CC BY
22
8. Сайт Центрального районного суда г. Хабаровска. Уголовное дело №1-113/17 [Электронный ресурс]. URL: https://centralnyr--hbr.sudrf.ru/modules.php?name=sud_delo (дата обращения: 10.12.2021)
Плахота Ксения Сергеевна, адъюнкт, Ksen4ik5l5a,mail. ru, Россия, Москва, Московский университет МВД России имени В.Я. Кикотя
USE OF VIDEO CONFERENCE COMMUNICATION BY THE INVESTIGATOR (INTERROGATE) IN THE PRODUCTION OF INVESTIGATIVE ACTIONS
K.S. Plakhota
The results of the analysis of the provisions of the criminal procedure legislation on the peculiarities of interrogation, confrontation, identification by using video conferencing systems (Article l89.l of the Criminal Procedure Code of the Russian Federation - hereinafter the Code of Criminal Procedure) are presented; the features of the organization of the implementation of the investigator (investigator) video conferencing are considered; proposals for improving the content and wording of some provisions of criminal procedure norms are formulated; with an illustration on practical examples, the possibilities of remote production of individual investigative actions are shown; a comparative legal analysis of the provisions of Article l89.l of the Code of Criminal Procedure of the Russian Federation and the corresponding articles ofprocedural legislation of neighboring countries is carried out.
Key words: video conferencing, investigative actions, high technologies, interrogation, witness, victim, confrontation, presentation for identification, criminal proceedings.
Plakhota Ksenia Sergeevna, adjunct, Ksen4ik5l5@mail.ru, Russia, Moscow, Moscow University of the Ministry of Internal Affairs of Russian named after V.Y. Kikot
УДК 343.1+343.9 DOI: 10.24412/2071-6184-2022-1-105-116
СОВРЕМЕННЫЕ ИНТЕГРАЦИОННЫЕ ПРОЦЕССЫ ТЕРМИНОЛОГИЧЕСКОГО АППАРАТА УГОЛОВНО-ПРАВОВЫХ НАУК
А.А. Светличный
Анализируются некоторые закономерности формирования и развития терминологического аппарата уголовно-правовых наук. Исследуются современные процессы, изменения и преобразования, происходящие с языком уголовного судопроизводства, криминалистики, общей теории судебной экспертизы, выявляется их значение для развития теории данных наук, а также прослеживается отражение на практике. Предлагается авторское решение некоторых современных проблем в области терминологии уголовно-правовых наук.
Ключевые слова: терминология, терминологический аппарат, уголовный процесс, уголовно-правовые науки, общая теория судебной экспертизы, судопроизводство, юридическая лексика.
Как показывает анализ научной и учебной литературы, в последние годы выходит множество публикаций, затрагивающих отдельные проблемы терминологии уголовного процесса, криминалистики, общей теории судебной экспертизы. Появилось даже диссертационное исследование, посвященное проблемам языка общей теории судебной экспертизы [1]. Однако общая система терминологического аппарата уголовно-правовых наук в настоящее время в полной мере не разработана. В настоящее время отсутствуют монографические исследования многочисленных проблем терминологического аппарата, существующих на сегодняшний день в сфере уголовного судопроизводства, криминалистики, экспертологии и ряда других смежных наук единого терминологического пространства.
О важности роли и значения термина в современной науке свидетельствует возникновение в середине XX века самостоятельной области знания -терминоведения (примечательно, что одним из основателей является отечественный ученый Дмитрий Семенович Лотте), задачей которого является, в том числе выработка общих для всех сфер знания правил об использовании, упорядочении и создании терминологического аппарата.
В настоящее время ученые рассматривают термины в качестве своеобразного инструмента для приобретения, хранения, воспроизведения, передачи особой информации, создающей систему языкового выражения специальных понятий (терминологию), необходимую для развития познавательной, научной и преобразующей деятельности человека. Иными словами, термины позволяют нам аккумулировать и обмениваться информацией не только в пространстве, но и во времени. В этой связи следует отметить, что любому термину, являющемуся единицей естественного языка, присущи функции, и, прежде всего, номинальная, которая применительно к термину преобразуется в функцию фиксации специального знания, поэтому особенности номинации и выбора объектов определяются спецификой областей знания. Номинативная функция тесно связана со знаковой, поэтому «...любой термин обладает как номинативной, так и сигнификативной (знаковой) функцией, характер же их реализации различен. Любой термин называет понятие, но каждый термин делает это по-разному, с присущей только ему степенью полноты, детальности, точности» [2, с. 289].
