Социальное государство в контексте динамики политических отношений ("круглый стол") Текст научной статьи по специальности «Политологические науки»

Круглый стол

Социальное государство в

контексте динамики политических отношений («круглый стол»)

Отдел исследования социально-политических отношений Института социологии РАН совместно с редакцией журнала «Социально-гуманитарные знания» в январе 2017 г. провели «круглый стол» по теме «Социальное государство в контексте динамики политических отношений». Ниже мы публикуем выступления его участников в сокращении.

О.М. Михайленок, доктор политических наук, профессор, главный научный сотрудник, руководитель отдела исследования социально-политических отношений Института социологии РАН. В Конституциях ряда европейских стран, в том числе и России, законодательно закреплен статус политического устройства страны как социального государства. Но сегодня повсеместно оно переживает период сложной трансформации, связанной с современными вызовами.

Под социальным государством понимается государство современного высокоразвитого типа, обеспечивающее достаточно высокий уровень социальной защиты своих граждан, что достигается его активной деятельностью в области регулирования и контроля важнейших сфер жизнедеятельности общества. Социальное государство призвано создавать условия для повышения благосостояния граждан, развития человеческого потенциала. Поэтому эффективное социальное государство может строиться лишь на базе высокоразвитой и социально ориентированной экономики. Важный момент - экономическая политика, меры государственного регулирования и контроля должны сочетаться с мерами поощрения рыночной конкуренции, развития личной инициативы граждан.

Один из главных факторов развития социального государства - консенсус политических сил и слаженная работа социально-политических институтов, что позволяет обеспе-

чивать преемственность социальной политики в условиях демократической смены правящих партий, правительств и высших должностных лиц государства.

Духовная атмосфера в социальном государстве должна характеризоваться развитым чувством гражданственности, социальной солидарности и гуманизма. С ним неразрывно связана и надежда на утверждение принципа социальной справедливости, что означает:

- гарантии права на труд в соответствии со способностями и квалификацией каждого человека; на оплату труда в зависимости от его количества и качества; на возможность саморазвития и рост благосостояния;

- создание, в идеале, равных стартовых условий всем гражданам через мощные системы образования и социальной поддержки; переход от политического и правового равноправия граждан к их социальному равноправию;

- обеспечение посредством государственных социальных программ приемлемого уровня жизни для малообеспеченных и социально уязвимых групп населения.

Деятельность социального государства нацелена на всеобщее благо, в частности, через снижение уровней имущественного и социального неравенства, обеспечение высокой занятости, что в итоге способствует формированию благоприятной для человека жизненной среды. Отсюда первостепенная роль эффективной социальной политики.

Если обобщить различные точки зрения, то можно сделать вывод, что условиями существования социального государства и его характерными признаками являются:

- демократическая организация государственной власти;

- мощный экономический потенциал, позволяющий осуществлять меры по перераспределению доходов, не ущемляя существенно положения собственников;

- социально ориентированная структура экономики, что проявляется в существовании различных форм собственности со значительной долей собственности государства в важных областях хозяйства;

- развитая система права и правовой защиты граждан;

- существование развитого гражданского общества, отстаивающего необходимость проведения социально ориентированной политики;

- социальная направленность политики государства, что проявляется в разработке масштабных социальных программ и приоритетности их реализации.

Социальное государство в современной России, с точки зрения концептуальной, нормативной, практической, находится только в начале пути. Несомненно, выработка и реализация именно российской модели социального государства являются оптимальным и перспективным вариантом общественного развития нашей страны. Сегодня осуществляется формирование такой модели объединенными усилиями специалистов самых разных общественных наук, а также представителей политических партий, профсоюзных и других общественных организаций, всех ветвей государственной власти.

Если процессы социальной трансформации являются предметом социологии социальных изменений, то объектом политологии - совокупность свойств, связей и отношений общественной жизни, которые носят название политических. Иначе говоря, объектом политологии выступает политическая сфера общественной жизни, сфера государственно-организованных связей, взаимодействий и отношений. Основополагающие объекты исследования политологии - государство, власть и властные отношения, составляющие как бы осевой стержень политического. Как отмечал М. Вебер, «политика, судя по всему, означает стремление к участию во власти или к оказанию влияния на распределение власти, будь то между государствами, будь то внутри государства, между группами людей, которые оно в себе заключает».

Но и политическая наука, по существу, рассматривает государство и властные отношения как социальные феномены, как институты политической организации общества, главная цель которых - реализация всеобщего интереса. Опираясь на трактовку Р. Ароном понятия «политика», можно сказать: политика - главная характерная черта сообщества, ибо она определяет условия любого взаимодействия между людьми, что предполагает наличие власти. Следовательно, сущность политики заключается в способе осуществления власти и в выборе правителей.

Вместе с тем эволюция социальной структуры породила значительные изменения в массовом сознании, характере политического поведения и особенностях институтов политического участия. Эти обстоятельства позволяют говорить

о политическом измерении в исследовании социальных структур и процессов.

В современной политической науке распространена точка зрения, что социальная сфера является объектом целенаправленного воздействия трех субъектов: государства, гражданского общества и частного бизнеса. Эти три компонента и составляют современную социальную политику. И, соответственно, все они выступают в качестве субъектов публичной политики. При этом подчеркивается, что, в отличие от партий и подобных им объединений, организации гражданского общества в большинстве своем не являются политическими по существу, но имеют лишь политическое измерение.

Переосмысление основных политологических понятий происходит в условиях формирования новой социальной реальности. Речь идет о стремительном развитии информационно-сетевого общества. Сетевая коммуникация становится источником репродуцирования всех социальных институтов, изменяет социальный ландшафт, определяя формат социальных и политических отношений.

Вышеназванные коммуникативные трансформации социальных институтов приводят к тому, что базовой формой социальной организации становится Сеть. Поэтому мы, вслед за М. Кастельсом, считаем, что в современном обществе информационная доминанта заменяется на доминанту коммуникационную, а общество из информационного превращается в сетевое общество. Очевидно, что сетевое общество нуждается в новой, отличной от прошлых лет онтологии, этике, социальности, а также в новых механизмах солидаризации и самоорганизации.

По этой причине проблематика социальной солидарности и политического согласия для России имеет не только теоретическое, но и конкретное практическое значение. Социальная солидарность выполняет важную функцию в обществе - воспроизводство социальной системы на всех её иерархических уровнях - от межличностных отношений и групп первичных социальных практик до социума в целом. Состояние социальной солидарности и политического согласия определяет степень гармоничности функционирования общества, а также перспективы его развития. При этом следует отметить, что в качестве одной из политико-организационных основ для взаимодействия институтов власти и формирования различных видов социального парт-

нерства и взаимопомощи в решении актуальных проблем общества и государства может стать государственно-гражданская идентичность.

