CC BY
27УДК 34.01
DOI: 10.18522/2313-6138-2021-8-4-2
Шатковская Татьяна Владимировна,
доктор юридических наук, заведующая кафедрой теории и истории права и государства, Южно-Российский институт управления — филиал РАНХ и ГС при Президенте РФ; 344002, г. Ростов-на-Дону, ул. Пушкинская, д. 70/54; профессор кафедры теории и истории государства и права, юридический факультет, Южный федеральный университет, 344002, г. Ростов-на-Дону, ул. М. Горького, д. 88, email: shatkovskaya.tv@gmail.com
Shatkovskaya, Tatiana V.,
Doctor of Law, Head of the Department of Theory and History of Law and State, Southern Russian Institute of Management (a branch of RANEPA), 70/54 Pushkinskaya Str., Rostov-on-Don, 344002, Russian Federation; Professor, Chair of Theory and History of State and Law, Law Faculty, Southern Federal University, 88 M. Gorkogo Str., Rostov-on-Don, 344002, Russian Federation, email: shatkovskaya.tv@gmail.com
ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ПОСТРОЕНИЯ СОВЕТСКИХ ПРАВОВЕДОВ 20-30-Х ГОДОВ ХХ ВЕКА КАК ПОПЫТКА
ЮРИДИЗАЦИИ НЕПРАВОВОЙ РЕАЛЬНОСТИ
♦
THEORETICAL CONSTRUCTIONS OF SOVIET LAWYERS IN THE 1920S-1930S AS AN ATTEMPT TO JURIDISE
NONLEGAL REALITY
АННОТАЦИЯ. Статья посвящена научно-критическому анализу трудов советских юристов, теоретически обосновывающих отказ от идеи права. Автором критически осмыслены попытки реализации этих воззрений в практике первых десятилетий строительства Советского государства. Из советского опыта развития юриспруденции в 20-30-х годах ХХ века автор выводит три полезных и значимых для современных россиян урока.
КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА: советское право; революционное правосознание; пролетарское государство; марксистская теория права; правовой нигилизм; социалистическая законность; социологическая школа права.
ОБРАЗЕЦ ЦИТИРОВАНИЯ:
Шатковская Т.В. Теоретические построения советских правоведов 20-30-х годов ХХ века как попытка юридизации неправовой реальности // Вестник Юридического факультета Южного федерального университета. 2021. Т. 8, № 4. С. 16-20. Б01: 10.18522/2313-6138-2021-8-4-2.
ABSTRACT. The article is devoted to a critical scientific analysis of works by Soviet lawyers who gave a theoretical substantiation for rejecting the idea of law. The author critically examines the attempts to implement these views in practice during the first decades of the Soviet state. The author deduces three lessons from the development of Soviet jurisprudence in the 1920s and 1930s. These lessons are useful and significant for today's Russians.
KEYWORDS: Soviet law; revolutionary legal consciousness; proletarian state; Marxist theory of law; legal nihilism; socialist legality; sociological school of law.
FOR CITATION:
Shatkovskaya, T.V. Theoretical constructions of Soviet lawyers in the 1920s-1930s as an attempt to juridise nonlegal reality. Bulletin of the Law Faculty, SFEDU. 2021. Vol. 8, No. 4. P. 16-20 (in Russian). DOI: 10.18522/23136138-2021-8-4-2.
© Т.В. Шатковская, 2021
Правовые воззрения пионеров советской юриспруденции неоднократно становились предметом научных изысканий. Однако исследования о правокуль-турных последствиях внедрения в сознание россиян нигилистических стандартов, а затем позитивистских канонов юриспруденции, — единичны [13, с. 15-24]. Более того, в последние годы появляются научные труды, зачастую диссертации, в которых подробно изложены взгляды юристов-революционеров и доминантой звучит положительная оценка теоретических построений М.А. Рейснера, П.И. Стучки, Е.Б. Пашуканиса, И.П. Разумовского и др.
Поэтому цель данного исследования состоит в научно-критическом осмыслении произошедшего сто лет назад отказа от идеи права и попытки реализации этих воззрений в практике строительства Советского государства.
