CC BY
91
Тарасов Б.Н. «Мыслящий тростник»: Жизнь и творчество Паскаля в восприятии русских философов и писателей. - М.: Языки славянской культуры, 2004. - 896 с.
Странно, что подобная книга, точнее, книга на такую же тему, не появилась раньше. Паскаль - мыслитель настолько «русский», дух его творений настолько соответствует духу русских философов и писателей (различение, в отношении русской культуры, более чем рискованное), частота цитирования его настолько велика - что идея исследовать предметно его роль в становлении нашей духовной культуры просто напрашивается. Книга Б.Н. Тарасова, конечно, представляет собой только начало такого исследования, но начало весьма значительное и многообещающее. Тарасов - идеальная фигура для такого начала. Знаток как русской, так и французской литературы и философии (кандидатская диссертация посвящена П. Валери, докторская - Чаадаеву), автор книг о Чаадаеве и Паскале, выходивших в серии ЖЗЛ, издатель сочинений Чаадаева, Достоевского, Тютчева -данная книга отнюдь не случайный шаг в его творческой биографии.
Сама книга составлена из трех основных частей: после краткого предисловия следует «Творческая биография Паскаля»; затем - раздел «Паскаль и русская культура», составленный из двух подразделов: «Русская религиозная философия и Паскаль» и «Русская классическая литература и Паскаль»; наконец, в приложении помещаются «Мысли» самого Паскаля - автор вполне справедливо рассудил, по-видимому, что сколько не переиздавай их - все будет мало.
Первый раздел, повторяющий в основных чертах книгу автора о Паскале, играет роль необходимого фона. Нельзя не согласиться с Б.Н. Тарасовым в том, что для его целей «важно постоянно иметь в виду своеобразие не только мысли, но и жизни Паскаля, в их конкретной полноте и внутреннем единстве, представлять реальное содержание основных этапов его биографии и внутреннюю закономерность их смены» (с. 8). Эта закономерность определяется Тарасовым как «движение от „науки“ к „религии“» (там же). Действительно, на этом фоне ярче проступает «избирательное сродство» (Тарасов очень удачно и к месту использует этот термин Гете) Паскаля с русскими мыслителями, многие из которых проделали, если и не в точности такое, то, во всяком случае, очень сходное движение.
Общий обзор бытования имени и идей Паскаля в русской культуре представлен в открывающей второй раздел главке «Паскаль и русская культура в движении времени». Обзор охватывает ХУШ-ХЕХ вв. и останавливается в начале XX в., точнее, в 1920 г. «на заседаниях
вольной философской ассоциации». Хочется продолжения. Русская культура, в том числе и религиозно-философская, не замерла и не умерла. Известно, что революция для многих стала поводом к тому, чтобы проделать описанное Тарасовым «движение Паскаля», совершить религиозное обращение. Какую роль сыграли здесь пример Паскаля и его «Мысли»? Перед историком философии, равно как и перед историком религии и историком Церкви открываются здесь широкие перспективы, хотя исследование переходит на совершенно новый, можно сказать - «бытовой» уровень. Это - не недостаток работы, сделанной Тарасовым, это - перспектива, которую эта работа открывает.
Способ изложения, избранный автором дальше, оставляет двойственное впечатление. Рассказ об основных идеях, темах, мотивах русской религиозной философии вообще и отдельных ее деятелях, в чьей мысли и судьбе судьба и мысль Паскаля сыграли особую роль, кажется чересчур дидактичным, порой - несколько упрощенным. Чувствуется, что автор захвачен темами и идеями русской мысли, что это и его темы и идеи. Это, впрочем, придает книге возможность играть роль хорошего учебного пособия в жанре «Введения в русскую религиозную философию». Однако, представляя «содержательные и формальные особенности отечественного философствования», сближая его с «иконописным умозрением в красках» и «святой русской литературой» (с. 281), он воспроизводит весьма, к сожалению, распространенный миф о ее «гиперлогичности», антропоцентричности и историософичности, противопоставляет ее «профессиональной», «абстрактно-спекулятивной», секуляризованной западной философии. Этот миф, увы, выводит «русскую философию» за пределы философии как таковой. Не потому ли и Д.С. Мережковский с Г.В. Адамовичем оказались в разделе, посвященном не литературе, а философии? Хотелось бы надеяться, что в русской религиозной философии достаточно философии в самом обычном смысле слова, чтобы историки философии и философы не потеряли к ней окончательно интерес.
Указанный дидактизм идет, однако, во вред и исследовательской стороне дела. Кажется, что каждый подраздел: «Хомяков и Паскаль», «Киреевский и Паскаль», «Розанов и Паскаль», Флоренский, Шестов, Мережковский, Франк, Вышеславцев и Паскаль - хотел бы быть больше, подробнее, конкретнее выявлять не только пересечения тем, но и взаимосвязи мыслей и их узлов. Да и самих разделов могло быть больше. Особенно странным кажется отсутствие раздела, посвященного П.Я. Чаадаеву, признанным специалистом в изучении которого
является автор. Интересным мог бы выйти и раздел о Паскале и Ю.Ф. Самарине: близость некоторых идей дополняется в этом случае и общей борьбой с влиянием иезуитов, критике которых Самарин посвятил специальное исследование, аналогичное «Письмам провинциала» вплоть до жанра: оно имеет форму писем к перешедшему в католичество и ставшему иезуитом о. Мартынову. Можно пожалеть и об отсутствии раздела, посвященного «русскому Ницше», К. Н. Леонтьеву. Впрочем, об этих и всех других возможных дополнениях следует сказать то, что уже было сказано: книга Б.Н. Тарасова предполагает дальнейшие исследования в данной области и открывает для них возможности.
Часть «Русская классическая литература и Паскаль» удалась автору, пожалуй, больше, чем предыдущая. Этюды об отношении к Паскалю Пушкина (во Введении) и Батюшкова проливают новый свет на духовную эволюцию обоих поэтов. Разделы о Тютчеве, Достоевском, Толстом представляют собой оригинальные исследования, обладающие как литературоведческой, так и историко-философской ценностью. Что, впрочем, вполне понятно - именно в отношении этих мыслителей любая попытка проведения границы между литературой и философией кажется заранее обреченной на провал. Очень важным представляется маленький раздел, посвященный отношению И.С. Тургенева к Паскалю: Тургенев оказался единственным в книге представителем мощной атеистической традиции в русской культуре. Представленная в этюде диалектика «раздосадованного и потрясенного» (с. 469) атеистического сознания, столкнувшегося с невероятной ясностью, отчетливостью и последовательностью религиозной мысли Паскаля, характерна отнюдь не только для великого писателя, но и для многих людей, близких ему по мировоззрению, таких как А.И. Герцен (если говорить о России) или Фр. Ницше.
Книга написана автором-христианином, для которого «живая и личная Богосоотнесенность каждой человеческой жизни и всего мироздания» (с. 16) является смыслообразующим стержнем жизни так же, как и для большинства его героев. Это позволяет ему избегать почти неизбежных при любой другой исследовательской позиции упрощений в самом главном - реконструкции их (героев) религиозного сознания. Это же делает книгу важной и нужной для современных богословов, философов, историков, филологов - православных и не только.
К. М. Антонов
