CC BY
50
На основе этнополитических методов исследования и на материале истории трагедий еврейского и армянского народов можно характеризовать геноцид как экстремистскую форму правительственной этнополитики, осуществляемой шовинистически настроенным государственным аппаратом в рамках тоталитарного или авторитарного режимов.
Добаев И. П., д.ф.н., Садчиков В. Н., соиск. (СКАГС)
ИСЛАМИСТСКОЕ ДВИЖЕНИЕ НА СЕВЕРНОМ КАВКАЗЕ: ТЕНДЕНЦИИ, ПЕРСПЕКТИВЫ РАЗВИТИЯ, ВЕКТОРЫ
ПРОТИВОДЕЙСТВИЯ
Начавшиеся в конце 80-х - начале 90-х возрожденческие процессы практически во всех известных в России традиционных религиях не могли обойти стороной и ислам, в том числе на Северном Кавказе. Это обстоятельство объективно предопределило политизацию и, как следствие, радикализацию мусульманства.
Исламское движение на Северном Кавказе вследствие центробежных процессов оказалось разобщенным, что нашло свое отражение не только в новой институализации официального ислама (вместо единого духовного управления мусульман Северного Кавказа в начале 90-х гг. в северокавказском регионе появилось семь самостоятельных ДУМов), но и в появлении на прежде едином мусульманском поле принципиально новых акторов. Речь идет о многочисленных «исламских» политических партиях и движениях и национальных/националистических организациях, активно использовавших в своей практике исламскую риторику и символику. Эти структуры уже к середине 90-х достигли своего пика, а затем пошли на убыль, и сегодня серьезного воздействия на политические процессы в регионе не оказывают.
Однако в этот же период, не без воздействия извне, появляются салафитские группировки, некорректно определенные некоторыми исследователями и публицистами как «ваххабитские». Они стали главным оппонентом традиционного и официального ислама. Практически до конца 90-х северокавказская салафийя была представлена, как и в других регионах «исламского мира», двумя основными крыльями: умереннорадикальным и ультра-радикальным (экстремистским). Однако события в Чечне 1994-96 гг. открыли двери для ускоренной интернационализации
салафитского движения в регионе. Чеченское «межсезонье» (1996-99 гг.), ознаменовавшееся превращением ЧР в полигон международного терроризма, пристанище убийц, торговцев «живым товаром», наркотиками и оружием, позволило развиться здесь экстремистскому движению, прикрывавшемуся исламом. В свою очередь, это обстоятельство предопределило вторжение банд международных террористов в августе 1999 г. на территорию Республики Дагестан. Общими усилиями федеральных вооруженных сил совместно с дагестанским населением экстремистам был дан отпор. Началась вторая чеченская...
Однако открывшийся позитивизм, к сожалению, не был адекватно использован федеральными и республиканскими властями. На адептов салафийи, практически без разбора, было оказано мощнейшее силовое и административное воздействие. В этот же период во многих северокавказских субъектах Федерации принимаются «антиваххабитские» законы. В результате исчезают сообщества умеренных радикалов и одновременно укрепляются позиции религиозно-политических экстремистов. В борьбу с «ваххабитами» активно привлекаются традиционалисты, прежде всего представители «официального ислама», в результате чего традиционалисты неуклонно политизируются и радикализируются. Их противостояние с салафитами идет по нарастающей.
Поражение сепаратистов в Чечне, распыление салафитского движения в других республиках Северного Кавказа трансформировало «сопротивление» частично в «партизанщину», частично в мобильные, слабо связанные между собой террористические группировки. Экстремистский «джихад» со всей неумолимостью растекался по региону. Особенно сложная ситуация сложилась на Северо-Восточном Кавказе - Дагестане, Чечне и Ингушетии. Она, в свою очередь, предопределила процессы в других республиках - Кабардино-Балкарии, Карачаево-Черкесии, Северной Осетии-Алании.
В этой связи процесс радикализации салафитских группировок на Северном Кавказе требует постоянного отслеживания и анализа. Особенно важным представляется научное осмысление процессов радикализации религиозных групп и специфики политической практики радикальной салафийи в регионе.