В.В. Люблинский, доктор политических наук, главный научный сотрудник, руководитель сектора сравнительного анализа социальной политики Института социологии РАН. Хотел бы затронуть вопросы о функциональных образах, логике и трендах развития государства благосостояния/социального государства .

Необходимо особо подчеркнуть, что социальное государство - основа современной плюралистической демократии, обеспечения политических и социальных прав граждан. В этом контексте нигде в мире, в том числе в странах Запада, оно никогда не рассматривалось. Социальное государство находится в центре политических отношений - отношений по поводу выработки и реализации политической стратегии и политических решений между участниками политического процесса на различных направлениях развития общества. В любом случае они отражают характер сложившихся социально-экономических отношений, которые транслируются на уровень политики.

В идеале социальное государство является такой организацией общества, при которой доминирующую роль при принятии политических решений играют факторы социального развития, а главной целью выступает рост благосостояния граждан. Но никогда, даже в период быстрого подъема и расширения социального государства во второй половине ХХ в., подобный подход в политике не был и не мог быть доминирующим, учитывая характер общества, подчиненного логике рыночной эффективности.

Важно также определиться с критерием социального государства. В принципе можно сказать, что государство, находясь в центре организации общественно-политической жизни, всегда выполняет те или иные социальные функции. Однако такой подход несостоятелен. Социальное государство, по нашему мнению, можно идентифицировать по двум основным признакам. Первый - цели и масштабы социальной деятельности. Социальным государство становится тогда, когда его деятельность ориентирована на интересы большей части населения, обеспечение динамического социального равновесия, решение структурных и текущих социально-экономических проблем, консолидацию

общества. Второй - уровень социальных расходов/инвестиций, которые становятся преобладающими как в бюджетах, так в ВВП развитых стран.

Это означает, что социальное государство как политический институт возможен только при определенном уровне экономического развития. Возможен, но также и необходим, ибо социальная устойчивость - активное благо и фактор роста. При этом темпы развития социальной сферыне должны опережать экономический рост, чтобы избегать рисков, связанных со снижением мотивации и инфляцией. В то же время если в стратегии экономического роста в должной мере не учитываются социальные факторы, то несмотря на приращение суммарного благосостояния общий уровень социальной удовлетворенности может снижаться в условиях роста концентрации доходов и неравенства.

Основа социального государства - это сочетание социальной ответственности власти с развитыми институтами демократии, эффективными профсоюзами и социальным законодательством. Важный момент в связи с этим: декларирование государством социальных прав - это отчасти политическая необходимость. Во многих странах между социальными правами, установленными в законодательстве, и возможностями их использования гражданами, как правило, имеет место разрыв, причем часто существенный. По логике властей предержащих граждане должны осознавать, что живут в условиях, когда они могут этими правами воспользоваться, даже если эти возможности в реальной жизни могут быть малореализуемыми.

Однако все же какова логика и тренды развития социального государства? В свое время его формирование на Западе - вынужденный политический выбор, определивший значительное усиление социальной деятельности власти, что фактически явилось отступлением от прежней линии развития мировой цивилизации. В XIX столетии в Европе возникла идеология социального государства, которая, как тогда казалось, несовместима с реальностью и лишена перспективы. Но развитие общества в XX в. приобрело иной характер. Произошел стратегический разворот государства в «человеческом направлении». Экономический дарвинизм стал сдавать позиции. Страны Запада вступили на путь эволюционной трансформации в направлении «социального роста», что было обусловлено

экономическими и политическим факторами. Социальное государство непрерывно развивалось и достигло апогея в конце 70-х гг., стало неотъемлемой частью политического строя как институт, выполняющий важные и разнообразные политические и социально-экономические функции.

С тех пор там разрабатываются и осуществляются реформы социальной сферы, фактически ставшие непрерывными. Однако происходящие в течение последних десятилетий трансформации, находящие выражение на разных уровнях, включая глобальный, все сильнее затрагивают государство в основных сферах его социальной деятельности. Оно становится центром противоречий между национальными интересами, политическими практиками и действием глобальных факторов, равно как деятельностью международных институтов.

Таким образом, длительный период роста и расширения социального государства завершился. Оно приобрело такие масштабы, что стало обременительным для значительной части социально-экономических групп, определяющих политику. Сейчас социальная функция государства ослабевает, а необходимость его все больше оспаривается. Оно вступило в период глубоких изменений, под вопрос поставлены многие социальные достижения. Активно развивается процесс маркетизации социальной сферы, ограничивая пространство социальных прав, особенно в медицинском обслуживании и образовании, ухудшаются условия пенсионного обеспечения для будущих поколений пенсионеров, о чем свидетельствует характер проводимых во многих странах пенсионных реформ. Социальная политика ослабляется, она не сбалансирована с экономическим развитием и экономической политикой.

С начала 2000-х гг. в мире усиливается тренд в сторону минимизации социального государства, возрастает риск дальнейшей «коммерциализации» системы социальных услуг со всеми вытекающими из этого отнюдь не только социально-экономическими последствиями. Такой вариант реформирования социального государства негативно отражается на развитии общества, демократии, росте благосостояния, обеспечении свободы и прав человека, что предопределяет усиление внутренних и внешних конфликтов.

Можно констатировать, что социальное государство отступает на основных направлениях. Одновременно социаль-

ные проблемы становятся острее, а значит, все больше приобретают политический характер. В ЕС возрастают риски «потерять» социальное государство, что угрожает европейским ценностям, которые непосредственно связаны с социальным государством, опираются на него. Однако значительная часть политического класса, равно как значительная часть общества, пока еще далеки от осознания серьезности последствий проводимых реформ социальной сферы.

В то же время необходимо признать, что социальное государство в странах Запада оказалось перед лицом новой реальности: снижение темпов экономического роста, обострение международной конкуренции, растущие бюджетные дефициты. В результате социальные проблемы фактически отошли на второй план. И мы наблюдаем продолжающуюся эрозию социального государства в связи с демографическими сдвигами, кризисом социальных расходов, усилением социального неравенства. Многие общества и государства столкнулись с ростом социально-политической конфликтности. Политические решения, нацеленные на сокращение социальных расходов, принимались несмотря на рост безработицы и бедности, а часть среднего класса оказалась перед лицом нисходящей мобильности.

В этих условиях сформировалась идеология новой социальной политики - фактически это попытка соединить несоединимое. Ее авторы исходят из парадоксальной формулы: активное государство, нацеленное на рост благосостояния и повышение качества социальных услуг и одновременно на сокращение социальных расходов. Но при снижении социальных расходов и инвестиций и дальнейшей поддержке экспансии рыночных отношений неизбежно снижаются возможности государства определять развитие социальной сферы. В силу этого социальная политика стратегически нацеливается на индивидуальную ответственность гражданина.

