CC BY
4А. Б. СТАРОСТИНА
СПОРЫ О ДРАКОНАХ - 2006
I.
Китайский дракон § 1 (лун) — сложная мифологема. Сам он из породы синтетических чудищ, какими были сфинксы, грифоны, ехидны и химеры. Частями своего облика одарили китайского дракона (по словарю «Шо вэнь цзе цзы», «главу чешуйчатых тварей») очень многие животные. Разные народности Китая представляют его себе неодинаково. Исторически его образ тоже менялся и, по всей видимости, будет продолжать меняться. Драконы бывали и бывают всех форм и цветов, добрые и злые, янские и иньские. И в наше время существуют живые предания о разных драконах. Автору этих строк недавно под Пекином удалось услышать рассказ о Миюньском Белом драконе от людей, которые вполне уверены в том, что означенного дракона время от времени видят некоторые их земляки. И этот змееобразный Белый дракон только отдаленно напоминает образ, закрепившийся в современном изобразительном искусстве.
Западные представления о китайском драконе закономерно не отличаются особенной пестротой и многозначностью. Специалисты иногда невольно способствовали всеобщим заблуждениям относительно природы драконов, представляя чрезмерно лаконичные определения (например, сэр Джон Фрэнсис Дэвис (1795-1890) писал: «Китайский дракон на самом деле есть гидра, но с одной головой»1). Но в целом заинтересованные европейские
читатели имели возможность оценить многосторонность китайского дракона.
Заинтересованных читателей между тем было немного. Бескорыстное любовное и дотошное познание чужой культуры и сейчас не входит в число главных социальных доминант. По всей видимости, данное качество по сути своей редко бывает свойственно большим общностям. Из этого, в частности, вытекает, что не следует в обозримой перспективе ожидать глубокой осведомленности мирового сообщества в отношении особенностей китайского дракона, а также Ёрмунганда или Змея Горыныча, если даже учесть популярность, какой пользуется дракон у современных китайцев.
При династии Цин усредненных императорских синих драконов, усатых, с лапами о пяти когтях каждая, можно было видеть на государственных флагах. С тех пор на Западе дракон воспринимался как государственный символ Китая; по инерции многие думают так и сейчас. Императорский цинский дракон - свирепый зверь, устрашающий, как орлы и львы на гербах западных государств. Тем не менее он пугает иностранцев не более, чем их собственные геральдические животные. Между тем несколько лет назад открылось, что некоторых китайцев обеспокоило впечатление, какое может производить на жителей Запада дракон; они сочли его потенциальным препятствием для интеграции Китая в мировое сообщество.
Данный обзор выполнен на основе материалов китайской блогосферы, сетевых и бумажных периодических изданий.
II
В конце 2006 г. разгорелся спор о месте дракона в китайской культуре, начавшийся в китайском секторе Интернета, прежде всего в блогосфере, и вскоре перешедший на страницы бумажных периодических изданий. Все началось с выступления профессора У Юфу (род. 1951), секретаря парткома Шанхайского института иностранных языков, специалиста по английскому языку и по менеджменту, который принимал активное участие в работе по конструированию национального образа (гоцзя синсян)1.4 декабря 2006 г. шанхайская газета «Синьвэнь чэньбао» опубликовала ин-
тервью с У Юфу, где он говорил о том, что образ Китая должен быть связан с миром и гармонией. И национальный «брэнд» (пиньпай), который разрабатывают специалисты Шанхайского института иностранных языков, несомненно, будет не только способствовать адекватному знакомству с Китаем народов всего мира, но и вызывать дружественное к себе отношение. Придумывая «брэнд», надо использовать традиционные символы, но при этом «древнее должно служить современности».
Необходимо учитывать впечатление, какое древние образы производят за рубежом, говорил У Юфу. Малознакомым с Китаем иностранцам дракон кажется свирепым и жестоким, деспотичным, дерзким и вызывающим. Феникс в этом смысле предпочтительнее, так как он производит впечатление вполне благожелательного существа; неплохо также использовать совместные изображения феникса с драконом. Последние годы, заметил интервьюируемый, Китай активно и успешно ведет работу по улучшению своего образа в мире. Этому, в частности, посвящена деятельность многочисленных Институтов Конфуция, открывающихся в разных странах. Если главным символом Китая иностранцы станут считать дракона, у них, возможно, создастся неверное представление о сущности китайской культуры. Было бы досадно; ведь последнее время на Западе к Китаю относятся все лучше, многие представители интеллигенции неравнодушны к конфуцианству и буддизму. Тем тщательнее следует подходить к деятельности по формированию национального образа. Может быть, предположил У Юфу, разработанный специалистами символ Китая станут использовать соответствующие государственные учреждения.