Основными тенденциями в развитии исламистского движения на Северном Кавказе, как нам представляется, сегодня являются следующие:
• преобладающий в регионе традиционалистский тип религиозного сознания верующих, особенно в предгорной и горной зонах северокавказских республик, прежде всего, в Дагестане и Чечне, а также в Ингушетии, Кабардино-Балкарии и Карачаево-Черкесии, согласно проведенным социологическим опросам и исследованиям, в последние два-три года стал явно тяготеть к фундаментализму. Речь идет о том, что все большее количество людей, этнических мусульман, хотело бы жить в исламском государстве по сакральным законам шариата;
• в ситуации системного кризиса элементы фундаменталистского сознания верующих оказались благодатной почвой для развития на их базе радикального исламского (салафитского, или неоваххабитского) сознания;
• хотя неоваххабизм на Северном Кавказе - новейшее явление, но системные элементы радикального ислама, заключающиеся в традиции применения такфира (обвинения в неверии) и ведения непримиримого джихада здесь были заложены еще в ходе Кавказской войны (1818-1864) и сегодня практикуются почти что в неизменном виде;
• сегодня, в отличие от периода Кавказской войны, нарастающее противопоставление и сопротивление некоторой части северокавказских мусульман проходит на фоне опасного военно-политического возбуждения ислама во всем мире, вследствие чего в регионе активнейшим образом задействуется внешний фактор;
• практически до конца 90-х гг. северокавказская салафийя была представлена, как и в других регионах «исламского мира», двумя основными крыльями: умеренно-радикальным и ульт-ра-радикальным (экстремистским). Однако впоследствии, в силу целого ряда объективных и субъективных причин и факторов, исламистское движение в регионе выродилось исключительно в экстремистское;
• радикализация верующих, их отход от классических принципов традиционализма обусловливается, в том числе, и неустойчивостью официальных исламских структур - духовных управлений мусульман, которые, погрязнув в борьбе с неоваххабитами и междуусобных дрязгах, все более политизируются и одновременно, утрачивая авторитет, дистанцируют-
ся от рядовых верующих. Вовлечение традиционалистов, прежде всего представителей «официального ислама», в борьбу с салафитами неизбежно политизирует и радикализу-ет традиционный ислам;
• ставка властей на традиционный, в большей степени «официальный» ислам, в последнее время дает серьезные сбои, поскольку происходит ротация кадров среди служителей мусульманского культа. Старые кадры постепенно заменяются новыми, многие из которых получили образование за рубежом, нередко в исламистских центрах (примеры: движение «молодых имамов» в Адыгее, «молодых мусульман» - в Кабардино-Балкарии, недавно прошедший 7-ой отчетноперевыборный съезд мусульман в Карачаево-Черкесии, где только бескомпромиссная позиция руководства ЮФО и КЧР не дала занять пост муфтия ДУМКЧиС ректору исламского института Бостанову, известному своими радикальными взглядами. Поэтому сегодня властям следует поддерживать не институты традиционалистов в лице ДУМов, а конкретных служителей культа, отличающихся пророссийскими взглядами;
• при полном отсутствии на Северном Кавказе модернистских реформаторских процессов религиозное сознание горцев-мусульман сегодня оказалось представленным лишь двумя его типами: традиционным, тяготеющим к фундаментализму, и экстремистско-салафитским (ваххабитским), что и явилось базой для развития в регионе террористического движения под исламским прикрытием;
• террористические группировки в современных условиях Юга России, в основном, представлены радикальными исламистскими структурами, оформленными в виде т.н. «ваххабитских джамаатов».
Сегодня их основная масса представляет собой небольшие банды или группы, имеющие четкую территориальную дифференциацию и состоящие из легальных и нелегальных (или полулегальных) звеньев. Члены «джамаатов» делятся на три категории: «муджахиды», «студенты» и «слушатели». Если первые готовы к диверсионно-террористической деятельности, то две других группы считают «не окрепшими в исламе», акцент в работе с ними делается на активную идеологическую подготовку.
