CC BY
19
тролем наших духовных управлений постигали веру, они вынуждены собираться на квартирах, где им преподают неизвестно что и непонятно кто», - отметил Гайнутдин. По его словам, радикализм растет также из-за социальных проблем и коррупции: на Северном Кавказе 80% молодежи безработны! Но его беспокоит не только радикализм в молодежной среде, но и либерализм - идеология изобилия и удовольствий, культ гедонизма, результатом которого «стал первый звонок свыше либерализму - СПИД». Официальный представитель Московского патриархата отец Всеволод Чаплин призвал мусульман вместе бороться с гедонизмом: «Мы должны ненавидеть грех, но любить грешника. И объяснять, что жизнь с Богом - это счастье, и в этой жизни, и в следующей, а без Бога -одно несчастье». Отец Всеволод сказал, что в юности, пока не обратился к вере, он тоже был радикалом: «Желание изменить мир свойственно молодым, но наставники должны помочь найти путь».
«Известия», М., 31 мая 2006 г.
Игорь Добаев, политолог (Ростов-на-Дону) ТЕНДЕНЦИИ В РАЗВИТИИ ИСЛАМСКОГО ДВИЖЕНИЯ НА ЮГЕ РОССИИ
Исторически ислам на Северный Кавказ был привнесен извне и насаждался здесь в течение многих веков, главным образом, опираясь на мощь внешних сил. Процесс исламизации северокавказских этносов носил асинхронный характер, в результате чего степень укоренения ислама, его формы в различных субрегионах оказались различными: уровень исламизации северокавказских этносов неуклонно понижается с востока на запад. На северо-востоке (Дагестан, Чечня, Ингушетия) получил развитие суннитский ислам шафиитского толка в форме суфизма (накшбандийский и кадирийский тарикаты, а с XX в. - и шазилийский тарикат, последний только в Дагестане); на северо-западе, а также у части кумыков и ногайцев - суннитский ислам ханифитского толка. Однако в связи с действием целого ряда факторов и исторической обусловленности процесс исламизации Северного Кавказа продолжается и в настоящее время. Современное исламское движение на
Северном Кавказе неоднородно, представлено целым рядом общественно-политических субъектов, которые, как правило, отстаивают собственные интересы и цели. При этом исламскую религиозно-политическую окраску они несут нередко номинально, тогда как сфера фактических интересов лежит в плоскости конкуренции региональных субэлитных групп.
Главным действующим субъектом на северокавказском исламском поле выступает традиционный ислам, который носит синкретический характер, поскольку органично наложился на доисламские верования, этнические особенности, восходящие к адатной культуре. Он представлен большинством традиционно верующих мусульман, на северо-востоке - тарикатскими структурами - так называемыми вирдовыми (мюридскими) братствами во главе с суфийскими шейхами и устазами, а также институциализи-рованными исламскими организациями - духовными управлениями мусульман (ДУМ). В результате распада единого Духовного управления мусульман Северного Кавказа (Махачкала) в начале 90-х годов в каждой республике региона возникли самостоятельные ДУМ. Более того, в ряде ДУМ отсутствовало и даже до сих пор отсутствует внутреннее единство. Более того, в последние годы отмечается дальнейшее усиление центробежных процессов в традиционализме. В результате его достаточно размытая структура неуклонно разрушается. Преобладающий в регионе традиционалистский тип религиозного сознания верующих, особенно в предгорной и горной зонах северокавказских республик, согласно проведенным, прежде всего дагестанскими учеными, социологическим опросам и исследованиям, в последнее время явно тяготеет к фундаментализму. В ситуации системного кризиса элементы фундаменталистского сознания верующих оказались благодатной почвой для развития на их базе радикального исламского (неоваххабитского) сознания. Иначе говоря, при полном отсутствии на Северном Кавказе модернистских реформаторских процессов религиозное сознание горцев-мусульман сегодня оказалось представленным лишь двумя его типами: традиционным, тяготеющим к фундаментализму, и экстремистско-ваххабитским.
Радикализация верующих, их отход от классических принципов традиционализма обусловливается в том числе и кризисом официальных исламских структур - духовных управлений му-
сульман, которые, погрязнув в борьбе со своими оппонентами, прежде всего неоваххабитами, и междуусобных дрязгах, все более политизируются и одновременно, утрачивая авторитет, дистанцируются от рядовых верующих. Наиболее затяжным и острым представляется конфликт между различными фракциями служителей мусульманского культа и группами верующих в Дагестане. Здесь к антагонизму традиционалистов (представленных последователями трех суфийских тарикатов) и фундаменталистов (неоваххабитов) добавляются противоречия между духовными лидерами традиционного ислама, представляющими к тому же разные этнические группы. Как следствие, традиционалисты неизбежно политизируются.