Молодой шанхайский писатель и блоггер Хань Хань3, пользующийся шумной популярностью, в тот же день резко, с грубой насмешливостью отозвался об интервью в своем блоге («он готов отказаться от китайского дракона, только чтобы иностранцам было удобнее»). Запись собрала более 5 тыс. комментариев4. Это привело к тому, что интервью под тем же названием, что и в газете («Может быть, дракон перестанет быть символом Китая»), немедленно распространилось по бесчисленным Интернет-сайтам
и вызвало бурную реакцию. Блоггеры и посетители форумов не только протестовали против «отказа от дракона», но и нападали на личные и профессиональные качества У Юфу (и к тому же советовали «перекрасить волосы в желтый цвет и изменить цвет глаз»)5. Редакцию «Синьвэнь чэньбао» завалили тысячами писем.
Видимо, под впечатлением от мгновенного резонанса, У Юфу уже на следующий день скорректировал свои первоначальные слова в разговоре с корреспондентом все той же газеты. Он заявил, что никогда не говорил, будто дракон не нужен; дракон символизирует мужество и упорство, и отказываться от образа дракона ни в коем случае нельзя. Но для того, чтобы иностранцы лучше воспринимали этот образ, следует активнее пользоваться сюжетами о ниспослании дождя царем драконов, о танце дракона и феникса и т.п.6 (Конечно, не исключено, что скандальный заголовок предыдущего интервью вправду был на совести самой газеты.)
Разные газеты в первой половине декабря публиковали информационные сообщения и статьи на эту тему. Статью о драконе 5 декабря напечатала «Гуа^мин жибао», корреспондент которой успел связаться с У Юфу еще накануне вечером. Видимо, У Юфу в общих чертах рассказал ему то же, что и корреспонденту «Синьвэнь чэньбао». В той же статье приводилось мнение писателя и фольклориста Пан Цзиня, директора Центра исследований китайской культуры дракона и феникса (Чжунхуа лун фэн вэнъхуа яньцзю чжунсинъ): он согласился с тем, что на Западе китайского дракона могут воспринимать как злобное и агрессивное животное, и в связи с этим заметил, что китайский дракон совершенно отличен от западного: он добр и миролюбив, и нельзя допускать, чтобы эти два образа смешивались. С этой целью Пан Цзинь предложил передавать слово «dragon» фонетически, как цзегэн или цзегэнь, а также позаботиться о том, чтобы в переводах китайской литературы на западные языки китайского дракона называли отнюдь не драконом, а луном.
Гуань Шицзе, профессор Института журналистики и коммуникаций при Пекинском университете, сказал журналистам, что видит корень проблемы в изначальном недоразумении: перевод китайского слова лун Щ' английским «dragon» неадекватен, так
как европейский дракон - это прежде всего дракон библейский, злобный и крылатый (здесь, видимо, недоразумение: о крылатых драконах в Библии ничего нет; не был крылатым и Левиафан, несмотря на то, что таковым его изобразил Доре. — А.С.).
Юй Гомин, профессор Института журналистики при Народном университете, выдвинул предположение о том, что популяризация образа китайского дракона на Западе снимет все вопросы, связанные с его негативными сторонами. Он полагал, что жителям Запада будет легче принять дракона, если драконовой символикой будет насыщена китайская реклама, если о драконах будут сняты фильмы и мультфильмы, если им будут посвящены китайские бестселлеры. Здесь Юй Гомин сослался на всемирно известный мультфильм «Шрек», который привел к тому, что во всем мире знают о великанах-ограх и к тому же неплохо к ним относятся; так почему бы не проделать то же с драконом, изменив его образ за рубежом?
9 декабря в выходящей на английском языке газете China Daily обозреватель Раймонд Чжоу (Чжоу Лимин) указал на то, что причиной бури возмущения стала недобросовестность журналистов, вынесших в заголовок интервью фразу, которой У Юфу не говорил. Не поддерживая предложений У Юфу по модификации образа дракона, он вместе с тем подчеркнул, что они очень понятны в период, когда для Китая особенно важно впечатление, которое он производит на другие страны7. 12 декабря в «Жэньминь жи-бао» была напечатана заметка, озаглавленная «Как называть тебя, китайский дракон?»8 Ее автор ссылается на безымянных «специалистов», согласно которым западный дракон совсем не то же существо, что китайский, и выйти из положения можно, в переводах просто называя китайского дракона — луном; по всей видимости, материалом для этого сообщения послужила упомянутая выше статья в «Гуанмин жибао».
