CC BY
115
ЦЕНТРАЛЬНАЯ АЗИЯ И КАВКАЗ № 3(45), 2006
Г" X
РЕЛИГИЯ И ОБЩЕСТВО
ИСЛАМИСТСКОЕ ДВИЖЕНИЕ НА СЕВЕРНОМ КАВКАЗЕ: ТЕНДЕНЦИИ, ПЕРСПЕКТИВЫ РАЗВИТИЯ, ВЕКТОРЫ ПРОТИВОДЕЙСТВИЯ
Игорь ДОБАЕВ
доктор философских наук, заведующий сектором геополитики и анализа информации Южного научного центра Российской академии наук (Ростов-на-Дону, Россия)
Начавшиеся в конце 1980-х — начале 1990-х годов возрожденческие процессы практически во всех известных в России традиционных религиях не могли обойти стороной и ислам, в том числе на Северном Кавказе. Возрожденчество объективно предопределило политизацию и, как следствие, радикализацию мусульманства.
Однако в связи с центробежными тенденциями исламское движение в данном регионе оказалось разобщенным, что нашло отражение не только в новой институализации официального ислама (вместо единого Духовного управления мусульман Северного Кавказа в начале 1990-х годов здесь было создано семь самостоятельных ДУМов), но и в появлении на прежде едином мусульманском поле принципиально новых акторов. Речь идет о многочисленных «исламских» политических партиях и движениях, а также о национальных/националистических организациях, активно использовавших в своей практике исламскую риторику и символику. Уже к середине 1990-х годов эти структуры достигли своего пика, затем пошли на убыль, и сегодня серьезного влияния на политические процессы в регионе не оказывают.
Но в тот же период, не без воздействия извне, возникли салафитские группировки, некорректно определенные некоторыми исследователями и публицистами как «ваххабитские». Они стали главным оппонентом традиционного и официального мусульманства. Практически до конца 1990-х годов северокавказская салафийя была представлена, как и в других регионах «исламского мира», двумя основными крыльями: умеренно ра-
дикальным и ультрарадикальным (экстремистским). Однако события в Чечне 1994—1996 годов открыли двери для ускоренной интернационализации салафитского движения в регионе. Чеченское «межсезонье» (1996—1999 гг.), ознаменовавшееся превращением ЧР в полигон для международного терроризма, в пристанище убийц, торговцев «живым товаром», наркотиками и оружием, позволило развиться здесь экстремистскому движению, прикрывавшемуся исламом. В свою очередь, это обстоятельство предопределило вторжение банд международных террористов (август 1999 г.) на территорию Республики Дагестан. Общими усилиями федеральных вооруженных сил и населения РД экстремистам был дан отпор. Началась вторая чеченская война.
К сожалению, открывшийся позитивизм не был адекватно использован федеральными и республиканскими властями. На адептов салафийи, практически без разбора, оказывали мощнейшее силовое и административное воздействие. В тот же период во многих северокавказских субъектах Федерации принимались «антиваххабитские» законы, в связи с чем исчезают сообщества умеренных радикалов и укрепляются позиции религиозно-политических экстремистов. К борьбе с «ваххабитами» активно привлекают традиционалистов, прежде всего представителей «официального ислама», в результате чего традиционалисты неуклонно политизируются и радикализируются. Их противостояние с салафитами идет по нарастающей.
Поражение сепаратистов в Чечне, распыление салафитского движения в других республиках Северного Кавказа трансформировало «сопротивление» частично в «партизанщину», частично в мобильные, слабо связанные между собой террористические группировки. Экстремистский «джихад» со всей неумолимостью растекался по региону. Ситуация особенно осложнилась в Дагестане, Чечне и Ингушетии, в свою очередь, предопределив процессы в Кабардино-Балкарии, Карачаево-Черкесии, Северной Осетии-Алании.
В этой связи радикализацию салафитских группировок на Северном Кавказе необходимо постоянно отслеживать и анализировать. Особенно важным представляется научное осмысление этих процессов и специфики политической практики радикальной са-лафийи.