Политизация тарикатского ислама происходит по нескольким направлениям. Главное из них - превращение Духовного управления мусульман Дагестана, контролируемого мюридами аварского шейха Саида-апанди Чиркейского, во влиятельный центр общественно-политической жизни. ДУМД проводит свою политику не только путем создания конфессиональной вертикали власти в республике, но и продвижением своих сторонников в органы власти. При этом следует подчеркнуть, что численность мюридов этого авторитетнейшего в республике шейха, согласно экспертным оценкам, достигает 6 тыс. человек. По некоторым данным, в число его мюридов входит ряд членов правительства Дагестана и известных политических деятелей. По сути, С.Чиркейский реально претендует на роль духовного лидера республики. В его религиозно-политическую группировку входит ряд шейхов не только аварского происхождения, но также кумыков и даргинцев. Эта структура отличается наибольшей степенью сплоченности, организованности, внутренней дисциплины. Тарикатский ислам (общее число мюридов разных тарикатов достигает 25-30 тыс. человек) выступает за «исламскую направленность» развития Дагестана, подразумевая под этим усиление роли ислама в дагестанском обществе, а не построение исламского государства, на чем настаивают исламские радикалы (неоваххабиты). При этом исла-мизацию служители культа намерены осуществить парламентскими методами. Для этого, как подчеркивал бывший муфтий С.Абубакаров, в Народное собрание (парламент Дагестана) достаточно избрать 61 депутата из числа подлинных мусульман. Разу-
меется, прогрессирующая политизация существенно радикализует традиционализм, обусловливая все большее восприятие носителями этого типа религиозного сознания салафитских ценностных установок.
Противоречия внутри мусульманских общин характерны и для других регионов Северного Кавказа. Однако руководители духовных управлений мусульман и другие представители «официального» ислама выход из сложившегося положения видят исключительно в укреплении контактов с органами власти, вплоть до бюджетного финансирования исламских организаций государством, построении региональных исламских организаций (ДУМ) по бюрократическому образцу, со строгой иерархией и ответственностью нижестоящих (особенно первичных звеньев общин) перед вышестоящими и, наконец, закреплении за руководством ДУМ права опираться на репрессивный аппарат государства в борьбе с оппонентами, прежде всего радикальными исламистами. Такая позиция, безусловно, ведет к укреплению «параллельных» официальным других исламских структур, объективно ослабляя традиционалистов. В связи с этим представляется естественным, что зону воздействия традиционного ислама пытаются занять иные субъекты, можно сказать околоисламские или квазиисламские, поскольку большинство из них, строго говоря, мусульманскими не являются. Среди них - «исламские», национальные (а зачастую и националистические) партии и движения, а также радикальные исламистские организации, ставшие известными в регионе как «ваххабитские» (по нашему мнению, более корректным для их определения является термин «неоваххабизм»).
Примером «исламских» партий и движений могут служить «Исламская партия возрождения» (ИПВ), «Истинные патриоты России» (ИПР), «Союз мусульман России» (СМР), общероссийские общественно-политические движения «Нур» и «Рефах», общероссийский общественно-политический блок «Меджлис» и другие.
«Исламская партия возрождения» была создана в июле 1990 г. в Астрахани в ходе состоявшегося учредительного съезда ИПВ. Уже в январе 1991 г. в Махачкале (Дагестан) была образована северокавказская секция ИПВ. В последующем именно на организационной и идеологической базе ИПВ в регионе сформирова-
лись различные исламистские структуры. Так, в первой половине 90-х на Северном Кавказе возникают другие исламские партии и движения, особенно этот процесс характерен для наиболее исла-мизированной республики - Дагестана. Например, в сентябре 1990 г. в Махачкале состоялся учредительный съезд Исламской демократической партии (ИДИ). В последующем она была преобразована в Исламскую партию Дагестана (ИИД). ИИД представляет собой кадровую партию, сторонники которой собираются на свои форумы лишь при необходимости. Идеология Исламской партии Дагестана, как и большинства других исламских партий, эклектична. В ней содержится много противоречивых положений и идей: исламских, демократических, капиталистических, социалистических и др. «ИИД будет всемерно поддерживать проведение реформ, направленных на обеспечение конституционного права каждого на частную собственность, объявленную в Исламе священной, формирование многоукладной экономики, сочетающей различные формы собственности, - подчеркивает лидер партии С.Х.Асиятилов, - но выступает против установления капиталистического способа производства и потребления, противоречащего сути и содержанию социально-ориентированной исламской экономики...». Во время выборов в Государственную Думу в 1995 г. особую активность проявили такие организации, как общероссийское общественно-политическое движение «Союз мусульман России» (СМР) и общероссийское мусульманское общественное движение «Hyp». Следует подчеркнуть, что депутатом Госдумы от «Союза мусульман России» на дополнительных выборах в 1997 г. по Махачкалинскому избирательному округу был избран дагестанец Надиршах Хачилаев. В последующем российские исламские политические организации трансформировались в политические партии. Например, лидеры исламского движения «Hyp» Раджабов, Яруллин и Садыков создали «Исламскую партию России» (ИПР). Она не прошла перерегистрацию, и на ее основе были созданы две исламские партии: «Партия справедливости и развития России» (ПСРР) и «Истинные патриоты России» (ИПР). Обе партии возглавляют дагестанцы - отец и сын М.Раджабов и З.Раджабов. Исламские партии провозглашают идеологию «третьего пути». «Помимо коммунистической, либеральной и прочих существует еще одна идеология, ниспосланная Всевышним и основанная на Боже-
ственных законах, - подчеркивает М.Раджабов, - именно эта идеология "третьего пути" взята за идеологическую основу обеих партий». Как известно, партия «Истинные патриоты России» на выборах в Государственную думу в 2002 г. выдвинула свой список кандидатов, но не смогла преодолеть необходимый пятипроцентный рубеж. Даже в Республике Дагестан она получила поддержку всего 3,8% избирателей, что свидетельствует о кризисе, постигшем к концу 90-х исламские партии и движения не только в северокавказском регионе, но и в России в целом.
