Научная статья на тему 'Текст в когнитивно-дискурсивной парадигме: к вопросу о градуальном характере текстуальности'

Текст в когнитивно-дискурсивной парадигме: к вопросу о градуальном характере текстуальности Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

CC BY
1021
308
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
КОГНИТИВНО-ДИСКУРСИВНАЯ ПАРАДИГМА / ТЕКСТУАЛЬНОСТЬ / ТЕКСТ

Аннотация научной статьи по языкознанию и литературоведению, автор научной работы — Чернявская Валерия Евгеньевна

В статье рассматривается феномен текстуальности совокупности обязательных сущностных черт, делающих текст текстом, т. е. сложным функционально-смысловым образованием.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему «Текст в когнитивно-дискурсивной парадигме: к вопросу о градуальном характере текстуальности»

В. Е. Чернявская

Текст в когнитивно-дискурсивной парадигме К вопросу о градуальном характере текстуальности

В свое время речь шла о революции в лингвистическом сознании, когда П. Хартманн высказал принципиально важную мысль: тексты, а не предложения являются первичными языковыми знаками (originäre sprachliche Zeichen). «Если мы говорим, то говорим текстами» (Hartmann 1971: 10; 12). И если первоначально лингвистика текста возникла в качестве неких скорее прогностических представлений, нацеливающих на работу с феноменами, большими, чем одно предложение, то сегодня она противостоит системноори-ентированной лингвистике, опирающейся на предложение. Тексто-центрический принцип и лингвистических, и культурно-семиотических исследований означает, что именно текст становится для носителя языка чем-то первичным и несет функцию обеспечения общей памяти коллектива. Сам язык вычисляется из текстов и становится как бы вторичной абстракцией (ср.: Лотман 1998: 424, 425). По убеждению Ю. М. Лотмана, при усвоении языка ребенком в его сознание вводятся не правила, а тексты, на основании которых он учится самостоятельно их порождать (Лотман 2000: 417). Ср. в этой связи также представление о языковой компетенции носителя языка, неразрывно связанной со знанием определенного набора текстов - прецедентных, по Ю. Н. Караулову.

Для собственно языковедческих исследований этот комплекс вопросов часто представляется через оппозицию «текст как использование языка vs язык как текст?». В этом вопросе скрестили копья многие исследователи, чьи теоретические позиции оставляют открытые вопросы для дискуссии. Основные из них можно тезисно представить следующим образом:

1. (естественный) язык - это система, состоящая из элементарных единиц и правил их соединения между собой; использование -актуализация - этой системы ведет к созданию текстов;

2. язык - это устный или письменный продукт интерактивной коммуникации; язык - это использование языка; речь, соответственно, язык репрезентируется только в текстах.

И из текстов же абстрагируется затем (вторично) языковая система как таковая. Ср. в этой связи выражение Хартманна: «если мы говорим, то текстами».

Мы обращаемся в этом общем исследовательском контексте к феномену текстуальности (англ. Texture, нем. Textlichkeit, Texthaftigkeit,Textur) - совокупности обязательных сущностных черт, делающих текст текстом, т. е. сложным функционально-смысловым образованием. Что такое текст, каков статус этой лингвистической категории в свете новых исследовательских акцентов и новой парадигмы лингвистического знания — когнитивно-дискурсивной? Какие свойства могут и должны быть присущи всякому тексту — текстовому экземпляру, реально существующему и/или потенциально возможному? Каковы признаки, факторы, обеспечивающие текстопорождение и -восприятие и делающие текст текстом? Вот тот круг вопросов, которые были поставлены уже в 70-е гг. XX в. лингвистикой текста и которые снова находятся в фокусе языковедческих дискуссий уже на новом витке развития научной мысли. На каждый из этих вопросов может быть дан неодинаковый ответ в зависимости от теоретического и методологического подхода исследователя к определению текста.