Закономерность такова, что в условиях расширения пространства рыночного регулирования и снижения социальной роли государства происходит увеличение уровня социального неравенства и концентрации богатства. В свою очередь, это усиливает конфликтогенность общества. Такая ситуация формирует новую, социально и политически напряженную атмосферу кризиса доверия к институтам власти. Кроме того, в современном глобальном мире мно-

гие социальные проблемы не могут быть решены на национальном и региональном уровне, ибо их источником является деятельность ТНК и международных институтов.

Что касается России, то в социальной политике она стоит перед сложным политическим выбором. Один вариант - это нынешняя стратегия минимизации социальной роли государства, которая осуществляется в странах Запада. Судя по всему, к этому образу социального государства склоняется часть правящего класса России в целях через снижение финансовой нагрузки на бизнес способствовать решению экономических проблем за счет роста инвестиций. Но это, естественно, чревато социальными издержками: ухудшением условий жизни значительной части населения и ростом бедности.

Другой путь - акцент на рост социального государства, что предполагает повышение социальной ответственности власти и бизнеса. Он связан, помимо прочего, с формированием социально равновесной модели распределения, которая является важным элементом полноценного социального государства и источником роста благосостояния. Обществу, людям необходимо со стороны власти дать ощущение справедливости, соответствующую программу развития страны, понятные цели. Иными словами, дать то, что сейчас отсутствует, ибо во многих сферах жизни доминирует несправедливость, за исключением разве что внешней политики. А в таких условиях успешно решать проблемы невозможно; в лучшем случае страна будет топтаться на месте со всеми вытекающими отсюда политическими рисками.

Люди должны почувствовать разворот власти к справедливости, и с этого принципиального момента может начаться реальная модернизация страны на основе реальной и долговременной консолидации общества. Готова ли власть к этому?

Б.И. Зеленко, доктор политических наук, главный научный сотрудник Института социологии РАН. Хочу обратить внимание на методологию обсуждаемого вопроса, т.е. на необходимость уйти от дескриптивного подхода. Правовое государство характеризуется верховенством права, социальное государство - верховенством социального. При исследовании этой проблематики, опираясь на учение Лок-ка, важен структурно-функциональный подход: а) социаль-

ная политика; б) внутренняя политика; в) бюджетная и налоговая политика; г) конституционно-правовые нормы.

Политические же отношения - это отношения по поводу власти. Причем власти политической, поскольку она шире государственной и используется в интересах каждой из представительных социальных групп, но и государства в целом. С точки зрения динамики политические отношения как деятельный функционал проявляются в двух формах бытия политики. Это политическая деятельность как выражение динамизма политических отношений, их зависимость от социальных условий людей и как политическая организация, выражающая структурированность политических отношений, их формирование на основе определенных норм, правил.

Отсюда, корреляция верховенства социальных и политических отношений в целях обеспечения солидарных отношений в обществе, сотрудничества различных слоев социума, реализации принципов социальной справедливости. Согласимся с максимой Г. Риттера относительно социального государства как интеграции народа посредством социальной защиты.

Изложенная модальность имеет свою успешную эмпирику в развитых странах Запада. Это подтверждается активным импортом российскими политологами идей и практики различных моделей социального государства. Но механическая экстраполяция таких стандартов не всегда успешно вписывается в российскую действительность. То же самое демонстрирует и экстраполяция ценностей западной демократии в Россию. И для этого есть свои причины.

По В.М. Межуеву, чтобы сравнивать себя с Европой, даже в пользу последней, надо в каком-то смысле уже быть Европой, осознавать свое родство с ней. Он утверждает: «Диалог России с Европой и рождался из потребности ответить на вопрос, какова степень этого родства (родства, разумеется, культурного), кто она Европе - мать, сестра или более отдаленный родственник».

Если следовать этому, то необходимо поменять взгляд на общественно-политические парадигмы развития. Имеется в виду движение от системоцентристской православно-византийской парадигмы к тем нормативным и институциональным формам свободы, которые западная культура сумела сформировать благодаря человекоцентристской парадигме развития. Она проявляется прежде всего в идее

«общего блага», которая, в свою очередь, смыкается с представлением о справедливости общественно-политического устройства, когда защищается благо каждого. Исходным является естественно-правовой принцип справедливости, выраженный формулой «каждому - свое: равным - равное, неравным (соответственно) неравное». Как считает В.В. Лапаева, «носителями общего блага (общего интереса) являются здесь сами члены общества (каждый в отдельности и все вместе), а не отчужденные от них и господствующие над ними государственные, социальные или конфессиональные институты».

Общее благо и есть верховенство социального. Динамика политических отношений в связке с социальным зачастую блокируется существующим отчуждением власти и социума. В нашем случае имеется в виду политическое отчуждение. Это отчасти и политическая аномия, недостаток социально апробируемых норм человеческого существования и власти. Стремление именно к этим нормам и есть преодоление отчуждения (деалиенация).

Речь, в общем-то, идет о развитии динамики политических отношений. В социальной жизни отчуждение российской власти и социума латентно сохраняется, и как следствие этого - открыт вопрос о верховенстве социального. Чем более развиты социальные нормативы деалиенации, тем больше объем верховенства социального, отсюдаи консолидация власти и социума. В этом основная наша идея, детерминирующая известные социополитические ожидания.

Однако динамика политических отношений оказывает влияние на соответствующие ожидания. Гиперболизация политики, пронизывающая всю внутреннюю жизнь, трансформировалась в политическую экспансию. Произошел существенный перекос не в пользу социального и экономического. Аналогичные тренды наблюдаются не только в России.

Ф. Фукуяма в своей статье «Америка в упадке. Источники политической дисфункции» (2016) пошел еще дальше. Политический упадок, по его мнению, происходит, когда учреждения не в состоянии адаптироваться к меняющимся внешним обстоятельствам либо из-за интеллектуальной негибкости, либо из-за позиции нынешней властной элиты, действующей сугубо в своих интересах. Упадок может сокрушить любой тип политической системы - авторитарной или демократической. Многие политические институты ста-

новятся все более дисфункциональными, и нет никакой гарантии, что ситуация изменится без значительного потрясения для политического порядка.

Он отмечает, что во Франции и Германии закон был на первом месте, затем современное государство и только потом - демократия. В США, напротив, на первом месте стояло право, затем демократия и лишь потом развитие современного государства. В России на первом месте -государство, затем закон, потом демократия.