В качестве национальных/националистических выступали или выступают такие движения и организации, как, например, «Конгресс народов Кавказа» (КНК), «Общенациональный конгресс чеченского народа» (ОКЧН), «Международная черкесская ассоциация» (МЧА), «Конгресс кабардинского народа» (ККН), «Национальный совет балкарского народа» (НСБН), «Демократический джамагат», «Бирлик», «Тенглик» и многие другие, активно использовавшие в своей деятельности исламскую символику и риторику, что, собственно, и позволяет считать их околоисламскими организациями. Такие структуры в условиях усиливавшейся в конце 80-х - начале 90-х годов социально-политической нестабильности в регионе неоднократно оказывали ощутимое давление на республиканские правительства, а активное использование мусульманской окраски позволяло придать порой откровенно сепаратистским и корпоративным устремлениям идеологическое обоснование. В те годы на первый план были выдвинуты этничность и национальное возрождение, что и декларировали лидеры первых национальных северокавказских организаций. Ярчайшим примером этого процесса стала Чечня, население которой было идеологически отравлено крайне политизированной идеей «этнической исключительности».
Однако к середине 90-х годов XX в., на которые пришелся пик этнической мобилизации в регионе, многие национальные организации трансформировались в откровенные националистические, вследствие чего утратили широкую базу социальной поддержки своей деятельности, а следовательно, и актуальность. Таким образом, к концу 90-х воздействие вышеназванных квазиисламских организаций (политических и националистических партий и движений) на политические процессы в регионе было минимизирова-
но, что следует считать очередной тенденцией в трансформациях северокавказского исламского движения. Такой вывод позволяет вывести их за рамки дальнейшего рассмотрения проблемы. На этом фоне отмечается рост влияния третьего, основного оппонента и антагониста традиционного ислама в регионе - неоваххабитских исламистских группировок. Основной структурной единицей исламистов является возглавляемая амиром (эмиром) группа-община («джамаат»), которая, как правило, полностью совпадает с военной организацией боевиков. Наиболее крупные банды, например, басаевская (так называемый «Разведывательно-диверсионный батальон чеченских мучеников "Риядус-Салихин"»), являются основными не столько из-за количества входящих в них боевиков, а в силу имеющихся в распоряжении их лидера организационных и финансовых ресурсов. Это позволяет при участии профессионально подготовленных зарубежных наемников планировать террористические акты, привлекать к их осуществлению необходимых «специалистов» и закупать нужное вооружение и оборудование. Это, вкупе с продуманным финансовым и пропагандистским обеспечением операций, позволяет мобилизовать в нужном месте необходимое количество боевиков, которые в другое время не связаны с Басаевым и его бандой. Совокупно движение неоваххабитов на Северном Кавказе до вторжения боевиков на территорию Дагестана в августе 1999 г., как и в других исламских государствах, не отличалось монолитностью, а подразделялось, как минимум, на умеренно-радикальное и ультрарадикальное направления. Сегодня к умеренному крылу, основательно сократившемуся за последние годы, относится малочисленная прослойка молодых интеллектуалов, получивших традиционное религиозное образование, а также мусульманской интеллигенции, как правило, старшего возраста.
Ультрарадикалы, в отличие от умеренных, всегда были настроены более решительно и готовы не только психологически, но и организационно к открытой конфронтации, вплоть до вооруженной борьбы во всех ее формах, с властями. Причем эта борьба всегда представлялась и до сих пор представляется ими в качестве джихада «в форме меча» - открытой войны с «неверными», среди которых отчетливо просматривается многочисленная прослойка «худших из мусульман» - тех, кто отказывается от участия в «священной войне» во имя установления власти «чистого ислама».