Так, существуют три наиболее распространенных понимания термина «текст». Во-первых, о тексте (высказывании) говорят как о высшем уровне в языковой системе наряду с такими языковыми единицами, как фонема, морфема, слово, словосочетание, предложение. В этом случае текст изучается с позиций грамматики, с учетом его различных внутритекстовых связей и средств их реализации. Это - узколингвистический аспект. Во-вторых, текст рассматривают как «язык в действии», как результат использования языковой системы в речи. В этом случае текст - единица речи. И, в-третьих, текст является единицей общения, отражающей цели участников коммуникации - адресанта и адресата, и обладающей относительной смысловой завершенностью (ср.: СЭС РЯ 2003: 528)

Согласно собственно лингвистическому пониманию, противопоставленному широкому семиотическому пониманию текста (ср. представление о так называемой пантекстуальности), текст - это связная последовательность вербальных (языковых) сигналов коммуникативного взаимодействия. Некоторые нелингвистические явления: мимика, жестикуляция, различные визуальные знаки - учитываются как участвующие в коммуникативном процессе и влияющие на него, в ряде случаев существенно. Но они рассматриваются не как текстовые процессы, а только и именно как паратексты, сопровождающие вербальный текст. Эти явления, по мнению специалистов, не обязательные элементы лингвистической интерпретации текста и включаются в анализ лишь в связи с дискурсивным целым.

304

Как известно, вопрос о том, каким критериям должен отвечать текст, чтобы считаться текстом как таковым, был изначально поставлен и раскрыт наиболее полно В. Дресслером и Р.-А. де Богран-дом в их «Лингвистике текста», изданной в 1981 г. (и переиздававшейся в дальнейшем на немецком и английском языках). Предложенная авторами модель текстуальности послужила основой для многих последующих дискуссий и теорий относительно текстового статуса вообще. В качестве фундаментальных - первичных, базовых свойств текста В. Дресслер и Р.-А. де Богранд называли 7 признаков: когезию, когерентность, интенциональность, адресованность, информативность, ситуативность, (типологическую) интертекстуальность. Их следует рассматривать как те конститутивные принципы, которые с необходимостью соблюдаются как при текстопорож-дении, так и при текстовосприятии. Суммируя кратко: (1) когезия (Kohäsion) - это взаимосвязь компонентов поверхностной структуры текста: грамматико-синтаксическая, лексическая, ритмическая, графическая; (2) когерентность (Kohärenz) - семантико-когнитивная связность в ее различных аспектах: причинно-следственном, временном, референциальном. Оппозиция «когезия -когерентность» - это оппозиция поверхностной структуры и глубинно-смыслового уровня. (3) Интенциональность (Intentionalität) как обусловленность текстового целого коммуникативной целью тесно связана с (4) адресованностью, т. е. коммуникативно-прагматической направленностью на адресата во всем многообразии его, адресата, характеристик: социальных, возрастных, коммуникативно-ролевых etc. (5) Информативность подразумевает отражение в тексте степени / меры ожидаемости / неожидаемости, известности / неизвестности предъявляемых адресату смысловых образований, что обусловливает отбор и комбинирование языковых средств. (6) Ситуативность (Situationalität) характеризует соотнесенность текста с релевантными факторами коммуникативной ситуации его порождения. Наконец, (7) интертекстуальность предполагает воспроизводимость в конкретном текстовом экземпляре инвариантных признаков, определяемых моделью его текстопостроения - типа текста (подробнее см.: Чернявская 2004).

