CC BY
682
СООБЩЕНИЯ
В.Е. Чернявская
КОГНИТИВНАЯ ЛИНГВИСТИКА И ТЕКСТ: НЕОБХОДИМО ЛИ НОВОЕ ОПРЕДЕЛЕНИЕ ТЕКСТУАЛЬНОСТИ?
Статья рассматривает базовые лингвистические категории «текст» и «текстуальность» в свете новых исследовательских приоритетов когнитивно ориентированной лингвистики. «Мертв ли текст?», уступает ли он место иной категории - дискурсу, может ли лингвистика на современном этапе говорить о константных, раз и навсегда присущих тексту признаках, что такое текстуальность как прототипический феномен - вот тот круг вопросов, которые поднимаются в связи с обсуждаемой проблемой.
Вопрос, вынесенный в заголовок, продиктован анализом той исследовательской ситуации, в которой сегодня находится лингвистика текста и, в целом, языковедческие дисциплины. И это -ситуация дискуссий относительно того, какой исследуемый объект должен находиться в центре внимания лингвиста - текст или дискурс; является ли текст как высшая единица коммуникативной иерархии по-прежнему condition sine qua non для лингвистики? Что такое текст, каков статус этой лингвистической категории в свете новых исследовательских акцентов и новой парадигмы лингвистического знания - когнитивно-дискурсивной? Какие свойства могут и должны быть присущи всякому тексту - текстовому экземпляру, реально существующему и/или потенциально возможному? Каковы признаки, факторы, обеспечивающие текстопорождение и - восприятие и делающие текст текстом? Вот тот круг вопросов, которые были поставлены уже в 70-е гг. XX в. лингвистикой текста и которые снова находятся в фокусе языковедческих дискуссий уже на новом витке развития научной мысли. На каждый из этих вопросов может быть дан неодинаковый ответ в зависимости от теоретического и методологического подхода исследователя к определению текста.
Когнитивно-дискурсивное направление научного анализа связано напрямую с осознанием той реальности, что текст является основополагающим, но не единственным элементом в сложно организованной системе человеческой коммуникации. Признание этого обстоятельства привело к перемещению исследовательских интересов от вопросов внутритекстовой организации к процессам текстопостроения и восприятия. Теорети-
ческим выводом из этого оказалось разделение текста как результата коммуникативно-когнитивной деятельности и дискурса как самого процесса. Противопоставление статичности и динамичности, процессуальности и результативности коммуникации и речи является является ключевым вектором когнитивно ориентированной лингвистики и влечет за собой пересмотр позиций относительно сущности текстуальности. Это выражено, например, в следующих и подобных суждениях:
«Текст как продукт сам по себе мертв в том смысле, что в нем нет мысли вне дискурса и дис-курсантов, вне процессов речевой деятельности -порождения и понимания речи. В тексте как таковом нет движения, он не меняется. Движение мысли совершается в дискурсантах, отчего и возникают различия в интерпретации одного и того же текста (одной и той же кодировки мысли)» [Никитин 2003: 262].
«Некоторая цепочка графем становится подлинно текстом только при условии, если она функционирует при взаимодействии либо с продуцентом, либо с реципиентом... Тело текста, взятое само по себе, без означивающего его человека, не несет какой-либо внутренней энергетики... Текст создается и воспринимается человеком, без которого существует лишь «тело текста» [Залевская 2001: 25; 21].
Главный вывод, который следует из подобных представлений таков. Текст не может изучаться изолированно от субъектов его порождения и восприятия, причем восприятие речи, по суждению В.З. Демьянкова, исследуется в когнитивном ключе более активно, чем ее продуцирование [Демьянков 1994: 21].
Текстуальность традиционно рассматривалась как совокупность сущностных черт, делающих текст текстом и отличающих текст от нетекста. Причем этот подход отличает западноевропейскую традицию интерпретации и анализа текста, ставящую в центр внимания установление стандартов текстуальности. Отечественная стилистика и лингвистика текста ориентировалась в большей мере на описание текстовых категорий и сопоставление текста с единицами более низких уровней языковой иерархии. См., например, Стилистический Энциклопедический словарь Русского Языка. М.: Наука, 2003.
