CC BY
78
ВЫСТУПЛЕНИЯ НА КРУГЛОМ СТОЛЕ
М.Г. Смирнова
Смирнова Марина Геннадьевна — доктор юридических наук, доцент, доцент кафедры теории и истории государства и права Санкт-Петербургского экономического университета
Стратегия закрепления социальных притязаний в праве
Стратегия закрепления социальных притязаний в праве выражена в совокупности критериев их институционализации.
Автор статьи, говоря о том, что субъекты (индивиды и социальные группы) своими активными внешними действиями побуждают правотворческие органы к институционализации в нормах права их собственных социальных притязаний, тем самым проводит мысль о рукотворности права, то есть о его сознательном творении1.
Как разъясняют словари, слово «институционализация» (от итал. Instituzionalizzare — узаконивать, закреплять в законодательном порядке) означает:
1) учреждение каких-либо новых общественных институтов (в 3-м значении);
2) правовое и организованное закрепление тех или иных общественных отношений2.
Толковый словарь обществоведческих терминов разъясняет, что под институционализацией понимается:
1) выработка норм права в какой-либо области общественных отношений (институтов), тех или иных форм общественного устройства;
2) учреждение социальных институтов;
3) процесс превращения какого-либо явления или движения в организованное учреждение (институт)3.
Наиболее короткое и емкое определение дает Большой толковый словарь русского языка под редакцией С.А. Кузнецова: «институционализировать» — значит «официально признать — признавать,
4
узаконить — узаконивать»4.
Проблемы институционализации в праве в настоящее время недостаточно разработаны в отечественной науке, лишь отдельные научные исследования можно выделить в данной сфере5.
Процесс институционализации социальных притязаний в праве рассматривается преимущественно с точки зрения социологического подхода. Как показал С. А. Муромцев, норме права предшествует первичное действие; если оно начинает многократно повторяться, то превращается в норму, то есть институционализируется в социологическом смысле6.
В предложенной нами концепции социальных притязаний термин «институционализация» используется в соответствии с его содержанием как процесс закрепления социальных притязаний в нормах права7. ва7.
При этом закрепляемые в праве социальные притязания должны отвечать определенным критериям8.
Первым критерий успешного закрепления социальных притязаний в законе является их соответствие историческим традициям, культуре, социально-экономической и политической ситуации, а также конъюнктуре момента (ожиданиям населения). Соответствие историческим традициям означает, что если проводится институционализация какой-либо инновации, то она не должна быть «слишком новой», то есть совершенно неожиданной, никак не связанной с традицией. К такому выводу, например, приходит Б. Вальденфельс, исследующий проблему инаковости порядка. Он справедливо утверждает, что если бы какой-то порядок существовал «совершенно иначе, чем мой собственный,
1 См.: Смирнова М.Г. Институционализация социального притязания в праве // Ленинградский юридический журнал. 2007. № 2 (8). С. 13—35.
2КрысинЛ.П. Толковый словарь иноязычных слов. М. 2010. С. 306.
3 Яценко Н.Е. Толковый словарь обществоведческих терминов. СПб., 1999. С. 155.
4 Большой толковый словарь русского языка /сост. и гл. ред. С.А. Кузнецов. СПб., 1998. С. 394.
5 Кононов А.А. Институционализация правового регулирования: автореф. дис. ... канд. юрид. наук. СПб., 2004; Мальцев Г.В. Социальные основания права. М. 2007. С. 385.
6 Муромцев С. А. Определение и основное разделение права. СПб., 2004. С. 151 —152.
7 См.: Смирнова М.Г. Институционализация социальных притязаний в праве. СПб. 2011.
8 См.: Смирнова М.Г. Критерии институционализации социального притязания в праве // Сборник международной научно-практической конференции молодых ученых «Восьмые осенние юридические чтения». Хмельницк, 2009. С. 89—92.
Смирнова М.Г. Стратегия закрепления социальных притязаний в праве
711
ВЫСТУПЛЕНИЯ НА КРУГЛОМ СТОЛЕ
то он был бы мне принципиально чуждым»1. Объективация инновации, не отвечающей вышеуказанному критерию, может привести к плачевным последствиям. Так, выдающийся юрист П.И. Новгородцев, предвидя пагубные последствия революции 1917 года, равно как и неизбежность крушения системы, установленной после ее осуществления, в работе «Восстановление святынь» писал: «Русскому человеку в грядущие годы потребуются героические, подвижнические усилия для того, чтобы жить и действовать в разрушенной и откинутой на несколько веков стране. Ему придется жить не только среди величайших материальных опустошений своей родины, но и среди ужасного развала всех ее культурных, общественных и бытовых основ»2.
Критерий соответствия социальных притязаний социально-экономической и политической ситуации означает то, что они должны вытекать из реальных общественных отношений, так как права личности — не «дар законодателя», а социальные возможности, обеспечивающие человеку определенный стандарт жизни. Законодатель не может искусственно «занижать» или «завышать» объем прав и свобод; он связан условиями социальных взаимосвязей людей, состоянием экономического развития общества и т. д. Так, в конце 90-х годов в нашей стране, по крайней мере, среди политической активной части населения сложились завышенные ожидания от принятия новых для нас норм либеральной экономики, парламентаризма, прав человека и т. п. Однако реальность показала, что эти нормы не отвечают социальным условиям их функционирования, поэтому наступило разочарование в них и осознание необходимости их корректировки.