Подборку разных мнений на этот счет (тоже безымянных) 5 декабря поместила и газета «Бэйцзин циннянь бао», при этом один из опрошенных даже предлагал отказаться от дракона в качестве национального символа на том основании, что он прочно ассоциируется, во-первых, с феодализмом и, во-вторых, с фантастическими романами, созданными в эпоху Мин9.
21 декабря сингапурское онлайн-издание «Ляньхэ цзаобао» в рубрике «Письма зарубежных читателей» поместило материал под названием «Что же значит "отказ от дракона"?»10. Автор письма, не вдаваясь в подробности и игнорируя второе выступление У Юфу, определил призыв к отказу от дракона как признание в политической неблагонадежности. Отказавшись от дракона, писал автор, следует идти до логического конца: надо отказаться и от иероглифической письменности, и от Великой стены. Следует отказаться от притязаний на Тайвань, а также на Тибет и Синьцзян (т.е. «не угнетать малочисленные народности»), на северо-восточные районы КНР — их вообще надо отдать японцам. Отказавшись от дракона, китайцы кончат тем, что откажутся от КПК и от социализма вообще. Вспоминая об опыте СССР эпохи перестройки, автор призывает руководство Китая отказаться от малейших намеков на свободу слова: теоретически разномыслие допустимо, но без некоторой общей мерки, которой следует поверять любые публичные выступления, обойтись нельзя. Это был фактически призыв частного лица к ужесточению идеологической цензуры. Письмо принципиально отличается от других нападок на У Юфу: его автор не просто раздражен неуважением к дракону; он пытается определить идеологическую основу такого неуважения, хотя спорить не умеет и не хочет.
Газета «Наньфан жибао» (официальный печатный орган парткома пров. Гуандун) от 10 декабря напечатала обзор Чэнь Сян цзяо11, где были изложены мнения разных экспертов. Так, молодой (род. 1978) шанхайский культуролог Ван Сяоюй заявил, что поклонение дракону-тотему влечет за собой приукрашивание национального характера и не дает анализировать недостатки китайцев. От дракона отказаться не получится, но должна существовать и свобода критики (поскольку У Юфу ничего не критиковал, не вполне ясно, что именно имел в виду Ван Сяоюй). Известный шанхайский критик Чжу Дакэ заметил: «Один из знаков культуры не поможет решению дипломатических проблем. Еще смешнее думать, что можно произвольно менять значение знаков культуры». Следовало бы, говорил он далее, заниматься собственно строительством культуры, дать больше свободы мысли и творчес-
тву; тогда и появится почва для новых знаков культуры. Писатель Чэнь Сиво полагал, что дракон как тотем имеет лишь историческую ценность, а неумеренно пылкая его защита выдает болезненно уязвимое национальное сознание защитников (то была одна из редких попыток указать на недопустимый характер, который приняли нападки на У Юфу в сети).
Этот перечень публикаций в периодических изданиях далеко не полон. Кто-то даже пустил слух о том, что У Юфу предлагает заменить дракона пандой12. Выступление Хань Ханя против У Юфу привело еще и к тому, что меньше чем через месяц газета «Бэйцзин шанбао» включила У Юфу в десятку «людей, в 2006 г. от безвестности взлетевших на вершины популярности»13.
Но обсуждение слов У Юфу едва ли заслуживало статуса спора: единственная жертва возмущенной публики молниеносно сдалась, а на реплики ее немногочисленных защитников никто не обращал внимания. Спор начался меньше, чем через неделю после первого интервью и отклика Хань Ханя, когда нашелся тот, кто последовательно поддержал У Юфу, хоть и с других позиций. 10 декабря в блоге профессора Цзинь Лисиня (род. 1953) из Шанхайского института иностранных языков появилась намеренно провокационная запись.
