CC BY
24
УДК 316.4
С.В. Уралова
ГЕНДЕРНОЕ ИЗМЕРЕНИЕ ПРОДОЛЖИТЕЛЬНОСТИ ЖИЗНИ
(НА ПРИМЕРЕ ИРКУТСКОЙ ОБЛАСТИ)
В статье рассмотрены гендерные индикаторы как инструментарий мониторинга и оценки продолжительности жизни на примере Иркутской области. Проведен анализ факторов, влияющих на мужскую смертность. Особое внимание уделено гендерному фактору.
Ключевые слова: гендерные индикаторы; гендерное равенство.
S.V. Uralova
GENDER MEASUREMENT OF THE HUMAN LONGEVITY (ON THE EXAMPLE OF IRKUTSK REGION)
The article considers gender indicators as the instrument of monitoring and assessment of the human longevity on the example of Irkutsk region. The factors of male death-rate are analyzed. Special attention is attended to the gender factor.
Key words: gender indicators, gender equality.
Демографический кризис в России выражен различными социально-экономическими индикаторами, среди которых отдельного внимания заслуживает гендерный индикатор (ГИ) - разница в продолжительности жизни мужчин и женщин (РПЖ). Самый высокий показатель РПЖ в мире имеет Россия - 12,5 лет [1]. Вопрос заключается в том, почему в России различия в смертности по полу столь велики, несмотря на то, что оба пола живут в одних и тех же политических, экономических и социальных условиях?
Сравнивая разброс значений разницы в продолжительности жизни (РПЖ) по странам мира и субъектам Российской Федерации (данные Госкомстата, ежегодного доклада о развитии человека ООН, глобального отчета о гендерном неравенстве Высшего экономического форума, отчет об индексе материнства), в работе обосновывается гипотеза, что РПЖ зависит от уровня гендерного конфликта. Группа стран мира (как и субъектов РФ) со слабо выраженным уровнем гендерного конфликта характеризуется либо патри-архатным укладом в сочетании с низким уровнем занятости и образования женщин, либо гендерным равенством (страны - лидеры рейтингов индекса развития с учетом гендерного фактора, показателя расширения возможностей женщин, Индекса гендерного неравенства (gender gap index), индекс материнства). Такие страны имеют минимальное значение РПЖ (3-4 года) [2].
Иркутская область входит в число субъектов РФ со средним уровнем развития и сильной депопуляцией. Хотя динамика уровня средней продолжительности жизни за 2004-2008 гг. имеет положительную тенденцию (увеличилась для мужчин на 5,26 года, для женщин на 2,95 года),
за последние 15 лет в области идет убывание численности мужчин более стремительно, чем женщин. Несмотря на превышение показателя соотношения мужчин к женщинам в возрастной группе «моложе трудоспособного» над средним по РФ (1,054), уже в трудоспособном возрасте ниже (1,018), в группе «старше трудоспособного» существенно ниже (0,360), чем по РФ. Поскольку показатели в трудоспособном возрасте считаются Госкомстатом некорректно (у мужчин добавлен огромный массив в возрасте 54-59 лет из-за разного пенсионного возраста), на самом деле в трудоспособном возрасте количество женщин значительно превышает количество мужчин [3].
Сравнение ГИ, связанных с продолжительностью жизни в Иркутской области на фоне других субъектов РФ, указывает на рост региональной поляризации. Население Иркутской области существенно моложе, чем в РФ, и несколько менее, чем в СФО, особенно выделяются на общем фоне сельские женщины, для которых средний возраст на 4 года меньше, чем по РФ, и почти на 2 года, чем в СФО [3]. Эти показатели вселяли бы оптимизм, если бы в сельской местности были высокие показатели рождаемости и продолжительности жизни, что не соответствует реальности. В сравнении с субъектами РФ наблюдается более низкий показатель продолжительности жизни для женщин (на 3 года, чем в среднем по РФ, на 9,6 года - в южных республиках, на 6,6 года - в Москве), мужчины живут и того меньше (на 3,9 года - по РФ, на 15,4 года - в южных республиках, в Москве - на 10,7 лет). Обращает на себя внимание тот факт, что РПЖ слабо зависит от качества жизни, т.к. в субъектах РФ с высоки-
ми социально-экономическими показателями этот показатель очень высок. На этом фоне выделяются южные республики (РПЖ меньше почти вдвое), а также г. Москва (РПЖ меньше в полтора раза) [4; с. 202-203]. Таким образом, межрегиональное сравнение (как и межстрановое) подтверждает гипотезу о сравнительно низком уровне РПЖ либо в регионах с патриархатным укладом (южные республики), либо в регионах с менее выраженным гендерным конфликтом (ГИ в Москве сравнимы с европейскими странами) [2], [4; с. 198-199].