В качестве второго критерия объективации социального притязания в законе выступает требование об его относительной рациональности, то есть закрепленные в норме права социальные интересы должны служить обеспечению целостности, интеграции общества, преодолению политического противостояния. Важно отметить, что право — это важнейший инструмент обеспечения единства общества. Общество, представляющее собой сложный конгломерат различных, зачастую противоборствующих друг с другом субъектов социального действия, находит свое единство именно в праве.
Важно иметь в виду, что социальное единство на основе права — это единство различий, а не их отрицание или нивелировка. Право интегрирует общество, не унифицируя его. Ведь интеграция общества может быть достигнута различными способами, в том числе и силовым путем, характерным для обществ авторитарного и тоталитарного типа. Примером в данном случае является унификация в так называемом социалистическом обществе. Причем для нашей страны характерна была не только идеологическая и социальная, но и национально-этническая унификация, когда политика государства была направлена на формирование так называемой единой общности «советский народ», в рамках которой зачастую игнорировались национально-этнические различия. В отличие от этого, правовая интеграция осуществляется не путем подавления различий и навязывания обществу сверху чьей-то политической воли, а посредством взаимоувязки многообразных социальных притязаний, интересов различных социальных субъектов, которые находят в праве свое отражение и защиту.
Стоит согласиться с А.А. Соколовой, что поиск модели согласования интересов как основы социально обусловленного законодательства видится в направлении демократизации и совершенствования институциональных аспектов законодательной деятельности. Перспективными в этом вопросе следует признать, во-первых, правовое обеспечение содержательной и процедурно-процессуальной сторон участия общественных институтов в законодательной деятельности; во-вторых, оптимизацию действия обеспечивающих законотворчество факторов (прежде всего программирующего, научного, информационного); расширение круга субъектов права законодательной инициативы; реальное осуществление институтов непосредственной демократии3.
Право, конечно, — не единственный фактор социальной интеграции. Общество удерживается в рамках единой системной целостности благодаря взаимодействию сложного комплекса ценностных, нормативных и иных регуляторов — права, нравственности, религии, культуры, моды, нормативов делового общения и т. п.
Под влиянием интеграционного воздействия различных регуляторов у членов общества формируются установки на следование групповым стереотипам, стремление оправдывать социальные ожидания, улучшать свой социальный статус путем достижения общепризнанных, как правило, нормативно зафиксированных социальных притязаний.
Благодаря своей общезначимости и общеобязательности право занимает особое место в этой системе социальных регуляторов. В данной связи современный американский социолог права Л. Мейхью говорит о том, что право стимулирует процесс социальной интеграции, с одной стороны, путем адекватного истолкования смысла основных социальных ценностей, а с другой — с помощью
1 Waldenfels B. Der Stachel des Fremden. Frankfurt am Main, 1991. P. 28.
2 Новгородцев П.И. Об общественном идеале. М., 1991. С. 576—577.
3 Соколова А.А. Социальные аспекты правообразования. Минск, 2003. С. 117.
Юридическая техника. 2015. № 9
ВЫСТУПЛЕНИЯ НА КРУГЛОМ СТОЛЕ
репрессивных механизмов, которые имеются в распоряжении различных правоприменительных органов (суда, прокуратуры, полиции и т. д.)1.
При этом следует подчеркнуть, что в процессе закрепления социальных притязаний в соответствующих формах они не должны наносить ущерба свободе других индивидов, социальных групп, не должны ущемлять их здоровые интересы. Именно это положение и составляет суть второго критерия объективации социального притязания в законе, а его соблюдение способствует интеграции общества. Данный критерий является зеркальным отражением категорического императива И. Канта, который великий мыслитель назвал «всеобщим правовом законом», — поступай внешне так, чтобы свободное проявление твоего произвола было совместимо со свободой каждого, сообразно со всеобщим законом2. Этот критерий является главным, поэтому очень важно, чтобы закрепляемые в соответствующих формах социальные притязания, прежде всего, соответствовали ему. В основном в правотворческой деятельности так и происходит, но бывают и исключения. Ярким примером может послужить разработка законодателем конструкции аренды как способа приватизации, в соответствии с которой арендаторами становились не трудовые коллективы (как при последующей официальной приватизации), а самостоятельный субъект — организация арендаторов, формируемая из активных работников-трудяг данного коллектива. При подготовке законопроекта об аренде так и не был поставлен и решен вопрос, относящийся к идее философского «основного закона»: не ущемляет ли порядок предоставления государственного имущества арендаторам из числа работников коллектива права (и свободы) других членов коллектива? И если да, то каково возможное решение трудностей, возникающих при реализации закона? И верно, трудности подобного свойства в последующем действительно были. Об этом ныне приходится говорить еще и потому, что аналогичные по важности и трудности проблемы возникают при совершении сделок, предметом которых является имущественный комплекс (предприятие в целом), включающий работающих там людей — персонал3.
Третьим критерием законодательного закрепления социального притязания является общезначимость отношений, получающих отражение в норме права, в случае объективизации социальных притязаний.