Цзинь Лисинь, филологи общественный деятель, неоднократно выступавший против коррупции в науке, осудил Хань Ханя и поддержал У Юфу, сказав, что дракон — это символ самодержавия. Слово «драконовый» было синонимом слова «императорский». Образ дракона ассоциируется с жестокостью и не вызывает никаких симпатий. Цзинь Лисинь ссылался на статью известного культуролога и политолога Хэ Синя из журнала «Ханьцзы вэньхуа» (январь 2006), где прототипом дракона названо такое кровожадное животное, как китайский аллигатор [заметим, что и в двухтомнике Хэ Синя «Происхождение богов»14 немало страниц посвящено обоснованию этой гипотезы; впрочем, она не нова: ее выдвинули еще Чжан Тайянь (1896—1936), один из основателей госюэ — «национальной науки» - и археолог Вэй Цзюйсянь (1898—1990)]15. Поклонение дракону, по Цзинь Лисиню, приводит к преклонению перед высшей властью императора и к попустительству по
отношению к насилию. Дракон напоминает только о феодальной монархии и нисколько не народен и недемократичен. Кроме того, поклонение драконовому тотему указывает на то, что народ уповает на несбыточное, молясь на фантастическое чудище.
Выступление Цзинь Лисиня привело к многочисленным откликам в китайской блогосфере. Он фактически вызвал огонь на себя. Начавшее было стихать возмущение блоггеров и форумчан обрело новый объект. Многие не жалели бранных слов.
Сам профессор Цзинь получил прозвище «Цзинь-учусь-у-иностранцев», а блог его (http://blog.sina.com.cn/bjzkd) засыпали таким количеством возмущенных комментариев, что он предпочел его закрыть (это случилось 14 декабря; впрочем, через несколько дней блог был открыт снова; популярнейшая запись уже была стерта или убрана «под замок»; как бы то ни было, сейчас найти ее не представляется возможным).
Была и конструктивная критика: так, один из блоггеров указывал, что крокодил — далеко не единственный «предок» дракона и неправильно было бы произвольно приводить одну, хотя и подходящую по контексту, интерпретацию16. Газета «Фачжи ваньбао» от 19 декабря поместила статью Ли Цзина17, посвященную выступлению Цзинь Лисиня. В статье, хоть и достаточно язвительной, автор справедливо удивлялся тому, что Цзинь Лисиня не устраивает фантастичность дракона. Ли Цзин спрашивал: Так значит, поклонение дракону неразумно? Может быть, тогда мы отменим и обычай бросать в воду голубцы во время праздника Середины лета; может быть, и детям нельзя восхищаться Царем обезьян? Но в традициях других стран тоже много неразумного и фантастического. Неужели надо менять весь мир? (На это замечание Цзинь Лисинь отвечал в своем блоге в том духе, что его недовольство фантастичностью дракона непринципиально и он готов от него отказаться.)
12 декабря группа участников форума Тянья общими усилиями сформулировала опровержение позиции Цзинь Лисиня, сразу же разошедшееся по всему китайскому Интернету18. Авторы ссылались, в частности, на примеры России и Америки, правительствам которых не приходит в голову отказаться от орла как нацио-
нального символа, несмотря на то что орел — несомненно птица хищная.
Цзинь Лисинь все время продолжал защищаться и как минимум дважды отвечал критикам в своем блоге, почти не сдавая позиций19. Он утверждал, что до династии Хань феникс был популярнее дракона, да и после драконов любили куда меньше, чем львов, скульптурные изображения которых и сейчас можно видеть в изобилии на каждой улице. Цзинь Лисинь призвал тех, кто нападает на него, не забывать о происхождении слов «наследники дракона» (лун дэ чуаньжэнь): первоначально это было название песни тайваньского композитора и певца Хоу Дэцзяня, написанной в 1978 г.; китайская традиция не знает отождествления народа с наследниками или детьми дракона.
Кроме того, писал Цзинь Лисинь, любовь ко льву демократична, а любовь к дракону в чем-то равнозначна поддержке деспотизма. Драконы высшей разновидности принадлежали императорскому дому, но чиновникам разных рангов разрешалось изображать на одежде и предметах быта драконов попроще. К сожалению, и сейчас многие высокопоставленные чиновники в провинции, кажется, считают себя наследниками дракона и даже кое-где воздвигают при входе в здания местной администрации ворота, копирующие ворота Небесного спокойствия, которые ведут к императорскому Запретному городу в Пекине. Такая феодальная драконовость — благоприятная почва для коррупции. Феодализм не уходит и из сознания обычных людей. Очень многие китайцы, если бы их спросили, хотят ли они стать императорами или императрицами, ответили бы утвердительно. Цзинь Лисинь писал, что причиной многочисленных нападок и оскорблений, которым он подвергся на форуме Тянья и на других сайтах («в моем блоге кто-то даже угрожал убить меня и взорвать мой дом»), было негативное воздействие драконового тотема; люди подсознательно отождествляли себя со свирепыми драконами.