Практика отчетливо показывает, что в настоящее время, в эпоху активных научно-технических преобразований, язык правовой науки не всегда удовлетворяет постоянно растущие запросы повышения эффективности создания, накопления, обработки и передачи научной информации. Обусловлено это тем, что специальная (свыше 90%) лексика русского языка, впрочем, как и многих других языках, в значительной части областей знания не является системным (упорядоченным) знанием, которое бы в полной мере соответствовало совре-
менному уровню развития науки и запросам практики. В частности, различные дефекты словесной формы в юриспруденции (неточные формулировки обвинения; нарушение процессуальных правил о языке судопроизводства; неправильное толкование норм права и т.п.) могут повлечь, например, отмену судебных решений. Примечательно, что ученые-правоведы отчетливо осознавали эту проблему даже много сотен лет назад, когда юриспруденция только начинала формировать свой особый теминологический аппарат. Так, например, по словам римского юриста Гая, жившего во II веке н.э., «.тот, кто допустил хотя бы малейшую неточность в высказывании, рискует проиграть дело даже при хороших исходных шансах на успех» [3, с. 75].
Мы придерживаемся позиции, в соответствии с которой любая наука, в том числе, уголовно-процессуальное право, криминалистика, общая теория судебной экспертизы, должны основываться на однозначности и точности передачи информации, ее полной воспринимаемости и воспроизводимости. Однако на практике происходит не всегда так. Более того, с начала XX века, как отмечают исследователи, прослеживается отрицательно сказывающаяся на развитии правовой теории тенденция принижения, а иногда и вовсе полного отрицания значения логики в развитии права [4, с. 92]. А это отражается и на терминологических построениях, вносит недопонимание среди воспринимающих информацию субъектов на практике. Истинная суть правовой мысли теряется, реализация законов в замысле разработчиков затрудняется.
Здесь справедливо замечание О.Д. Митрофановой о том, что необходимо учитывать специфику научного языка, зачастую он «.включает целые блоки и суперблоки понятий, невероятно увеличивает плотность информации, оказывается принципиально, а не технически важным» [5, с. 17]. Мы поддерживаем и позицию А.И. Овчинникова, который полагает, что «.правоприменитель, анализируя правовую норму, порой не в состоянии полностью понять мысль законодателя, поэтому процесс интерпретации правовой нормы становится творческим, соавторским. Дефекты в понятийном аппарате, на которые еще наслаиваются онтологические сложности восприятия языка права, его трансляция адресату, приводят к его затруднительному пониманию» [6, с. 162].
Так, например, отсутствие четкого понимания в теории, некоторые противоречия в текстах нормативных актов относительно ключевых терминов и понятий, связанных с назначением и производством судебной экспертизы, на практике могут привести к тому, что субъекты правоприменения по-разному станут понимать их объем, вкладывать разный смысл, что, в свою очередь, приведет к несогласованности и, соответственно, недостижению полученных результатов, например, неполучению необходимой следователю доказательственной информации. Это говорит нам о том, что многие ключевые проблемы уголовного судопроизводства, в частности, и юриспруденции, в целом, сводятся к проблемам четкой процессуальной регламентации, то есть являются проблемами терминологического аппарата.
И об этом говорится не только на страницах научной и учебной литературы. Например, как было отмечено в Постановлении Конституционного Суда РФ «...нормы законов должны быть формально определенными, четкими, точными и ясными, не допускающими расширительного толкования.» [7], а об
имеющейся «... нечёткости формулировок законодательных норм......, слабой
аналитической и прогностической оценке последствий принимаемых законодательных актов.» не раз отмечал Председатель Конституционного Суда РФ В.Д. Зорькин [8, 9 с. 5-8; 10, с. 9].