Эта модель текстуальности вот уже два десятилетия является доминирующей в дискуссиях по лингвистике текста, и критерии текстуальности по де Богранду и Дресслеру называются в качестве основных признаков текста во всех авторитетных зарубежных исследованиях, в том числе в изданиях справочного и учебного характера. Заметим, что в отечественной науке перечень существенных признаков текста несколько отличается от приведенных выше. Так, выделялись связность, цельность (целостность), завершенность, членимость, коммуникативная направленность, информативность, эмотивность. В целом, это объяснимо различием в традициях интерпретации и анализа текста - западно-европейской, ставящей в

305

центр внимания установление критериев или стандартов, отличающих текст от нетекста (R.-A. De Beaugrande, W. Dressler, M. Halli-day, R. Hasan, H. Vater и др.), и отечественной традиции, ориентированной на выделение и описание текстовых категорий и сопоставление текста с единицами более низких уровней языковой иерархии (И. Р. Гальперин, М. Н. Кожина, Т. М. Дридзе, Ю. А. Сорокин, А. А. Леонтьев и др.).

Возвращаясь к концепции де Богранда и Дресслера, подчеркнем, что признание ее теоретической значимости отнюдь не исключает возможности ее дополнения, уточнения, критической интерпретации (а дискуссии, порождавшие затем новые представления, возникали изначально). Упомяну лишь некоторые аспекты. Так, де Бо-гранд и Дресслер рассматривали предложенные 7 критериев в их совокупности как необходимое условие текстуальности, и в случае несоблюдения (нарушения) одного из 7 ее признаков следовало бы говорить о «некоммуникативных текстах», т. е. «не-текстах» (Beaugrande, Dressler 1981: 3) - то, что другие исследователи часто называют псевдотекстами или текстоидами (ср.:Vater 2001).

Очевидно также, что предложенная модель текстуальности базируется на разнородных признаках текста - разнородных в том смысле, что отражаются, во-первых, различные теоретические подходы к определению сущности текста, а, во-вторых, недифференцированно объединяются различные уровни текстового целого. Первый из названных признаков текста, когезия, т. е. грамматико-синтаксическая взаимосвязь элементов текстового целого на поверхностном уровне отражает грамматически ориентированную модель текста, находившуюся у истоков формирования лингвистики текста. Именно этот аспект текстуальности был центральным в 60-е и 70-е гг. в работах по лингвистике текста, противопоставляемой грамматике предложения (так называемой системной лингвистике) (см., напр.: Гальперин 1974).

Критерии когерентности и информативности (называемой еще тематичностью) отражают, в свою очередь, семантически ориентированный подход к описанию текста. Уже изначально при возникновении лингвистики текста как новой дисциплины исследователи сделали акцент на глубинной смысловой, семантически обусловленной взаимосвязи языковых элементов в текстовое целое. Этот теоретический подход нашел свое выражение в соответствующих дефинициях текста как системы смысловых элементов.

Дальнейшее развитие лингвистики текста отмечено осознанием того факта, что синтаксически обусловленная связность (на поверхностном уровне) и семантически обусловленное единство языковых элементов необходимо, но не достаточно для определения феномена текстовой целостности - тот вывод, который стал очевиден вместе с так называемым прагматическим поворотом (переворотом!) в языковедении. Функциональная перспектива текста, его коммуника-

306

тивное назначение выходит на первый план. Все языковые единицы, все слова, включенные в текст, становятся, таким образом, включенными в коммуникативную ситуацию. Они являются результатом осмысленного целенаправленного выбора автора текста, создающего текстовое целое. Очень точным и емким представляется в связи с этим высказывание Е. А. Гончаровой: «Создавая текст как целостную смысловую и речевую структуру, каждый речевой субъект "преднаходит" нужные ему элементы в языке, вливающемся в текст не как целостная структура, а фрагментарно, отдельными строевыми элементами, отбираемыми сообразно потребностям сообщения и общения ... Входя в структурно-смысловое текстовое целое, главные номинативные и коммуникативные единицы системы языка -слово и предложение - превращаются в "текстослова" и "тексто-предложения", в семантике и синтактике которых сочетаются характеристики, идущие как от системы языка, так и от " системы текста"» (Гончарова 2003: 12). Очевидно, что семантика «текстослов» может значительно отличаться от семантики изолированных слов, и только в тексте, осмысляясь, слово актуализирует значение. Даже у самой нейтральной единицы, включенной в высказывание/текст, возможны семантические приращения. В тексте возникает качественно новое целое, не равное сумме системных значений отдельных единиц. Вот почему, повторяя П. Хартмана, стоящего у истоков лингвистики текста как самостоятельной дисциплины, следует сказать: «Если мы говорим, то говорим только текстами». Такие базовые признаки, как интенциональность, ситуативная адекватность, адресованность, отражают прагматическую — коммуникативно ориентированную — модель текстуальности. Она постулировала, что текст - это результат коммуникативно-речевой деятельности, это та структура, которая возникает в ходе этой деятельности, структура, имеющая свои внутренние закономерности. Текст - текстовое целое - возникает как синтаксически, семантически и прагматически связанная, завершенная последовательность языковых (а в ряде случаев и неязыковых) знаков. А критерии текстуальности характеризуют закономерности соединения (и отбора) высказываний в единую текстовую систему.