Государство не должно стремиться к глобальной, всеохватывающей регламентации отношений между людьми, ставить цель держать каждого на «коротком поводке». Стремление «все предусмотреть и охватить» может связать инициативу и активность личности, культивировать пассивность. Да такой подход практически и не осуществим, ибо некоторые сферы человеческих отношений не поддаются какой-либо регламентации. Всякая норма права отражает и защищает известный интерес, но не всякий интерес опосредствуется правом. В качестве субъективных прав оформляются лишь наиболее важные, существенные с точки зрения государства, общественно значимые интересы, социальные притязания. Их можно было бы назвать генеральными, или базовыми. В противном случае прав было бы бесчисленное множество и уже этим они были бы обесценены. К тому же соответственно возросло бы и количество обязанностей. Все оказались бы настолько связаны между собой юридически, что нельзя было бы и шагу шагнуть без специального разрешения. Невозможно все втиснуть в рамки закона, да в этом и нет нужды.
Таким образом, законодатель, а также все субъекты правотворческих полномочий обязаны правильно определить круг общественных отношений (предмет правового регулирования), который подлежит юридической регламентации. Неоправданное расширение пределов вмешательства права в регулирование общественных отношений приведет к нежелательным последствиям, ошибкам в правовой политике.
Важно отметить, что общезначимость нормы, полученной в результате институционализации в ней социального притязания, придает именно то обстоятельство, что субъекты отношений выступают здесь как формально равные друг другу лица. Это означает, что на их месте может оказаться любой человек, принадлежащий к сфере отношений, которые регулируются данной нормой. Принцип общезначимости права накладывает на взаимоотношения свободных и равных субъектов ограничения, не позволяющие им ущемлять свободу других лиц, отказывая им в равенстве.
Общезначимость нормы также можно использовать как критерий при оценке правовой природы фактически складывающихся социальных норм. Норма, которая не носит общезначимого характера, то есть не может быть распространена на всех субъектов регулируемого ею круга отношений, не является по своей природе и сущности правовой нормой и, следовательно, она не должна быть возведена в закон (в общеобязательную норму действующего позитивного права).
1 Цит. по: Лапаева В.В. Социология права / под ред. В.С. Нерсесянца. М. 2000. С. 189.
2 Кант И. Основы метафизики нравственности. Критика практического разума. Метафизика нравов. СПб. 1995. С. 286.
3 См.: Степанов С.А. Предприятие как имущественный комплекс по Гражданскому кодексу Российской Федерации: автореф. дис. ... канд. юрид.наук. Екатеринбург, 2000. С. 12.
Смирнова М.Г. Стратегия закрепления социальных притязаний в праве
713
ВЫСТУПЛЕНИЯ НА КРУГЛОМ СТОЛЕ
Работающий характер такого критерия можно продемонстрировать на следующих примерах. В 70-80 годы в бывшем СССР в сфере отношений так называемой теневой экономики сложилась практика обмена между предприятиями накопившимися у них сверхнормативными запасами ресурсов (выделились даже ресурсы, используемые в качестве своего рода всеобщего эквивалента — скот, цемент, кирпич, трубы и т. п.). К началу перестройки, когда уже было очевидно, что советское плановое хозяйство с его жесткой централизацией не в состоянии обеспечить надлежащее распределение ресурсов, ряд экономистов предлагали легализовать эту практику обмена, закрепив такую возможность в законодательстве1.
На первый взгляд, такое решение следовало бы считать социально оправданным, поскольку оно было вызвано хозяйственной необходимостью. Однако, если посмотреть на проблему с позиции правовых отношений собственности, то в данном случае предприятия обменивали то, что не являлось их собственностью (у них было лишь право оперативного управления этим имуществом), то есть они обменивали не свое, а чужое. Отсюда следует, что данные отношения обмена по своей природе носили характер исключения из общезначимого правила, (ведь, по общему правилу, обменивать можно свое), а поэтому они не могли иметь то всеобщее значение, которое требуется правовой нормой. Отсутствие же у таких обменных норм правовой природы не позволяет придать им форму закона. На этом примере хорошо видно и то обстоятельство, что отсутствие общезначимости нормы неизбежно влечет за собой неравенство субъектов данных отношений. Ведь при легализации подобной практики обмена в более выгодном положении оказались бы не те, кто лучше работал, а те, кто сумел каким-то иным образом накопить излишек ресурсов для обмена2.
Четвертым критерием институционализации социального притязания в законе является формальное равенство субъектов отношений, получающих отражение в норме права, в случае объективизации социальных притязаний.
Данный критерий означает, что социальные интересы субъектов, выраженные в притязаниях, реализуются в правовой форме в том случае, когда свобода в реализации интереса одного субъекта допускает равную меру свободы для интереса другого субъекта (то есть нет привилегий для одного интереса за счет ущемления другого)3.
Например, в Конституции РФ (ст. 81) есть норма, согласно которой Президентом страны может быть лишь тот, кто прожил в ней не менее 10 лет4. Нет ли в данном случае нарушения принципа правового равенства? Очевидно, что на момент принятия Конституции РФ (то есть в 1993 г.) было достаточно веских оснований считать, что для того, чтобы понимать, что происходит в нашей стране и что нужно для ее благополучия, необходимо прожить в ней не менее 10 лет. Человек, проживший 10 лет до 1993 года за пределами страны, не мог понимать реального положения дел в стране в 1993 году настолько хорошо, чтобы ему можно было доверить осуществление функций главы государства.