Основой каждого «джамаата» выступает амир, как правило, местный житель, эпизодически или постоянно находящийся с ним инструктор-связной (чаще всего из числа зарубежных наемников) и группа активных боевиков, которые в силу различных причин не могут вернуться в свои села. Они поддерживают в рабочем состоянии вооружение и технические средства джамаата, создают и пополняют запасы провизии, медикаментов и т. п., а также занимаются разведкой и вербовкой новых членов банды. Большая же часть членов джамаата состоит из боевиков, вернувшихся в свои населенные пункты: либо воспользовавшись амнистией, но чаще по поддельным документам. Однако по приказу амира они готовы немедленно к нему присоединиться и выполнять поставленные задачи. Эти «джамаатовцы», прежде всего, занимаются т.н. «исламским призывом», иначе говоря, пропагандой исламистских ценностей, используя в этих целях самые разнообразные приемы и способы;
• современные чеченские войны, особенно вторая, привнесли в регион самые последние идеологические наработки исламских экстремистов, стали кузницей наиболее идеологически подготовленных и непримиримо настроенных по отношению к России исламистов. Хотя почти каждую неделю «силовики» докладывают об уничтожении бандглаварей и активных участников НВФ, однако сепаратистски настроенные носители исламистской идеологии продолжают привлекать в свои ряды молодых боевиков не только в Чечне, но и в соседних республиках Северного Кавказа. Поэтому можно в качестве тенденции отметить, что квазиваххабизм в регионе распространился, прежде всего, в среде молодежи, и, хотим мы того или нет, стал серьезным и долгосрочным фактором. Кроме того, в последние годы в террористическом движении региона произошла смена поколений: в войну вступило новое поколение чеченцев и других северокавказских этносов, зараженное вирусом русофобии и сепаратизма, а потому более ожесточенное и дерзкое, нежели их предшественники. Определенная их часть готова к вооруженной борьбе с властями во всех ее формах;
• общезначимой тенденцией является и то, что происходящее в течение последнего десятилетия на Северном Кавказе уже давно перестало нести только чеченский этнический оттенок и продолжает втягивать в свои ряды все новых и новых адеп-
тов протестных идей со всех соседних республик и краев, не говоря уже об участии в этом процессе представителей внешнего для региона исламского мира (их численность в последние годы неуклонно снижается, хотя влияние на политические процессы остается значимым). В каждой республике террористическое движение пополняется представителями коренных этносов. Помимо «ветеранов» боевых действий в составе незаконных вооруженных формирований (НВФ), в него активно входят молодые люди, прошедшие соответствующую подготовку в салафитских джамаатах;
• одновременно следует обратить внимание на изменение характера терактов и выход терроризма за рамки прежнего ареала его распространения. Прежде всего, отметим, что многие теракты последних лет были связаны с Чечней лишь опосредованно. Если террористическая активность на территории Чечни постепенно снижается (по данным МВД, в 2004 г. в Чечне было зарегистрировано 214 терактов против 492 - в 2003 г.), то в других регионах Северного Кавказа, наоборот, возрастает. За прошедший после событий в Беслане (сентябрь 2004 г.) период террористическая война в той или иной степени распространилась по всему Северному Кавказу. Особенно тревожная ситуация сложилась в соседних с Чечней регионах - Дагестане и Ингушетии;
• интерес представляет изменение социального состава участников террористических групп. Первоначально они формировались за счет маргиналов и даже представителей криминального мира, что, тем не менее, не мешало им активно эксплуатировать исламские призывы и лозунги, апеллировать к кораническим аятам и высказываниям пророка, в том числе в своих заявлениях, которые, как правило, следуют за совершенными ими террористическими актами. Однако следует отметить, что со второй половины 2005 г. в экстремистском подполье, как активные участники террористических групп, появились и представители мусульманской интеллигенции: студенты, аспиранты, ученые и т.д. Например, один из уничтоженных 9 октября 2005 г. в Махачкале боевиков т.н. джа-маата «Шариат» - Абузагир Мантаев - в 2002 г. в Москве защитил диссертацию на соискание ученой степени кандидата
политических наук на тему «Ваххабизм и политическая ситуация в Дагестане». Некоторое время он работал в Духовном управлении мусульман Европейской части России (ДУМЕР, муфтий - Р.Гайнутдин). В 2005 г. возвратился в Дагестан и влился в ряды террористов «Шариата». И таких примеров по республикам Северного Кавказа немало;
• на адептов северокавказского терроризма огромное влияние оказывают ультрарадикальные идеи салафитских авторов, где путь вооруженного противодействия и диверсий - по версии радикалов - джихада, был началом и завершением всякой борьбы с «системой куфра» (неверия) и их «пособниками» из числа т.н. «отступников» («муртаддун») и «лицемеров» («мунафикун»). Под первыми понимаются этнические мусульмане, чаще всего, сотрудники силовых структур, поэтому против них и направлено, в первую очередь, острие терроризма; под вторыми - представители официального ислама. Пополнение рядов банддвижения молодыми интеллектуалами свидетельствует о том, что, если ранее радикальные идеологии привлекались извне, то вскоре они будут разработаны молодыми северокавказскими интеллектуалами-исламистами непосредственно на территории региона, и будут основываться на местной специфике, а потому будут более жесткими и разрушающими. Скорее всего, они будут основываться на концептах идеологических доктрин радикального крыла «Хизб ут-Тахрир»;