Исходя из этого вполне логично заключить, что на современном этапе развития нашего общества и государства законодательной технике следует уделять особое внимание, она должна быть выведена на концептуально новый, более высокий уровень осмысления. При этом чтобы сформировать прочную методологическую основу и стать в один ряд с насущными исследовательскими задачами теоретического правоведения, следует не забывать специфику конкретных отраслевых институтов.
Здесь необходимо отметить, что русский юридический язык вообще формировался системно, поскольку для каждого вновь возникавшего понятия разрабатывались свои типы и средства языкового выражения: ограниченный и устойчивый лексикон, характерная синтаксическая сочетаемость и синонимика, специфические синтаксические конструкции. Постоянное клишированное употребление языковых средств для описания одной и той же ситуации, в одном и том же контексте «не стимулировало широкого развития переносных значений, но ускоряло процессы специализации определенных словесных форм в качестве конструктивных элементов юридического языка» [11, с. 25]. Так, возникли и долгое время использовались термины: «вор» - преступник вообще; «дати правду» - относиться справедливо; «правду дати» - оправдать судом; «правду взяти» - добиться права, пользоваться правами; «на правду не стати, противу правды молвить, не на правде» - лжесвидельствовать; «продать вдернь, оде-рень, одернити, дерноватая грамота» - понятия, связанные с правом земельной собственности (клятва при сделках с землей была обязательной и проводилась на куске дерна).
Процесс формирования юридической терминологии происходил таким образом, что возникающие вследствие развития и усложнения общественных отношений новые отраслевые правовые науки формировали свой терминологический аппарат на основе уже существовавших в общенаучной лексике определениях и понятиях, превращая их в свои базовые термины, а еще более молодые правовые науки, в свою очередь, заимствовали термины уже из лексики конкретной области знания. По такому принципу выстраивалась преемственность научного знания, то есть обеспечивался его хронологический (временной) фактор. Таким образом, более поздние правовые науки появлялись и терминологически формировались на основе уже существовавшей системы знаний (например, уголовное следствие - уголовная тактика - уголовный процесс -криминалистика - общая теория судебной экспертизы).
Отметим, что научные исследования, посвященные вопросам юридической терминологии, стали появляться намного раньше в западной юридической науке, и только потом, уже спустя несколько десятилетий, стали развиваться и в отечественной правовой науке. Объясняется это тем, что в европейской юриспруденции необходимость разработки общих подходов к грамматическому толкованию норм закона явственно начала осознаваться еще в начале XIX века, когда стали появляться обобщенные рекомендации по понятийному выражению воли законодателя. Так, например, одним из родоначальников в области юридико-терминологических исследований справедливо называют английского философа, ученого-правоведа Иеремию Бентама. Основные вопросы в области законодательной техники были изложены им в трактате «Номография», опубликованным уже после его смерти в 1843 году [12]. Уже на тот момент ученый четко понимал, что в зависимости от того, какую терминологию и как именно мы ее используем при написании законодательных актов, будет зависеть успех их реализации. По мнению указанного автора, недостатки, присущие выражению и методу как форме законодательства, могут быть разделены на две группы. Недостатки первой группы особенно важны, так как они препятствуют понятию истинной мысли законодателя. Среди них философ выделяет следующие:
- двусмысленность употребляемой терминологии, «...когда из употреблённого выражения можно сделать выводы в различных направлениях, причём неизвестно, какое из этих направлений соответствует действительной мысли законодателя»;
- использование выражений, осмысление которых не приводит к выводу о том, какую мысль желал выразить законодатель;
- громоздкость используемых конструкций, «... при котором теряется для ума возможность охватить их единым пониманием».
Недостатки второй группы являются производными, зависящими от перечисленных выше недостатков. Среди них ученый-правовед выделяет следующие:
- непостоянство в отношении выражений, «когда для обозначения одного и того же употребляются различные слова или фразы»;
- непостоянство в отношении смысла, «когда одно и то же слово или фраза употребляются в различных случаях в различных смыслах»;
- многословие, «когда известная часть слов, без ущерба для смысла, т. е. для точности, полноты и общепонятности, может быть опущена или простая фраза может быть поставлена вместо более сложной»;
- растянутость, «когда законодательная мысль выражена в столь протяжённой форме, что человеческий разум не в состоянии удержать все связанные между собой в одном предложении части законодательной мысли»;
- стеснение, «когда положения, различные по существу, искусственно введены в состав одного грамматического предложения»;
- беспорядочность терминологии, используемой при формулировании мысли законодателя [13, 14].