Основной причиной ухудшения соотношения полов и большой РПЖ является преждевременная смертность мужчин трудоспособного возраста. При соотношении мужчин и женщин в общем числе умерших в 2006 г. в Иркутской области всех возрастов 58 и 42% аналогичное соотношение в числе умерших в возрасте 15-59 лет составляет 72,5 и 27,5% соответственно (в 2,6 раза). Доля молодежи в возрасте от 15 до 29 лет в числе умерших в 2006 г. составила 6,6%, из них 24,2% - женщины и 75,8% (втрое больше) -мужчины [5; с. 6].
Из массы факторов, влияющих на мужскую сверхсмертность и РПЖ, отечественные ученые выделяют следующее: биологический (В. А. Гео-дакян, Б.Ц. Урланис); исторический (Е.М. Андреев); место жительства (город или село), труд и занятость, брачный статус, образование, национальность (В.М. Школьников, Е.М. Андреев, Т.М. Малева); употребление алкоголя (в большей степени крепких алкогольных напитков) и наркотиков (Д. А. Халтурина, А.В. Коротаев, А.В. Немцов); насильственная смертность, от устранимых причин: ДТП, нездоровый образ жизни, рискованное поведение, массовые стрессы (Д. Шапиро). Для Иркутской области из перечисленных факторов особо актуальны: климатический (резко континентальный климат), экологический (Государственная экологическая экспертиза выявила 12 городов чрезвычайной экологической опасности, 3 из которых в Иркутской области - Братск, Ангарск и Шелехов) [6], высокий уровень потребления крепких спиртных напитков, наркомания, ВИЧ/СПИД, туберкулез (традиционно край ссыльных и заключенных), насильственная смертность (высокий уровень преступности). Остальные факторы мало отличаются от средних по РФ, однако выделяется благоприятный фактор образования (в области достаточно высокий уровень образования и количество вузов).
Особое внимание следует обратить на гендерный фактор (традиционный мужской стиль жизни, психологические свойства мужчины не соот-
ветствуют современным социальным условиям), описанный научным сообществом понятиями: «кризис маскулинности», «полоролевое напряжение», «полоролевой стресс», «гендерно-
ролевой конфликт», «несостоявшаяся маскулинность» (И.С. Кон, С.А. Орлянский, А. Синельников, С. Ашвин, И. Тартаковская, С. А. Ушакин, Е. Мещеркина, Е. Здравомыслова, А. Темкина, Ш. Бурн). Данный фактор еще недостаточно изучен и в основном игнорируется при рассмотрении демографических, социальных, экономических, политических проблем.
В наших исследованиях опрос женщин-лидеров (руководителей предприятий, бизнеса, госучреждений) на мероприятиях Союза женщин «Ангара» с участием автора (1050 женщин, 1996
- 2004 гг., Иркутская область) показал, что потеря доминантного положения мужчин в семье приводила к распаду семьи и деградации мужчин. Выяснилось также, что мужчины переживают стресс не только когда считают себя неспособными осуществить требования своей мужской роли (например, сделать успешную карьеру), но и когда ситуация требует от них «немужского» поведения (домашняя работа, уход за детьми). Приведем также высказывания мужчин в фокус-группах (2003 г., 6 групп по 10 чел. с высшим образованием, возраст 25-35 лет), которые показывают, что мужчины более, чем женщины, консервативны в семейной сфере: «Мужчина не может дома сидеть вообще», «Полное гендерное равноправие невозможно, только что-то близкое к нему. Пройдет очень много лет, может быть сотен лет, когда мы этого достигнем». Типичные высказывания мужчин в аналогичной фокус-группе шесть лет спустя (2009 г.) уже не настолько категоричны: «...я уверен, что большинство нормальных людей не видят разделения на мужские и женские роли в семье». Хотя практически все мужчины сходятся по-прежнему во мнении, что социальные роли мужчин - это «профессионал» и «кормилец». Снижение/ потеря профессионального статуса и ухудшение материального положения, по мнению респондентов, в основном ведет к потере своей маскулинной идентичности, приводящей к поло-ролевому стрессу. Социальные роли «мужчины-домохозяина» и «отца-одиночки» являются скорее исключением из правил и могут быть соотнесены только какими-то драматическими событиями в их жизни. Маскулинность, проявляющаяся в антисоциальной форме (в бесшабашной удали, склонности к риску, пьянству, дракам и т.п.), рассматривается интервьюируемыми мужчинами исключительно с биодетерминистских позиций.