• сегодня группировки боевиков-ваххабитов объединяются на новейшей идеологической основе, разработанной в зарубежных исламистских центрах. Они, совершенствуя свою боевую тактику и стратегию, отошли от практики фронтальных сражений, взяв на вооружение диверсионно-террористическую тактику «пчелиного роя». Сейчас в Чечне и некоторых других северокавказских республиках орудуют малочисленные мобильные полуавтономные группы (типа т.н. джамаатов «Дженнет», «Шариат», «Халифат» или «Ярмук»), которые способны быстро менять места дислокации, маневрировать и, в случае необходимости, объединяться с другими аналогичными группами. Между этими структурами и их базами налажена устойчивая связь; действия, в случае необходимости,
согласовываются и координируются. Иначе говоря, деятельность неоваххабитских бандгрупп приобрела все основные черты современного исламистского террористического движения, в основе структурного строения которого лежит сетевой принцип (принцип «паучьей сети»);
• особенностью стала высокая степень адаптации террористических организаций к реалиям современного мира, действующих как строго иерархически, так и с «размытым» управленческим механизмом; наличие структур, организованных по типу «паучьей сети», а также полностью независимых. Экстремистские группы на Северном Кавказе, входящие в единую террористическую сеть, как правило, объединены единой идеологий и целью. Они действуют сегодня практически во всех субъектах Южного федерального округа, включая Став-
л
рополье, Астраханскую и Волгоградскую области1. Однако мнение о том, что все они представляют собой единую иерархически выстроенную разветвленную структуру под единым руководством, как представляется, ошибочно;
• продолжают изменяться способы и методы действий участников бандподполья, которые, перенимая опыт деятельности международных террористов, совершенствуя диверсионнотеррористические методы, уделяют внимание вопросам конспирации. Достаточно сказать, что члены параллельно действующих террористических ячеек не знают друг друга. Им известен лишь непосредственный начальник, которому они и подчиняются. Причем подчинение это безусловное, что подтверждают не только показания задержанных бандитов, но и изъятые электронные архивы у уничтоженных на территории Чечни, Ингушетии и Кабардино-Балкарии главарей террористических групп. Они внедряют своих представителей в силовые структуры и органы власти. Одновременно бандиты активно вербуют своих сторонников в этих же структурах, прежде всего, в МВД и других правоохранительных органах. Примером может служить вооруженное нападение на МВД Республики Ингушетия в июне 2004 г. Другим ярким примером является то, что террористическая группировка «Шариат» в
Шепель Н. Террористы используют опыт революционеров и шпионов // Известия. - 2006. - 10 янв.
Дагестане располагала «расстрельным» списком с анкетными данными, в том числе адресами и телефонами, 140 сотрудников правоохранительных органов. По официальным данным, за последние пять лет в силовых структурах выявлены несколько десятков пособников террористов, часть из которых в
А
ходе задержания были уничтожены, а часть отданы под суд1;
• как свидетельствует мировой опыт, радикальные исламистские структуры обладают повышенными способностями к регенерации, а, кроме того, в их состав постоянно осуществляется приток «свежей крови». Например, как сообщается на сайте газеты New York Times, данные с захваченных американцами в Пакистане компьютеров исламистов свидетельствуют, что в «Аль-Каиде» появилось новое поколение лидеров взамен убитых и арестованных. Американские эксперты пришли к выводу, что на руководящие позиции в «Аль-Каиде» выдвинулись в последнее время люди, которые ранее находились внизу иерархической лестницы. Кроме того, быструю карьеру делают и недавно вступившие в эту организацию. Эта новая картина противоречит недавним утверждениям Джорджа Буша о том, что всемирная террористическая сеть обескровлена и лишилась большинства своих руководителей. Представители американских спецслужб сходятся во мнении, что «Аль-Каиде» удалось сохранить определенную степень централизации. После успешного свержения режима талибов в Афганистане американские спецслужбы придерживались другой версии относительно структуры "Аль-Каиды". Тогда они ошибочно полагали, что организация была полностью децентрализована и превратилась в ассоциацию независимых террористических группировок2;
• аналогичное можно сказать и относительно ситуации на Северном Кавказе: местное террористические движение здесь уже достаточно автономно от зарубежных исламистских центров, способно к самовосстановлению и самовоспроизвод-ству. Безусловно, уничтожение главарей банддвижения приносит положительный результат, но лишь на определенное
1 Там же.