И это симптоматично применительно к нашей теме. Так, отношения к государству, президенту и остальным ветвям власти разнятся весьма существенно, что напоминает некую ловушку. С одной стороны, россияне чаще всего убеждены: всё, что делают власти - вроде бы разумно, но разумно ли по отношению к ним? С другой - глава государства декларирует ожидаемые народом обещания, а правительство, по известным причинам, не в состоянии их выполнить. Мы не распространяем на Россию метафору Фукуямыо наличии политического упадка, только фиксируем некую «политическую ненормальность». Характерным примером этого являются инициативы власти по перманентному расширению сферы налогов, которые, согласно широко распространенному мнению, не эффективно используются. Поэтому происходит сокрытие доходов. Казалось бы, частность, но она может существенно повлиять на дисфункцию власти.

Путь один - к «новой нормальности» в функционировании социального государства. Термин политико-экономи-ческий.От себя уточним - к «новой политической нормальности» через расширение демократического участия, процедуры и прозрачности; путем смены приоритетов - демократия перед государством. Тогда решится вопрос и реального равенства как доминантного демократического норматива. Правовое государство, фиксируя формальное равенство граждан, при этом отчуждает реальное социальное неравенство. Правовой статус российского государства необходимо наполнить верховенством социального. Поддерживаю идею разработки системы ограничений преимуществ более сильного, которые приумножаются с определенного времени и уровня, независимо от его личных усилий.

Суммируя сказанное, полагаю, что проблема социального государства в орбите политических отношений остается пока открытой.

А.В. Брега, доктор политических наук, профессор Департамента политологии Финансового университета при Правительстве РФ, доцент. Сегодня социальное государство справедливо признается одним из высших достижений эволюции государственной системы. Его деятельность направлена на практическую гармонизацию прав индивидов и социальной справедливости в повседневной жизни. Такие положительные стороны социального государства, как минимизация социальных рисков и компенсация отрицательных социально-экономических эффектов являются показателем значительного социального прогресса.

Мир, в котором создавалось современное социальное государство, стал другим. Время, когда идеи социального государства возникли и начали успешно реали-зовываться в странах Западной Европы, характеризовалось весьма успешным экономическим развитием этих стран, сопровождавшимся максимальными темпами развития. В последние десятилетия все очевиднее становится, что сложившиеся механизмы функционирования социального государства уже сложнее адаптируются к новым реалиям.

Перед современным обществом стоит определенный вызов, требующий адекватного ответа на вопрос: каковыми должно быть социальное государство и социальная политика? Сегодня удовлетворенность населения набором и качеством социальных благ снижается, в то время как государство начинает испытывать серьезные финансовые трудности по исполнению взятых на себя социальных обязательств. Однако субъекты не могут отказаться от имеющихся социальных гарантий, а государство опасается социальных конфликтов. В результате социальная солидарность способствует развитию «социального паразитизма».

Другими словами, сегодня социальное государство не воспринимается каким-то абсолютным благом. Системной опасностью является то, что появляются социальные малообразованные слои, которые не согласны получать адекватную своей квалификации низкую зарплату и предпочитают жить лишь за счет пособий и дотаций. Тем самым государство, стремясь помочь безработным, создать для них достойные условия жизни, отбивает у них желание

искать работу. Программы обучения и повышения квалификации, а также эффективности служб занятости становятся бессмысленными, если пособие по безработице составляет две трети прежней зарплаты и выплачивается до трех лет. Ярким примером такой ситуации является Германия конца ХХ в. Немцы не желали (эта тенденция наблюдается до сих пор) менять работу и место жительства, чтобы получить лучшую работу. Более того, нередко даже в безвыходной ситуации не соглашались на плохо оплачиваемые рабочие места, предпочитая не работать вообще.

К тому же относительно высокий жизненный уровень и социальные гарантии привлекают в развитые страны мира значительное количество мигрантов из слабо развитых стран. Они, как правило, трудятся на не престижных и низко оплачиваемых рабочих местах. Такое положение вновь прибывших мигрантов вполне устраивает, так как уровень жизни на их исторической родине значительно ниже. Миграционный кризис в Европе 2015-2016 гг. - яркое тому подтверждение.

Общепризнано, что на практике реализация идей социального государства приводит к росту иждивенчества, заключающееся в использовании общего блага в личных целях. Данное явление имеет общие и специфические черты. Так, среди объективных причин обычно выделяют, во-первых, формирование и закрепление в национальном законодательстве правовых норм, которые не только препятствуют, но и способствуют проявлению иждивенчества. В большинстве современных государств социальные права и блага предоставляются индивиду государством на основании конституционных норм. Кстати, здесь очень примечательна роль психологической составляющей реализации социальных норм, когда социальное иждивенчество воспринимается как норма.

Во-вторых, часть социальных субъектов пытается получить личную выгоду за счет ограничения доступа к общественному благу других или сверхлимитного потребления блага. В частности, граждане, скрывая свои доходы, имеют возможность получить отдельные виды пособий; подменяя документы, получают привилегированный статус в потреблении общественных благ; обращаясь в различные территориальные ведомства, индивиды стараются стать получателем благ дважды и т. д.

В-третьих, органам власти выгодно создавать такие нормы, которые способствуют перераспределению ренты, так как на этой основе образуются господствующие коалиции, осуществляется контроль деятельности целевых групп, манипуляция общественным сознанием. Социальные нормы позволяют приобрести лояльность крупных общественных групп и использовать их ресурс для решения экономических, социальных и политических проблем.

Данное обстоятельство особенно характерно для обществ с высокими патерналистскими ожиданиями. Так, более 50% россиян исходят из того, что у них нет возможности выбора и они не в состоянии повлиять на собственную жизнь. Данные Института социологии РАН свидетельствуют, что на наличие подобного выбора указали только 43% респондентов. Для сравнения приведем соответствующие показатели невозможности и возможности выбора в других странах: Китай - 32 и 63%, Германия - 16 и 82%, США - 11 и 89%.

Ожидание патернализма низов генерирует патернализмом верхов, в основе которого преобладают административные методы. Правящий класс сам определяет, как, кому и в каких объемах расходовать общественные ресурсы, периодически «одаривая» основную часть зависимого населения очередной незначительной прибавкой к зарплате или пенсии и, безусловно, не забывая себя. Такое положение дел позволяет держать в экономической и политической зависимости большинство россиян, что вполне устраивает правящую элиту.

Так или иначе, относительно высокие социальные выплаты и льготы способствуют тому, что в обществе появляется социальный слой так называемых профессиональных безработных, предпочитающих жить за счет других. В результате искажаются базовые свойства общественных благ: неисключаемость и неконкурентность. При этом сами общественные блага переходят в категорию исчерпаемых и приобретают свойства общих ресурсов, за которые нужно бороться, например, путем перераспределения ренты.