Иные акценты в осмысление феномена текстуальности внесло принципиально новое направление научного анализа в лингвистике - когнитивно-дискурсивное. Оно связано напрямую с осознанием той реальности, что текст является основополагающим, но не единственным элементом в сложно организованной системе человеческой коммуникации. Признание этого обстоятельства привело к перемещению исследовательских интересов от вопросов внутритекстовой организации к процессам текстопостроения и -восприятия. Теоретическим выводом из этого оказалось разделение текста как результата коммуникативно-когнитивной деятельности и дискурса

307

как самого процесса. Противопоставление статичности и динамичности, процессуальности и результативности коммуникации и речи является ключевым вектором когнитивно ориентированной лингвистики и влечет за собой пересмотр позиций относительно сущности текстуальности. Это выражено, например, в следующих и подобных суждениях:

«Текст как продукт сам по себе мертв в том смысле, что в нем нет мысли вне дискурса и дискурсантов, вне процессов речевой деятельности - порождения и понимания речи. В тексте как таковом нет движения, он не меняется. Движение мысли совершается в дис-курсантах, отчего и возникают различия в интерпретации одного и того же текста (одной и той же кодировки мысли)» (Никитин 2003: 262).

«Некоторая цепочка становится подлинно текстом только при условии, если она функционирует при взаимодействии либо с продуцентом, либо с реципиентом... Тело текста, взятое само по себе, без означивающего его человека, не несет какой-либо внутренней энергетики. Текст создается и воспринимается человеком, без которого существует лишь "тело текста"» (Залевская 2001: 25, 21).

Главный вывод, который следует из подобных представлений таков. Текст не может изучаться изолированно от субъектов его порождения и восприятия, причем восприятие речи, по суждению В. З. Демьянкова, исследуется в когнитивном ключе более активно, чем ее продуцирование (Демьянков 1994: 21).

Что меняется в существе текстуальности при подходе к тексту как статическому образованию в противовес активности, динамичности дискурса? Вот тот вопрос, который мы ставим перед собой в контексте новых научных представлений.

В рамках одного из возможных подходов - его определяют как психолингвистический или рецептивно ориентированный - ставится и по-своему решается вопрос о том, являются ли признаки текста его имманентными, внутренне обусловленными свойствами, или же результатом интерпретации текста воспринимающим его реципиентом, иными словами, результатом когнитивной деятельности воспринимающего субъекта. Например, когерентность, т. е. глубинная содержательно-смысловая связность текста, будучи как лингвистическим, так и в значительной степени экстралингвистическим феноменом, не обязательно эксплицируется на поверхностном уровне текста посредством конкретных языковых знаков. Можно сказать -не обязательно «материализуется в тексте». При этом существуют ситуации, когда внешне бессвязные последовательности слов и предложений идентифицируются реципиентом как текст, т. е. высказывание воспринимается как когерентное. Ср. пример, приводимый в этой связи немецким специалистом Х. Фатером, автором неоднократно переиздаваемых в Германии учебников по лингвистике текста:

308

— Идет дождь. Дай мне Библию.