Наибольшего развития неоваххабизм, как и в целом ислами-зированность населения, достиг в восточной части Северного Кавказа, чему имеются многочисленные веские основания. Сторонники «чистого ислама» здесь не признают авторитета суфийских шейхов, во имя строгого единобожия порицают характерный для суфизма культ святых и посещение их могил, уплату баснословного калыма за невесту, дорогостоящие поминки и т.п. Одновременно сторонники этого течения резко критикуют «официальное» духовенство, обвиняя его в конформизме по отношению к светским властям. Это движение также в значительной степени охватило и некоторые другие народы региона, особенно близкородственные тюркские - балкарцев и карачаевцев, проживающих соответственно в Кабардино-Балкарии и Карачаево-Черкесии. Так, на судебном процессе весной 2002 г., на котором предстали религиозные экстремисты, вынашивавшие планы переворота в Карачаево-Черкесии, прозвучало обвинение в том, что члены этих организаций ставили своей целью создание т. н. исламского государства на Северном Кавказе. В Кабардино-Балкарии неоваххабитский джа-маат «Ярмук», представляющий собой, по сути, исламистскую террористическую группировку, в течение длительного времени дестабилизирует общественно-политическую обстановку в этой республике. Среда черкесских народов исламский фундаментализм, в том числе в форме неоваххабизма, получил наименьшее развитие, хотя в последние годы определенная часть адыгской молодежи активно включилась в реализацию различных исламистских проектов в регионе.
Ситуация с «ваххабизацией» северокавказских регионов резко изменилась после событий, имевших место в августе 1999 г. в Дагестане, а также в связи с проведением антитеррористической кампании в Чечне. Практически во всех республиках Северного Кавказа в той или иной форме были приняты «антиваххабитские» законы, в результате чего достаточно огульно, без разбора, на адептов неоваххабизма было оказано массированное разноплановое давление. Были ликвидированы их оплоты - т.н. «ваххабитские анклавы» в Дагестане и Чечне, они лишились мечетей, культурных центров, официальных газет и других средств массовой информации, подверглись жесткому административному воздействию. В результате эти люди практически были загнаны в подпо-
лье. Тем самым государство, его структуры способствовали тому, что ныне существующее неоваххабитское движение, практически утратив умеренную составляющую, реально почти полностью перешло к крайнему радикализму как во взглядах, так и на практике. Развернув «антиваххабитскую» кампанию, власти практически всех республик уже в конце 2001 г. поспешили продекларировать, что в республиках Северного Кавказа проблема религиозного экстремизма, долгое время остававшаяся актуальной, якобы потеряла остроту. Деятельность экстремистских религиозно-политических объединений, согласно рапортам чиновников с мест, «практически парализована», а «попытки экстремистов распространить свое влияние среди населения полностью провалились». Такой подход, когда желаемое выдается за действительность, явно не соответствует реалиям и наносит большой вред делу блокирования этого опасного социально-политического явления. Загнанные в подполье неоваххабиты, тем не менее, существуют, действуют. Однако их деятельность стала более конспиративной, а идеологическая позиция - исключительно экстремистской. Поэтому не стоит удивляться новым взрывам, поджогам, убийствам, похищениям людей и другим фиксируемым экстремистским акциям, причастность к которым неоваххабитов зачастую очевидна. Более того, отмечается процесс привлечения новых адептов в ряды радикалов, даже там, где этого и вовсе прежде не ожидалось, например, среди некоторой части мусульман-осетин в Республике Северная Осетия-Алания.
Анализ поступающих данных о ситуации в СевероКавказском регионе свидетельствует об изменениях в тактике действий лидеров чеченских незаконных вооруженных формирований. Основной упор ими делается на дальнейшее укрепление организованных, глубоко законспирированных ваххабитских структур - «джамаатов», как в Чечне, так и в сопредельных с ней субъектах РФ, которые активно продолжают расширять фронт террористической деятельности. Здесь приходится говорить не только о республиках Северного Кавказа (КЧР, КБР, РД, РИ), но и других субъектах Южного федерального округа (Ставропольском крае, Волгоградской и Астраханской областях). Продолжают изменяться способы и методы действий участников бандподполья, которые, перенимая опыт деятельности международных террористов, со-
вершенствуя методы диверсионно-террористической деятельности, уделяют внимание вопросам конспирации, внедряют своих представителей в силовые структуры и органы власти. Примером может служить вооруженное нападение на МВД Республики Ингушетия в июне 2004 г. Одновременно большинство группировок ультрарадикального толка перешли на сетевой принцип деятельности, не связывая себя рамками какой-либо жестко структурированной организации, как это было характерно для них в 90-х годах прошлого века. Исследователи отмечают, что подобная тенденция сегодня фиксируется в большинстве стран мира, где террористические угрозы представляют наибольшую опасность, и называют это явление «новым терроризмом», явно отличающимся от терроризма предшествующих лет.
