CC BY
34
ORGANIZA TION OF DISCLOSURE AND INVESTIGA TION OF CRIMES IN THE REPUBLIC OF BELARUS: CRIMINALISTIC, OPERATIONAL-SEARCH AND CRIMINAL PROCEDURAL ASPECTS
S.V. Petlitskiy
The scientific article highlights the criminalistic, operational-search and criminal-procedural aspects of the institution of organizing the disclosure and investigation of crimes in the Republic of Belarus. In the course of the analysis of the current legislation, a review of the law enforcement activities of the investigative and operational-search divisions, theoretical and practical problems in the disclosure and investigation of crimes were identified. On the basis of this, the author has formulated conclusions and proposals for improving the norms of Belarusian legislation.
Key words: interaction, crime identification, operational-search activity, crime detection, crime investigation, criminal procedural activity, identification of a suspect.
Petlitskiy Sergey Viktorovich, foreign adjunct, platt@yandex.by, Russia, Moscow, Moscow University of the Ministry of Internal Affairs of Russia named after V. Ya. Kikot; Republic of Belarus, Minsk, Academy of the Ministry of Internal Affairs of the Republic of Belarus
УДК 343.13+343.98 DOI: 10.24412/2071-6184-2021-3-98-105
НЕКОТОРЫЕ ПРОБЛЕМЫ СООТНОШЕНИЯ И УНИФИКАЦИИ ТЕРМИНОВ УГОЛОВНОГО ПРОЦЕССА И КРИМИНАЛИСТИКИ КАК СОСТАВЛЯЮЩИХ ЕДИНОГО ТЕРМИНОЛОГИЧЕСКОГО ПОЛЯ
А.А. Светличный
Проводится анализ терминологического аппарата, используемого как в теории уголовного процесса и текстах уголовно-процессуального законодательства, так и в криминалистике, как самостоятельной прикладной юридической науки, исследующей закономерности приготовления, совершения и расследования преступлений, возникновения и существования его следов, собирания, исследования, оценки и использования доказательств. Формулируется и обосновывается авторская позиция о том, что применяемые в уголовном процессе и криминалистике термины должны иметь сквозное значение и образовывать единое терминологическое пространство.
Ключевые слова: терминология, предварительное следствие, криминалистика, уголовный процесс, терминологический аппарат, доказательства и доказывание, уголовное преследование.
В связи с тем, что осуществление в настоящее время процесса обмена информацией без участия языка стало практически невозможным, проблемы о сущности, значении и роли терминов в различных областях знаний представляются нам одними из самых сложных и актуальных, так как затрагивают глобальные проблемы познания.
Современные исследователи рассматривают термины как инструменты, служащие для получения, хранения, воспроизводства, обмена и передачи разного рода информации, которая в совокупности образует особую систему языкового выражения специальных понятий (терминологию), являющуюся необходимой платформой для осуществления познавательной деятельности человека. Иными словами, при помощи терминов мы осуществляем обмен информацией не только в пространстве, но и связываем между собой во времени поколения разных ученых, что особенно важно для поступательного развития науки. Естественно, для эффективного и полноценного осуществления этого процесса крайне важно формировать терминологию в соответствии с общепринятыми правилами и нормами, исключающими неоднозначность и неправильность восприятия и понимания тех или иных терминов.
Произошедший в середине ХХ века «терминологический взрыв», вызванный бурным развитием науки и техники, совершением массы новых открытий и получением знаний, привел к резкому увеличению терминов и усложнил проблемы их четкости и однозначности восприятия. В настоящее время термины справедливо рассматриваются в качестве инструмента для приобретения, хранения, репродукции, передачи особой информации, создающей систему языкового выражения специальных понятий (терминологию), необходимую для развития познавательной и преобразующей деятельности человека. Следовательно, термин выступает средством передачи или обмена информацией не только в пространстве, но и во времени.
В последние годы бурное развитие науки и техники, открытие новых знаний, разработка и внедрение разнообразных технологий создает такую ситуацию, когда появление новых терминов неизбежно. Вместе с тем, формирование и пополнение терминологического аппарата любой науки, для гармоничного их включения и полноценного использования не только в теории, но и на практике, должно проходить в соответствии с разработанными нормами и правилами терминоведения как самостоятельной отрасли знания. Однако происходит это не всегда так, что и подчеркивает важность и необходимость осуществления научных исследований в данном направлении и выработки соответствующих рекомендаций по устранению имеющихся неточностей и недостатков различных терминосистем.