Будучи предъявленной группе опрашиваемых, эта последовательность высказываний идентифицировалась большинством из них как текст, выражающий смысл и, следовательно, коммуникативную интенцию: «адресант просит Библию, чтобы укрыть ее от дождя» (Vater 2001). Аналогичные эксперименты описывает и К. Бринкер (Brinker 1992).

В этой связи многие исследователи рассматривают феномен целостности текста с рецептивно ориентированной позиции. Ср. следующее мнение: "Coherence is not in the text. One can only say, someone understands a text as coherent" («Когерентность не заложена в тексте. Можно только сказать, что некто понимает текст как когерентный» - Bublitz: 1994: 218).

В зарубежной лингвистике для большинства авторов принципиально значимо различение двух аспектов текстовой связности: когезии как уровня структурной организации текста и когерентности как его семантико-когнитивной связности. Заметим попутно, что некоторые зарубежные авторы в своих определениях текста и текстуальности вводили и такой критерий, как завершенность (Vollständigkeit, Abgeschlossenheit; напр. см.:, Hennig, Huth 1975), что фактически связано с расхождением в терминологии и деталях, но не в существе понимания проблемы.

В отечественной науке эта проблема традиционно рассматривается в терминах «цельности (целостности)» и «связности» текста, и ее решение методологически разделяется между лингвистикой текста и психолингвистикой. Так, цельность понимается как внутренняя смысловая организация текста (высказывания), не обязательно эксплицируемая в языковых категориях, но всегда осознаваемая при восприятии текста, в то время как аппарат лингвистики пригоден для характеристики именно связности (Леонтьев 1979: 19). Цельность текста не определима лингвистически: тот текст целостен (т. е. является текстом), который воспринимается как осмысленное целесообразное единство (там же, с.28). Существует точка зрения, что психолингвистика специализируется на изучении цельности, а лингвистика - на изучении связности.

Очень точно обсуждаемую проблему сформулировала Е. В. Левченко: «Какие свойства текста изучали теория текста и психолингвистика - одни и те же или разные? Различается ли та реальность, которая обозначена терминами «целостность текста» и «целостность восприятия текста»? (Левченко 2004: 178). Действительно, отчетливо определился переход от обсуждения свойств текста как константной, неизменной данности к анализу восприятия текста. Е. В. Левченко видит это как движение от поиска первичных свойств, неустранимых, присущих тексту вообще, вне зависимости

309

от влияния Автора и Читателя, к поиску вторичных свойств, т. е. субъектно-объектных, возникающих при взаимодействии субъекта с текстом и исчезающих при размыкании этого контакта. И тогда задача анализа показать, «что реально Читатель вносит во взаимодействие с текстом, какие его свойства порождает из своей головы как Зевс Афину Палладу» (Левченко 2004: 179). Вторичные свойства текста, таким образом, отражают, по мнению исследователя, не его существенные объективные качества, но приписанные субъектом тексту. Это - «мерцающие свойства», изменяющие степень выраженности в зависимости от опыта адресата. Причем, правильность или неправильность приписывания, по Е. В. Левченко, не важны, важна лишь устойчивость, повторяемость, воспроизводимость тех или иных признаков. Экземплярно действие этого механизма «приписывания» при взаимодействии текста с воспринимающим его сознанием показано на примере текстов-парадоксов (см.: Левченко 2004; 1991). Открытым остается вопрос о полном наборе вторичных свойств текста, их устойчивости и степени зависимости от типологической (жанровой) принадлежности текста.