Основными тенденциями в развитии исламистского движения в регионе, как нам представляется, сегодня являются следующие:
■ преобладающий на этой территории традиционалистский тип религиозного сознания верующих, особенно в предгорной и горной зонах северокавказских республик, прежде всего в Дагестане и Чечне, а также в Ингушетии, Кабардино-Балкарии и Карачаево-Черкесии, согласно проведенным социологическим опросам и исследованиям, в последние два-три года стал явно тяготеть к фундаментализму. Речь идет о том, что все большее количество этнических мусульман хотело бы жить в исламском государстве по сакральным законам шариата;
■ в ситуации системного кризиса элементы фундаменталистского сознания верующих оказались благодатной почвой для развития на их базе радикального исламского (салафитского или неоваххабитского) сознания;
■ хотя неоваххабизм на Северном Кавказе — новейшее явление, но системные элементы радикального ислама, заключающиеся в традиции применения такфира (обвинения в неверии) и ведении непримиримого джихада здесь были заложены еще в ходе Кавказской войны (1818—1864 гг.) и сегодня практикуются почти в том же виде;
■ сегодня, в отличие от периода Кавказской войны, нарастающее противопоставление и сопротивление некоторой части северокавказских мусульман про-
ходит на фоне опасного военно-политического возбуждения ислама во всем мире, вследствие чего в регионе активнейшим образом используется внешний фактор;
■ практически до конца 1990-х годов северокавказская салафийя была представлена, как и в других регионах «исламского мира», двумя основными крыльями: умеренно радикальным и ультрарадикальным (экстремистским). Однако впоследствии по ряду объективных и субъективных причин исламистское движение в регионе трансформировалось исключительно в экстремистское;
■ радикализация верующих, их отход от классических принципов традиционализма обуславливается (в том числе) неустойчивостью официальных исламских структур — духовных управлений мусульман, которые, погрязнув в борьбе с неоваххабитами и междоусобных дрязгах, все более политизируются и одновременно, утрачивая авторитет, дистанцируются от рядовых верующих. Вовлечение традиционалистов, прежде всего представителей «официального ислама», в борьбу с салафитами неизбежно политизирует и радикализует традиционный ислам;
■ ставка властей на традиционный, в большей степени «официальный» ислам, в последнее время дает серьезные сбои, поскольку среди служителей мусульманского культа происходит ротация кадров. Старые кадры постепенно заменяются новыми, многие из которых получили образование за рубежом, нередко в исламистских центрах. (Например, движение «молодых имамов» в Адыгее; «молодых мусульман» — в Кабардино-Балкарии; недавно прошедший Седьмой отчетно-перевыборный съезд мусульман в Карачаево-Черкесии, где только благодаря бескомпромиссной позиции руководства Южного федерального округа РФ и КЧР пост муфтия ДУМКЧиС не занял ректор исламского института Бостанов, известный своими радикальными взглядами, и т.д.). Поэтому сегодня властям следует поддерживать не институты традиционалистов в лице ДУМов, а конкретных служителей культа, отличающихся пророссийскими взглядами;
■ при полном отсутствии на Северном Кавказе модернистских реформаторских процессов религиозное сознание горцев-мусульман сегодня оказалось представленным лишь двумя его типами: традиционным, тяготеющим к фундаментализму, и экстремистско-салафитским (ваххабитским), что и явилось базой для развития в регионе террористического движения под исламским прикрытием;
■ террористические группировки в современных условиях Юга России в основном представлены радикальными исламистскими структурами, оформленными в виде так называемых «ваххабитских джамаатов».
Их основная масса представляет собой небольшие банды или группы, имеющие четкую территориальную дифференциацию и состоящие из легальных и нелегальных (или полулегальных) звеньев. Члены «джамаатов» делятся на три категории: «муджахиды», «студенты» и «слушатели». Если первые готовы к диверсионно-террористической деятельности, то две другие группы считают «не окрепшими в исламе», акцент в работе с ними делается на активную идеологическую подготовку.