2
«Аль-Каеда» отращивает новые головы взамен отрубленных // [http://www.lenta.ru/terror/2004/08/10/new]. - 2004. - 11 авг.
время. Так, после уничтожения А. Масхадова его пост занял Ахмад Файруз шейх Абдулхалим Сайдулаев. Характерно, что нынешний преемник Масхадова известен как один из лидеров чеченского ваххабитского подполья, занимавшийся подготовкой террористов - смертников;
• террористические группировки имеют внешнее и внутреннее финансирование. В последние годы прослеживается тенденция к сокращению поступлений денег извне и к переходу бандитов на самофинансирование: это деньги от незаконного оборота наркотиков и оружия, похищения людей, рэкета. Если похищений людей стало меньше, соответственно уменьшилась и доля доходов от этого рода «бизнеса», то рэкет как финансовый источник вышел на первый план.
Однако неверной представляется попытка связать активизацию боевиков исключительно с вопросом их финансирования. Перекрытие каналов финансирования бандгрупп, хотя и предопределяет тактический успех, но далеко не всегда решает проблему существования и разрастания религиозно-политического экстремизма, а тем более террористических группировок, которые подпитываются радикальными идеологиями, а также имеют автономную самоорганизацию и мобильные отряды, не нуждающиеся в стабильном и щедром финансировании;
• таким образом, определение основных тенденций развития северокавказского терроризма под исламским прикрытием дает основание сделать вывод о том, что «джихад» в диверсионно-террористической форме медленно, но неуклонно растекается по всей территории Северного Кавказа, периодически выплескиваясь за его пределы;
• все это свидетельствует о серьезных недостатках российской стратегии по решению «северокавказского вопроса» в ее нынешнем виде. Такой вывод однозначно требует введения определенных коррективов в российскую политику в регионе, четче понимать и использовать здесь специфические особенности исламского фактора.
Стратегическим направлением борьбы с терроризмом в регионе, безусловно, является нейтрализация «ключевых» факторов, способствующих его активизации, а именно: социально-экономических и политических. Рассматривая их, следует иметь в виду, что процесс «исламского возрождения» носит, в основном, объективный характер. Поэтому любое
излишне прямолинейное силовое воздействие на него не только бесперспективно, но может привести к негативным последствиям. Кроме того, он используется исламистами только в сочетании с другими факторами (де-мографо-миграционными, этно-конфессиональными). С учетом изложенного, главный упор в стратегии противодействия исламским радикалам необходимо делать на решение проблем по перекрытию каналов финансирования радикальных исламских организаций и движений, особенно экстремистской направленности; урегулированию имеющихся и недопущению возникновению новых политических конфликтов; улучшению социально-экономической ситуации в регионе. Последняя мера играет главную роль в противодействии исламским радикалам, так как она не только существенно сужает социальную базу исламистов, но и способствует урегулированию политических конфликтов, многие из которых возникают из экономических противоречий.
Если же терроризм рассматривать в более узком плане, как разновидность уголовного преступления, то меры по его блокированию, как и в других государствах, могут быть разделены на четыре основных направления: совершенствование правовой базы, укрепление и совершенствование деятельности специальных служб, усиление борьбы с финансированием терроризма, а также активизация разъяснительной и пропагандистско-идеологической работы. Если успехи на первых трех направлениях в последние годы очевидны, то в последней области видимого прорыва не ощущается.