Нормы права, в которых получают свое закрепление социальные притязания субъектов, с нарушением критерия формального равенства подлежат отмене. Примером может служить часть 2 статьи 235 старого КЗоТа РФ и пункт 3 статьи 25 Федерального закона «О профессиональных союзах, их правах и гарантиях деятельности», согласно которым не допускалось без предварительного согласия соответствующих профсоюзных органов увольнение по инициативе администрации работников, входящих в состав профсоюзных органов и не освобожденных от основной работы, в том числе и в случаях совершения ими дисциплинарных проступков5. Таким образом, эти нормы предоставляли работникам, входящим в состав профсоюзных органов и не освобожденным от основной работы, необоснованные преимущества по сравнению с другими работниками и создавали возможность злоупотребления правом, что несовместимо с положениями статьи 19 Конституции РФ о равенстве всех перед законом и о гарантиях равенства прав и свобод человека и гражданина. Конституционный суд Российской Федерации своим постановлением от 24 января 2002 года № 257- 0 постановил: «Признать не соответствующими Конституции РФ, ее статьям 19 (ч. 1 и 2), 34 (ч. 1), 35 (ч. 2), 37 (ч. 1), 46 (часть 1) и 55 (ч. 3), часть вторую статьи 235 Кодекса законов о труде Российской Федерации и пункт 3 статьи 25 Федерального закона «О профессиональных союзах, их правах и гарантиях деятельности», в той части, в какой ими не допускается без предварительного согласия соответствующих профсоюзных органов увольнение работников, входящих в состав профсоюзных органов и не освобожденных от основ-
1 См.: Заславская Т.И. Экономическое поведение и экономическое развитие // ЭКО. 1980. № 3. С. 29.
2 См.: Лапаева В.В. Социология права / под ред. В.С. Нерсесянца. М. 2000. С.187.
3 См.: Нерсесянц В.С. Право — математика свободы. М. 1996. С. 92.
4 Конституция Российской Федерации (принята всенародным голосованием 12 декабря 1993 г.) // Собрание законодательства РФ. 2009. № 4, ст. 445.
5 Кодекс законов о труде Российской Федерации (в ред. Закона РФ от 25 сентября 1992 г. № 3543-1) // Ведомости СНД РФ и ВС РФ. 1992. № 41, ст. 2245.
Юридическая техника. 2015. № 9
ВЫСТУПЛЕНИЯ НА КРУГЛОМ СТОЛЕ
ной работы, в случаях совершения ими дисциплинарных проступков, являющихся в соответствии с законом основанием для расторжения трудового договора по инициативе работодателя»1.
Аналогичные нормы, нарушающие принцип формального равенства, содержит и вновь принятый Трудовой кодекс Российской Федерации. Так, согласно статье 374 ТК РФ увольнение по инициативе работодателя руководителей (их заместителей) выборных коллегиальных органов организации, ее структурных подразделений (не ниже цеховых и приравненных к ним), не освобожденных от основной работы в соответствии с пунктом 5 статьи 81 ТК РФ (за неоднократное неисполнение работником без уважительных причин трудовых обязанностей, если он имеет дисциплинарное взыскание) допускается, помимо общего порядка увольнения, только с предварительного согласия соответствующих вышестоящего выборного профсоюзного органа2. Это положение нормы вновь предоставляет преимущества работникам, являющихся руководителями (их заместителями) выборных коллегиальных органов организации, ее структурных подразделений (не ниже цеховых и приравненных к ним) и не освобожденных от основной работы, тем самым ставит их в неравное положение по сравнению с другими работниками предприятия.
Таким образом, нормативная конкретизация формального равенства требует от законодателя творческого подхода, нахождения такого социально обусловленного решения, которое в наибольшей степени отвечало бы общественным потребностям и задачам правовой регуляции конкретных отношений с учетом всего комплекса в общем контексте реалий данной социально-исторической действительности.
При юридико-социологическом изучении и рассмотрении конкретных форм проявления общеправового принципа формального равенства определенную сложность представляет проблема правовой трактовки и оценки таких различных по своей сути явлений, как льготы и привилегии. В общем виде можно сказать, что право (правовой принцип формального равенства и соответствующие этому принципу правовые нормы) допускает и признает льготы как правовое явление и отрицает привилегии как антиправовое (правонарушающее) явление. Хотя, по мнению ряда ученых, в действительности, государство некоторым категориям граждан предоставляет ряд «экономических, социальных и культурных прав» как привилегию, то есть как определенное преимущество, коего не имеет остальная часть граждан, с очевидностью игнорируя тем самым принцип формального равенства3.
Под правовой льготой понимается правомерное облегчение положения субъекта, позволяющее ему полнее удовлетворить свои интересы и выражающее как в предоставлении дополнительных, особых прав (преимуществ), так и в освобождении от обязанностей4. Льгота — это предусмотренное правовой нормой преимущество компенсационного характера в пользу тех или иных социально ущемленных или слабо защищенных категорий населения, которые по объективным (социально признанным и легитимированным) причинам не в состоянии в полной мере (наравне с другими членами общества) воспользоваться общим правовым равенством (равной правоспособностью) и нуждаются в дополнительной поддержке со стороны права. К их числу относятся, например, льготы для ветеранов войны и труда, для инвалидов, для многодетных семей, для представителей малочисленных народов при поступлении в вуз, налоговые льготы для предприятий, использующих труд инвалидов, квоты для женщин в руководящих органах политических объединений, в органах власти и т. д.