Вместе с тем представляется уместным отметить, что идеи войны с неисламским государством и обвинения в неверии (куфре) соплеменников, не желающих воспринимать единственность и неделимость власти Аллаха, не являются для Кавказа неким новшеством, импортированным исключительно из-за рубежа, хотя вопросы, связанные со степенью влияния внешнего фактора на процессы распространения идеологии и практики радикального ислама в регионах России, приобрели в научно-исследовательской среде наибольшую остроту. Подчеркнем, что такфир (обвинение в неверии) и непримиримый джихад (священная война за веру) на Кавказе активно практиковались еще в ходе Кавказской войны (1818-1864) и сегодня осуществляются с не меньшим, чем прежде, ожесточением. Однако если на протяжении двух предыдущих столетий «джихад» на Северном Кавказе проходил на фоне общего упадка ислама в мировом масштабе, поскольку тогда большинство мусульманских стран были колониями или полуколониями, то сегодня разрушающая активность некоторой части северокавказских мусульман фиксируется на фоне прогрессирующего военно-политического возбуждения ислама во всем мире.
Современные чеченские войны, особенно вторая, привнесли в регион самые последние идеологические наработки исламских экстремистов, стали кузницей наиболее идеологически подготовленных и непримиримо настроенных по отношению к России исламистов. Следует также отметить, что квазиваххабизм в России распространился, прежде всего, в среде молодежи и, хотим мы то-
го или нет, стал серьезным и долгосрочным фактором. В контексте сказанного уже не кажется удивительным то, что ряды банддви-жения (т.н. «исламского сопротивления») в Чечне становятся все более организованными и сплоченными. Боевики отошли от практики фронтальных сражений, взяв на вооружение диверсионно-террористическую тактику «пчелиного роя». На ее разработку, апробацию и синхронизацию ушли последние два-три года. Сегодня основная масса «ваххабитских» джамаатов представляет собой небольшие банды или группы, представленные по территориальному признаку. Основой такой ячейки являются амир (как правило, местный житель), эпизодически или постоянно находящийся с ним инструктор-связной (как правило, из числа зарубежных наемников) и группа активных боевиков, которые в силу различных причин не могут вернуться в свои села. Они поддерживают в рабочем состоянии вооружение и технические средства джамаата, создают и пополняют запасы провизии, медикаментов и т. п., а также занимаются разведкой и вербовкой новых членов банды. Большая же часть членов джамаата состоит из боевиков, вернувшихся в свои населенные пункты, либо воспользовавшись амнистией, но чаще по поддельным документам. Однако по приказу амира они готовы немедленно к нему присоединиться и выполнять поставленные задачи.
Общезначимой тенденцией является и то, что происходящее в течение последнего десятилетия в Чечне уже давно перестало нести только чеченский этнический оттенок и продолжает втягивать в свои ряды все новых и новых адептов протестных идей из всех соседних республик и краев, не говоря уже об участии в этом процессе представителей внешнего для региона исламского мира. Так, среди опознанных 18 террористов, убитых в Беслане, 12 были ингушами и только 6 - чеченцами. Анализ многочисленных источников информации свидетельствует о том, что мобильные полуавтономные диверсионно-террористические группы уже сформированы в Дагестане, Кабардино-Балкарии, Карачаево-Черкесии, Ингушетии и даже в Ставропольском крае. Более того, большинство терактов последнего времени как на Северном Кавказе (в том числе и в Беслане), так и в других регионах России готовилось не в Чечне, а в считающихся мирными сопредельных регионах, где боевики могут хранить оружие, взрывчатку, а также вербовать все
новых сторонников. В связи с этим стоит обратить внимание на резкое увеличение числа и изменение характера терактов, которые проводились на протяжении последних лет, явную «интернационализацию» и выход терроризма за рамки прежнего ареала его распространения. Прежде всего отметим, что многие теракты последних лет были связаны с Чечней лишь опосредованно. Конечно, их организаторы поддерживают тесные контакты с лидерами террористов на территории Чечни. Однако все чаще непосредственными организаторами и исполнителями терактов становятся представители других северокавказских этносов.