Как известно, вопрос о том, каким критериям должен отвечать текст, чтобы считаться текстом как таковым, был изначально поставлен и раскрыт наиболее полно В. Дресслером и Р.-А. де Бограндом в их «Лингвистике текста», изданной в 1981 г. (и переиздававшейся в дальнейшем на немецком и английском языках). Предложенная авторами модель текстуальности послужила основой для многих последующих дискуссий и теорий относительно текстового статуса вообще. В качестве фундаментальных - первичных, базовых свойств текста В.Дресслер и Р.-А. де Богранд называли 7 признаков: когезию, когерентность, ин-тенциональность, адресованность, информативность, ситуативность, (типологическую) интертекстуальность. Их следует рассматривать как те конститутивные принципы, которые с необходимостью соблюдаются как при текстопорождении, так и при текстовосприятии. Суммируя кратко: когезия (Kohäsion) (1) - это взаимосвязь компонентов поверхностной структуры текста: грамма-тико-синтаксическая, лексическая, ритмическая, графическая; когерентность (Kohärenz) (2) - се-мантико-когнитивная связность в ее различных аспектах: причинно-следственном, временном, референциальном. Оппозиция «когезия - когерентность» - это оппозиция поверхностной структуры и глубинно-смыслового уровня. Ин-тенциональность (Intentionalität) (3) как обусловленность текстового целого коммуникативной целью тесно связана с адресованностью (4), т.е. коммуникативно-прагматической направленностью на адресата во всем многообразии его, адресата, характеристик: социальных, возрастных, коммуникативно-ролевых и т.д. Информативность (5) подразумевает отражение в тексте степени/меры ожидаемости/неожидаемости, известности/неизвестности предъявляемых адресату смысловых образований, что обусловливает отбор и комбинирование языковых средств. Ситуатив-
ность (Situationalität) (6) характеризует соотнесенность текста с релевантными факторами коммуникативной ситуации его порождения. Наконец, интертекстуальность (7) предполагает воспроизводимость в конкретном текстовом экземпляре инвариантных признаков, определяемых моделью его текстопостроения - типа текста [Чернявская 2004].
Эта модель текстуальности вот уже два десятилетия является доминирующей в дискуссиях по лингвистике текста, и критерии текстуальности по де Богранду и Дресслеру называются в качестве основных признаков текста во всех авторитетных зарубежных исследованиях, в том числе в изданиях справочного и учебного характера. Заметим, что в отечественной науке перечень существенных признаков текста несколько отличается от приведенных выше. Так, выделялись связность, цельность (целостность), завершенность, членимость, коммуникативная направленность, информативность, эмотивность.
Возвращаясь к концепции де Богранда и Дресслера, подчеркнем, что признание ее теоретической значимости отнюдь не исключает возможности ее дополнения, уточнения, критической интерпретации (а дискуссии, порождавшие затем новые представления, возникали изначально). Упомяну лишь некоторые аспекты. Так, де Бо-гранд и Дресслер рассматривали предложенные 7 критериев в их совокупности как необходимое условие текстуальности, и в случае несоблюдения (нарушения) одного из 7 ее признаков следовало бы говорить о «некоммуникативных текстах», т.е. «не-текстах» [de Beaugrande, Dressler 1981: 3] -то, что другие исследователи часто называют псевдотекстами или текстоидами [ср.: Vater 2001].
Очевидно также, что предложенная модель текстуальности базируется на разнородных признаках текста - разнородных в том смысле, что отражаются, во-первых, различные теоретические подходы к определению сущности текста, а во-вторых, недифференцированно объединяются различные уровни текстового целого. Первый из названных признаков текста, когезия, т.е. грамма-тико-синтаксическая взаимосвязь элементов текстового целого на поверхностном уровне, отражает грамматически ориентированную модель текста, находившуюся у истоков формирования лингвистики текста. Именно этот аспект текстуальности был центральным в 60-е и 70-е гг. в работах по лингвистике текста, противопоставляемой грамматике предложения (так называемой системной лингвистике) [см., напр.: Гальперин 1974].