Переосмысление такого опыта с позиций научной объективности и историзма не утрачивает актуальности в эпоху постмодернистской юриспруденции. Правоведы-фундаменталисты отвергают прежние авторитетные доктрины, не предлагая новых конструктивных правовых идей. Отраслевые юристы иллюзорно полагают, что достаточно принять несколько сотен качественных юридико-техничных законов и общественные отношения приобретут необходимую регулятивную стройность, упорядоченность, адекватность современным политическим и социально-экономическим потребностям. Однако правовая политика, основанная на принципе верховенства любого, в том числе и неправового закона, санкционированного государственной властью, показала свою действенность только при недемократических политических режимах.
Социальные системы периодически вступают в периоды кризиса, нередко сопровождаемые революциями, войнами и иными социальными катаклизмами. Они вызваны широким спектром факторов и причин, не исчерпываемых изъянами правового регулирования. Однако последние нарушают баланс интересов и ценностей, воспринимаемый и оцениваемый в социуме как воплощение правды и справедливости. Кроме того, «неправовые» законы подрывают доверие к власти, санкционирующей неправо как должное.
В этой связи советский опыт развития юриспруденции в 20-30-х годах ХХ века дает не-
сколько важных уроков, которые, как представляется, полезно усвоить современному российскому обществу.
Урок первый состоит в том, что отказ от правовых идеалов, основанных на значимых и ценностных установках, принципах, гарантирующих национальную солидарность и преемственность общественного развития, приводит к их вытеснению политическими идеалами социальной группы, обладающей возможностями властно-принудительного силового воздействия на отдельную личность и общество в целом. Такого рода идеалы в первые десятилетия Советского государства облекли в юридическую форму и назвали «пролетарским правом».
Создание основ советского законодательства происходило на идейной платформе партии большевиков. Юридические предписания становились средством революционной агитации и пропаганды. Веками слагаемые каноны российской юриспруденции объявлялись несостоятельными. К разработке первых пролетарских кодексов не допускались известные российские юристы, названные В.И. Лениным «тупоумными, старыми и буржуазными» [4, с. 61, 115].
Вождь мирового пролетариата вывел формулу, обрекающую право на роль инструмента государственной власти. Он утверждал, что применение равной меры к фактически неравным людям порождает неравенство и несправедливость. Поэтому государство посредством права устанавливает собственный порядок общественных отношений, при необходимости (борьба с контрреволюцией) используя для этого чрезвычайные меры воздействия [3, с. 319].
Отказ от общепринятых моральных, нравственных и правовых ценностей, игнорирование правового значения отдельной личности, детерминированность права материальными условиями жизни, экономической структурой общества и особенностями организации государственного аппарата, его функциями, сознательный уклон от западноевропейского вектора цивилизационного развития, — все это приводит к утрате в советском общества мерила моральной и интеллектуальной дисциплины.
В первые десятилетия советской власти право получило новую классификацию на старое (буржуазное) и новое (пролетарское). В противовес принципам формального юридического равенства субъекты права стали разделяться
18
Т.В. ШАТКОВСКАЯ. ВЕСТНИК ЮРИДИЧЕСКОГО ФАКУЛЬТЕТА ЮФУ. 2021. Т. 8, № 4. С. 16-20
на угнетенных и угнетающих, своих и чужих. Отсутствие четких представлений и критериев о правовом и неправовом поведении становилось угрозой безопасности любой личности и социальной группе.
Так, по М.А. Рейснеру, право неотделимо от правовой психологии, идеологии и сознания отдельных классов. Он полагал, что только интуитивное право угнетенных следует считать реальным правом. Фактически любые действия революционных пролетарских масс рассматриваются М.А. Рейснером как правомерные. Он презюмирует «правдо-справедли-вый» характер требований рабочих. Напротив, все институты буржуазного права, включая институт прав человека в интерпретации ответственного работника Наркомата юстиции, превратились в «реакционную силу» и «орудие враждебного класса» [9, с. 224].