Социальная обусловленность льгот состоит в том, что они по своему смыслу и целям направлены на реальное осуществление того равноправия всех членов общества, которое присуще правовому способу регуляции общественных отношений5.
Привилегии же, напротив, лишены такой социальной обусловленности и оправданности и направлены не на реализацию правовых возможностей в пределах уровня (и меры) правового равенства, а на получение тем или иным субъектом в порядке исключения (то есть в обход и нарушение общих требований правовой нормы) личной выгоды сверх уровня (и меры) правового равенства. Так, если налоговые преимущества (освобождение от налогов или уменьшение их размера) предприятий, использующих труд инвалидов, — это социально оправданная и правомерная льгота, то такие же нало-
1 По делу о проверке конституционности положений части второй статьи 170 и части второй статьи 235 Кодекса законов о труде Российской Федерации и пункта 3 статьи 25 Федерального закона «О профессиональных союзах, их правах и гарантиях деятельности» в связи с запросами Зерноградского районного суда Ростовской области и Центрального районного суда города Кемерово: постановление Конституционного Суда РФ от 24 января 2002 г. № 3-П // Российская газета. 2002. 7 февраля.
2 См.: Комментарии к Трудовому кодексу Российской Федерации / под. ред. К.Н. Гусова. М., 2011. С. 790—791.
3 См.: МамутЛ.С. Социальное государство с точки зрения права // Государство и право. 2001. №. 7. С. 9; Четвер-нин В.А. Г осударство: сущность, понятие, структура, функции // Проблемы общей теории права и государства. М., 1999. С. 639.
4 См.: МалькоА.В. Льготная и поощрительная правовая политика. СПб., 2004. С. 57.
5 См.: Морозова И.С. Льготы в Российском праве (Вопросы теории и практики): автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Саратов, 1999. С. 12—13.
Смирнова М.Г. Стратегия закрепления социальных притязаний в праве
715
ВЫСТУПЛЕНИЯ НА КРУГЛОМ СТОЛЕ
говые преимущества, предоставляемые обычному предприятию, — это по своей сути антисоциальная и антиправовая привилегия1.
Во всех тех ситуациях и случаях, когда возникает проблема правовой оценки тех или иных преимуществ определенных субъектов социальных отношений в качестве правомерных льгот или, напротив, неправомерных (противоправных) привилегий, критерием является принцип формального равенства.
В целом можно сказать, что критерием определения правовой природы того или иного отношения является формальное равенство субъектов этого отношения. Когда отношения такого рода, неоднократно повторяясь, складываются в устойчивое правило поведения, мы говорим о формировании правовой нормы. Правовую норму, следовательно, можно определить как норму, регулирующую отношения между формально равными субъектами общения.
Таким образом, если теория права сумеет разглядеть существующие или зарождающиеся в недрах социальной практики отношения, которые складываются на началах добровольного согласия и равенства сторон, то будет найдено направление правового развития данной сферы общественных отношений, нуждающееся в признании и поддержке законодателя. А если эти отношения уже приобрели нормативный характер, то мы имеем дело с фактически действующей общезначимой нормой, которая по своей природе является правовой и нуждается в законодательном признании и закреплении уже в качестве обеспеченной государственной защитой нормы.
Важно заметить, что в этом критерии находит свое яркое проявление идея социальной справедливости, если под справедливостью понимать формальное равенство свободных людей, соответствие (соразмерность) их правомочий и обязанностей, эквивалентность отдаваемого ими обществу и получаемого от него2. В процессе воплощения в жизнь социальной справедливости происходит равномерное перераспределение между субъектами экономических, социальных и политических благ. Один из известных сторонников либерального направления в социальной философии Ф. Хайек так определяет значение справедливости для современного миропорядка: «Три ценности, на которых стоит цивилизация... мир, свобода и справедливость. Будучи самыми важными ценностями, они — все еще наименее гарантированные продукты цивилизации»3.
Та или иная идея справедливости занимает центральное место в структуре ценностнонормативных ориентации любого общества. Представления общества о справедливости составляют стержень его правосознания в силу глубокого внутреннего единства таких социальных феноменов, как справедливость, свобода, правовое равенство.
Российское общество в этом плане не является исключением, более того, искания правды и справедливости всегда были одной из характерных особенностей российского менталитета. Поэтому современные преобразования российского общества не должны осуществляться вразрез с доминирующими в нем представлениями о справедливости. Однако, как свидетельствуют исследования, проводимые различными социологическими центрами на протяжении всего постперестроечного периода, реформирование общественных (и прежде всего экономических) отношений устойчиво сопровождается ущемлением чувства социальной справедливости у значительной части населения.
Игнорирование фундаментальной потребности людей в справедливости общественного устройства блокирует процессы нормальной правовой социализации. Люди перестают понимать, что есть добро и что зло, теряют не только нравственные, но и правовые ориентиры. В результате неизбежно ломается нравственный стержень общества и деформируется его правовое развитие.