Критерии когерентности и информативности (называемой еще тематичностью) отражают, в свою очередь, семантически ориентированный подход к описанию текста. Уже изначально при возникновении лингвистики текста как новой дисциплины исследователи сделали акцент на глубинной смысловой, семантически обусловленной взаимосвязи языковых элементов в текстовое целое. Этот теоретический подход нашел свое выражение в соответствующих дефинициях текста как системы смысловых элементов.
Дальнейшее развитие лингвистики текста отмечено осознанием того факта, что синтаксически обусловленная связность (на поверхностном уровне) и семантически обусловленное единство языковых элементов необходимо, но не достаточно для определения феномена текстовой целостности - тот вывод, который стал очевиден вместе с так называемым прагматическим поворотом (переворотом!) в языковедении. Функциональная перспектива текста, его коммуникативное назначение выходят на первый план. Все языковые единицы, все слова, включенные в текст, становятся, таким образом, включенными в коммуникативную ситуацию. Они являются результатом осмысленного целенаправленного выбора автора текста, создающего текстовое целое. Очень точным и емким представляется в связи с этим высказывание Е.А. Гончаровой: «Создавая текст как целостную смысловую и речевую структуру, каждый речевой субъект «преднаходит» нужные ему элементы в языке, вливающемся в текст не как целостная структура, а фрагментарно, отдельными строевыми элементами, отбираемыми сообразно потребностям сообщения и общения. Входя в структурно-смысловое текстовое целое, главные номинативные и коммуникативные единицы системы языка слово и предложение превращаются в «текстослова» и «текстопредложе-ния», в семантике и синтактике которых сочетаются характеристики, идущие как от системы языка, так и от «системы текста» [Гончарова 2003: 12]. Очевидно, что семантика «текстослов» может значительно отличаться от семантики изолированных слов, и только в тексте, осмысляясь, слово актуализирует значение. Даже у самой нейтральной единицы, включенной в высказывание/текст, возможны семантические приращения. В тексте возникает качественно новое целое, не равное сумме системных значений отдельных единиц. Вот почему, повторяя П. Хартмана, стоящего у истоков лингвистики текста как самостоятельной дисциплины, следует сказать: «Если
мы говорим, то говорим только текстами». Такие базовые признаки как интенциональность, ситуативная адекватность, адресованность отражают прагматическую - коммуникативно ориентированную - модель текстуальности. Она постулировала, что текст - это результат коммуникативно-речевой деятельности, это та структура, которая возникает в ходе этой деятельности, структура, имеющая свои внутренние закономерности. Текст - текстовое целое - возникает как синтаксически, семантически и прагматически связанная, завершенная последовательность языковых (а в ряде случаев и неязыковых) знаков. А критерии текстуальности характеризуют закономерности соединения (и отбора) высказываний в единую текстовую систему.
Таково представление о тексте, сложившееся как своего рода Status quo в лингвистическом анализе за три с лишним десятилетия. Оставляют ли новые факты, новые знания такой подход без изменения? Начиная с самого очевидного: сегодня существуют тексты без обозримых границ, т.е. незавершенные. Пример тому - общение в интернете (т.н. chats), постоянно изменяющиеся рубрики (homepages), в связи с чем в научный оборот вошло особое понятие гипертекста («больше чем текст»). Сегодня реальностью являются тексты без однозначно идентифицируемого субъекта речи - автоматические электронные послания, «размножаемые» с теми или иными модификациями. Перестают ли они быть текстами по определению? И далее, отходя от текстов «ки-берпространства» и возвращаясь к тем критическим суждениям, которые изначально сопровождали проблему делимитации текста, его отграничения от слова и предложения. Если один из критериев текстуальности - тематичность, т.е. способность текста иметь тему, содержание, то, значит, не существуют тексты несемантичные, без однозначно узнаваемой темы сообщения. Можно ли, однако, говорить с точностью о теме высказывания/текста, типа: «Ужас!», «Здорово!». Иными словами, ставит ли невыраженность одного из признаков текстуальности под сомнение текстовый статус в целом? И, что важнее подчеркнуть, становится ли невыраженность каких-либо признаков текстуальности препятствием для адресата -для конкретного участника коммуникации - при восприятии сообщения?