Основой каждого джамаата выступает амир, как правило, местный житель, эпизодически или постоянно пребывающий с ним инструктор-связной (чаще всего из числа зарубежных наемников) и группа активных боевиков, которые в силу различных причин не могут вернуться в свои села. Они поддерживают в рабочем состоянии вооружение и технические средства джамаата, создают и пополняют запасы провизии, медикаментов и т.п., а также занимаются разведкой и вербовкой новых членов банды. Большая же часть
членов джамаата состоит из боевиков, вернувшихся в свои населенные пункты либо по амнистии, либо (что чаще) — по поддельным документам, готовых по приказу амира немедленно присоединиться к нему и выполнять поставленные задачи. Эти «джамаатовцы» занимаются прежде всего так называемым «исламским призывом», иначе говоря, пропагандой исламистских ценностей, используя в этих целях разнообразные приемы и способы:
■ современные чеченские войны, особенно вторая, привнесли в регион самые последние идеологические наработки исламских экстремистов, стали кузницей подготовки идеологически наиболее непримиримо настроенных по отношению к России исламистов. Хотя почти каждую неделю «силовики» докладывают об уничтожении бандглаварей и активных участников незаконных вооруженных формирований (НВФ), сепаратистски настроенные носители исламистской идеологии продолжают привлекать в свои ряды молодых боевиков не только в Чечне, но и в соседних республиках Северного Кавказа. Поэтому как тенденцию можно отметить: на этой территории квазиваххабизм распространился прежде всего среди молодежи и, хотим мы того или нет, стал серьезным и долгосрочным фактором. Кроме того, в последние годы в террористическом движении региона произошла смена поколений: в войну вступили молодые чеченцы и их ровесники, представители других северокавказских этносов, зараженные вирусом русофобии и сепаратизма, а потому более ожесточенные и дерзкие, нежели их предшественники. Определенная их часть готова к вооруженной борьбе с властями во всех ее формах;
■ общезначимой тенденцией является и то, что происходящее в течение последнего десятилетия на Северном Кавказе уже давно перестало нести только чеченский этнический оттенок и продолжает втягивать в свои ряды все новых и новых адептов протестных идей со всех соседних республик и краев, не говоря уже об участии в этом процессе представителей внешнего для региона исламского мира (их численность в последние годы неуклонно снижается, хотя влияние на политические процессы остается значимым). В каждой республике террористическое движение пополняют представители коренных этносов. Помимо «ветеранов» боевых действий в НВФ активно входят молодые люди, соответствующим образом подготовленные в салафитских джамаатах;
■ в то же время следует обратить внимание на изменение характера терактов и выход терроризма за рамки прежнего ареала его распространения. Прежде всего отметим, что в последние годы многие теракты были связаны с Чечней лишь опосредованно. Если террористическая активность на территории ЧР постепенно снижается (по данным МВД, в 2004 г. в этой республике зарегистрировано 214 терактов против 492 — в 2003 г.), то на других территориях региона, наоборот, возрастает. За прошедший после событий в Беслане (сентябрь 2004 г.) период террористическая война в той или иной степени распространилась по всему Северному Кавказу. Особенно тревожная ситуация сложилась в соседних с Чечней Дагестане и Ингушетии;
■ интерес представляет изменение социального состава участников террористических групп. Первоначально они формировались за счет маргиналов и даже представителей криминального мира, что все же не мешало им активно эксплуатировать исламские призывы и лозунги, апеллировать к кораническим аятам и высказываниям пророка, в том числе в своих заявлениях, которые, как правило, следуют за совершенными ими террористическими актами. Однако следует отметить, что со второй половины 2005 года в экстремистском подполье как актив-
ные участники террористических групп появились и представители мусульманской интеллигенции: студенты, аспиранты, ученые и т.д. Например, один из уничтоженных 9 октября 2005 года в Махачкале боевиков так называемого джамаата «Шариат» — Абузагир Мантаев — в 2002 году в Москве защитил диссертацию на соискание ученой степени кандидата политических наук по теме «Ваххабизм и политическая ситуация в Дагестане». Некоторое время он работал в Духовном управлении мусульман Европейской части России (ДУМЕР, муфтий — Р. Г ай-нутдин), в 2005-м году вернулся в Дагестан и влился в ряды террористов «Шариата». И таких примеров по республикам Северного Кавказа немало;
■ на адептов северокавказского терроризма огромное влияние оказывают ультрарадикальные идеи салафитских авторов, согласно которым путь вооруженного противодействия и диверсий, по версии радикалов — джихада, есть начало и завершение всякой борьбы с «системой куфра» (неверия) и их «пособниками» из числа так называемых «отступников» (муртаддун) и «лицемеров» (мунафикун). Под первыми понимаются этнические мусульмане, чаще всего сотрудники силовых структур, поэтому против них и направлено в первую очередь острие терроризма; под вторыми — представители официального ислама. Пополнение рядов банддвижения молодыми интеллектуалами свидетельствует о том, что если ранее радикальные идеологии привлекались извне, то вскоре их будут создавать молодые северокавказские интеллектуалы-исламисты непосредственно на территории региона. К тому же эти идеологии будут основываться на местной специфике, а потому станут более жесткими и разрушающими (скорее всего их разработчики используют концепты идеологических доктрин радикального крыла «Хизб ут-Тахрир»);