Таким образом,в целях преодоления негативных тенденций необходимо вводить механизмы, повышающие индивидуальную ответственность граждан за свое будущее, предоставляя им возможность самостоятельно участвовать в процессе покупки общественных благ. Для России в си-

лу ее специфики и разнородности необходим комплексный подход к реализации принципов социального государства и политики.

В процессе осуществления политических трансформаций целесообразно применять концепцию государства социальной безопасности; экономические реформы допускают реализацию концепции государства социальных услуг; ситуация в социальной сфере позволяет говорить о правомерности концепции государства социальной защиты. Представляется, что воплощение дифференцированного подхода в социальной политике позволит государству обеспечивать демотивацию к иждивенчеству как за счет правового принуждения, так и экономических поощрений.

Социальная политика должна стать реально адресной и способствовать мотивации к труду для групп, стремящихся к социальному паразитированию. Поэтому задачей государства является формирование активной системы условий и действий по более полному использованию трудового, интеллектуального, предпринимательского потенциала трудоспособных граждан, стимулирования их личной ответственности за самообеспечение.

И.Л. Недяк, доктор политических наук, ведущий научный сотрудник Института социологии РАН. Предлагаю обратить внимание на Welfare 4.0. (благосостояние 4.0) как важнейшую задачу всех моделей социального государства обеспечить адаптацию общества к новому - киберфизичес-кому - миру, который создает четвертая технологическая революция в промышленности (Индустрия 4.0)

Идея, программы и стратегии Welfare 4.0 активно дискутируются. Эти обсуждения, безусловно, испытывают влияние бурных дебатов о кризисе неолиберальной модели социального государства, но тема еe переформатирования не стоит во главе угла.

Выделю четыре, по моему мнению, основные посылки Welfare 4.0:

- тренды развития капиталистического рыночного производства и государства благосостояния в его минималистской трактовке - это две стороны одной медали;

- индустрия 4.0 проникает во все сферы не только экономических, но социальных и политических отношений;

- со времен первой промышленной революции тенденция не изменилась: развитие социальной сферы отстает от производства;

- необходима координированная политика по управлению изменениями для достижения баланса между экономическим и социальным развитием, чтобы уровень модернизации общества как минимум не был препятствием развитию и внедрению технических инноваций; чтобы технологическая модернизация не «обрушила» рынок труда, не привела к серьезным социальным конфликтами способствовала социальному прогрессу; чтобы технические инновации стимулировали социальную модернизацию и социальные инновации.

Само понятие «Индустрия 4.0» введено в оборот на Ганноверской ярмарке в 2011 г. На этой крупнейшей в мире промышленной выставке группа немецких представителей (бизнесмены, политики, ученые) заявили оначавшейся четвертой промышленной революции, в результате которой глубокое проникновение и интеграция киберфизических систем (CPS) в производство станет ключевым фактором конкурентной способности.

Программы по Индустрии 4.0 ныне приняты во многих странах мира, включая и Россию.

Развитие Индустрии 4.0 обычно связывают с разработками в следующих сферах: организация системы взаимодействия между вещами и сокращение участия человека в этом процессе (Интернет вещей); интеграция вертикальных и горизонтальных цепочек создания стоимости; роботизация/автономные роботы; оперирование большими массивами данных (Big Data); моделирование и прогнозирование; дополненная с помощью компьютерных возможностей реальность; 3D печать, внедрение аддитивных технологий и материалов; облачные сервисы, вычисления, хранение данных.

Эксперты солидарны, что Индустрия 4.0 - это не «просто» новые технологии; это принципиально новый подход к методам производства и потребления, который проникает во все сферы жизнедеятельности общества.

Предъявляются новые требования к труду в целом и работнику, в частности. Хотя технооптимисты утверждают, что в средне- и долгосрочной перспективе цифровизация приведет к росту занятости, ближайшее будущее вызывает обоснованную тревогу. Согласно экспертным оценкам, в течение двух следующих десятилетий под угрозой сокра-

щения в результате автоматизации/роботизации производства и услуг может оказаться около 50% рабочих мест. Структурная безработица - оборотная сторона технологического развития. В первую очередь под удар попадут работники с низкой квалификацией, а также исчезающие и мало востребованные рабочие места и профессии; укрепится тенденция к поляризации рынка труда. Перспективы структурных безработных найти социальную защиту, мало-мальски схожие по качеству и оплате другие рабочие места оцениваются как мизерные.

Социальная политика в области достижения благосостояния 4.0 предполагает проведение проактивных системных усилий для управления процессом сопряжения технологических и социальных инноваций. Задача минимум такой целевой координации - смягчить социальное напряжение посредством предоставления работникам не столько «рыбы» (социальной защиты), сколько «удочки» - модернизации системы образования и программ по переподготовке кадров, стимулирования мобильности, выравнивания доступности Интернет-инфраструктуры. Задача максимум - добиться, чтобы достижения в области технологии и экономического развития способствовали социальному прогрессу.

Индустрия 4.0, безусловно, стимулирует процессы внутренней модернизации социального государства: применение современных средств связи и коммуникации в административно-государственном управлении; введение электронного документооборота между государственными органами; работа электронного правительства, развитие государственных электронных сервисов; цифровизация бизнеса и т.д.

Ключевое направление политики в области благосостояния 4.0 - недопущение/преодоление цифрового неравенства в двух его измерениях. Во-первых, в области технологической обеспеченности пользователей (инфраструктура и качество широкополосной связи, доступность и скорость мобильного и фиксированного доступа в Интернет etc). Во-вторых, создание условий для вовлеченности потребителей в использование цифровой экономики.

В России доля цифровой экономики составляет 2,1%. По данному показателю она находится на 39-м месте. Российская Федерация опережает Бразилию, Грецию и Италию, но уступает Словении, Румынии, Израилю. Отставание нашей страны по общему уровню цифровизации оце-

нивается в 5-8 лет. Оно опасно вдвойне, так как цифровой разрыв между странами-лидерами и отстающими зримо увеличивается, укрепляя тренд современной конкуренции «развивайся быстро или умри быстро».

Такое положение дел не снижает, а многократно увеличивает актуальность повестки Welfare 4.0 в России. Для разработки программ по обеспечению благосостояния 4.0 в нашей стране, считаю важным подчеркнуть, необходимо, чтобы успехи в достижении Welfare 4.0 и уровень развития цифровой экономики находились не в линейной зависимости. Отмечу также, что человеческий капитал и культура являются ключевым фактором цифровой трансформации, при этом важность политической воли, эффективной социальной политики для ускорения темпов роста цифровизации сложно переоценить. Тому есть убедительные примеры.