Оппонент М.А. Рейснера Е.Б. Пашуканис отрицает юридическую догматику, а вместе с ней и целый ряд юридических конструкций, таких как юридическая ответственность, вина, частная собственность и другие, по его мнению, издержки «буржуазной юридической идеологии» [7, с. 3-12].
В текстах первых советских декретов обошлись без фразы о сжигании старых законов. Вместо этого по инициативе В.И. Ленина в Декрет о суде включили норму о запрете всех актов, противоречащих декретам нового правительства, а также программе минимум победившей партии. Давая характеристику этой норме, П.И. Стучка признает ее шаткость, но отмечает ее «откровенность и нелицемерность» [12, с. 10].
Теоретическая революция М.А. Рейснера, П.И. Стучки и других марксистских юристов 1920-х годов в области права и ее практическое воплощение в первых актах советской власти, прежде всего в Конституции РСФСР 1918 года, Декретах о суде, привели к отказу от принципа законности при организации правопорядка и гипертрофии идеи революционного правосознания и революционной целесообразности. В результате неправовые решения революционных трибуналов и народных судов, ограничивающих и нарушающих права человека по классовому принципу, признавались правом и обеспечивались принудительной силой «пролетарского» государства.
Справедливости ради следует сказать о том, что редкие голоса в защиту права звучали в РСФСР в начале 1920-х годов. В их числе представитель социологической школы права П.А. Сорокин. Он обосновывает невозможность существования государства без права, разграничение права и закона, классификацию права на официальное и неофициальное, общесоциальную ценность права. Вместе с тем он разделяет идею марксизма об отмирании права при переходе к совершенным формам общественного устройства [11, с. 24, 67, 118, 174, 228].
Интересен и тот факт, что некоторые анархисты встали на защиту права. К примеру, А.М. Гордин критикует отрицательное отношение к праву. Он рассматривает право в качестве социальной ценности и средства борьбы с тиранией и произволом власти [2, с. 7-9].
Среди воззрений марксистских юристов 1920-1930-х годов выделяются теоретические построения Е.Б. Пашуканиса, который обрушивается с критикой как на сторонников психологической и социологической школы права за их «идеологические фантазмы», так и на представителей складывающейся марксистской школы. Последних он обвиняет в узком формальном подходе к праву, в отрицании его субъективной стороны. При этом сам Е.Б. Пашуканис ограничивает право только сферой экономического общения субъектов [7, с. 44, 45, 49].
Второй урок состоит в том, что порядок, основанный на властном принуждении и прикрытый видимостью права, представляет собой иллюзию социального мира. Облеченное в юридическую форму насилие и произвол не приобретут правовое содержание. Напротив, они подрывают социальный правопорядок, основой которого никогда не может стать экономическая и идеологическая тирания. Воздействие на социум посредством чувства страха лишает общество того здорового коммуникативного взаимодействия, порождающего новые правовые идеи и государственные решения, ориентированные на общее благо.
Жизнь заставила большевиков, силой репрессии уничтоживших прежние правовые институты, возводить их вновь. Так, в ходе Судебной реформы 1922 года начинается строительство новой судебной системы с множеством инстанций. Эта работа требовала серьезных юридических познаний и опыта зако-
нодательной работы. Судьям народных судов приходилось не только разбираться в неупорядоченном нормативном материале, но и самим составлять законы и отменять старые. Однако пионеры советской юриспруденции не видели в этом проблемы. Так, П.И. Стучка писал, что законы, понятные только юристу-специалисту, надо признать негодными. Однако эти воззрения не нашли отклика на местах. Большинство народных судей избирались из бывших мировых судей, из числа лиц с юридическим образованием [5, с. 32, 94].
Творить право, по мысли большевиков, должны были выборные народные судьи. Однако они избирались и контролировались не всем народом, а советами. Тем самым рушилась иллюзия народности судей в классовом государстве и их независимости от администрации. Из суда народной совести народные суды фактически превращались в послушный придаток исполнительной власти.