■ сегодня группировки боевиков-ваххабитов объединяются на новейшей идеологической основе, разработанной в зарубежных исламистских центрах. Совершенствуя свою боевую тактику и стратегию, эти группировки отошли от практики фронтальных сражений, взяв на вооружение диверсионно-террористическую тактику «пчелиного роя». Ныне в Чечне и некоторых других северокавказских республиках орудуют малочисленные мобильные полуавтономные группы (типа джамаатов «Дженнет», «Шариат», «Халифат» или «Ярмук»), способные быстро менять дислокацию, маневрировать, при необходимости объединяться с аналогичными группами. Между этими структурами и их базами налажена устойчивая связь; в определенных случаях действия согласовываются и координируются. Иначе говоря, неоваххабитские бандгруппы приобрели все основные черты современного исламистского террористического движения, в основе структурного построения которого лежит сетевой принцип (принцип «паучьей сети»);
■ особенностью стала высокая степень адаптации террористических организаций к реалиям современного мира, то есть ныне они действуют как строго иерархически, так и с «размытым» управленческим механизмом; наличие структур, организованных по типу «паучьей сети», а также полностью независимых. Экстремистские группы, входящие в единую террористическую сеть, как правило, объединены единой идеологий и целью. Они заявляют о себе практически во всех субъектах Южного федерального округа, включая Ставрополье, Астраханскую и Волгоградскую области1. Однако мнение о том, что все они представляют со-
1 См.: Шепелъ Н. Террористы используют опыт революционеров и шпионов // Известия, 10 января
2006.
бой единую иерархически выстроенную разветвленную структуру под единым руководством, как представляется, ошибочно;
■ продолжают изменяться способы и методы действий участников бандподполья. Перенимая опыт международных террористов, совершенствуя диверсионнотеррористические методы, они уделяют внимание и конспирации. Так, члены параллельно действующих террористических ячеек не знают друг друга, им известен лишь непосредственный начальник, которому они и подчиняются. Причем подчинение это безусловное, что подтверждают не только показания задержанных бандитов, но и изъятые электронные архивы у уничтоженных на территории Чечни, Ингушетии и Кабардино-Балкарии главарей террористических групп. Они внедряют своих представителей в силовые структуры и органы власти. Одновременно бандиты активно вербуют своих сторонников в этих же структурах, прежде всего в МВД и в других правоохранительных органах. Примером может служить вооруженное нападение на МВД Республики Ингушетия в июне 2004 года. Другой яркий тому пример — террористическая группировка «Шариат» в Дагестане располагала «расстрельным» списком с анкетными данными 140 сотрудников правоохранительных органов, в том числе их адресами и телефонами. Согласно официальной информации, за последние пять лет в силовых структурах выявлено несколько десятков пособников террористов, часть из них в ходе задержания была уничтожена, а часть отдана под суд2;
■ как свидетельствует мировой опыт, радикальные исламистские структуры обладают повышенными способностями к регенерации, кроме того, в состав их постоянно притекает «свежая кровь». Как сообщается на сайте газеты «Нью-Йорк таймс», данные с захваченных американцами в Пакистане компьютеров исламистов свидетельствуют, что в «Аль-Каиде» взамен убитых и арестованных появилось новое поколение лидеров. Эксперты США пришли к выводу, что в последнее время на руководящие позиции в «Аль-Каиде» выдвинулись люди, ранее находившиеся внизу иерархической лестницы. Кроме того, быструю карьеру делают недавно вступившие в данную организацию. Это противоречит утверждениям Дж. Буша о том, что всемирная террористическая сеть обескровлена и лишилась большинства своих лидеров. Представители американских спецслужб сходятся во мнении, что «Аль-Каиде» удалось сохранить определенную степень централизации. После успешного свержения режима талибов в Афганистане спецслужбы Соединенных Штатов придерживались другой версии относительно структуры «Аль-Каиды», ошибочно полагали, что организация была полностью децентрализована и превратилась в ассоциацию независимых террористических группировок3;
■ аналогичное можно сказать и о ситуации на Северном Кавказе: местное террористические движение стало уже достаточно автономным, независимым от зарубежных исламистских центров, способно к самовосстановлению и самовоспро-изводству. Безусловно, уничтожение главарей банддвижения приносит положительный результат, но лишь на определенное время. Так, пост А. Масхадова занял Ахмад Файруз шейх Абдулхалим Сайдулаев, известный как один из лидеров чеченского ваххабитского подполья, занимавшийся подготовкой террористов-смертников;
2 См.: Шепелъ Н. Террористы используют опыт революционеров и шпионов // Известия, 10 января 2006.