Анализируя указанные недостатки, автор приходит к рекомендациям по корректному использованию юридической терминологии при написании текстов нормативных актов. При этом И. Бентам придерживается позиции о том, что «закон есть закон», и он должен быть понятен для всех субъектов, в отношении которых действует его юридическая сила. Такой подход представляется разумным и справедливым, однако, далеко не всегда с этим были согласны другие ученые в области юриспруденции. Так, например, ряд немецких разработчиков нормативных актов в середине прошлого века в ответ на претензии в их адрес о том, что текст национального законодательства порой весьма труден для понимания иногда даже юристам, не говоря уже о простых обывателях без специального юридического образования, отвечали, что «.закон не может быть понятным для всех в любом отношении, не говоря уже вовсе о том, что он не может открыть всю глубину своего идейного содержания неопытному читателю» [15, с. 47].
А. Шнитцер и вовсе придерживался точки зрения, в соответствии с которой только низкий уровень развития людей может вынуждать к использованию понятной для всех форме выражения права. Близка к этой и позиция Отто Гир-ке о том, что текст законов должен быть написан таким образом, чтобы был «.совершенно непонятный для не специалистов». В свою очередь это дало В. Гедеману основание считать, что трудности, связанные с ясностью языка закона, непреодолимы [16].
Действительно, благодаря этой позиции в зарубежной и отечественной юриспруденции довольно долго господствовала точка зрения о том, что язык права должен быть доступен только для определенной категории людей, поэтому и стиль, и используемая терминология при написании законом или даже просто юридической литературы, должны быть соответствующими.
Как это не кажется на первый взгляд удивительным, но в современной отечественной юриспруденции мы от этого подхода не совсем далеко ушли. В частности, Д.А. Керимов отмечает, что в настоящее время нередко «.предпринимаются попытки теоретического обоснования писать законы малодоступным для грамотного человека языком» [17, с. 58]. В этой связи представляет интерес следующая цитата: «Мы, юристы, не можем писать нормальным языком. Мы употребляем восемь слов там, где можно обойтись двумя. Мы пользуемся устаревшими, архаичными фразами для выражения обычных понятий. Стремясь к точности, мы становимся утомительными. Стремясь быть осторожными, мы становимся многословными» [18, с. 3].
Мы также придерживаемся точки зрения о том, что многие терминологические проблемы современного юридического языка созданы искусственно, благодаря излишнему усложнению текста, применению сложных конструкций и оборотов, использовании различных синонимов там, где можно было бы обойтись простыми и понятными всем терминами. В этой связи Е.Б. Хохлов к
числу юридических химер, в первую очередь, относит стремление к максимальному усложнению используемой терминологии [19, с. 4]. Впрочем, справедливости ради стоит отметить, что излишнее усложнение языка, особенно иностранными терминами, происходит не только в юридической сфере. Если, к примеру, изучить некоторые современные программы приоритета развития в сфере образования, то и там мы сможем найти массу терминов, значение которых на первый взгляд не сразу нам понятно. Насколько их употребление также необходимо и почему вместо них нельзя использовать всем уже известную и понятную терминологию? Мы также поддерживаем развитие любой сферы деятельности и приветствуем позитивные перемены, приводящие к лучшему. Но вряд ли следует полагать, что называя всем известные вещи новыми именами и придумывая новые обороты, мы кардинально что-то изменим в лучшую сторону. Тем не менее, тенденция эта очень популярна и широкомасштабна.
Анализ терминологического аппарата уголовно-правовых наук свидетельствует о том, что процесс формирования их терминологического аппарата далеко не всегда корреспондировался с общими научными подходами к общей методологии терминоведения. Следствием этого процесса стала весьма часто встречающаяся нормативная неоднозначность и противоречивость. В этой связи Б.С. Украинцев отметил, что «.условием эффективного использования информации является семантическая сопряженность источника и адресата информации, то есть их взаимопонимание, обусловленное единством используемого языка» [20, с. 49-50].