Особенно опасная ситуация сложилась в Дагестане. Так, за 2004 г., по данным правоохранительных органов в Республике Дагестан, было зарегистрировано 30 преступлений террористической направленности, из которых 18 было совершено в Махачкале, 6 - в Хасавюрте. Остальные преступления были совершены на автотрассах республики и магистральном газопроводе «Моздок-Казимагомед». В результате погибло 16 и ранено 39 человек. В числе погибших 12 сотрудников правоохранительных органов, глава администрации Буйнакского района, депутат НС РД, заместитель главы администрации Махачкалы, также нанесен огромный материальный ущерб как частным лицам, так и хозяйствующим субъектам. Эскалация насилия продолжается: только за первую половину 2005 г. в Дагестане совершено 70 террористических взрывов, из них более 40 - в Махачкале. Убиты министр по национальной политике, информации и внешним связям, заместитель министра внутренних дел, многие представители властных структур и правоохранительных органов.
На основании анализа терактов, осуществленных в республике с 1991 по 2005 г., выделены их типичные черты. Удалось также выявить определенные параллели в их организации и проведении, очертить круг лиц и объектов, против которых чаще всего совершаются террористические акты, что позволяет предпринимать целенаправленные упреждающие действия в борьбе с террористической угрозой. Наибольшее количество террористических актов совершается в летнее время, больше всего в августе. По времени суток - с 7 до 9 часов и с 18 до 20 часов. Это объясняется тем, что в это время лица, в отношении которых совершаются теракты, как правило, находятся в пути на работу или службу или на
пути домой. Учитывая то, что время передвижения каждый день примерно одно и то же и по одному и тому же маршруту, террористам нетрудно планировать то или иное преступление. В обеденное, время с 12 до 13 часов теракты не совершались. Каждый второй террористический акт за этот период совершен путем закладки и приведения в действие взрывных устройств, каждый четвертый -с применением автоматического оружия и гранатометов, а в остальных случаях использовались автомобили, начиненные взрывчаткой. По поражающей силе закладка и приведение в действие взрывных устройств - самый эффективный способ осуществления теракта, который позволяет террористам заранее скрыться с места преступления. Не менее опасными являются и автомобили, начиненные взрывчаткой. Обстрелы из автоматического оружия и гранатометов считаются менее эффективными, поскольку стрелку необходимо приблизиться на достаточно близкое расстояние к цели, обладать хорошими навыками стрельбы и, кроме того, нападающий ставит себя под угрозу быть убитым или задержанным на месте преступления. Следует также отметить, что из числа совершенных террористических актов больше половины было направлено против высокопоставленных чиновников, треть - против депутатов разного уровня и сотрудников правоохранительных органов, остальные - против военнослужащих и членов их семей. В то же время практика показывает, что террористы все чаще используют методы безадресного терроризма, осуществляя свои разрушительные акции в местах массового скопления людей, преимущественно гражданского населения.
Характеристика «ваххабитских» джамаатов на территории Чеченской Республики будет неполной без обозначения той роли, которую в них играют зарубежные наемники и эмиссары исламистских структур. К настоящему времени даже те отряды, которые возглавляют чеченцы, например банда Басаева, находятся под контролем зарубежных исламистских организаций. Группировку Д.Умарова курирует международный террорист Абу Сейф. Бандформирования в Итум-Калинском районе замыкаются на двух выходцев из Турции и араба. В настоящее время на территории Чечни находится ряд представителей «Аль-Каиды», среди которых Абу Хавс, Абу Зейс, Абу Барри, Джабер, Абу Омар. Боевики из других стран составляют и значительную часть личного состава
бандформирований. В террористических организациях, действующих в Чечне, Ингушетии и других северокавказских республиках, насчитывается около 300 наемников, в основном выходцев из Саудовской Аравии, Алжира и Иордании, выполняющих в бандах роль инструкторов и казначеев. В проникновении наемников в регионы Северного Кавказа огромную роль играют сопредельные государства. Ключевая роль здесь принадлежит Грузии, которая в силу политических и географических причин является наиболее удобным плацдармом для поддержки незаконных вооруженных формирований на Юге России. В селах Панкисского ущелья -Дуиси, Халацани, Омало и Целебани - постоянно находятся отряды боевиков, в том числе и наемников. Командуют ими ближайшие помощники арабского наемника Абу Хавса - Абу Атия и Абу Рабия. В Халацани, кроме того, расположен перевалочный пункт и тренировочный лагерь для проникающих и возвращающихся из Чечни боевиков. Наряду с собственно Чеченской Республикой «ваххабиты» наиболее активно используют территории соседних Ингушетии и Дагестана. В первую очередь это относится к Ингушетии, которая имеет тесные связи с Чечней и где проживает значительное по численности чеченское население. Для бандформирований, действующих в Чечне, это удобный плацдарм для подготовки террористических актов и, если применить партизанский термин, своего рода «базовый район». Летом 2004 г. сотрудники правоохранительных органов уничтожили в ингушском городе Малгобеке подданного Саудовской Аравии Абу Кутейбу, который был организатором нападения боевиков на ряд объектов республики в ночь на 22 июня 2004 г. По данным агентства ИТАР-ТАСС, Абу Кутейба являлся ближайшим сподвижником ранее уничтоженного в Чечне террориста Хаттаба, эмиссара международных террористических организаций, через которого осуществлялось финансирование бандгрупп в Дагестане, Чечне, Ингушетии и Кабардино-Балкарии. 25 ноября 2004 г. в Ингушетии в ходе спецоперации ФСБ был уничтожен один из главарей арабских наемников гражданин Сирии Марван (Абу Хабиб, «белый араб», Самбиев Ахмед, «турок Мурат»), который с 2003 г. являлся одним из заместителей эмиссаров «Аль-Каиды» в Северо-Кавказском регионе Абу-аль-Валида, а затем Абу-Хавса. Он занимался обучением боевиков минно-взрывному делу, а также отвечал за распределение
денежных средств, поступающих из-за рубежа. В конце декабря 2004 г. в Назрани были уничтожены три боевика, участника террористической организации «Халифат», которые принимали участие в нападении на правоохранительные структуры Ингушетии в июне 2004 г. По данным СМИ, задания на совершение терактов в Ингушетии членам «Халифата» поступали от араба по имени Абу-Дзейт, который и оплачивал совершенные теракты.