3 См.: «Аль-Каида» отращивает новые головы взамен отрубленных [http://www.lenta.ru/terror/2004/08/ 10/new], 11 августа 2004.
■ террористические группировки финансируются из внешних и внутренних источников. В последние годы прослеживается тенденция к сокращению поступлений денег извне и к переходу бандитов на самофинансирование: это поступления от незаконного оборота наркотиков и оружия, похищения людей, рэкета. Если случаев похищения людей стало меньше, соответственно уменьшилась и доля доходов от этого рода «бизнеса», то рэкет как финансовый источник вышел на первый план.
Однако неверной представляется попытка связать активизацию боевиков исключительно с вопросом их финансирования. Перекрытие каналов поступления денег для бан-дгрупп хотя и предопределяет тактический успех, но далеко не всегда решает проблему существования и разрастания религиозно-политического экстремизма, тем более террористических группировок, которые подпитываются радикальными идеологиями, имеют автономную самоорганизацию и мобильные отряды, не нуждающиеся в стабильном и щедром финансировании:
■ таким образом, определение основных тенденций развития северокавказского терроризма под исламским прикрытием дает основание сделать вывод, что «джихад» в диверсионно-террористической форме медленно, но неуклонно растекается по всей территории Северного Кавказа, периодически выплескиваясь за его пределы;
■ все это свидетельствует о серьезных недостатках российской стратегии по решению «северокавказского вопроса» в ее нынешнем виде. Такой вывод однозначно требует внести определенные коррективы в политику РФ в регионе, четче понимать и использовать здесь специфические особенности исламского фактора.
Стратегическим направлением борьбы с терроризмом в регионе, безусловно, является нейтрализация «ключевых» аспектов (социально-экономических и политических), способствующих его активизации. Рассматривая их, следует иметь в виду, что процесс «исламского возрождения» носит в основном объективный характер. Поэтому любое излишне прямолинейное силовое воздействие на него не только бесперспективно, но может привести к негативным последствиям. Кроме того, он используется исламистами только в сочетании с другими факторами (демографо-миграционными, этноконфессиональными). С учетом изложенного главный упор в стратегии противодействия исламским радикалам необходимо делать на решение проблем по перекрытию каналов финансирования радикальных исламских организаций и движений, особенно экстремистской направленности; на урегулирование имеющихся и недопущение возникновения новых политических конфликтов; на улучшение социально-экономической ситуации в регионе. В этом контексте последняя мера играет главную роль, так как она не только существенно сужает социальную базу исламистов, но и способствует урегулированию политических конфликтов, многие из которых возникают из экономических противоречий.
Если же терроризм рассматривать в более узком плане, как разновидность уголовного преступления, то меры по его блокированию (как и в других государствах) можно разделить на четыре основных направления: совершенствование правовой базы, укрепление и совершенствование деятельности специальных служб, усиление борьбы с финансированием терроризма, активизация разъяснительной и пропагандистско-идеологической работы. В последние годы успехи на первых трех направлениях очевидны, однако на последнем такого прорыва не ощущается.