Например, когерентность, т.е. глубинная содержательно-смысловая связность текста, будучи как лингвистическим, так и в значительной степени экстралингвистическим феноменом, не
обязательно эксплицируется на поверхностном уровне текста посредством конкретных языковых знаков. Можно сказать - не обязательно «материализуется в тексте». При этом существуют ситуации, когда внешне бессвязные последовательности слов и предложений идентифицируются реципиентом как текст, т.е. высказывание воспринимается как когерентное. Ср. пример, приводимый в этой связи немецким специалистом Х. Фатером, автором неоднократно переиздаваемых в Германии учебников по лингвистике текста:
- Идет дождь. Дай мне Библию.
Будучи предъявленной группе опрашиваемых, эта последовательность высказываний идентифицировалась большинством из них как текст, выражающий смысл и, следовательно, коммуникативную интенцию: «адресант просит Библию, чтобы укрыть ее от дождя» [Vater 2001]. Аналогичные эксперименты описывает и К. Бринкер [Brinker 1992].
В этой связи многие исследователи рассматривают феномен целостности текста с рецептивно ориентированной позиции.
В зарубежной лингвистике для большинства авторов принципиально значимо различение двух аспектов текстовой связности: когезии как уровня структурной организации текста и когерентности как его семантико-когнитивной связности.
В отечественной науке эта проблема традиционно рассматривается в терминах «цельности (целостности)» и «связности» текста, и ее решение методологически разделяется между лингвистикой текста и психолингвистикой. Так, цельность понимается как внутренняя смысловая организация текста (высказывания), необязательно эксплицируемая в языковых категориях, но всегда осознаваемая при восприятии текста, в то время как аппарат лингвистики пригоден для характеристики именно связности [Леонтьев 1976: 19]. Цельность текста не определима лингвистически: тот текст целостен (т.е. является текстом), который воспринимается как осмысленное целесообразное единство [Леонтьев 1976: 28]. Существует точка зрения, что психолингвистика специализируется на изучении цельности, а лингвистика - на изучении связности.
Очень точно обсуждаемую проблему сформулировала Е.В. Левченко: «Какие свойства текста изучали теория текста и психолингвистика -одни и те же или разные? Различается ли та реальность, которая обозначена терминами целостность текста и целостность восприятия текста?
[Левченко 2004: 178]. Действительно, отчетливо определился переход от обсуждения свойств текста как константной, неизменной данности к анализу восприятия текста. Е.В. Левченко видит это как движение от поиска первичных свойств, неустранимых, присущих тексту вообще вне зависимости от влияния Автора и Читателя к поиску вторичных свойств, т.е. субъектно-объектных, возникающих при взаимодействии субъекта с текстом и исчезающих при размыкании этого контакта. И тогда задача анализа показать, «что реально Читатель вносит во взаимодействие с текстом, какие его свойства порождает из своей головы как Зевс Афину Палладу» [Левченко 2004: 179]. Вторичные свойства текста, таким образом, отражают, по мнению исследователя, не его существенные объективные качества, но приписанные субъектом тексту. Это - «мерцающие свойства», изменяющие степень выраженности в зависимости от опыта адресата. Причем правильность или неправильность приписывания, по Е.В. Левченко, не важны, важна лишь устойчивость, повторяемость, воспроизводимость тех или иных признаков. Экземплярно действие этого механизма «приписывания» при взаимодействии текста с воспринимающим его сознанием показано на примере текстов-парадоксов [Левченко 2004; также 1991]. Открытым остается вопрос о полном наборе вторичных свойств текста, их устойчивости и степени зависимости от типологической (жанровой) принадлежности текста.
Ряд открытых и дискуссионных вопросов в связи с рецептивно ориентированным пониманием текстовых признаков в динамической модели может быть продолжен еще. Так, нельзя не обратить внимание на опасность циркулярного определения когерентности (по замкнутому кругу): все то, что может быть интерпретировано, есть текст. Кроме того, (и это особенно важно) с точки зрения практики лингвистического анализа адре-сатоцентричная модель текста оказывается очень мало, чтобы не сказать совсем не эвристичной. Напротив, продуктивной и «практикабельной» является реконструкция - интерпретация, декодирование, понимание - именно авторской интенции, делающей текст целостным, диалогичным, коммуникативно направленным и т. д. Научные споры и, главное, те ответы, которые предлагаются в результате, зависят от теоретических позиций исследователя. Их подробный анализ остается за рамками данной публикации. В самых общих чертах подчеркну, что продуктивной представляется здесь следующая позиция.