Ряд открытых и дискуссионных вопросов в связи с рецептивно ориентированным пониманием текстовых признаков в динамической модели может быть продолжен еще. Так, нельзя не обратить внимание на опасность циркулярного определения когерентности (по замкнутому кругу): все то, что может быть интерпретировано, есть текст. Кроме того, (и это особенно важно) с точки зрения практики лингвистического анализа, адресатоцентричная модель текста оказывается очень мало, чтобы не сказать совсем не эвристичной. Напротив, продуктивной и «практикабельной» является реконструкция - интерпретация, декодирование, понимание - именно авторской интенции, делающей текст целостным, диалогичным, коммуникативно направленным etc. Научные споры и, главное, те ответы, которые предлагаются в результате, зависят от теоретических позиций исследователя. Их подробный анализ остается за рамками данной публикации. В самых общих чертах подчеркну, что продуктивной представляется здесь следующая позиция.

Признавая, что когерентность (или цельность, в другой терминологии) - это то качество, которое конструируется (должно реконструироваться!) реципиентом, текст возможно и необходимо рассматривать как механизм, «запускающий» когнитивные процессы его восприятия. Когерентность не статичное, раз и навсегда данное качество текста, но когнитивный процесс, в котором интерпретирующему субъекту, реципиенту принадлежит активная роль в раскрытии текстового (коммуникативного) назначения. Это двусторонний диалектический процесс. Адресат выступает и как объект воздействия для автора текста и как самостоятельный субъект его декодирования и интерпретации. Текст предстает как система языковых

310

средств, структур, форм, объединенных коммуникативной стратегией отправителя, закладывающего в текстовую ткань разного рода коммуникативные сигналы, влияющие на адресата, направляющие его восприятие и управляющие им. Адресат, в свою очередь, имеет собственные коммуникативно-прагматические установки, собственные фоновые знания, заставляющие по-разному (вариативно!) «мерцать» те или иные текстовые смыслы, заложенные в тексте и актуализированные так или иначе субъектом речи. Ср. в этой связи концепции понимания текста как «чтения по следам» ("Textverstehen als Spurenlese"; подробнее: Scherner 1994). Что касается суждений о том, что «текст мертв», - то они представляются в значительной степени условными и могут рассматриваться как пример метафоры, выделяющей то, что особенно значимо сегодня при противопоставлении результативности и динамики процессов понимания. К этой метафоре также применима цитировавшаяся выше оценка М. В. Никитина: недостаточно критичный ум собьется на неоправданные обобщения.

Обсуждая текстуальность как когнитивный феномен, нельзя ограничиться только проблемой целостности текста vs целостности восприятия текста. Сформулированная так, она не фокусирует чрезвычайно важный вопрос о том, что же происходит с текстуальностью в обозначенном выше лингвистическом смысле. Могут ли лингвисты объявить какие-либо признаки текста имманентными, раз и навсегда связанными с феноменом текстуальности?

Ключевое следствие из когнитивного поворота в лингвистике текста заключается в том, что сегодня совершенно отчетливо обнаруживается принципиально новая тенденция в анализе такой фундаментальной лингвистической категории, как текст и текстуальность. Лингвистика текста, как мы могли наблюдать, развивалась в направлении сужения понятия «текст», ограничения его материальной стороной, зафиксированностью на материальном носителе. Процессуальная же сторона текстопроизводства и -восприятия отводится теперь в область изучения дискурса. Текстуальность не может быть представлена как набор раз и навсегда заданных, неизменных, «неподвижных», самодостаточных свойств. Одни лишь закономерности внутренней связи элементов текстового целого (грамматический, семантический аспекты связности) не достаточны для понимания закономерностей процессов текстопорождения и тексто-восприятия. Новая исследовательская перспектива заставляет сосредоточиться не только и не столько на зафиксированной на материальном носителе (в устной или письменной форме) текстовой структуре. В фокусе внимания оказывается когнитивная текстовая компетенция - способность субъекта создавать и воспринимать тексты в соответствии с коммуникативными и текстообразовательными нормами, т. е. корректных в языковом отношении и адекватных си-

311

туативно. А это значит, далее, что и определение критериев текстуальности переводится из статичной, результативной плоскости в новую систему когнитивно-дискурсивных координат. Традиционно выделявшиеся конститутивные признаки текста, по де Богранду и В. Дресслеру или иные, в соответствии с российской научной традицией, дополняются такими, которые характеризуют операциональную, не статичную сторону создания текстового целого. Например, процессуальность (Prozessualität, Prozeduralität), интерак-циональность (Interaktionalität), культурная маркированность (Kul-turalität) (об этом подробнее: Чернявская 2005а; 2005б).