Дракон зол и свиреп, но это нормально только для первобытного тотема. В нынешнем же обществе доминантами должны быть мир и сотрудничество, и в чудищах, защищавших слабые первобытные племена, нет никакой нужды. Если же кто-то не видит
в драконе свирепости, — даже это не так уж важно; и свирепость, и доброта, и сила — по сути своей лишь произвольные интерпретации. Единственное, что мы знаем точно, писал Цзинь Лисинь,— это то, что дракон на всем протяжении существования китайской империи был связан с деспотической властью. А уж как такая власть воспринимается эмоционально, — дело другое. Главное, что она порочна сама по себе.
Блогосфера, уже вынесшая свой приговор, игнорировала оба этих поста.
III
Между тем профессора Шанхайского института иностранных языков не были первыми людьми, поставившими под вопрос значимость образа дракона для современной китайской культуры. Так болезненно эта тема была воспринята, возможно, в том числе из-за того, что дракон не стал талисманом летних Олимпийских игр 2008 г. Одна из олимпийских кукол-талисманов Олимпиады, правда, должна была изображать дракона, но в конце весны 2005 г. Организационный комитет Пекинской Олимпиады «с учетом того, что образ дракона по-разному понимают в разных странах», рекомендовал заменить дракона птицей20. Этот же подход, очевидно, прочитывается в деятельности специалистов из Шанхайского института иностранных языков. Конечно, то, что упомянутый выше Центр исследований китайской культуры дракона и феникса был основан в пров. Шэньси именно в 2005 г., можно считать просто совпадением.
Этот интернет-спор о драконах не был первым в 2006 г. Первый случился летом того же года и был далеко не таким оживленным. Он затрагивал проблему происхождения дракона, которая оказалась в тени во время декабрьских дебатов.
Вопрос о происхождении дракона вставал неоднократно с тех пор, как Е Юйсэнь (1874 (1880?)—1933) предположил, что предания о драконах суть видоизмененные воспоминания о динозаврах, а Вэнь Идо (1899—1946) выдвинул гипотезу о том, что дракон произошел от змеиного тотема, который впоследствии оброс элементами тотемов общностей, вливавшихся в китайский этнос21.
Выше уже говорилось о том, что некоторые видели исток образа дракона в первоначальном крокодильем тотеме; другие считали протодраконом ящерицу, свинью или вовсе в духе мифологической школы представляли дракона персонификацией природных сил. В пользу каждой из этих гипотез были предъявлены богатые текстологические и археологические доказательства. Но все это оставалось в рамках академических споров и не привлекало внимания публики. Несмотря на всю популярность Хэ Синя, вновь открытая им концепция происхождения дракона от китайского аллигатора, кажется, не особенно заинтересовала читателей. Но когда политолог Цзян Жун в романе «Тотем волка» (вышел в 2004 г.)22 предположил, что китайский дракон произошел от тотема кочевников — волка, сетевое сообщество ответило некоторым возмущением.
А летом 2006 г. (июль-август) серия постов Хуан Шоуюя, специалиста по палеографии, согласно которым «китайцы — не наследники дракона, а наследники свиньи», спровоцировала активное обсуждение. Их цитируют сотни раз как блоггеры, так и авторы сетевых и несетевых периодических изданий. Во избежание недоразумений: Хуан Шоуюй считает свинью, точнее, дикого кабана, «символом храбрости, справедливости, воинственности, твердости и непобедимой мощи». Заметим, что свинья считается одним из прототипов дракона; неолитические протодраконы иногда напоминают свиней. Хуан Шоуюя, конечно, прежде всего интересовала идеологическая сторона вопроса. Если У Юфу в декабре заявил, что надо модифицировать представление о драконе и, возможно, минимизировать использование его в качестве символа Китая, поскольку на иностранцев он производит пугающее впечатление, то Хуан Шоуюй почти полугодом раньше призвал китайцев меньше думать о драконе, так как символический потенциал его недостаточно силен для поддержания национального духа. У Юфу и Цзинь Лисинь склоняются к глобализму, и это проявляется в их рассуждениях о драконе, но Хуан Шоуюй — убежденный традиционалист.