Признавая, что когерентность (или цельность, в другой терминологии) - это то качество, которое конструируется (должно реконструироваться!) реципиентом, текст возможно и необходимо рассматривать как механизм, «запускающий» когнитивные процессы его восприятия. Когерентность не статичное, раз и навсегда данное качество текста, но когнитивный процесс, в котором интерпретирующему субъекту, реципиенту принадлежит активная роль в раскрытии текстового (коммуникативного) назначения. Это двусторонний диалектический процесс. Адресат выступает и как объект воздействия для автора текста и как самостоятельный субъект его декодирования и интерпретации. Текст предстает как система языковых средств, структур, форм, объединенных коммуникативной стратегией отправителя, закладывающего в текстовую ткань разного рода коммуникативные сигналы, влияющие на адресата, направляющие его восприятие и управляющие им. Адресат, в свою очередь, имеет собственные коммуникативно-прагматические установки, собственные фоновые знания, заставляющие по-разному (вариативно!) «мерцать» те или иные текстовые смыслы, заложенные в тексте и актуализированные так или иначе субъектом речи. Ср. в этой связи концепции понимания текста как «чтения по следам» («Textverstehen als Spurenlese») [Scherner 1994].
Обсуждая текстуальность как когнитивный феномен, нельзя ограничиться только проблемой целостности текста vs целостности восприятия текста. Сформулированная так, она не фокусирует чрезвычайно важный вопрос о том, что же происходит с текстуальностью в обозначенном выше лингвистическом смысле. Могут ли лингвисты объявить какие-либо признаки текста имманентными, раз и навсегда связанными с феноменом текстуальности?
Ключевое следствие из когнитивного поворота в лингвистике текста заключается в том, что сегодня совершенно отчетливо обнаруживается принципиально новая тенденция в анализе такой фундаментальной лингвистической категории, как текст и текстуальность. Лингвистика текста, как мы могли наблюдать, развивалась в направлении сужения понятия «текст», ограничения его материальной стороной, зафиксированностью на материальном носителе. Процессуальная же сторона текстопроизводства и восприятия отводится теперь в область изучения дискурса. Текстуальность не может быть представлена как набор раз и навсегда заданных, неизменных, «неподвижных»,
самодостаточных свойств. Одни лишь закономерности внутренней связи элементов текстового целого (грамматический, семантический аспекты связности) не достаточны для понимания закономерностей процессов текстопорождения и восприятия. Новая исследовательская перспектива заставляет сосредоточиться не только и не столько на зафиксированной на материальном носителе (в устной или письменной форме) текстовой структуре. В фокусе внимания оказывается когнитивная текстовая компетенция - способность субъекта создавать и воспринимать тексты в соответствии с коммуникативными и текстооб-разовательными нормами, т. е. корректные в языковом отношении и адекватные ситуативно. А это значит, далее, что и определение критериев текстуальности переводится из статичной, результативной плоскости в новую систему когнитивно-дискурсивных координат. Традиционно выделявшиеся конститутивные признаки текста, по де Бо-гранду и В. Дресслеру или иные, в соответствии с российской научной традицией, дополняются такими, которые характеризуют операциональную, нестатичную сторону создания текстового целого. Например, процессуальность (Prozessualität, Pro-zeduralität), интеракциональность (Interaktionalität), культурная маркированность (Kulturalität) (об этом подробнее: [Чернявская 2005а, 2005б]).