Опытные политики хорошо понимают фундаментальное значение для общества идей социальной справедливости. В частности, как подчеркнула М. Тэтчер в своем интервью газете «Аргументы и факты», для того, чтобы люди могли поверить в себя, нужны две вещи — во-первых, торжество справедливости и, во-вторых, — здоровая валюта4. Потребность людей в справедливости так же естественна, как потребность в свободе и в нормальных, упорядоченных взаимоотношениях в рамках социума. В основе любого общественного устройства лежит та или иная идея справедливости, разделяемая большинством населения. Она составляет нравственный стержень общества, опору его ценностнонормативной системы и правопорядка, фундамент, на котором строится общественное согласие.
Именно по этим причинам та или иная идея справедливости занимает центральное место в структуре особенно значимых для правотворчества ценностно-нормативных ориентаций общества. При этом законодателю, стремящемуся создавать законы в соответствии с господствующими в обществе представлениями о справедливости, нет нужды заниматься философскими рассуждениями о сущности справедливости, о добре и зле и т. д. Его задача заключается в том, чтобы в каждом конкретном случае правового регулирования найти и сформулировать надлежащую форму (норму) конкретизации принципа правового равенства, а следовательно, и общесправедливого для адресатов
1 См.: Лапаева В.В. Социология права / под ред. В.С. Нерсесянца. М. 2000. С.186.
2 См.: МамутЛ.С. Социальное государство с точки зрения права. // Государство и право. 2001. № 7. С. 10. 3ХайекФ. Общество свободных // Открытая политика. 1995. № 8 (10). С. 35—36.
4 См.: Маргарет Тэтчер о самом важном в политике // Аргументы и факты. 1996. № 35. С. 3.
Юридическая техника. 2015. № 9
ВЫСТУПЛЕНИЯ НА КРУГЛОМ СТОЛЕ
права способа согласования социальных интересов, притязаний в сфере регуляции соответствующей правовой нормы.
Если такое согласование будет найдено, то механизм реализации закона в силу его социальной обусловленности и адекватности значительно упростится: опыт показывает, что закон, основанный на справедливом учете и согласовании различных социальных интересов, притязаний и тем самым способствующий равно справедливому для всех свободному развитию общественных отношений (то есть правовой закон), обладает внутренней потенцией к самореализации. В отличие от этого, неправовой закон (а с позиций теории права — это социально необоснованный, неоправданный, антисоциальный закон, нацеленный на защиту одних интересов в ущерб другим) для своей реализации нуждается в жестких, репрессивных механизмах1.
Пятый критерий законодательного закрепления социального притязания может быть сформулирован следующим образом — подверженность отношений, получающих отражение в норме права, внешнему контролю и прямая заинтересованность в них общества.
Каковы же объективные свойства регулируемых правом отношений?
1. Как уже говорилось ранее, право регулирует далеко не все отношения между людьми. Многие из них оно вообще не в состоянии урегулировать, ибо они не подвержены внешнему контролю, — там действуют иные социальные нормы, в том числе и этические нормы, внутренние «тормоза» личности2.
Итак, объективно правовые нормы применяются только там, где имеется возможность проверить выполнение этих норм, а в нужных случаях — с помощью принуждения заставить исполнить их3. Так, не могут быть урегулированы правом некоторые отношения людей между собой, вопросы любви и дружбы.
Законодатель может, конечно, урегулировать законом эти вопросы, но данные нормы права будут бездействующими, так как личные вопросы, и с помощью мер государственного принуждения заставить их выполнять не представляется возможным.
2. Юридическая норма может регулировать только такие общественные отношения, которые выражаются или могут быть выражаться в актах волевого поведения участников этих отношений.
«У отдельного человека для того, чтобы он стал действовать, все побудительные силы, вызывающие его действия, неизбежно должны пройти через его голову, должны превратиться в побуждение его воли»4. Поэтому нельзя предписывать или запрещать то, что не зависит от воли того, кому это предписывается или запрещается. Например, нельзя в правовом порядке регулировать продолжительность жизни. Не обязательно, чтобы отношение было волевым в данный момент. Достаточно, чтоб оно было таким в будущем. Примером может служить наследование. Сам факт наследования наступает сразу же после смерти наследодателя и ни от чей воли не зависит. Но распоряжение наследством, принятие или отказ от него — это уже волевой акт наследников.
3. Правовому воздействию могут подвергаться только действия как таковые, выраженные вовне. Воля, не объективированная вовне, не имеет значения для права. Ни взгляды, ни убеждения участников общественных отношений не могут быть объектом правового регулирования. «Помимо своих действий я совершенно не существую для закона, совершенно не являюсь его объектом. Законы, которые делают главным критерием не действия как таковые, а образ мыслей действующего лица — это не что иное, как позитивные санкции беззакония»5. О мыслях и чувствах человека можно судить только по его поступкам и действиям. Мысли и чувства не поддаются правовой регламентации, так как нельзя путем внешнего приказа мыслить и чувствовать определенным образом. Так, невозможно путем приказа атеиста превратить в верующего человека, заставить человека любить музыку и понимать красоту природы.
Важно также отметить, что закон не закрепляет в субъективных правах многие интересы не потому, что они малозначительны, а потому, что их слишком много и он не в состоянии «охватить» и должным образом защитить все, а государство не может их материально обеспечить, удовлетворить. Поэтому в качестве субъективных прав приходится декретировать из важных интересов наиболее важные, из массовых — наиболее типичные и жизненно необходимые, из существенных — наиболее существенные, основополагающие6.