Блоггер Вэнь Цзяньпин23, подхватив тон Хуан Шоуюя, в ответ полушутливо назвал китайцев наследниками гигантского дож-
левого червя длиной в несколько метров (животного «честного, упорного, скромного, с выдающимися способностями к регенерации»). «Я бы и хотел, чтобы китайцы были такими же мужественными, воинственными и мощными, как дракон, смелыми, храбрыми и справедливыми. Но, к сожалению, современные китайцы ни в чем не напоминают дракона. Может быть, в древности китайцы дышали драконьим духом, но он был погашен за долгие годы бесчисленными правителями, мудрецами, императорами, сановниками-негодяями и даосами. Китайцы превратились в драконов терпеливых, скромных, медлительных и слабых. Это деградировавший дракон; знак деградации — страх боли и страданий. Так деградирует собака, умеющая лишь лаять, но не кусаться... Тирания ли, рабство ли, несправедливость ли — все могут стерпеть, все могут принять, как должное! Как это похоже на повадки червя, копающегося в земле». Итак, Хуан Шоуюй призывал перестать любоваться символом прежнего величия и устремить силы на противодействие глобализации и укрепление национальной культуры; но Вэнь Цзяньпин отвечает ему, используя еще более провокационную метафору, что он не верит в пробуждение и активность народа.
В те же дни в диалог Хуан Шоуюя и Вэнь Цзяньпина вмешался блоггер Ли Цзиньлинь24 (род. 1982). Не вдаваясь в тонкости, он обвинил их в стремлении создать шумиху и разрекламировать самих себя, в то время как спор о древних тотемах не стоит затраченной ими энергии. Какими бы ни были тотемы разных народов, вошедших в состав китайской нации, в конечном счете китайцы выбрали дракона, хоть они и не являются его преемниками. Если же кто-то «верит, будто он — "наследник свиньи" или признает себя "наследником дождевого червя", я не возражаю, и свысока смотреть на этих людей не буду. У вас есть свобода верить в свои знания и выбирать собственные тотемы; никто не может вам помешать. Но не навязывайте вашу веру всем китайцам».
На это Хуан Шоуюй отвечал, что его собственная концепция не только обоснованна, но и актуальна; она подрывает позиции антропоцентризма и сциентизма; «для обновления общественного строя необходима свирепость клыкастого кабана! Для спасения
из гибельной бездны глобализации, в которой тонет нынешний мир, еще более нужны кабаны». Это ключевые слова для понимания тотемистской настойчивости Хуан Шоуюя. В декабре 2007 г. он высказался на этот счет еще раз со всей определенностью: из-за поклонения всему иностранному, распространившемуся в Китае, гордый титул «наследников дракона» звучит насмешкой. Чтобы китайскую культуру не смыло волной глобализации, следует возродить национальное самоуважение, воспитав в себе «кабаний дух».
Если летняя волна споров и ругани была вызвана авторами намеренно, то бурная декабрьская распря началась помимо воли У Юфу. Несмотря на то что «объекты критики» в ходе обоих споров высказывали прямо противоположные взгляды, сетевое сообщество в обоих случаях агрессивно реагировало на внешний маркер — призыв к отказу от дракона.
IV
Сетевые споры утихли, а в 2007 г. и в 2008 г. вышли две книги о сущности дракона, лишенные какой бы то ни было провокаци-онности. Обе они выражают точку зрения образованного приверженца драконов, читателя, не желающего вникать в скрытые смыслы воззрений Хуан Шоуюя или рассматривать антикоррупционный подтекст взглядов Цзинь Лисиня. Авторы, как до них вся блогосфера, среагировали только на внешний раздражитель. Первая из этих научно-популярных книг — «Культура китайского дракона», выпущенная Центром исследований китайской культуры дракона и феникса в апреле 2007 г. вместе с книгой о «Культуре китайского феникса» (в обоих случаях автор — Пан Цзинь)25. Пан Цзинь на богатом текстовом и археологическом материале излагает историю образа китайского дракона. Вторую главу, непосредственно посвященную драконовой эволюции, он начинает с перечисления неолитических змееобразных, крокодилообразных и свинообразных изображений дракона26 и заканчивает описанием 50-метрового дирижабля «Летающий дракон Китая». Особое внимание автор уделяет критике тех, кто полагает, будто дракон произошел от какого-то одного животного (или явления природы).
Отвергая и версию Вэнь Идо, он предполагает, что дракон возник на новом этапе поклонения природе, когда людей привлекла целостность мироздания, а не какие-то отдельные сущности; символом гармонического единства мира и стал дракон, естественным образом приобретший черты разных существ, населяющих этот мир. Таким он возник; развиваясь, дракон постепенно стал олицетворением духа китайского народа. Отвечая Цзинь Лисиню, Пан Цзинь пишет, что в наши дни дракон уже не ассоциируется с императорской властью и воспринимается как мирный символ благополучия. Это символ гармоничного слияния разных начал, вполне точно передающий синтетический потенциал китайской культуры; кроме того, дракон может означать толерантность, бурное развитие, миролюбие и пр.