Указанная проблема возникновения и включения новых терминов в теорию и практику присуща и таким наукам, как уголовные процесс, криминалистика, общая теория судебной экспертизы, терминологический аппарат которых существенно пополнился за последние годы. При этом пополнение произошло не только за счет появления новых открытий и достижений в смежных с ними науках, перешедших на вооружение, например, субъектам криминалистической и судебно-экспертной деятельности, но и появлением собственных терминов, возникших как результат обогащения собственных научных знаний.
Как следует из анализа научной и учебной литературы, в теории права достаточно часто обсуждается сложная и дискуссионная проблема о разграничении науки уголовного процесса и криминалистики, и соответственно, терминологического аппарата, которым оперируют данные области знаний. При этом
99
некоторые авторы высказывают мнение, что «...криминалистика иначе как прикладной по отношению к фундаментальной науке уголовного процесса быть не может» [1, с. 88]. Возражая против этого, Н.И. Порубов отметил, что криминалистика является самостоятельной, а не прикладной дисциплиной науки уголовного процесса, поскольку «... они равны по своему значению для целей борьбы с преступностью» [2, с. 61]. С другой стороны, многие науки, объединенные единой целью и задачами, можно по отношению к уголовному процессу назвать прикладными. Это, кроме криминалистики, общая теория судебной экспертизы, теория оперативно-розыскной деятельности.
Р.С. Белкин определяет криминалистику как науку «о закономерностях возникновения, собирания, исследования, оценки и использовании доказательств и основанных на познании этих закономерностей средствах и методах судебного исследования и предотвращения преступлений» [3, с. 18]. Исходя из приведенного определения, А.И. Винберг пришел к выводу, что теория доказательств в части, относящейся к собиранию и исследованию доказательств, познанию их закономерностей, входит в предмет криминалистики, а не науки уголовного процесса [4, с. 72- 73]. По данному вопросу высказывались многие ученые: Н.С. Алексеев, С.С. Алексеев, О.Я. Баев, В.П. Божьев, А.Д. Бойков, С.В. Бородин, А.Н. Васильев, В.М. Горшенев, П.С. Дагель, Л.М. Карнеева, И.Л. Петрухин, М.С. Строгович и др.
Заметим, что криминалистическая деятельность, вне всякого сомнения, является составной частью деятельности по обнаружению и раскрытию преступления, то есть составной частью правоприменительного (уголовного) процесса, выполняя задачи, стоящие перед уголовным судопроизводством. Как отмечает П.С. Дагель, «... криминалистические средства и методы применяются для достижения целей уголовно-процессуальной политики, на основе уголовно-процессуального закона и поэтому не выходят за рамки уголовно-процессуальной политики» [5, с. 12]. Относительная самостоятельность криминалистики, порожденная ее связью не со всем судопроизводством, а лишь с его частью - процессом доказывания, не должна приводить к забвению того, что предметом ее является именно уголовно-процессуальное доказывание в качестве составной части уголовно-процессуальной деятельности [6, с. 120].
В связи с тем, что в науке уголовного процесса существенное место занимает теория доказывания, требует оценки термин «недопустимые доказательства» (ст. 75 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации (далее - УПК РФ)). В УПК РФ раздел «Доказательства и доказывание» содержит две главы: гл. 10 «Доказательства в уголовном судопроизводстве» и гл. 11 «Доказывание». Среди прочих, доказательства характеризуются и оцениваются субъектом доказывания с точки зрения их допустимости в уголовном процессе [7, с. 136]. Однако, согласно ст. 74 УПК РФ доказательствами признаются любые сведения, на основе которых «суд (прокурор, следователь, дознаватель) в порядке, определенном настоящим Кодексом, устанавливает наличие или отсутствие обстоятельств, подлежащих доказыванию при производстве по уголовному делу, а также иных обстоятельств, имеющих значение для уголовного дела».
Теоретики-процессуалисты отмечали, что не только обвинение, но и доказывание любых обстоятельств, в том числе и смягчающих ответственность обвиняемого или освобождающих его от ответственности, должны основываться на допустимых доказательствах [7, с. 139]. Но известно, что, если доказательства не отвечают хотя бы одному из признаков, они не могут считаться таковыми, то есть доказательствами. Получается, что если на одном уровне оценки сведений на предмет возможности придания им статуса доказательств, эти сведения наделены таким статусом (поскольку они соответствовали признаку допустимости), то на другом уровне происходит уже повторная оценка, только уже не сведений, а доказательств. Таким образом, подразумевается толкование дважды допустимых доказательств.