Именно такие интересы, социальные притязания получают свою институционализацию в праве, к тому же в них должно быть прямо заинтересованно общество, то есть они должны быть разумны, социально оправданны и отвечать общественным представлениям. Необоснованные притязания лично-
1 См.: Лапаева В.В. Социология права / под ред. В.С. Нерсесянца. М. 2000. С. 206.
2 См.: Лазарев В.В. Определение сферы правового регулирования // Правоведение. 1980. № 5. С. 64.; Лившиц Р.З. Теория права. М. 1994. С. 91—102.
3 Это качество регулируемых общественных отношений О.С. Иоффе называет способностью быть подконтрольными государству. Иоффе О.С. Советское гражданское право. Л., 1965. Ч. 3.
4 См.: Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. М. Т. 21. С. 310.
5 Там же. Т. 1. С. 14.
6 См.: Матузов Н.И. Правовая система и личность. Саратов, 1987. С. 124.
Смирнова М.Г. Стратегия закрепления социальных притязаний в праве
717
ВЫСТУПЛЕНИЯ НА КРУГЛОМ СТОЛЕ
сти, даже если они и не противоречат праву, закон поддерживать и защищать не должен. Это значит, что надо различать объективно необходимые потребности, интересы, притязания, без которых личность действительно не может обойтись, и завышенные (непомерные) притязания, не осуществимые на данном этапе развития общества. Излишне высокие требования и запросы могут граничить с простыми прихотями и их нельзя подводить под «закон», они скорее «незаконны». Как заметил Гегель, «строгую меру в удовлетворении потребностей указать невозможно, но каждый может знать, что именно ему полезно, а что вредно»1.
В качестве шестого критерия объективации социального притязания в законе выступает требование о его не противоречии нормам общечеловеческой морали, так как нельзя не видеть, что на протяжении всей истории человечества формировались и крепли элементарные гуманистические представления о том, каковы должны быть отношения между людьми.
С какими же требованиями морали не должны вступать в противоречия социальные притязания?
Прежде всего — с общепринятыми, общечеловеческими, элементарными, этическими требованиями, соответствующими, например, библейским заповедям.
При этом элементарные общечеловеческие требования, основанные на Христовых заповедях («Не укради», «Не убий» и т. д.), принципиально важны по самой своей глубинной сути: они в этой своей глубинной сути подчас в полной мере раскрываются именно сейчас, в современную эпоху. В то же время элементарные общечеловеческие требования, издревле утвердившиеся в бытии и образе жизни людей, не сводятся к ним одним, а представляют собой более конкретизированные и развернутые нормативные положения; такие связанные с современным уровнем цивилизации, как добросовестность, вера в свои поступки, открытое признание своей вины и другие, из того же ряда.
Право по своей органике представляет собой явление глубоко морального порядка и его функционирование оказывается невозможным без прямого включения в ткань права моральных критериев и оценок. Таким образом, право обусловлено элементарными общечеловеческими моральными требованиями2.
Конечно, на каждой ступени право выражает сообразные данной эпохи гуманитарные и моральные принципы, которые в той или иной мере согласуются с условиями жизни и требованиями общества этой эпохи, принятыми им. Вместе с тем, нужно иметь в виду, что есть высшие гуманитарные начала и ценности, обусловленные самой сутью, природой общества и заложенным в его органике стремлением человека к высокому, достойному положению — всем тем, что реализуется в высших ценностях права.
Поэтому большинство авторов считают право и мораль органически связанными, едиными. «Социально-историческое и культурное развитие человечества гораздо больше говорят нам о единстве и близости морали и права, чем об их противоположности», — констатирует Г.В. Мальцев3.
Особый вклад в исследование проблемы соотношения права и морали внес В.М. Шафиров. Рассматривая в своей работе «Естественно-позитивное право» право и мораль в аспекте должного (обязанностей) и в аспекте возможного (прав), уважаемый ученый приходит к выводу о взаимодействии и взаимодополнительности вышеуказанных категорий4.
Действительно, главные их общие черты проявляются в том, что они являются моментами содержания человеческой культуры и цивилизации, имеют нормативное содержание и служат регуляторами поведения людей, служат общей цели — согласованию межличностных интересов и интересов личности и общества, обеспечению и возвышению достоинства человека; для них характерно структурное единство; они направлены на формирование должного, исходя из сущего; оба нормативноцелостных регулятора являются показателями гуманности социума и морального и правового прогресса.
Существенно указать, что мораль и право являются ценностными формами сознания и обладают ценностным единством; в основе своей они имеют проявление свободной воли индивида и обращены к его ответственности за свои действия; идея справедливости воплощается и в праве и в морали (нравственности). Именно поэтому, исходя из единства этих категорий, можно сделать вывод о том, что те социальные притязания, которые получают свою объективацию в праве, должны не только не противоречить нормам общечеловеческой морали, но и должны иметь глубоко моральное содержание. Если так происходит, то социальные притязания, трансформируясь, в конечном итоге в субъективные права, являются своеобразным связующим звеном между правом и моралью, так как в нормах права, при помощи институционализации социальных притязаний, происходит объективация основных (в том числе моральных) ценностей цивилизованного общества.
1 Гегель Г.В.Ф. Работы разных лет. М. 1971. Т. 2. С. 64.
2 См.: Алексеев С.С. Восхождение к праву. Поиски и решения. М. 2001. С. 208—209.