Таким образом, в приведенных результатах исследования также подтверждается тезис о кризисе маскулинности. Гендерное измерение продолжительности жизни позволяет сделать следующие выводы:
- РПЖ минимален либо в странах/регионах РФ с патриархатным укладом в сочетании с низким уровнем занятости и образования женщин, либо в странах/субъектах РФ «победившего гендера», где гендерный конфликт слабо выражен;
- рост региональной поляризации проявляется также и в гендерном измерении, при этом Иркутская область отличается крайне неблагоприятными показателями;
- большинство факторов, влияющих на мужскую сверхсмертность, актуальны для Иркутской области, также как и гендерный фактор, который еще мало изучен и часто игнорируется научноэкспертным сообществом и представителями органов власти при принятии жизненно важных решений.
Приведенные выводы требуют дальнейшего междисциплинарного изучения и уточнения, а также совершенствования методик сбора и обработки эмпирического материала.
Литература
1. Женщины и мужчины России - 2008 / Федеральная служба государственной статистики. URL: http://www.gks.ru/bgd/regl/B08 50/Main.htm
2. Доклад о развитии человека 2009. ПРООН. - М.:
Весь Мир, 2009. - C. 181-195; Hausmann R., Tyson L. D., Zahidi S. The Global Gender Gap Report 2009. URL: http://www.weforum.org/en/initiatives/gcp/Gender%20Gap/inde x.htm; State of the world’s mothers 2009.
http://www. savethechildren.org.
3. Статистическое управление Иркутской области. URL:
http://irkutskstat.gks.ru/digital/region1/DocLib/average age.htm
4. Россия перед лицом демографических вызовов / Доклад о развитии человеческого потенциала в Российской Федерации 2008. - М.: ПРООН, 2009. - 208 с.
5. Демографическая ситуация в Иркутской области / Материалы «круглого стола» Законодательного собрания Иркутской области. - Иркутск: Вестник ЗС, 2006. - 102 с.
6. Официальный сайт Правительства Иркутской области. URL: http://www.admirk.ru/economy/ecology/situation/
Уралова Светлана Валентиновна, соискатель Иркутского государственного лингвистического университета (ИГЛУ).
Uralova Svetlana Valentinovna, candidate of Irkutsk State Linguistic University.
E-mail: uralova@inbox.ru
УДК 316.4 (=512.31)
ЭД Дагбаев
БУРЯТСКАЯ ЭТНИЧЕСКАЯ ИДЕНТИЧНОСТЬ:
МЕЖДУ ТРАДИЦИЕЙ И МОДЕРНИЗАЦИЕЙ
В статье освещаются проблемы изменения бурятской этнической идентичности в России, Китае и Монголии. Автор анализирует результаты социологических опросов по проблемам этнической идентичности.
Ключевые слова: этническая идентичность, бурятский этнос, традиции, модернизация, глобализация.
E.D. Dagbaev
BURYAT ETHNIC IDENTITY: BETWEEN TRADITION AND MODERNIZATION
The article is devoted to the problems of Buryat ethnic identity in Russia, China and Mongolia. The problems are really topical for current political situation in Russia China and Mongolia.
Key words: ethnic identity, Buryat ethnic group, tradition, modernization, globalization.
Учение об идентичности было создано американским психоаналитиком Э. Эриксоном, который в труде «Идентификация и жизненный цикл» (1959) показал, что изменение социокультурных условий порождает необходимость утраты прежней и формирования новой идентичности человека.
Идентичность присуща любой человеческой общности. Она означает признание тождественности, уподобления, устанавливающего точное совпадение одного явления другим. Существует огромное количество видов идентичностей человека, начиная с половозрастной и заканчивая
гражданской. Среди них особое место занимает этническая идентичность в силу значительного потенциала конфликтности.
Начало ХХ1 в. обострило проблему бурятской идентичности. Прежний господствующий научный дискурс рассматривал бурятский этнос в советский и постсоветский период с позиций возрастающей идентичности, связанной, прежде всего, с появлением государственных бурятских автономий, мер по развитию общегосударственных и вместе с тем общеэтнических институтов. Однако на рубеже веков все более активно этот научный дискурс ставится под сомнение, в об-
