.А.Кузмин), но и одним из главных ("Кикимора") или даже единственным героем ("Бесовское действо")" (Там же. С.301). Русалия-пляска расширяется тут уже в "песню-музыку" и скоморошье действо — театр вообще. В этой же части находится краткий очерк из истории Обезвелволпала, тайного общества, придуманного Ремизовым. Третья часть — поэма в пяти песнях "Писец-Воронье перо", включающая в себя лирические эссе "Первая книга московской печати", "Первопечатник Иван Федоров", "Царский венец", "Под колоколами", "Под мостом". Ее тема, как отмечает К.Солнцев, — "слово писанное и печатное", а "очерк "Первопечатник Иван Федоров" хоть бы в школьную историческую хрестоматию — реальный, художественно поданный материал" (Там же. С.302). А.Тыркова-Вильямс пишет, что в книге "густыми мазками передано русское оргаистическое, Ярилино начало" (В. 1952. №24. С. 171). "Но, — утверждает критик, — можно толковать ее и как повесть о прежних воплощениях, хотя Ремизов во всех своих произведениях так настойчиво твердит о беспланности и бессвязности жизни, что плохо вяжется с верой в переселение душ" (там же). Объясняет подобное заключение А.Тыркова-Вильямс тем, что "Пляшущий демон" не просто сказка, а живые, яркие очерки из русского бытового прошлого. В них он вставил себя в прежних воплощениях. Он изобразил, — если хотите, вспомнил, — себя скоморохом в Киеве XI в., писцом конца XVI в., который из профессиональной ревности сжег в Москве Печатный Двор Ивана Федорова, в XVII в. он приверженец протопопа Аввакума, в XVIII в. разбойник, соподвижник Ваньки-Каина" (Там же. С. 172).
О.А.Чуйкова
"Подстриженными глазами. Книга узлов и закрут памяти" (Париж: YMCA-Press, 1951) — книга, посвященная детству и юности писателя, в которой он ищет разгадку своего творчества. Большинство из 40 "закрут", включенных в книгу, публиковалось во второй половине 30-х в газете "Последние новости". С 1936 по 1940 здесь напечатаны 28 ее будущих глав. Отдельные новеллы помещены в журналах "Москва" (Чикаго, 1929. №7) и "Русские записки" (Париж, 1939. №19), и лишь небольшая часть после войны в "Новом журнале"
(Нью-Йорк, 1951. №25 и 27). Окончательно сформировалась книга "Подстриженными глазами" в последний период творчества Ремизова (после 1943), "когда его стиль стал проще, повествование непосредственнее, а писательское мастерство достигло своей высшей точки" (Резникова Н.В. Огненная память. Воспоминания о Алексее Ремизове. Беркли, 1980. С.55). Сам Ремизов признавался своему другу и биографу Н.Кодрянской, что "эти книги для меня огнедышащие, они сожгли мою душу" (Кодрянская Н. Алексей Ремизов. Париж, 1959. С.64), а название и суть книги объяснил следующим образом: "Глаза даются по душе человека. Мои подстриженные глаза развернули передо мной многомерный мир лун, звезд и комет, и блестящие облака, аура вокруг живых человеческих лиц. Для простого глаза пространство не заполнено. Для подстриженных глаз нет пустоты. "Подстриженные глаза" еще означает мир кувырком, евклидовы аксиомы нарушены, из трех измерений переход к четырем. Эти глаза подняли меня в мир сновидений, а также открыли дорогу в подземную глубь черной завязи жизни" (Там же. С.96). А.Тыркова-Вильямс также отмечает, что в этой книге Ремизов отчасти дает ключ к своим "узлам и закрутам": "В "Подстриженных глазах", как и в других его сочинениях последних лет, много автобиографического. Это сборник. В нем 40 отдельных "закрут", связанных между собой не фабулой, но героем. Это отрывистая повесть об Алексее Ремизове. В ней отмечены ступени его творчества, начиная с ранних лет" (В. 1952. №24. С.167). Рецензент подчеркивает важный для писателя момент близорукости, во многом определивший его мировосприятие: "То, что он родился с подстриженными, т.е. с близорукими глазами, во многих отношениях определило его писательскую и личную судьбу, усилило его непохожесть на других. Своеобразное восприятие впечатлений узаконило своеобразное их отражение и в писательстве, и в облике писателя. Он видел иные краски и линии, чем те, которые видим мы... Не у него одного было холодное детство, не он один родился близоруким, но через призму этого обманного зрения прошло его творчество, оригинальное и упрямое. Бог дал ему редкий дар слова" (Там же. С.168). Отмечая широту интересов и увлечений, захвативших Ремизова с детства, А.Тыркова-Вильямс говорит и о роковом влиянии на душу писателя "холодного дома", его одиночества и духовной неустроенности, отраженных в книге: "Искусство манило его к себе в разных своих отражениях: в пении, в красках, в словах. В нем до сих пор сидит потребность что-то выразить