3 Мальцев Г.В. Соотношение нравственности, морали и права в философии Гегеля // Философия права Гегеля и современность. М., 1977. С. 143.
4 См.: Шафиров В.М. Естественно-позитивное право: введение в теорию. Красноярск, 2004. С. 199—259.
Юридическая техника. 2015. № 9
ВЫСТУПЛЕНИЯ НА КРУГЛОМ СТОЛЕ
Седьмым критерием успешного закрепления социального притязания в законе является его реальная исполнимость. Реальная исполнимость социальных притязаний означает то, что закон должен закреплять только практически осуществимые возможности и обеспечивать их юридическим механизмом реализации. Поэтому требования притязателей должны быть фактически возможны и исполнимы. Если юридическая норма требует или дозволяет объективно невозможное, то она лишается своей реальной регулирующей силы: «Право не защищает ничего невозможного»1, — отмечалось в русской литературе; «Требования должны быть известной величины, физически возможны и исполнимы»2; «Дозволенное можно совершать лишь в пределах фактической, реальной возможности»3. При этом в современных исследованиях общих критериев качества закона правильно подчеркивается, что юридический аспект качества закона характеризует закрепление таких правовых средств, которые способны обеспечить действенное регулирование общественных отношений4.
Проблема реальной исполнимости требований притязателей напрямую связана с обеспечением права, которая подробно исследуется в научной юридической литературе5.
В толковых словарях русского языка слово «обеспечение (обеспечить)» определяется как «действие, достаточные средства к жизни, то, что служит ручательством, гарантией, делает вполне возможным, действительным, создает все необходимые условия для осуществления чего-либо, ограждает, защищает, охраняет»6.
Главная цель обеспечения — создание благоприятных условий для осуществления прав и свобод, приобретения и пользования различными благами.
Условия — это совокупность факторов, воздействующих на кого-либо, что-либо и создающих среду, в которой происходит, проистекает что-либо7. Благоприятную среду для осуществления личностью своих прав и свобод на макроуровне способны сформировать только общество и государство. Конечно, не всякое общество, как и не всякое государство, настроено на это и готово к этому. Создание таких условий в полном объеме под силу лишь развитому гражданскому обществу и государству, которое принято определять как правовое, демократическое, социальное. На макроуровне формируются прежде всего общие условия, позволяющие превращать потенциальную возможность реализации прав в свобод в реальную, действительную. В числе общих условий, факторов, способствующих образованию благоприятной среды для осуществления прав и свобод, принято в первую очередь выделять экономические, политические, социальные, духовные и правовые условия8.
Все эти благоприятные условия составляют тот фон, на котором только и способен наиболее эффективно функционировать юридический механизм обеспечения прав и свобод. В то же время эти условия — не декорация на сцене, не виртуальная, а фактическая реальность, наличие которой открывает саму возможность институционализации социальных притязаний в праве, в последующем возможность их реальной исполнимости.
Итак, охарактеризовав основные критерии институционализации социальных притязаний, хотелось бы отметить, что если требования, выдвигаемые притязателями, отвечают вышеперечисленным критериям, то они должны быть закреплены в нормах права и получить свою дальнейшую реализацию в субъективных правах или законных интересах. Необходимо подчеркнуть, что закрепление социальных притязаний в нормах права — это не какие-то уступки и льготы, которые законодатель преподносит притязателям, этот очень важный процесс служит средством достижения социальной удовлетворенности субъектов, является методом повышения их общечеловеческой активности и жизненного уровня. Именно от степени развитости системы институционализации социальных притязаний в действующем законодательстве зависит степень его эффективности, действенности, это в свою очередь и обусловливает важность правильного выделения соответствующих критериев.
1 Муромцев С. Определение и основное разделение права. М., 1879. С. 94.
2 Гололобов К.И. Законоведение. Саратов, 1912. С. 30.
3 Коркунов. Н.М. Лекции по общей теории права. М., 1909. С. 149.
4 Сырых Е.В. Общие критерии качества закона: автореф. дис. ... канд. юрид. наук. М. 2001. С. 16. О принципе обеспечения действенности норм права, их применимости см.: Законотворчество в Российской Федерации / под ред. А.С. Пиголкина. М., 2000. С. 64—67.
5 См.: Мордовец А.С. Социально-юридический механизм обеспечения прав человека и гражданина. Саратов, 1996; Шадрин В.С. Обеспечение прав личности при расследовании преступлений. М., 2000; Сапун В.А. Теория правовых средств и механизм реализации права: автореф. дис. ... д-ра юрид. наук. Н. Новгород, 2002. С. 31—35; Игнатов В.П. Обеспечение прав человека и законности в деятельности правоохранительных органов: учебное пособие. М., 2003; Шафиров В.М. Обеспечение права: человекоцентристский подход. Красноярск, 2005; и т. д.
6 См.: Словарь русского языка: в 4 т. М., 1982. Т. II: К—О. С. 529; Толковый словарь русского языка / под ред. Д.Н. Ушакова. М., 2000. Т. II. С. 632—633; Большой толковый словарь русского языка. СПб., 2000. С. 666.
7 См.: Словарь синонимов. М., 1976. С. 609.
8 См.: Шафиров В.М. Обеспечение права: человекоцентристский подход. Красноярск, 2005. С. 21—22.
Смирнова М.Г. Стратегия закрепления социальных притязаний в праве
719