По сути враждебные нашей стране силы пытаются реанимировать идею отделения Северного Кавказа от России. В этих целях они стремятся подтолкнуть часть населения республик Северного Кавказа к силовой конфронтации с российским государством, его институтами. Основная ставка при этом делается на молодежь. Об этом более чем красноречиво свидетельствуют события 13-14 октября 2005 г. в Нальчике.
По сути дела России навязывается борьба за умы и души новых поколений, вступающих в активную жизнь. И если эти идеи овладеют умами молодых людей, мир на Северном Кавказе будет взорван.
Поэтому сейчас особенно важно задуматься над тем, что необходимо сделать государству, религиозным, общественным организациям для того, чтобы уберечь наших сограждан, особенно молодежь, от этой опасности. Силами только институтов государства, с привле-
чением возможностей светских ученых, этого достичь невозможно. Для достижения поставленной цели необходимо привлечь служителей мусульманского культа, а также других авторитетных в северокавказском традиционном обществе людей. Очевидно, что противодействие попыткам экстремистских сил злоупотреблять чувствами верующих для достижения своих преступных целей - это та сфера деятельности, в которой практически полностью совпадают интересы государства и религиозных организаций.
Представляется, что одна из ключевых задач, наряду с повышением эффективности правозащитных мер, это подготовка священнослужителей, способных быть активными и эффективными защитниками ценностей традиционных религий. Речь идет о религиозном образовании. Имеется в виду не только широко обсуждаемая тема введения преподавания религиозных основ в средней школе, но и вопросы, связанные с получением профессионального религиозного образования. Люди, которые избрали для себя религиозную деятельность как профессиональное занятие, будут формировать новые духовно-нравственные основы нашего общества и приобщать его к религиозным ценностям. Это особенно важно в свете вакуума общественно-политической идеологии, до этого наполнявшейся марксизмом в ленинской интерпретации.
Наиболее актуальной эта проблема предстает перед мусульманским сообществом России. Представители ислама являются конфессиональным меньшинством, соотносящим себя как с российским сообществом, так и с мировой мусульманской уммой. После крушения биполярной системы именно с исламом в его особой са-лафитской интерпретации связано обострение многих политических конфликтов, как на постсоветском пространстве, так и на всей мировой арене. Наиболее показательно эта тенденция проявила себя на Северном Кавказе. Очевидную роль в данном процессе сыграли фундаменталистские проповедники из дальнего зарубежья, т.н. «ваххабиты». Это стало возможным, в том числе, благодаря религиозной безграмотности населения, которая способствовала восприятию чуждых экстремистских идей под видом ислама. Кроме этого, на распространение подобных идей повлияла неспособность традиционного мусульманского духовенства в России что-либо противопоставить экстремистской пропаганде.
Многие мусульманские страны, а также неправительственные организации, в том числе террористические, стараются использовать сложившееся положение для реализации собственных интересов. Они пытаются продуцировать рычаги воздействия на общины единоверцев за рубежом и тем самым вмешиваться во внутриполитические процессы в других государствах. Важную роль в этом играют институты религиозного образования, поскольку они выступают как механизмы культивации ценностно-идеологических ориентиров у общества. Кроме этого, формирование глобального информационного общества, где, благодаря техническому прогрессу, становится возможным распространение любых, в том числе и радикальных идей, также является одним из факторов, создающих реальные механизмы внешнего воздействия. В отношении России подобного рода тенденции продуцируют реальную угрозу для ее национальной безопасности.
Совокупность данных проблем актуализирует проблемы изучения возможных перспектив российского ислама. Рассмотрение мусульманского образования в этом аспекте может быть наиболее продуктивным, поскольку именно в институтах религиозного образования будет закладываться дальнейший «вектор» развития ислама в России.
В этих целях, как представляется, необходимо совместными с традиционными религиозными организациями усилиями разобраться в деятельности тех учебных заведений, которые возникли в последние годы и занимаются подготовкой кадров, а также определить те учебные центры, деятельность которых отвечает интересам общества. Далее целесообразно изучить возможные формы государственной поддержки этих центров. Известно, что религиозные структуры в России отделены от государства. Но если в результате деятельности тех или иных структур, мы получаем рост межэтнической и межконфессиональной напряженности, если подготовленные религиозными учебными заведениями кадры занимаются вербовкой боевиков, то государство не может отстраненно наблюдать за происходящими процессами.