Так, Эстония занимает 27-е место по показателям интеграции цифровых технологий в экономику среди стран ЕС; более 11% ее населения еще не имеют доступа к высокоскоростному широкополосному Интернету, в то время как средний показатель по ЕС - 3%. Однако проводимая в стране политика (например, включение доступа к интернету в базовые права граждан) вывела ее на первые позиции по таким показателям социальных аспектов цифровизации, как развитие цифровых общественных услуг, административного управления, медицинских услуг. Эстония включена в группу наиболее быстро входящих в цифровой мир стран наряду с Нидерландами, Германией, Мальтой, Австрией и Португалией. Странами-лидерами остаются отнюдь не экономические локомотивы ЕС - Дания, Нидерланды, Швеция и Финляндия. Как остроумно и справедливо перефразировал известную фразу-напоминание один из аналитиков цифровой революции, «Все дело в политике, глупец».

Л.Б. Москвин, доктор исторических наук, профессор, главный научный сотрудник Института социологии РАН. В рамках обсуждаемой нами сегодня темы я хотел бы обратить внимание на ряд новых явлений, которые оказали серьезное влияние на социально-экономическое и политическое развитие России. Их основное содержание можно объединить такими новыми понятиями, как «новая реальность» и «новая нормальность». Они означают, что низкие темпы нынешнего экономического роста после 25 месяцев экономического спада стали в России не временным,

а постоянным явлением. Между тем, чтобы двигаться вперед и соответствовать провозглашенным в Конституции РФ принципам социального государства, необходимы высокие темпы развития, иначе добиться заметного улучшения социального положения населения невозможно.

Приведем данные, свидетельствующие о том, что картина реального состояния социальной сферы далеко не совпадает с официальной. Так, по оценкам Росстата, доходы ниже прожиточного минимума в III квартале 2016 г. имели 18,8 млн. человек, или 12,8% населения, что на 5% больше, чем за тот же период 2015 г. (17,9 млн., или 12,4%). А численность бедных в стране в конце 2016 г. превысила 20 млн. человек (примерно 15% всего населения). Это на 330 тыс. больше, чем год назад. Иначе говоря, развитие социальной сферы остается одной из острейших политических проблем.

В числе наиболее важных новых моментов стало выдвижение на первый план внешнеполитических проблем, которые по своему содержанию и характеру намного превосходят те, с какими России приходилось иметь дело в предшествующие годы. Но если во внутренней политике активное участие принимают граждане, то в международной политике участие людей отходит на второй план, ибо доминирующую роль играет государство и его структуры.

Резкое обострение отношений между Россией и странами Запада в последние годы не могло не вызвать озабоченность населения нашей страны. Почти половина россиян (48%) выразила опасение по поводу того, что обострение противоречий России со странами Запада может перерасти в третью мировую войну. И, тем не менее, 49% опрошенных считают, что России необходимо продолжать вмешиваться в события в Сирии.

Вместе с тем необходимо учитывать, что, как отмечают некоторые эксперты, активизация в последние годы внешней политики России отвлекает население от сложных социально-экономических проблем и подтверждает приоритет геополитики в деятельности российского государства. И, вероятно, в ближайшие годы, в том числе в ходе предстоящей в России избирательной президентской кампании 2018 г., не столько внутренняя, сколько внешняя политика будет оказывать доминирующее влияние на формирование настроения наших граждан.

Наконец, обратим внимание еще на одно новое явление, которое относится к социально-психологической сфере. Речь идет о существенном различии между «новой» реальностью» и «новой нормальностью», с одной стороны, и восприятием этих явлений миллионами наших граждан - с другой.

После 15 лет определенного роста благосостояния россиян в последние два года в ходе кризиса подавляющее их большинство ощутили на себе его негативные социально-экономические последствия. По данным ВЦИОМ, с конца 2014 г. количество респондентов, испытывающих на себе негативное влияние кризиса, неуклонно возрастало, но в то же самое время люди верили, что ситуация в социально-экономической сфере улучшается.

Образно говоря, произошел своеобразный «разрыв восприятия» негативных последствий кризиса, который наглядно проявился в неадекватной реакции значительной части населения на ухудшение своего материального положения. При этом составленный ВЦИОМ на основе опросов общественного мнения «индекс счастья» к ноябрю 2016 г. достиг исторического максимума. Разница между числом респондентов, относящих себя к счастливым людям, и теми, кто себя к ним не причисляет, достигла 70%. Опросы общественного мнения показывают, что примерно половина принявших участие (47%) считает себя пострадавшей от нынешнего социально-экономического кризиса. При этом 73% населения вынуждены экономить на покупке продуктов и товаров широкого потребления, а также на отдыхе.

До сих пор снижение уровня жизни отчасти компенсировалось внешней политикой, ощущением великодержавности. Но ухудшение социально-экономического положения не может продолжаться бесконечно. При всей терпимости россияне вынуждены будут как-то реагировать. И хотя сейчас какие-либо серьезные запросы на перемены еще не просматриваются, на смену эйфории, по мнению профессора Н.Е. Тихоновой, пришло ощущение «утраты определенности существующего порядка», и терпения россиян в кризис хватит еще на год-полтора.

Поэтому осознание ключевой роли для развития страны, объявившей себя социальным государством, отраслей социальной сферы должно и может стать реальной объединительной платформой для общественного согласия.

М.Г. Чуркин, кандидат политических наук, научный сотрудник Института социологии РАН. В ракурсе проблем развития социально-политических отношений на современном этапе обращает на себя внимание недавняя статья известного американского политолога Д. Хелда «Провальная политика (brokenpolitics): от 9/11 ко дню настоящему», в которой он использует известное клише «brokenpolitics» применительно к социальной сфере.Это дает представление относительно социального государства в будущем. В связи с этим возникает ряд вопросов:

- станет ли в дальнейшем также важным формирование устойчивой основы социальной сферыв рамках отношений человек - общество - государство;

- быть или не быть конструктивному взаимодействию субъектов социальной и политической сферы в рамках существующих политических систем;

- ввиду постоянной борьбы государств за человеческие ресурсы станет ли миграция и впредь важным механизмом социально-экономического благополучия наций или же останется объектом политических манипуляций и средством борьбы за власть.

В условиях современности все способно кардинально меняться. Реформа структуры социального государства предполагает некоторые деформации социально-политических отношений и существенные изменения в социальной сфере. Она постепенно перестает быть объектом регулирования со стороны государства, которое отказывается от принятых на себя обязательств, трансформируя при этом саму сутьпонятия «социальная ответственность».