Нечёткая дефиниция многих понятий уголовно-правовых наук, наличие нескольких, порой противоречащих друг другу определений, появление многочисленных взглядов на тот или иной термин в «широком» и «узком» смысле» порождают множество сложностей, связанных, например, с определением положения участников уголовного процесса, производством процессуальных действий, порядком судебного разбирательства и др.
Здесь важно понимать, что существующие проблемы терминологического аппарата уголовно-правовых наук имеют не только общий, но и прикладной характер. Так, например, как показывает практика, в настоящее время существует острая необходимость корректировки понятийного аппарата судебной экспертологии, тесно связанных с ним отдельных норм процессуального права и некоторых криминалистических положений. Весьма справедливо замечание В.С. Готта о том, что «.главная трудность в решении многих комплексных проблем заключается в поиске единого языка для специалистов разного профиля» [21, с. 29].
Мы согласны с мнением Н.П. Майлис, которая подчеркивает, что «. обеспечение качества судебных экспертиз зависит не только от научных и методических разработок по исследованию доказательств, но и от правовых норм, закрепляющих их назначение, организацию и непосредственное производство» [22, с. 7]. Именно поэтому нам представляется весьма целесообраз-
ным акцентирование внимания на некоторых неоднозначных вопросах, связанных с терминологией использования специальных знаний в судопроизводстве.
Как отмечает В.Н. Голованов, «языковые термины и символы, принятые в той или иной науке, в отличие от обычного языка обладают большой строгостью и однозначностью» [23, с. 60]. Поддерживая в целом позицию данного ученого, все же хотелось бы отметить относительную неоднозначность и неточность языка криминалистики и процессуального права. Более строгим и однозначным следует признать язык общей теории судебной экспертизы, поскольку он более формализован, представляет собой сложное соединение языкового множества наук и по своей природе является неким интегрированным явлением, так как включает в себя термины и определения естественных, технических, экономических, искусствоведческих, химических и других наук, сопровожденные юридическими положениями и нормами.
В этой связи неслучайно многими ведущими учеными в числе базовых методологических вопросов довольно часто в качестве первостепенной проблемы обозначалась необходимость разработки языка криминалистики и судебной экспертизы, решение существующих понятийных и терминологических проблем [24, с. 34; 25, с. 38; 26, с. 49; 27, с. 140; 28, с. 30; 29, с. 11; 30, с. 12; 31, с. 15].
Мы также считаем, что среди обязательных условий дальнейшего развития методологических основ судебной экспертологии является решение проблемы единообразного использования судебно-экспертной терминологии. На единое использование и применение в судебно-экспертной деятельности, в процессуальной науке, в криминалистике, в научно-исследовательской и учебной деятельности терминов и определений неоднократно указывалось учеными [30, с. 14-15; 32, с. 28; 33, с. 85].
Одно из ключевых требований к языку уголовно-правовых наук - это его унификация, то есть однозначность толкования, краткость, системность и точность употребления.
Полагаем, что обозначенных выше требований можно достичь только при помощи четкого определения и полного соответствия терминов всем необходимым научным категориям.
Таким образом, можно предложить следующее авторское определение языка уголовно-правовых наук: это специальная знаковая система, выступающая средством реализации научного и практического мышления, обусловленного методологией уголовно-правовых наук, и понятийно согласуемая с общей системой юриспруденции.
Проведенное исследование в области терминологического аппарата уголовно-правовых наук позволяет нам разработать классификацию используемых в них терминов, в зависимости от поставленной цели, по нескольким основаниям, например, исходя из области научного действия, целесообразно выделить:
- общенаучные, используемые во всей сфере юриспруденции;
- отраслевые, разработанные для применения именно в области уголовно-правовых наук;
- частнонаучные, применяемые преимущественно в одной области, например, в общей теории судебной экспертизы.
Отметим, что вне зависимости от того, куда по данной классификации попадает тот или иной термин, все они образуют единый терминологический аппарат, используемый на общем терминологическом поле, поэтому должны подчиняться общим правилам образования и использования в области всех уголовно-правовых наук.