Книга Тянь Бинъэ «Драконий тотем»27 содержит краткий обзор обоих споров о драконах и явно написана под впечатлением от них. Это еще одна апология дракона (один из покупателей в интернет-магазине «Дандан» так отозвался о ней: «Каждый китаец может с гордостью назвать себя наследником дракона. Тем нужнее читать эту книгу»). Информацию об эволюции образа дракона, изложение которой занимает большую часть книги, по всей видимости, Тянь Бинъэ почерпнул из вышеупомянутой работы Пан Цзиня. У Юфу и Цзинь Лисиня он начинает опровергать с аргумента ас1 коттет: оба они — преподаватели Шанхайского института иностранных языков, а шанхайцам недостает любви к традиции, ведь Шанхай слишком хорошо помнит колониальные дни. Автор заявляет: ни отдельные ученые, ни Академия общественных наук не имеют права создавать «национальные бренды», это дело правительства. Если каким-то частным лицам или организациям не нравится дракон, пусть, но свою нелюбовь они не должны навязывать окружающим. Отвечая Цзинь Лисиню, Тянь Бинъэ замечает, что дракон - образ постоянно меняющийся, так что если раньше он был символом императорской власти, теперь, когда монархии в Китае больше нет, им вполне могут гордиться простые люди (здесь автор полностью игнорирует доводы оппонента, согласно которым жестокость и жадность, сохраняющиеся в обществе, коренятся именно в истории императорского Китая).
И Пан Цзинь, и Тянь Бинъэ полагают, что появление драконового тотема было принципиально новой ступенью в развитии древнекитайской культуры. Именно фантастичность дракона, смущавшая Цзинь Лисиня, для этих двух авторов — свидетельство перехода от тотемизма к некоторому культурному символизму. По их мнению, древние, не почитая в действительности дракона полноценным тотемом, видели в нем воплощение духа Китая: разные племена и народы, соединяясь, постепенно образовали единый этнос, и каждый из их тотемов что-то передал дракону. О том, что и в последующие времена люди помнили о синтетической драконьей сущности, свидетельствуют, в частности, требования теоретика живописи Го Жосюя (вторая половина XI в.) к изображениям дракона. Он говорил, что в каждом драконе должно быть «9 подобий»: рога должны напоминать оленьи, голова — верблюжью голову. Глаза должны быть, как у привидения, шея — как у змеи, живот — как у морского змея, чешуя — как у рыбы, когти —- как у орла, лапы — как у тигра, уши — как у буйвола. Вместе с тем Тянь Бинъэ согласен с Пан Цзинем в том, что драконовость нельзя сводить к сумме сущностей разных животных.
Большинство блоггеров и журналистов, как и Пан Цзинь с Тянь Бинъэ, не пытались вникнуть в аргументацию Цзинь Лисиня или Хуан Шоуюя; им было довольно того, что на дракона совершено покушение. По всей видимости, для У Юфу дракон — знак, имеющий лишь историческую ценность; для Цзинь Лисиня и Хуан Шоуюя дракон сам по себе — воздействующий на сознание и поведение их сограждан комплекс смыслов, но в том, что это за смыслы, они между собой не согласны. Тянь Бинъэ и Пан Цзинь оптимистически полагают, что любые имперские коннотации уже не имеют никакого отношения к образу дракона, и принимают желаемое за действительное. 100 лет, конечно, недостаточно, чтобы уничтожить двухтысячелетнюю традицию. Но это лишь один из пластов смыслов, присущих дракону как знаку культуры.
Вечером 4 декабря 2006 г., когда Хань Хань привлек всеобщее внимание к первому интервью У Юфу, на сайте Синьлан был открыт опрос («Должен ли дракон быть символом Китая?»)28. Он был закончен 30 декабря. Проголосовали 131 961 человек, и лишь
9% ответили на заглавный вопрос отрицательно. Первые 100 тыс. голосов были отданы еще до полуночи 4 декабря.
Едва ли в сознании каждого человека, принимавшего участие в опросе, дракон был связан с агрессией и деспотизмом. «Противники дракона», желая привлечь внимание к собственным взглядам на будущее страны, неожиданно для себя вызвали волну яростного протеста против западного влияния и признаний любви к дракону. Но что на самом деле означает для китайцев дракон, чем объясняется этот вдруг открывшийся тотемизм — дело будущих культурологических и социологических исследований.
1 Davis J.F. The Chinese: a General Description of the Empire of China and Its
Inhabitants. London, 1836. Vol. 2. P. 188.