Согласимся с С.В. Бажановым, отметившим, что буквально такую ситуацию можно трактовать как «недопустимые доказательства» - это недопустимые допустимые сведения. Автор сравнивает данный термин с термином «обезжиренные сливки» [8, с. 7]. Наверное, логика законодателя понятна - перепроверить сведения, получившие уже статус доказательства. Однако некорректно имеющиеся доказательства (допустимые) признавать недопустимыми доказательствами.
Необходимо было законодателю подойти к этому вопросу иначе, возможно закрепив термин «исключение доказательств» по аналогии со ст. 235 УПК РФ или признания их ничтожными. В этой связи название статьи также должно подлежать изменению. Тогда возникает сомнение о допустимости доказательств, полученных на досудебном этапе производства по уголовному делу, в судебном процессе и далее, результатов судебного следствия в апелляционном или кассационном производстве.
Кроме того, законодатель в ч. 2 ст. 75 УПК РФ приводит терминологически сомнительный перечень недопустимых доказательств:
1) показания подозреваемого, обвиняемого, данные в ходе досудебного производства по уголовному делу в отсутствие защитника, включая случаи отказа от защитника, и не подтвержденные подозреваемым, обвиняемым (вероятно, и подсудимым - А.С.) в суде;
2) показания потерпевшего, свидетеля, основанные на догадке, предположении, слухе, а также показания свидетеля, который не может указать источник своей осведомленности (по этому пункту возникает много вопросов к законодателю. Почему показания только потерпевшего и свидетеля. Кроме того, догадка и предположение обусловлены, как раз, отсутствием источника осведомленности);
2.1) предметы, документы или сведения, входящие в производство адвоката по делам его доверителей, полученные в ходе оперативно-розыскных мероприятий или следственных действий, за исключением предметов и документов, указанных в части первой статьи 81 УПК РФ;
2.2) полученные в ходе оперативно-розыскных мероприятий или следственных действий сведения о факте представления подозреваемым, обвиняемым специальной декларации в соответствии с Федеральным законом «О добровольном декларировании физическими лицами активов и счетов (вкладов) в
101
банках и о внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации» и (или) указанная декларация и сведения, содержащиеся в указанной декларации и документах и (или) сведениях, прилагаемых к указанной декларации, за исключением случаев представления декларантом копий указанных декларации и документов и (или) сведений для приобщения к уголовному делу;
2.3) полученные в ходе оперативно-розыскных мероприятий или следственных действий сведения о факте указания подозреваемого, обвиняемого в специальной декларации, представленной иным лицом в соответствии с Федеральным законом «О добровольном декларировании физическими лицами активов и счетов (вкладов) в банках и о внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации», и (или) сведения о подозреваемом, обвиняемом, содержащиеся в указанной декларации и документах и (или) сведениях, прилагаемых к указанной декларации, за исключением случаев представления декларантом копий указанных декларации и документов и (или) сведений для приобщения к уголовному делу;
3) иные доказательства, полученные с нарушением требований настоящего Кодекса.
Поскольку данный перечень не является исчерпывающим, полагаем, что можно было обойтись предписанием, изложенным в п. 3 данной статьи.
Рассмотрим еще некоторые примеры терминологических неточностей. Ученые отмечают, что в п. 20 ст. 5 УПК РФ изложено: «непричастность - это неустановленная причастность либо установленная непричастность лица к совершению преступления». «Смятение, провоцируемое подобным утверждением, - отмечает справедливо С.В. Бажанов, - стимулирует глубинные мыслительные процессы, плодами которых может явиться тезис и о том, что недопустимые доказательства являются доказательствами нежелательными» [8, с. 8].
В одном ряду с доказыванием в УПК РФ находится категория «изобличение» и связанная с ней - «уголовное преследование». Уголовное преследование - это процессуальная деятельность, осуществляемая стороной обвинения в целях изобличения подозреваемого, обвиняемого в совершении преступления (п.55 ст.5 УПК РФ).