В зарубежных публикациях известны модели текстуальности, альтернативные предложенной де Бограндом и Дресслером [Feilke 2000]. Так, выделяются:
- генеративность (Generativität) как способность принципиально неограниченно продуцировать речевые сообщения с коммуникативно-прагматическим эффектом;
- универсальность (Universalität), подразумевающая наличие универсальных когнитивно-семантических стратегий порождения текстов, делающих незначимыми возможные единичные ограничения, накладываемые системой конкретного языка на сочетаемость языковых элементов в поверхностной структуре;
- контекстуальность (Kontextualität), показывающая, что текст функционирует не как чисто языковая, но как социально-языковая структура. Целостность текста может и должна быть объяснена только при учете его контекстуальных связей и зависимостей, социокультурного, психологического, исторического и прочих факторов, сплетенных с собственно лингвистическими;
- процессуальность (Prozessualität) - тек-стопорождающая компетенция (Text-
Нег81е11и^8котре1еп2), обращенная к процессу создания текста как сложного языкового знака;
- интенциональность (ШепйопаНШ;), означающая, что текст всегда выступает как ситуативно обусловленное действие (последовательность действий);
- диалогичность (Dia1ogizitat), делающая акцент на принципиально диалогичном характере всех коммуникативных процессов, независимо от устной или письменной формы их фиксации, но с теми или иными особенностями актуализации «фактора адресата».
Эта модель текстуальности - далеко не единственная в общей массе теоретических подходов и попыток создать более или менее гомогенную концепцию «динамической текстуальности», дополняющей (а не отменяющей!) традиционный взгляд. Не останавливаясь более на отдельных предложениях и альтернативных концепциях, выделим то главное, что, с нашей точки зрения, определяет новые тенденции в анализе текста и, значит, текстуальности.
С позиций когнитивно ориентированного подхода текстуальность предстает как узел инвариантных признаков, характеризующих текст как результат и как процесс текстопорождения, реализующихся вариативно с той или иной полнотой в различных языковых и социальных практиках. Текстуальность, также как и другие лингвистические единицы и категории, может быть определена с позиций теории прототипов [ср.: Нететапп, Viehweger 1991: 171]. Прототипический характер текстуальности означает здесь, что эта категория объединяет ряд текстообразующих признаков (критериев), которые имеют градуальный характер: 1) они обладают различной степенью ва-лидности в разных типах текста; 2) не все признаки могут и должны выражаться в каждом текстовом экземпляре; 3) не все признаки текстуальности имеют равную значимость для утверждения (или отрицания) текстового статуса конкретного речевого/коммуникативного феномена. Одни могут быть доминирующими, регулярно повторяющимися, другие - лишь потенциально возможными.
Из этого следует, что возможно говорить, с одной стороны, о своего рода «центральной (ядерной) зоне» текстового континуума, охватывающей тексты, в которых реализован наиболее полный набор возможных (установленных) признаков. В этом случае имеет место прототипиче-ская (образцовая) текстуальность. К ядерной зоне текстуальности следует относить семантико-прагматические аспекты и в первую очередь -
коммуникативную функцию текста. С другой стороны, существует и периферийная зона, удаленная от центра, в том случае, когда в текстовых экземплярах проявляются не все базисные инвариантные свойства текстового прототипа. К таким периферийным признакам тяготеют структурные аспекты. Например, когезия как грамматико-синтаксическая связность элементов на поверхностном уровне может быть ненаблюдаема, сводиться до минимума в текстах, равных слову или предложению - в «текстословах» и «текстопред-ложениях» [см.: Гончарова 2003]. При этом статус текста не отрицается, если его функциональное назначение очевидно для адресата (интерпретируемо адресатом). В ситуациях с внешне бессвязными (при недостаточно выраженной когезии) и нетематичными сообщениями другие признаки текстуальности способны взять на себя компенсаторную функцию. Пример, типа «Эники-беники ели вареники.» идентифицируется как текст в соответствии с приведенным выше определением и как текст конкретной типологической принадлежности, а именно, как детская считалка с опорой на ситуативность, т. е. знание о коммуникативной ситуации, порождающей высказывание, и интертекстуальность, т.е. знание об образцах тек-стопорождения. С этих позиций очевидно, что такие типологически разнородные тексты, как, например, художественное произведение; научная статья; телефонный разговор; электронное сообщение; удостоверение личности (паспорт); сентенция, афоризм, крылатое выражение, типа «Пришел, увидел, победил»; текстослово «Метро» выступают как примеры вариативной реализации текстового прототипа с различной валидностью его отдельных свойств - когезии, когерентности (связности, целостности), тематичности, диалогич-ности, интертекстуальности, членимости и проч.