Третий урок нам видится в том, что подмена права видимостью права создает иллюзию свободы, справедливости и равенства и порождает разрыв между социально экономической действительностью и ее юридической формой. Такое противоречие превращает право в атрибут власти [8, с. 4-6], утративший свое значение «мерила праведного» в общественных отношениях.
К примеру, П.И. Стучка видит в праве только форму, отражающую содержание производственных отношений. В его работах обоснован отказ от идеи права. Он считает право социальным явлением, отмирающим при переходе к постгосударственной фазе общественного развития [12, с. 29, 46].
Для характеристики научных воззрений П.И. Стучки важно и то, что они изменялись вместе с политикой партии большевиков. Поэтому от первоначального отрицания права вообще от переходит к обоснованию советского закона как способа организационного воздействия на общество и средства борьбы с контрреволюцией на время существования государства [12, с. 13, 118].
По мнению А.Г. Гойхбарга, право следует вытравлять «из пролетарских мозгов» для установления диктатуры рабочего класса как организации государственной власти, не ограниченной законом [1, с. 7].
Право, объявленное «опиумом для народа», низводится до инструментально-технического средства формализации управленческого воздействия, прежде всего государственного принуждения.
Внедрение такого подхода в сознание общества обернулось тем, что с одной стороны, россияне избегают обращаться к правовым способам разрешения споров и реализации своих интересов, не испытывая доверия к законодательству, превратившемуся из источника прав и свобод в средство управления и принуждения.
С другой стороны, «перегруженность» общественных отношений законодательными требованиями, рамками и запретами обрекает субъектов на положение постоянных нарушителей установленных правил. Последние большей частью имели подзаконный характер и их содержание зачастую противоречило или искажало смысл законов.
Обилие норм «второго» уровня (подзаконных актов) при отсутствии полноценной системы законодательства нивелирует регулятивный потенциал права вследствие невозможности реализации норм «первого» уровня, в том числе закрепляющих субъективные права граждан. В итоге юридические возможности субъектов становятся фикцией (видимостью прав), что не может не подрывать авторитет права в целом.
Речь идет о сложившемся в 20-30-е годы ХХ века и сохраняющемся до сегодняшнего дня перекосе в системе российских нормативно-правовых актов в пользу подзаконных актов. Утрата авторитета и высшей силы закона, низведенного до средства укрепления диктатуры пролетариата и борьбы с классовыми врагами1, которое надо применять целесообразно, с учетом государственных интересов, привела к созданию юридической базы для проведения массовых репрессий во второй половине 1930-х годов.
Только с середины 1930-х годов на фоне развернувшейся дискуссии о роли законности в советском обществе [10, с. 254-255] право в юридической литературе перестает трактоваться как пережиток буржуазного строя и становится надстройкой советского государства. Сначала в правовых актах, а потом и в об-
1 О революционной законности: Постановление ЦИК СССР, СНК СССР от 25.06.1932 (ред. от 13.04.1959) // СЗ СССР. 1932. № 50. Ст. 298.
20
Т.В. ШАТКОВСКАЯ. ВЕСТНИК ЮРИДИЧЕСКОГО ФАКУЛЬТЕТА ЮФУ. 2021. Т. 8, № 4. С. 16-20
щественном сознании закрепляется принцип социалистической законности, складывается система юридического образования и науки. Вместе с тем законодательные нормы вплоть до конца 1950-х годов не приобрели самостоятельного ценностного значения вследствие их несоответствия логике командно-административной системы управления в СССР.
Подытоживая сказанное, отметим, что научные исследования советских юристов 1920-1930-х годов, безусловно, не лишены познавательной ценности. Многие высказанные ими идеи заслуживают поддержки и дальнейшего изучения. Так, ими обосновано влияние социально-экономических факторов на содержание юридических норм и оценочных правовых понятий, таких как справедливость, социальное распределение, свобода, равенство, общественный интерес, законность, целесообразность и др.