Таким образом, социальная сфера призвана стать важным субъектом социально-политических отношений. В условиях динамики политических отношений это означает, что любое несогласованное решение власти потерпит фиаско, как только изменится расклад политических сил или изменятся правила игры. В качестве подтверждения этого тезиса вспомним недавнюю историю в США, связанную с введением программы медицинского страхования, известной под названием «Обамакер», которая так и не стала предпосылкой развития социально-политических отношений. С самого начала программа сопровождалась упорным противодействием со стороны отдельных представителей политического истеблишмента и бизнес-элиты, а

также авторитетных экспертов из сферы здравоохранения. Это, в том числе, привело к тому, что с приходом к власти в США нового президента Д. Трампа реализация данной программы была приостановлена.

Политический диалог в условиях современного государства становится связующим звеном в большой политике, что, среди прочего, означает осуществление акторами исторического выбора, предполагающего развитие, стагнацию или даже отставание. Меняются потребности в социальной сфере, изменяются и условия реализации социально-политической ответственности ее субъектами. На динамику политических отношений в социальной сфере оказывают влияние:

- финансово-экономические основы политических систем (их устойчивость вызовам современного развития);

- глобальные тренды социально-политического развития, дополняющие или идущие вразрез с приоритетами национальной политики и дальнейшего углубления процессов суверенизации;

- характер реформ социальной сферы по основным на-правлениямсоциальной политики: здравоохранение, образование, социальное и пенсионное обеспечение, защита материнства и детства;

- изменения в направлениях внутренней и внешней миграции населения.

В отношении миграции можно сказать, что она предстает механизмом восполнения естественной убыли населения, отражает политику государства на рынке труда, сказывается на борьбе за рабочие места, оказывает влияние на характер этнополитических и социально-политических отношений в различных странах. Как показали военно-политические конфликты на Ближнем Востоке, в последнее время миграция стала чувствительной темой политической повестки дня, оказывая воздействие на социальные практики и политику на рынках труда и возникновение новых идентичностей, в том числе под влиянием развития информационно-сетевой организации общества.

Многие рассмотренные выше вопросы лежат в плоскости социально-политических отношений, значимость которых еще недостаточно осознана со стороны политических элит.

О.Г. Щенина, кандидат политических наук, старший научный сотрудник Института социологии РАН. Рост на-

учного интереса к проблематике социального государства свидетельствует о наличии общественного запроса на исследование его теории и практики, о потребности в компетентной экспертизе социальных инноваций и управления социальными и политическими процессами.

Новые подходы к исследованию социального государства получают свое развитие и теоретическое обоснование, поскольку этот концепт многогранен. В частности, С.В. Калашников предлагает следующую типологию на основе функционального подхода: первичное социальное государство; государство социальных услуг; государство социального благоденствия; социальное государство.

Примечательно, что нынешний этап трансформации социального государствапроисходит одновременно с возникновением и развитием нового типа общества, которое принято классифицировать как информационное. Его основными чертами являются изменение роли информации и экономика знаний, а также изменения в форматах коммуникаций. А поскольку социальное государство реализует свои функции через властную вертикаль (начиная с федерального уровня и заканчивая местными органами власти) и разветвленную сеть различных социальных учреждений, в современных условиях приобретают особую значимость коммуникативные аспекты. Тем самым вопросы эффективности взаимодействия государства и общества выходят на первый план.

При этом приобретает особый смысл взаимная ответственность субъектов коммуникации, поскольку со стороны государства при принятии политических и управленческих решений необходим учет целого множества политических и социальных интересов граждан и различных групп населения, которые, в свою очередь, должны обладать информацией о возможностях реализации выдвигаемых ими требований.

Хотелось бы особо подчеркнуть следующее: социальное государство предполагает активное участие граждан в политическом процессе, чему способствует развитие информационных технологий. Это существенно расширяет возможности их влияния на власть и политические институты снизу. Вполне справедливо замечание И.И. Санжаревского о том, что «сетевой принцип организационно-публичного и правового взаимодействия государства и граждан следует рассматривать как форму организации государственной и муниципальной управленческой деятельности», которая поз-

воляет «решать практические проблемы взаимодействия государства и общества при сохраняющихся традиционных формах и технологиях управления».

В то же время повышение эффективности взаимодействия субъектов политической коммуникации можно рассматривать как важный фактор развития социального государства. Однако существуют риски при использовании новых информационных технологий. Справедливо замечание А.Ю. Цаплина о том, что «электронное государство (e-Govemment) подобно Двуликому Янусу: информатизация властных отношений, призванная сделать их более открытыми и прозрачными, оборачивается новыми возможностями для манипуляции, новыми вызовами для государственного управления».

Согласимся с рядом исследователей, указывающих на прямую взаимосвязь между эффективностью социальной политики и состоянием политических отношений. В свое время М. Кастельс обращал внимание на развитие горизонтальных связей между субъектами коммуникации и появлением новых форм политических коммуникаций. Существующие барьеры в политических отношениях (формальные и неформальные) приводят к снижению либо незначительной эффективности общественного участия и уменьшению влияния различного рода общественных организаций и гражданских инициатив на органы власти. Между тем в современном обществе эффективность социальной политики во многом зависит от расширения возможностей граждан оказывать реальное влияние на политические решения на разных уровнях.

Социальный запрос на расширение форм политического участия граждан выражается в появлении быстро расширяющегося числа общественных инициатив. Государство предоставляет возможность участия в различного рода социальных экспертизах, в работе многочисленных общественных, наблюдательных, попечительских советов, создаваемых в структурах, подведомственных органам местного самоуправления (прежде всего в системе образования, здравоохранения, культуры). Тем самым расширяется диапазон системы социального партнерства, создаются условия для роста социального и политического согласия.

Еще Джон Дьюи писал о превращении «великого общества» в «великое сообщество», в котором «насущной потребностью общественности является совершенствование методов и условий проведения дебатов, обсуждения

вопросов и убеждения граждан. В этом и состоит основная проблема общественности». Будем надеяться, что в России будущего становление социального государства позволит рассматривать его не только в качестве основного политического института, но и как гаранта политической стабильности и устойчивого демократического развития.

А.В. Назаренко, кандидат политических наук, старший научный сотрудник Института социологии РАН. Остановлюсь на ряде ключевых, с точки зрения политологии, понятиях. Государство, как мы понимаем, продолжает оставаться краеугольным камнем современной системы политических отношений. Оно - символ, ценность и центр одновременно, обладающий исключительностью при принятии любых политических решений. Внутри него постоянно идет поиск ситуативных целевых и глубинных ценностных скреп для поддержания внутренней монолитности. Присущие государству понятия идентичности и суверенитета превращаются в своеобразные «красные линии», которые нельзя нарушать в ходе политического взаимодействия сторон.