Сначала разберемся, какие субъекты понимаются под стороной обвинения. Сразу оговоримся, что законодателем в п. 47 ст. 5 УПК РФ были внесены дополнения от 30.12.2015 [9], связанные с расширением перечня лиц, представляющего сторону обвинения. Законодатель совершенно справедливо дополнил этот перечень, кроме прокурора, следователя, руководителя следственного органа, дознавателя, частного обвинителя, потерпевшего, его законного представителя и представителя, гражданского истца и его представителя, также и начальником подразделения дознания, начальником органа дознания, органом дознания. Нам позиция законодателя представляется вполне логичной [10, с. 227]. Тем не менее, согласно ч. 1 ст. 21 УПК РФ уголовное преследование от имени государства по уголовным делам публичного и частно-публичного обвинения осуществляют: прокурор, следователь и дознаватель. Иные субъекты отсутствуют. В то же время и
102
руководитель следственного органа, и начальник подразделения дознания наделены указанными полномочиями, поскольку их статус закреплен в гл. 6 УПК РФ. Опять налицо издержки законодательной техники.
Не однозначна и дефиниция «уголовное преследование». В чем заключается цель процессуальной деятельности стороны обвинения? Подобное сомнение выражают и другие ученые. Например, В.С. Джатиев отмечает: «... по данному определению непонятно, в чем, собственно, заключается деятельность по изобличению подозреваемого и обвиняемого в совершении преступления. Можно лишь сделать вывод о том, что эта деятельность осуществляется во временных рамках существования в уголовном процессе подозреваемого и обвиняемого» [11, с. 16].
Теперь мы подошли к оценке термина «изобличение». Согласно справочной и научной литературе, данный термин расценивается как «обличать, уличать, доказывать или обвинять уликой» [12, с. 210], а также «доказывать виновность, обвинять доказательствами обвинительного свойства» [13, с. 56]. Мы полагаем, что в качестве цели уголовного преследования законодателю следовало бы указать не изобличение, поскольку изобличение - это не доказывание, а установление виновности лица в совершении преступления. Подобная формулировка не противоречит принципу презумпции невиновности, поскольку виновность лица устанавливается вступившим в законную силу приговором суда (ч. 1 ст. 14 УПК РФ).
На основании вышеизложенного полагаем, что уголовное преследование можно рассматривать как процессуальную деятельность стороны обвинения по установлению события преступления и виновности лица, его совершившего, осуществляемую в целях применения к этому лицу норм уголовного закона.
Таким образом, как видно даже из малого количества приведенных нами примеров использования и применения терминологического аппарата поиска, закрепления и фиксации доказательств в частности и процесса раскрытия и расследования преступлений в целом, как общеупотребительные, так и специальные юридические термины, закрепленные в теории уголовно-процессуального права, текстах уголовно-процессуального законодательства, по отношению к криминалистике как самостоятельной области знания должны иметь сквозное значение и образовывать единое терминологическое пространство, что, безусловно, положительно скажется не только на взаимодействии субъектов процесса расследования преступлений, но и в целом гармонизирует уголовно-процессуальные отношения.
Список литературы
1. Васильев А.Н. Критические замечания о соотношении криминалистики и уголовно-процессуальной теории доказательств // Советское государство и право. 1979. № 3. С. 87-89.
2. Порубов Н.И. Научные основы допроса на предварительном следствии. Минск: Вышэйш. шк., 1978. 175 с.
3. Белкин P.C. Курс советской криминалистики. Т.1. М.: изд-во Акад. МВД СССР, 1977. 407 с.
4. Винберг А.И. Теория судебных доказательств в науке советской криминалистики // Советское государство и право. 1977. №12. С. 71-75.
5. Дагель П.С. Проблемы советской уголовной политики. Владивосток: Изд-во Дальневост. ун-та, 1982. 124 с.
6. Яблонский В.Ю. Семантико-семиотическая обусловленность категории модальности в прагматике языков уголовного процесса и судопроизводства: дис. ... докт. филолог. наук. Краснодар, 1999. 395 с.
7. Уголовный процесс: учебник для вузов / под ред. П.А. Лупинской. М.: Юристъ, 1995. 544 с.
8. Бажанов С.В. Семантическая несостоятельность термина «недопустимые доказательства» // Российский следователь. 2007. № 17. С. 6-8.
9. Федеральный закон от 30.12.2015 № 440-ФЗ «О внесении изменений в Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации в части уточнения полномочий начальника органа дознания и дознавателя» // Собрание законодательства РФ. 2016. № 1 (часть I). Ст. 60.