Справедливой считаем высказанную советскими юристами критику в отношении законодательства России периода империи как социально неоднородного, противоречивого, несправедливого и ориентированного на интересы меньшинства населения. Однако теоретическое обоснование в трудах советских юристов 1920-1930-х годов классово-идеологической природы права и отказа от признания жизненной силы идеи права при создании законов, наполнение юридических форм положениями марксистско-ленинской идеологии, установление приоритета партийных директив и решений над законом не только снижает научный потенциал полученными ими результатов, но и существенно дискредитирует идею права в российском общественном сознании.
Литература
1. Гойхбарг А.Г. Несколько замечаний о праве // Советское право. 1924. № 1. С. 3-24.
2. Гордин А.Л. От юридического анархизма к фактическому. М., 1920. 39 с.
3. Ленин В.И. Полное собрание сочинений. Т. 27. М.: Издательство политической литературы, 1969.
4. Ленин В.И. Полное собрание сочинений. Т. 45. М.: Издательство политической литературы, 1970.
5. Материалы НКЮ. Вып. II. М., 1918.
6. Пашуканис Е.Б. Марксистская теория права и строительство социализма // Революция права. 1927. № 3. С. 3-12.
7. Пашуканис Е.Б. Общая теория права и марксизм // Избранные произведения по общей теории права и государства. М.: Наука, 1980. 128 с.
8. Разумовский И.П. Проблемы марксистской теории права. М., 1925. 136 с.
9. Рейтер М.А. Право. Наше право. Чужое право. Общее право. Л.; М.: Государственное издательство, 1925. 276 с.
10. Сольц А.А. О революционной законности // Четырнадцатая конференция Российской коммунистической партии (большевиков). Стенографический отчет. М.; Л.: Государственное издательство, 1925.
11. Сорокин П.А. Элементарный учебник по теории права в связи с теорией государства. СПб.: Издательство С.-Петербургского университета, 2009. 240 с.
12. Стучка П.И. Революционная роль советского права. М.: Государственное законодательство советское законодательство, 1934. 160 с.
13. Шатковская Т.В., Бурмистров С.В. Теория и практика правового нигилизма в России: опыт научной экспликации // Северо-Кавказский юридический вестник. 2019. № 4. С. 15-24.
References
1. GoikhbargA.G. A few remarks on the law // Soviet law.
1924. No. 1. Р. 3-24 [in Russian].
2. Gordin A.L. Legal anarchism to the actual. Moscow, 1920. 39 р. [in Russian].
3. Lenin V.I. Complete works. Vol. 27. Moscow: Publishing House of Political Literature, 1969 [in Russian].
4. Lenin V.I. Complete works. Vol. 45. Moscow: Publishing House of Political Literature, 1970 [in Russian].
5. Materials NKJU. Vol. II. Moscow, 1918 [in Russian].
6. Pashukanis E.B. Marxist theory of law and the construction of socialism // The revolution is right. 1927. No. 3. P. 3-12 [in Russian].
7. Pashukanis E.B. General theory of law and Marxism // Selected works on the general theory of law and the state. Moscow: Nauka, 1980. 128 р. [in Russian].
8. Razumovsky I.P. Problems of the Marxist theory of law. Moscow, 1925. 136 р. [in Russian].
9. Reisner M.A. Pravo. Our right. Someone else's right. Common Law. Leningrad; Moscow: State Publishing House,
1925. 276 р. [in Russian].
10. Solts A.A. On revolutionary legality // The Fourteenth Conference of the Russian Communist Party (Bolsheviks). Verbatim report. Moscow; Leningrad: State Publishing House, 1925 [in Russian].
11. Sorokin P.A. Elementary textbook on the theory of law in connection with the theory of the state. St. Petersburg: Publishing House of St. Petersburg University, 2009. 240 р. [in Russian].
12. Stuchka P.I. The revolutionary role of Soviet law. Moscow: State legislation Soviet legislation, 1934. 160 p. [in Russian].
13. Shatkovskaya T.V., Burmistrov S.V. Theory and practice of legal nihilism in Russia: experience of scientific explication // North Caucasian Legal Bulletin. 2019. No. 4. P. 15-24 [in Russian].
Поступила в редакцию 29.10.2021 Received October 29, 2021