в линиях и красках", но в то же время "его к уродам тянет, он их высматривает, облюбовывает... И в Гоголе, близость с которым он любит подчеркивать, видятся ему прежде всего "свиные хари, нюхающие крысы, трясущиеся руки и дрожащие Вийные пауки". Его тянет не только к жуткому, но и к гадкому: безобразному. В нем клубок противоречий" (Там же. С.169). Критик отмечает, что мучительные воспоминания детства, во многом усиленные сверхвосприимчивой душой мальчика, становятся причиной того, что в "Подстриженных глазах" "он усиливает ощущение безнадежности, обреченности и личной, и общечеловеческой, даже космической. Черная завеса часто вьется над Ремизовым, навевает на него страх. Воображение, с детства тяготеющее к чудовищам, застилавшим от него натуру, особенно четко отмечало, претворяло, раздувало все безобразное, все, что кажется нам бессмысленным" (Там же. С.169). Определяя общий тон повествования, А.Тыркова-Вильямс отмечает, что "у Ремизова гордость своей обособленностью переплетается с беспомощной жалостью к себе. Да и не только к себе, ко всем людям. Вся его поэзия проникнута жалостью к себе, к другим" (Там же. С.170). По мнению рецензента, специфика самовыражения писателя в "Подстриженных глазах" в постепенном, медленном открытии все новых пластов своей души: "с перебоями, то скатываясь в низы отрицания, то взвиваясь ввысь, он развертывает свое мироощущение, тоже сложное, крученое. Жалеет людей, болеет за них, преклоняется перед чужим благочестием, особенно перед юродивостью. И тут же усмешка, не радостная, с кривизной, шутовская. Иногда он важное затемняет, опутывает неожиданными словесными комбинациями, которые усиливают невероятность происшествий" (Там же. С. 171). Говоря о главной теме, основной идее, наполняющей книгу Ремизова, А.Тыркова-Вильямс подчеркивает: "Это прежде всего рассказ о самом себе. Это по-ремизовски поданный анализ психологии творчества, повесть о том, как заброшенный мальчик, непонятый, несчастный, вырос в художника, который самые беды свои превращает в творческий материал", отсюда, по ее мнению, сила и вечность подобного творческого потока: "Поэты и художники отличаются от остальных людей тем, что видят, слышат, осязают то, что до них никто не высмотрел, не выслушал. Быть может, такие фантасты, как Ремизов. — предтечи, которые сквозь сон бормочут о новизне, уже подготовляющейся в глубине космической лаборатории" (Там же. С.173). А.д'Амелия считает, что "Подстри-женными глазами" — это "прапамять писателя, его
■4е-
возвращение к самому себе, к своим сознательным и бессознательным темам, это попытка самоанализа" (Ремизов А.М. Учитель музыки. Париж, 1983. С.24). Исследователь отмечает, что книга Ремизова — "это рассказ о процессе ремизовского воображения,.. о зарождении любви к слову, это рассказ о том, как из попыток найти себя в самых разных видах творческой деятельности рождается писатель" (Там же. С.25).
О.А.Чуйкова
"В розовом блеске" (Нью-Йорк: Изд-во им. Чехова, 1952) — книга, завершающая своеобразную хронику жизни Оли (жены писателя С.П.Ремизовой-Довгелло), героини трилогии: "В поле блакитном", "Оля". Роман состоит из трех частей: "С огненной пастью" (заключительной частью "Оли", связующей эти произведения в единое целое), "Голова львова" и "Сквозь огонь скорбей". По утверждению А.д'Амелия, смерть С.П.Ремизовой-Довгелло явилась роковым и решительным моментом при решении Ремизовым жанровых задач: "Непосредственным толчком к новому творческому периоду послужило, переписывание семейного, наследия" (А.Ремизов. Исследования и материалы. СПб, 1994. С.110). Плодом такого переосмысления прошлого явились четыре книги материалов, вобравшие воспоминания Ремизова, его жены, друзей и близких. В третьей книге собраны материалы, впоследствии употребленные писателем для последней части романа "В розовом блеске". А.д'Амелия отмечает, что туда вошли "воспоминания С.П. об отце и страницы его дневника, сведения о друзьях и недругах вологодского периода, память о "непоправимом" (Там же. С.111). Подчеркивает значение третьей части романа и Н.Берберова, выделяя ее ведущую роль в романе: "Третья часть, названная "Сквозь огонь скорбей", есть, в сущности, сердце книги. И к нему, как ко всякому сердцу, страшно прикоснуться. В ней рассказаны болезнь и смерть С.П.Ремизовой-Довгелло, жизнь А.М. в оккупированном немцами Париже, бомбардировки, бедность и ужас тех лет — и немного в русской литературе таких трагических книг, как эта" (Н.Ж. 1952. №31. С.323). Обращение сразу к последней части романа Н.Берберова объясняет тем, что "первые две части, связанные между собой, не связаны с этой третьей. Чего-то, как будто, не хватает между детством и юностью Оли и ее последними годами жизни, не хватает жизни ее, которую она делила с А.М., но эта жизнь может быть узнана в десятке других его книг, в частности в "Взвихренной Руси". Поэтому разрыв частей в последней