Тем не менее, согласно экспертным оценкам, в последнее время количество иностранных наемников в Чечне имеет тенденцию к сокращению (с 2,5-3 тыс. в 2000 г. до 200 человек в 2004 г.), что напрямую связано с уменьшением финансовой помощи бандформированиям из-за рубежа. Уменьшение численности зарубежных моджахедов в Северокавказском регионе объясняется также повышением эффективности антитеррористической деятельности российских спецслужб, что способствует ликвидации одиозных бандглаварей. Уничтожение только в 2005 г. ряда лидеров НВФ (Масхадов А.А., Читигов Р.У., Макашарипов Р., Абу-Дзейт и др.), согласно экспертным оценкам, может в некоторой степени сократить поступление финансовой помощи из-за рубежа и временно снизить уровень активности боевиков. Следует также подчеркнуть, что после ряда успешных операций существенно уменьшилось количество полевых командиров, способных сплотить вокруг себя разрозненные бандформирования, к числу таких бандглава-рей сегодня можно причислить лишь Ш.Басаева и Д.Умарова.
Однако, как свидетельствует мировой опыт, радикальные исламистские структуры обладают повышенными способностями к регенерации, а кроме того, их состав постоянно пополняется притоком свежих сил. Например, как сообщается на сайте газеты New York Times, данные с захваченных американцами в Пакистане компьютеров исламистов свидетельствуют, что в «Аль-Каиде» появилось новое поколение лидеров взамен убитых и арестованных. Американские эксперты пришли к выводу, что на руководящие позиции в «Аль-Каиде» выдвинулись в последнее время люди, которые ранее находились внизу иерархической лестницы. Кроме того, быструю карьеру делают и недавно вступившие в эту организацию. Эта новая картина противоречит недавним утверждениям Джорджа Буша о том, что всемирная террористическая сеть обескровлена и лишилась большинства своих руководителей.
Представители американских спецслужб сходятся во мнении, что «Аль-Каиде» удалось сохранить определенную степень централизации. После успешного свержения режима талибов в Афганистане американские спецслужбы придерживались другой версии относительно структуры «Аль-Каиды». Тогда они ошибочно полагали, что организация была полностью децентрализована и превратилась в ассоциацию независимых террористических группировок. Аналогичное можно сказать и относительно ситуации на Северном Кавказе. Безусловно, уничтожение главарей банддвижения приносит положительный результат, но лишь на определенное время. Так в заявлении Ш.Басаева, опубликованном на сайте «Кавказ-центр» после уничтожения А.Масхадова, говорится, что «в соответствии с указом президента Ичкерии и постановлением заседания государственного комитета обороны, в случае гибели или пленения президента», все его обязанности до проведения выборов исполняет председатель верховного шариатского суда. Поскольку эту должность занимал Ахмад Файруз шейх Абдул Халим Сайдул-лаев, Ш.Басаев призывает «мусульман Чечни, Кавказа и всей Руси» принести присягу на верность новому президенту ЧРИ - шейху Абдул Халиму. При этом он ссылается на указ, подписанный самим Асланом Масхадовым еще в 2002 г., согласно которому в случае его гибели или пленения власть переходит главе шариатского суда Чеченской Республики Ичкерия, которым на момент уничтожения Масхадова и являлся вышеуказанный шейх. Характерно, что преемник Масхадова известен как один из лидеров чеченского ваххабитского подполья, занимавшийся подготовкой террористов-смертников. Гибель А.Масхадова, безусловно, качественно меняет ситуацию, поскольку он служил для зарубежных антироссийски ориентированных сил опорой для дипломатического давления на Россию и после его смерти сепаратисты лишились консолидирующего центра. Однако, как представляется, в ближайший прогнозируемый период на первые позиции выйдут значительно более радикальные, чем Масхадов, фигуры, такие, как Умаров, Удугов и представители радикальной мусульманской, в том числе ваххабитской, молодежи, имеющей опыт терроризма и бандитизма, зараженные идеологией антирусизма, сепаратизма и экстремизма.