В зарубежных публикациях известны модели текстуальности, альтернативные предложенной де Бограндом и Дресслером (Feilke 2000). Так, выделяются:

- генеративность (Generativität) как способность принципиально неограниченно продуцировать речевые сообщения с коммуникативно-прагматическим эффектом;

- универсальность (Universalität), подразумевающая наличие универсальных когнитивно-семантических стратегий порождения текстов, делающих незначимыми возможные единичные ограничения, накладываемые системой конкретного языка на сочетаемость языковых элементов в поверхностной структуре;

- контекстуальность (Kontextualität), показывающая, что текст функционирует не как чисто языковая, но как социально-языковая структура. Целостность текста может и должна быть объяснена только при учете его контекстуальных связей и зависимостей, социокультурного, психологического, исторического и прочих факторов, сплетенных с собственно лингвистическими;

- процессуальность (Prozessualität), т. е. текстопорождающая компетенция (Text-Herstellungskompetenz), обращенная к процессу создания текста как сложного языкового знака;

- интенциональность (Intentionalität), означающая, что текст всегда выступает как ситуативно обусловленное действие (последовательность действий);

- диалогичность (Dialogizität), делающая акцент на принципиально диалогичном характере всех коммуникативных процессов, независимо от устной или письменной формы их фиксации, но с теми или иными особенностями актуализации «фактора адресата».

Эта модель текстуальности - далеко не единственная в общей массе теоретических подходов и попыток создать более или менее гомогенную концепцию «динамической текстуальности», дополняющей (а не отменяющей!) традиционный взгляд. Не останавливаясь более на отдельных предложениях и альтернативных концепциях, выделим то главное, что, с нашей точки зрения, определяет новые тенденции в анализе текста и, значит, текстуальности.

312

С позиций когнитивно ориентированного подхода текстуальность предстает как узел инвариантных признаков, характеризующих текст как результат и как процесс текстопорождения, реализующихся вариативно с той или иной полнотой в различных языковых и социальных практиках. Текстуальность так же, как и другие лингвистические единицы и категории, может быть определена как градуальный феномен (ср.: Heinemann, Viehweger 1991: 171; Sandig 2000: 93 и сл.).

Градуальный характер текстуальности означает здесь, что эта категория объединяет ряд текстообразующих признаков (критериев), которые (1) обладают различной степенью валидности в разных типах текста; (2) не все признаки могут и должны выражаться в каждом текстовом экземпляре; (3) не все признаки текстуальности имеют равную значимость для утверждения (или отрицания) текстового статуса конкретного речевого / коммуникативного феномена. Одни могут быть доминирующими, регулярно повторяющимися, другие -лишь потенциально возможными.