2 Конструирование национального образа входило в программу философских
и общественно-научных исследований г. Шанхая.
3 http://blog.sina.com.cn/twocold
4 См.: http://blog.sinaxom.en/s/blog_4701280b01000755.html
5 См., например, обсуждение на форуме Тянья: www.tianya.cn/publicfoaim/ content/free/1/831252.shtml, www.tianya.cn/publicforum/content/free/ 1 / 831267.shtml, www.tianya.cn/publicforum/content/free/l/831348.shtml. Названия тем на форуме Фэнхуан говорят сами за себя («Занимайся своей филологией!», «Сравнение "профессора" с учёными» и пр.) bbs.ifeng.com/search. php?c=5&q=%E5%90%B4%E5%8F%8B%E5%AF%8C.
6 http://news.xinhuanet.com/edu/2006-12/05/content_5435879.htm. В заметке в газете Daily telegraph совместные изображения дракона и феникса непостижимым образом превратились в «гибрид дракона и феникса» (http://www. telegraph.co.uk/news/worldnews/1536513/Exit-the-dragon--Wliy-China-wants-to-ditch-the-icon-before-the-01ympics.html).
7 http://www.chinadaily.com.cn/opinion/2006-12/09/content_755138.htm
8 http://culture.people.com.en/GB/27296/5154421 .html
9 http://bjyouth.ynet.com/article.jsp?oid= 17723900
10 http://www.zaobao.com/special/forum/pages4/forum_lx061221 .html
n http://www.china.com.cn/culture/txt/2006-12/12/content_7493396.htm
12 The Economic Times. 12.12.2006: economictimes.indiatimes.com/articleshow /779212.cms; Public Diplomacy in a Changing World (The Annals of the American Academy of Political and Social Science Series). Eds. G. Cowan, N.J. Cull. Thousand oaks, 2008. P. 258.
13 http://news.xinhuanet.com/fashion/2006-12/29/content_5545159.htm.
14 Хэ Синь. Чжу шэнь дэ циюань (Происхождение богов). Т. 2. Пекин, 2008. (первое издание — 1986).
15 Подробнее о версии «дракон - крокодил» см.: Цянь Минцзы. Китайская мифология (Чжунго шэньхуасюэ). Шанхай, 2008. С. 303-309.
16 http://blog.sina.com.en/s/blog_4a8f22d3010006yk.html. К сожалению, тот же автор походя нападает на моноцентрическую теорию происхождения человека и сравнивает Цзинь Лисиня с теми, кто призывает к отказу от всех исторических достижений китайского народа.
17 http://www.fawan.com/Article/ShowArticle.asp7ArticleI D=88383
18 http://www.tianya.en/publicfoRim/content/free/l/831252.shtml
19 http://blog.sina.com.en/s/blog_4bl057860100n8gq.html, http://blog.sina.com. cn/s/blog_4b 1057860100n8hu.html
20 Хэбэй жибао. 12.11.2005. http://sports.sina.com.en/s/2005-l 1-12/1401704762s. shtml; также см.: New and Emerging Markets Magazine, 2007: http://www.kpmg. fi/Binary.aspx?Section==174&Item=3882 (P. 3). «Куклы удачи» или «Дети удачи» (фува), ставшие талисманами Пекинских Олимпийских игр, на официальном сайте Олимпиады: http://www.beijing2008.cn/spirit/symbols/mascots/ n214067075.shtml
21 Цянь Минцзы. Указ. соч. С. 82-92.
22 Цзян Жун. Лан тутэн (Тотем волка). Ухань, 2004.
23 http://astonwen.vip.bokee сот/.
24 http://postgoto.vip.bokee.com/.
25 Пан Цзинь. Чжунго лун вэньхуа (Культура китайского дракона). Чунцин, 2007; Он же. Чжунго фэн вэньхуа (Культура китайского феникса). Чунцин, 2007.
26 Что касается искусства дочжоуских времен, исследователям иногда бывает трудно определить, имеют они дело с изображением дракона или какого-то другого чудища. - См.: Ян Цзинжун, Лю Чжисюн. Лун юй чжунго вэньхуа (Дракон и китайская культура). Пекин, 1992. С. 6-8. Для Пан Цзиня, судя по всему и к сожалению, «дракон» — максимально широкое понятие.
27 Тянь Бинъэ. Лун тутэн: Чжунхуа лун вэньхуа дэ юаньлю (Драконий тотем: истоки китайской культуры дракона). Пекин, 2008.
28 http://survey.news.sina.com.en/result/l 3172.html