Действительно, очередной тенденцией следует считать то, что в последние годы в регионе произошла существенная ротация рядов «моджахедов»: в войну вступило новое поколение чеченцев и других северокавказских этносов, носителей радикальной исламистской идеологии, а потому более ожесточенное и дерзкое, нежели их предшественники. Определенная их часть готова к вооруженной борьбе с официальными властями во всех ее формах. Наглые террористические вылазки радикальных исламистов в Дагестане, Чечне, Ингушетии, Северной Осетии, Кабардино-Балкарии, Карачаево-Черкесии, других субъектах Российской Федерации красноречиво свидетельствуют о серьезных недостатках российской стратегии по решению «чеченского вопроса» в ее нынешнем виде. Приходится констатировать, что общество отворачивается от традиционного и официального ислама, критически, порой с антироссийских позиций оценивает политику российского руководства и местных властей. В регионе фиксируются многочисленные убийства представителей властей и особенно правоохранительных органов, в чем особенно преуспели боевики ваххабитских джамаатов «Дженнет» и «Шариат» (Дагестан), «Ярмук» (КБР). Массовым образом в регионе распространяются листовки, содержащие призывы к джихаду. В связи с этим можно говорить о главной тенденции: «джихад меча», прежде всего в диверсионно-террористической форме, медленно, но неуклонно расползается по всей территории Северного Кавказа и периодически выплескивается за его пределы.
Такой вывод требует введения корректив в российскую политику на Северном Кавказе. Совершенно недопустимо сведение борьбы с терроризмом лишь к силовой составляющей. Сузить социальную базу поддержки террористов и сепаратистов можно путем нейтрализации «ключевых» факторов, способствующих активизации терроризма. Наиболее важные среди них - социально-экономические и политические. Этноконфессиональные факторы не являются главными, однако они существенно воздействуют на усиление «ключевых». Кроме того, как свидетельствует опыт многих стран мира, необходимо совершенствовать антитеррористическое законодательство и его правоприменение, усиливать деятельность спецслужб на этом направлении, бороться с финансовой подпиткой терроризма, а также активно осуществлять агитацион-
но-пропагандистскую и разъяснительную работу. Однако и этого окажется недостаточно, если в России не удастся снизить уровень коррупции до приемлемого по мировым меркам уровня.
«Россия XXI», М., 2006 г., № 2, с. 54-71.
Алексей Малашенко, доктор исторических наук ГЛАВНЫЙ ИТОГ ЧЕЧЕНСКИХ ВЫБОРОВ: ДВЕ ВЕРТИКАЛИ ВЛАСТИ
Этот материал готовился в два приема. Первая часть писалась до выборов. В ней сделана попытка определить, какие задачи ставились на выборах Кремлем, чего ожидало от них чеченское общество. Вторая часть - о том, что произошло на самом деле. Мне довелось присутствовать на всех президентских выборах -Аслана Масхадова в 1997 г., Ахмад-хаджи Кадырова в 2003 г., Алу Алханова в 2004 г. В двух последних случаях они были чистой формальностью. На этот раз я летел в Чечню с чуть большим оптимизмом.
До выборов
Во-первых, выборы были необходимы Кремлю для легитимации нынешнего режима. Они были призваны стать кульминацией провозглашенной Путиным несколько лет назад политики «че-ченизации». Хотя с ее помощью и не удалось положить конец войне и совершить «прорыв» на пути восстановления республики, ситуация, тем не менее, претерпела изменения. Сепаратисты (это определение себя изжило, поскольку не верится, что прагматик Басаев надеялся создать независимую Ичкерию) более не в состоянии вести регулярные боевые действия. В Чеченской Республике сформировался режим, который худо-бедно «держит ситуацию» (какими методами - отдельный вопрос).
Пообещав в начале своей карьеры «мочить боевиков в сортире», Путин оказался готов не просто сотрудничать с «муджахе-дами-ренегатами», но фактически возвысил их над теми, кто всегда оставался лояльным Москве. Избранный в 2003 г. Ахмад-хаджи Кадыров - дудаевский муфтий. А кто считал бывших боевиков в окружении его сына, вице-премьера Рамзана Кадырова!