Из этого следует, что возможно говорить, с одной стороны, о своего рода «центральной (ядерной) зоне» текстового континуума, охватывающей тексты, в которых реализован наиболее полный набор возможных (установленных) признаков. С другой стороны, существует и периферийная зона, удаленная от центра, в том случае, когда в текстовых экземплярах проявляются не все базисные инвариантные свойства текстуальности. Например, когезия как грамма-тико-синтаксическая связность элементов на поверхностном уровне может быть ненаблюдаема в текстах, равных слову или предложению - в «текстословах» и «текстопредложениях» (см.: Гончарова 2003). При этом статус текста не отрицается, если его функциональное назначение очевидно для адресата (интерпретируемо адресатом). В ситуациях с внешне бессвязными (при недостаточно выраженной когезии) и нетематичными сообщениями другие признаки текстуальности способны взять на себя компенсаторную функцию. Пример, типа «Эники-беники ели вареники.» идентифицируется как текст в соответствии с приведенным выше определением, и как текст конкретной типологической принадлежности, а именно, как детская считалка с опорой на ситуативность, т. е. знание о коммуникативной ситуации, порождающей высказывание, и интертекстуальность. С этих позиций очевидно, что такие типологически разнородные тексты, как, например, роман «Анна Каренина», научная статья, кулинарный рецепт; телефонный разговор, электронное сообщение, удостоверение личности (паспорт), сентенция, афоризм, крылатое выражение типа «Пришел, увидел, победил», текстослово «Метро», выступают как примеры вариативной реализации текстового прототипа с различной валидностью его отдельных свойств -когезии, когерентности (связности, целостности), тематичности,

313

диалогичности, культурной маркированности, интертекстуальности, членимости и проч.

Литература

Гальперин И. Р. О понятии «текст» // Вопросы языкознания. 1974. № 6. С. 68-74.

Гончарова Е. А. Еще раз о стиле как объекте современного языкознания // Текст - Дискурс - Стиль. СПб., 2003. С. 9-23.

Демьянков В. З. Когнитивная лингвистика как разновидность интерпретирующего подхода // Вопросы языкознания. 1994. № 4. С. 17-32.

Залевская А. А. Текст и его понимание. Тверь, 2001.

Лотман Ю. М. Проблема «обучения культуре» как типологическая характеристика // Семиосфера. Культура и взрыв. СПб, 2000.

Лотман Ю. М. Текст в тексте // Об искусстве. СПб, 1998. С. 424-425.

Левченко Е. В. О первичных и вторичных свойствах текста // Стереотипность и творчество в тексте. Пермь, 2004. Вып. 7. С. 174-184.

Левченко Е. В. Восприятие и понимание парадоксальных высказываний // Проблемы деривации: семантика и поэтика. Пермь, 1991.

Леонтьев А. А. Признаки связности и цельности текста // Сборник научных трудов МГПИИЯ им. М. Тореза. Вып. 10. М., 1976. С. 60-70.

Никитин М. В. Основания когнитивной семантики. СПб., 2003.

Чернявская В. Е. Интеркультурная вариативность научного текста: к постановке вопроса // Stylistyka XIV. Opole, 2005.

Чернявская В. Е. Интерпретация научного текста. СПб, 2004.

Beaugrande R.-A., Dressler W. Einführung in Textlinguistik. Tübingen, 1981.

Brinker K. Linguistische Textanalyse. Eine Einführung in Grundbegriffe und Methoden. Berlin, 1992; 1997.

Feilke H. Die pragmatische Wende in der Linguistik // Text- und Gesprächslinguistik. Berlin; N. Y., 2000, S. 64-82.

Figge U. Die cognitive Wende in der Linguistik // Text- und Gesprächslinguistik. Berlin; N. Y., 2000, S. 96-104.

Hartmann P. Texte als linguistischen objekt // W.-D. Stempel. Beiträge zur Textlinguistik. München, 1971.

Heinemann W., Viehweger D. Textlinguistik. Eine Einführung. Tübingen, 1991.

Hennig, L. Huth. Kommunikation als Problem der Linguistik. Göttingen, 1975.

Posner R. Kultur als Zeichensystem. Zur semiotischen Explikation kulturwissenschaftlicher Grundbegriffe // Aledia Assmann, Dietrich Harth (Hg). Kultur als Lebenswelt und Monument. Frankfurt а. M, 1991.

Scherner M. Textverstehen als "Spurenlesen". Zur theoretischen Tragweite dieser Metaper // P. Canisus, C. Herbermann, G. Tchauder. Text und Grammatik. - Bochum, 1994, S. 317-340.

314

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.