В зависимости от нормативного закрепления все термины уголовно-правовых можно классифицировать на:
- закрепленные в текстах законов;
- закрепленные в текстах подзаконных актов (например, стандарты, инструкции, положения и т.п.);
- нормативно не закрепленные.
Мы полагаем, что с точки зрения унификации понимания и недопущения различных трактовок как в теории, так и на практике, часто употребляемые термины должны быть закреплены в нормативных актах с соответствующей расшифровкой, что исключит неоднозначность среди субъектов правоприменения, например, трактовки в «узком» и «широком» смысле (Рисунок).
по области научного действия
по нормативному закреплению
закрепленны нормативно
закрепленны е в не
е в законах подзаконных закрепленны
актах е
Таким образом, подводя краткий итог анализа современного состояния терминологического аппарата уголовно-правовых наук и проистекающих в нем процессов, отметим, что совершенствование языка отечественного уголовно-процессуального законодательства является задачей первоочередной, о чём заявляют многие практические работники и учёные. Несомненно, изменения, вносимые в УПК РФ, всегда должны быть средством его совершенствования, а практика применения единообразной.
Наши исследования позволяют прийти к выводу, что противоречие между дескриптивным и нормативным подходами к изучению терминологии утра-
чивает свою остроту, поскольку на первый план выдвигается потребность в защите языка уголовно-правовых наук от таких негативных явлений как терми-нотворчество ради терминотворчества, которое становится приметой времени; терминологические системы перенасыщены некорректными, громоздкими, замысловато сформулированными определениями, заимствованиями.
В процессе исследования четко обозначились объективные основания для формирования единого межотраслевого (процессуального права, криминалистики и судебной экспертизы) терминологического поля, при котором нормативность требований к терминам характеризуется не только по критериям однозначности, точности, системности, краткости, способности к деривации, правильности, но и по критериям речевых норм языка, а также стилистике научного текста.
Комплексное исследование развития уголовно-процессуального, криминалистического и судебно-экспертного терминоведения расширит представление о научности и культуре употребления и понимания терминов и определений как о составляющей профессиональной юридической культуры, позволит выстроить общую междисциплинарную терминологическую систему, поскольку смысловое и языковое взаимопроникновение этих наук обусловлено исторически. Не может быть оправдан подход, направленный на дифференциацию понятийно-терминологических систем этих наук.
Список литературы
1. Панарина Д.В. Современные проблемы и тенденции развития языка общей теории судебной экспертизы: Дис. .канд. юрид. наук. Тула, 2018. 238 с.
2. Казарина С.Г. Типологические характеристики отраслевой терминологии: дис. ... д-ра филол. наук. М., 1999. 386 с.
3. Аннерс Э. История европейского права. М.: Наука, 1996. 397 с.
4. Гайдамакин А.А. Полемические заметки о логике права и правосознании // Государство и право. 2007. №7. С. 92-95.
5. Митрофанова О.Д. Язык научно-технической литературы. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1973. 145 с.
6. Овчинников А.И. Юридическая герменевтика как правопонимание // Правоведение. 2004. № 4. С. 160-169.
7. Постановление Конституционного Суда РФ от 30.10.2003 № 15-П «По делу о проверке конституционности отдельных положений Федерального закона «Об основных гарантиях избирательных прав и права на участие в референдуме граждан Российской Федерации» в связи с запросом группы депутатов Государственной Думы и жалобами граждан С.А. Бунтмана, К.А. Катаняна и К.С. Рожкова» // Собрание законодательства РФ. 2003. № 44. Ст. 4358.
8. Зорькин В.Д. Законный брак // Российская газета. 2006. 7 июля. № 146 (4112)
9. Зорькин В.Д. Право силы и сила права // Журнал конституционного правосудия. 2015. № 5. С. 1-12.
10. Зорькин В.Д. Цивилизация права: современный контекст // Журнал конституционного правосудия. 2014. № 5. С. 1-15.
11. Губаева Т.В. Язык и право. Искусство владения словом в профессиональной юридической деятельности. М.: Норма, 2003. 156 с.