По сути, враждебные нашей стране силы пытаются реанимировать идею отделения Северного Кавказа от России. В этих целях они стремятся подтолкнуть часть населения
республик региона к вооруженной конфронтации с российским государством, его институтами. При этом основная ставка делается на молодежь, о чем весьма красноречиво свидетельствуют события, происходившие 13—14 октября 2005 года в Нальчике. Фактически РФ навязывают борьбу за умы и души поколения, вступающего в активную жизнь. И если эти идеи овладеют умами молодых людей, мир на Северном Кавказе будет взорван.
Поэтому сегодня особенно важно задуматься над тем, что необходимо сделать руководству страны, религиозным и общественным организациям, для того чтобы уберечь наших сограждан, особенно молодежь, от этой опасности. Силами только институтов государства, с привлечением возможностей светских ученых, этого достичь невозможно. Для решения поставленной задачи необходимо привлечь служителей мусульманского культа и других людей, авторитетных в северокавказском традиционном обществе. Очевидно, что противодействие попыткам экстремистских сил злоупотреблять чувствами верующих для достижения своих преступных целей — сфера деятельности, в которой интересы государства и религиозных организаций практически полностью совпадают.
По нашему мнению, одна из ключевых задач (наряду с повышением эффективности правозащитных мер) — подготовка священнослужителей, способных активно и эффективно защищать ценности традиционных религий, то есть речь идет о соответствующем образовании. Имеется в виду не только ныне широко обсуждаемая тема введения преподавания религиозных основ в средней школе, но и вопросы, связанные с получением профессионального религиозного образования. Люди, избравшие для себя эту сферу деятельности как профессиональное занятие, будут формировать новые духовно-нравственные основы нашего общества, приобщать его к религиозным ценностям. Это особенно важно в свете вакуума общественно-политической идеологии, до того наполнявшейся марксизмом в его ленинской интерпретации.
Наиболее актуальной эта проблема предстает перед мусульманским сообществом России. Представители ислама являются конфессиональным меньшинством, соотносящим себя как с российским сообществом, так и с мировой мусульманской уммой. После крушения биполярной системы именно с исламом в его особой салафит-ской интерпретации связано обострение многих политических конфликтов как на постсоветском пространстве, так и на всей мировой арене. Наиболее показательно эта тенденция проявила себя на Северном Кавказе. Очевидную роль в данном процессе сыграли фундаменталистские проповедники из дальнего зарубежья, так называемые «ваххабиты». Это стало возможным благодаря (в том числе) религиозной безграмотности населения, что способствовало восприятию чуждых экстремистских идей под видом ислама. Кроме того, на распространение подобных идей повлияла неспособность традиционного мусульманского духовенства России что-либо противопоставить экстремистской пропаганде.
Многие мусульманские страны и неправительственные организации, в том числе террористические, стремятся использовать сложившееся положение для реализации собственных интересов. Они пытаются продуцировать рычаги воздействия на общины единоверцев за рубежом и тем самым вмешиваться во внутриполитические процессы в других государствах. Важную роль в этом играют институты религиозного образования, поскольку они выступают как механизмы культивации ценностно-идеологических ориентиров у общества. Кроме того, формирование глобального информационного общества, где благодаря техническому прогрессу становится возможным распространение любых, в том числе радикальных идей, также является одним из факторов, создающих реальные механизмы внешнего воздействия. В отношении России подобного рода тенденции продуцируют реальную угрозу для ее национальной безопасности.
Совокупность данных проблем актуализирует вопрос об изучении возможных перспектив российского ислама. Рассмотрение мусульманского образования в этом аспекте
может стать наиболее продуктивным, поскольку именно в структурах религиозного образования будет закладываться дальнейший «вектор» развития ислама в России.
В этих целях, как представляется, необходимо совместно с традиционными религиозными организациями разобраться в деятельности учебных заведений, возникших в последние годы и занимающихся подготовкой кадров, а также определить те учебные центры, деятельность которых отвечает интересам общества. Далее целесообразно изучить возможные формы государственной поддержки этих центров. Разумеется, в России религиозные структуры отделены от государства. Но если в результате деятельности тех или иных структур мы получаем рост межэтнической и межконфессиональной напряженности, если подготовленные религиозными учебными заведениями кадры занимаются вербовкой боевиков, то государство не может отстраненно наблюдать за происходящими процессами.