10. Темираев О.Т. К вопросу о толковании термина «уголовное преследование» в международном и российском уголовно-процессуальном законодательстве // Общество и право. 2008. № 2 (20). С. 226-229.
11. Джатиев В.С. Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации: шаг вперед или два шага назад? // Фундаментальные и прикладные проблемы управления расследованием преступлений: материалы межвузовской научно-практической конференции. М.: Академия управления МВД России, 2005. Ч. 1. С. 15-19.
12. Ожегов С.И. Словарь русского языка / под ред. Н.Ю.Шведовой. М.: Рус. яз., 1986. 915 с.
13. Комментарий к Уголовно-процессуальному кодексу Российской Федерации / Отв. ред. Д.Н. Козак, Е.Б. Мизулина. М.: Юрист, 2004. 822 с.
Светличный Александр Алексеевич, канд. юр. наук, доцент, и.о. зав. кафедрой, alexan-drsvetl@rambler.ru, Россия, Тула, Тульский государственный университет
SOME PROBLEMS OF RELATIONSHIP AND UNIFICATION OF THE TERMS OF THE CRIMINAL PROCESS AND CRIMINALISM AS COMPONENTS OF A UNIFIED TERMINOLOGICAL
FIELD
A.A. Svetlichny
The article analyzes the terminological apparatus used both in the theory of criminal procedure and the texts of criminal procedural legislation, and in criminalistics, as an independent applied legal science that studies the patterns of preparation, commission and investigation of crimes, the emergence and existence of its traces, collection, research, evaluation and use of evidence. The author's position is formulated and substantiated that the terms used in criminal procedure and forensic science should have a cross-cutting meaning and form a single terminological space.
Key words: terminology, preliminary investigation, criminalistics, criminal procedure, terminological apparatus, evidence and proof, criminal prosecution.
Svetlichny Alexander Alekseevich, Candidate of Legal Sciences, Аssociate Рrofessor, acting head department, alexandrsvetl@rambler.ru, Russia, Tula, Tula State University
УДК 343.98 DOI: 10.24412/2071-6184-2021-3-105-117
СОВЕРШЕНСТВОВАНИЕ ПРАВОВОГО РЕГУЛИРОВАНИЯ ИСПОЛЬЗОВАНИЯ РЕЗУЛЬТАТОВ ОПЕРАТИВНО-РОЗЫСКНОЙ
ДЕЯТЕЛЬНОСТИ В УГОЛОВНОМ СУДОПРОИЗВОДСТВЕ
В.В. Семенчук
Рассмотрены проблемы уголовно-процессуальной регламентации использования результатов оперативно-розыскной деятельности в уголовном судопроизводстве. Представлен комплекс мер по совершенствованию правового регулирования рассматриваемых отношений с учетом гармонизации оперативно-розыскного и уголовно-процессуального законодательств.
Ключевые слова: оперативно-розыскная деятельность, уголовное судопроизводство, представление результатов, собирание доказательств, выявление признаков преступлений.
Достижение цели путем решения задач оперативно-розыскной деятельности (далее - ОРД) вызывает необходимость передачи полученных результатов потребителям, которыми преимущественно являются властные субъекты уголовно-процессуальной деятельности. Данный процесс по своей природе имеет двойственный характер - с одной стороны осуществляется представление результатов ОРД из системы их оперативно-розыскного производства, а с другой осуществляется их интерпретация в систему уголовно-процессуальных правоотношений. Подобная закономерность вызывает необходимость межотраслевой регламентации рассматриваемых процессов.
Правовое регулирование в сфере ОРД обеспечивает защиту интересов данной деятельности, а также соблюдение прав и свобод лиц, функционирующих в данной сфере. С этой целью Федеральный закон от 12.08.1995 № 144-ФЗ «Об оперативно-розыскной деятельности» (далее - ФЗ об ОРД) и принятая на его основе Инструкция о порядке представления результатов ОРД органу дознания, следователю или в суд (далее - Инструкция-776) [1] устанавливают ряд базовых условий представления результатов ОРД: 1) только в рамках установленных законом направлений; 2) в соответствии с предусмотренными законодательством процедурами; 3) с учетом соблюдения ограничений и запретов на распространение информации.
Данным нормам должны корреспондировать положения уголовно-процессуального законодательства, обеспечивающие использование результа-