Подводя некоторые общие итоги, считаю необходимым подчеркнуть следующее. Для развития лингвистики текста перспективными могут быть не столько теоретические дискуссии о возможности единообразного и непротиворечивого определения текста, сколько практическая обращенность к реальному функционированию языка и, значит, текстов. Построение модели текстуальности, в которой все признаки - каждый из установленных признаков - будут иметь абсолютный характер, вряд ли возможна и вряд ли должна существовать. Дискуссии последних лет заставляют видеть в таком феномене как текст и текстуальность его инвариантный характер и гра-дуальность при актуализации тех или иных по-
тенциально возможных признаков. И именно в таком смысле я считаю возможным говорить о новом понимании текста. Текстуальность не может и не должна представляться как перечень статичных, неподвижных, раз и навсегда данных свойств, не зависящих от рецептивной ситуации. При этом именно текст является тем механизмом, который запускает в действие когнитивные процессы его восприятия и декодирования. Ни адре-сантоцентричная позиция в анализе («важно только то, что хотел сказать в тексте автор»), ни адресатоцентричный подход («важно, что и как может увидеть в тексте адресат»), взятые изолированно, не дали бы ответ на многие поставленные вопросы. Только и именно их взаимосочетание и взаимодействие представляется действительно продуктивным при обсуждении результативности и динамичности в текстопорождении и восприятии. Что же касается суждений о том, что «текст мертв», то они выглядят в значительной мере условными и могут рассматриваться как пример метафоры, на которой недостаточно критичный ум собьется на неоправданные обобщения и выводы.
Список литературы
Гальперин И.Р. О понятии «текст» // Вопросы языкознания. - 1974. - № 6.
Гончарова Е.А. Еще раз о стиле как объекте современного языкознания // Текст - Дискурс -Стиль. - СПб., 2003.
Демьянков В.З. Когнитивная лингвистика как разновидность интерпретирующего подхода // Вопросы языкознания. - 1994. - № 4.
Залевская А.А. Текст и его понимание. -Тверь, 2001.
Левченко Е.В. О первичных и вторичных свойствах текста // Стереотипность и творчество в тексте. Вып. 7. - Пермь, 2004.
Левченко Е.В. Восприятие и понимание парадоксальных высказываний // Проблемы деривации: семантика и поэтика. - Пермь, 1991.
Леонтьев А.А. Признаки связности и цельности текста // Сборник научных трудов МГПИИЯ им. М.Тореза. Вып. 103. - М., 1976.
Никитин М.В. Основания когнитивной семантики. - СПб., 2003.
Чернявская В.Е. Интеркультурная вариативность научного текста: к постановке вопроса // Stylistyka XIV, Opole, 2005а.
Чернявская В.Е. Тип текста в социокультурной перспективе // Жанр речи. Вып. 4. - Саратов, 2005б.
Чернявская В.Е. Интерпретация научного текста. - СПб.: Наука, 2004.
de Beaugrande R.-A., Dressler W. Einführung in Textlinguistik. - Tübingen, 1981.
Brinker K. Linguistische Textanalyse. Eine Einführung in Grundbegriffe und Methoden. - Berlin, 1992,1997.
Feilke H. Die pragmatische Wende in der Linguistik // Text- und Gesprächslinguistik, Hg, K.Brinker etc. - Berlin, N.Y., 2000.
Figge U. Die cognitive Wende in der Linguistik // Text- und Gesprächslinguistik, Hg, K.Brinker etc. - Berlin, N.Y., 2000.
Heinemann W., Viehweger D. Textlinguistik. Eine Einführung. - Tübingen, 1991.
Hennig, L. Huth. Kommunikation als Problem der Linguistik. - Göttingen, 1975.
Scherner M. Textverstehen als «Spurenlesen». -Zur theoretischen Tragweite dieser Metaper // P. Canisus, C. Herbermann, G. Tchauder. Text und Grammatik. - Bochum, 1994.
Vater H. Einfuhrung in die Textlingustik. -Munchen, 2001.
V.E. Cherniavskaya
COGNITIVE LINGUISTICS AND TEXT: DO WE NEED A NEW CONCEPT OF TEXTUALITY
The article is primarily concerned with text and textuality as basic linguistic categories. What is the real object of present day linguistic research: text or discourse, is it possible to say that certain text features are constant per se, what is a new approach to texturality according cognitive science - these are the questions the article deals with.