12. Nomography; or the art of inditing laws: now first published from the mss.of Jeremy Bentham // The Works of Jeremy Bentham, published under the Superintendence of his Executor, John Bowring (Edinburgh: William Tait, 1838-1843). 11 vols. Vol. 3
13. Бентам И. Тактика законодательных собраний / Essayon Political Tactics (London, T.Payne, 1791) / Перевод М. К. СПб.: Издание Л.А. Велихова, 1907.
14. Бентам И. Введение в основания нравственности и законодательства. М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 1998. 415 с.
15. Цитата по: Dolle H. Vоm Stil der Rechtssprahe. Tubingen, 1949.
16. Eckardt B. Fachsprache als Kommunikations barrire? Verstandigungs problem ezwischen Juristen und Laien. Wiesbaden: Dt. Univ. Verl., 2000.
17. Керимов Д.А. Законодательная техника: науч-метод. и учеб. пос. М.: Норма-ИнфраМ, 2000. 136 с.
18. Wydick R. Plain English for Lawyers. Car. Akad. Press. 3 ed. 1979.
19. Хохлов Е.Б. Юридические химеры как проблемы современной российской юридической науки // Правоведение .2004. №1. С. 4-14.
20. Украинцев Б.С. Самоуправляемые системы и причинность. М.: Мысль, 1972. 254 с.
21. Готт В.С. Материальное единство мира и единство научного знания // Вопросы философии. 1977. №12.
22. Майлис Н.П. Регулирование судебно-экспертной деятельности в свете современного законодательства // Судебная экспертиза. 2004. № 1. С. 7-11.
23. Голованов В.Н. Гносеологическая природа законов науки. М.: Мысль, 1967. 94 с.
24. Аверьянова Т.В. Судебная экспертиза. Курс общей теории. М.: Норма, 2006. 480 с.
25. Баев О.Я. Основы криминалистики. Курс лекций. М.: Экзамен, 2001.
288 с.
26. Белкин Р.С. Курс криминалистики. М.: Юрист,1997. Т.1. 480 с.
27. Бычкова С.Ф. Становление и тенденции развития науки о судебной экспертизе. Алма-Ата, 1994.
28. Корухов Ю.Г. Избранные научные труды. М.: НП «Судэкс», НЭКЦ «Канонъ», 2013. 215 с.
29. Майлис Н.П. Введение в судебную экспертизу. М.: Юнити-Дана, 2016.
159 с.
30. Толстухина Т.В. Современные проблемы судебной экспертизы // Известия ТулГУ. Актуальные проблемы юридических наук. 2004. № 11.
31. Головин А.Ю. Криминалистическая систематика. М.: ЛексЭст, 2002.
335 с.
32. Светличный А.А. Несовершенство терминологии процессуального законодательства как причина неоднозначности понятийного аппарата правоприменительной практики раскрытия и расследования преступлений // Российский следователь. 2021. № 5. С. 26-29.
33. Панарина Д.В. Современные терминологические проблемы методологии судебной экспертизы // Известия ТулГУ. Экономические и юридические науки. 2018. № 1. Часть II. С. 79-86.
Светличный Александр Алексеевич, канд. юрид. наук, доц., зав. кафедрой, alexandrsvetlarambler. ru, Россия, Тула, Тульский государственный университет
MODERN INTEGRATION PROCESSES OF THE TERMINOLOGICAL APPARATUS
OF CRIMINAL LAW SCIENCES
A.A. Svetlichny
The article is devoted to the analysis of some patterns of formation and development of the terminological apparatus of criminal law sciences. The modern processes, changes and transformations taking place with the language of criminal justice, criminology, the general theory of forensic examination are investigated, their significance for the development of the theory of these sciences is revealed, and their reflection in practice is traced. The author's solution of some modern problems in the field of terminology of criminal law sciences is proposed.
Key words: terminology, terminological apparatus, general theory of forensic examination, criminal procedure, legal proceedings, legal vocabulary.
Svetlichny Alexander Alekseevich, Cand. of Legal Sci., Ass. Prof., Head of the Department, alexandrsvetl@rambler.ru, Russia, Tula, Tula State University