При этом надо понимать, что феномены идентичности и суверенитета как характеристики определенного качественного состояния политического субъекта относятся к числу понятий, вызывающих споры. Можно говорить о том, что политические аспекты феномена социального государства изучены недостаточно. Ключевое место в теории социального государства отводится социальным проблемам - защищенности и достойным условиям существования его граждан, т.е. речь идет об определенной целевой функции равных для самореализации личности условий, или иначе, об общественном благе, правах человека и справедливости.

Закономерно возникает знакомая дихотомия - права человека и суверенитет государственной власти, которая на настоящий момент лишь зафиксирована в государственных и международных правовых актах, но не разрешена. Ее можно считать основной причиной всех внутригосударственных и межгосударственных конфликтов, препятствующих достижению искомого идеала, ибо права человека и суверенитет власти становятся взаимоисключающими целями, обусловленные сосуществованием двух политических субъектов - человека и государства, один из которых при этом явно доминирует. Однако есть и признаки роста понимания того, что государство должно измениться,

дабы не противоречить своему изначальному смыслу -действовать во благо человека.

Меняющийся образ жизни, за который государство традиционно «отвечало», заставляет переосмысливать идейную приверженность определенным ценностям и территории. На наших глазах происходит разрушение ценностного, культурного, идеологического и пространственного порядка. Ценности, присущие, в частности, социальному государству - общественное благо, права человека и справедливость - начинают уступать прагматическим целям, следуя которым государство в любом его восприятии лишается глубинной ценностной основы устойчивости.

В качестве подтверждения данного положения служат нарастающие миграционные потоки, когда люди со своими ценностями пытаются искать место с приемлемыми для них условиями жизни. За этим легко просматриваются вероятные пути корректировки восприятия феноменов государственной идентичности и суверенитета. На это накладываются глобальные территориальные геополитические сдвиги, непосредственно разрушающие пространственное восприятие государственного суверенитета и идентичности. Примеров вмешательства в деятельность суверенных государств и попыток раздела мира на сферы влияния становится все больше, как и попыток самоопределения человека и нации.

Можно констатировать, что пониманию самой сути социального государства препятствуют как минимум три обстоятельства - неоднозначность дефиниции «социальное государство», неопределенность целей и утрата перспектив для государства в его нынешнем виде. Это заставляет обратить пристальное внимание на один казус - в Конституции РФ уже изначально обозначена специфическая идентичность государства - демократическое и социальное, политика которого направлена на создание условий, обеспечивающих достойную жизнь и свободное развитие человека. То есть предустановленная идентичность изначально фиксирует качество и «устройство» российского государства как политического субъекта, предполагая его определенный смысл. В результате любое рассуждение о специфике российской идентичности в привязке к суверенитету немедленно заводит нас в автократическую «государственную» ловушку со всеми вытекающими последствиями.

Комплекс политико-исторических, политико-экономических, политико-культурных, политико-религиозных и иных парадигм, прямо или косвенно фиксирующих российскую идентичность на протяжении уже достаточно длительного времени, формирует, на мой взгляд, устойчивую российскую рефлексию - попытку обеспечить безопасное существование гипостазированного государства в открытом мире Постмодерна. Как следствие, в российской политике постоянно присутствует системная ошибка, когда наряду с предустановленной идентичностью социальной общности, причем уже содержащейся в понятии государства, она просто нивелируется реальностью. То есть, по сути, закон начинает обладать силой до того, как становится известен объект его приложения, а это чревато нежелательными последствиями - бесконечными протестами, причем, как мы понимаем, на совершенно законном основании.

В результате каждый раз «политически» правильно выставленные акценты заставляют российскую политику балансировать между двумя «красными линиями». При этом государственная власть вынуждена оценивать свое окружение как враждебное в дефинициях «свой -чужой», а значит, потенциальный противник или союзник. Социальная политика исключением не является, превращаясь в инструмент, обслуживающий обе эти цели. Она консервирует существующий status quo и препятствует многостороннему развитию общества в целом и отдельного человека, в частности. В этом случае, действительно, консерватизм как единственная основа государственной политики - это наше «все» и «везде».

Г.А. Малышева, младший научный сотрудник Института социологии РАН. Проблемы социального государства в России становятся особенно актуальными на фоне его кризисного состояния. Было бы логично предположить, что реализация принципов социального государства в нашей стране имеет наибольшие шансы на низовом, локальном уровне, а именно - на пространстве местного самоуправления (МСУ). То есть там, где минимизирована дистанция, разделяющая власть и общество, и существует возможность получить наиболее быстрый отклик на сформулированный социальный запрос.

Местные (действующие на территориях муниципальных образований) органы самоуправления формально дистан-

цированы от государственной власти, хотя и обладают определенной автономией в сфере социально-экономической политики.

В рамках системы МСУ население наделяется правом участвовать в принятии решений по широкому спектру вопросов, касающихся организации их повседневной жизни, рассматривается как наиболее демократический по своему характеру институт публичной власти. Именно здесь было бы естественным рассчитывать на максимально полную реализацию принципа народовластия и развитие интенсивного взаимодействия между обществом и государством.

Однако на деле самоуправление граждан остается в значительной мере декларацией, а органы МСУ выступают не в качестве равноправного партнера государства, а скорее в роли его агента на местах. Населением они воспринимаются как часть государственной машины. Подобное МСУ положение обусловлено целым рядом факторов. В их числе не только несовершенство законодательной базы, но и риски возможной децентрализации и ослабления власти, а также характер российской традиции с приматом государства над обществом, а негосударственным формам управления отводилась подчиненная роль. Сказывается специфика политической культуры в России: ей свойственна социальная пассивность и низкий уровень общественного доверия, особенно к местному уровню власти, который в глазах большинства населения не является институтом, способным принимать самостоятельные решения.

Эффективность МСУ зависит от локальных управленческих практик, которые, в свою очередь, детерминированы качеством местных элит, в большинстве сохраняющих верность авторитарным методам руководства и ощущающих себя органической частью властной вертикали. Бюрократия на местах зачастую слабо ориентирована на взаимодействие с обществом. По стилю работы, включая методы кадрового рекрутинга, она немногим отличается от советской номенклатуры. Местной бюрократии по-прежнему свойственны закрытость, клановость и протекционизм, которые принято считать признаками непрямой, «мягкой» коррупции, прочно укорененной в ее работе.

Это приводит к дефициту доверия к муниципальным структурам, подрывая легитимность МСУ. Следует подчеркнуть, что в деятельности местных сообществ нахо-

дят отражение процессы и закономерности, характерные для российской политической жизни в целом.

При оценке легитимности местной власти необходимо иметь в виду, что она лишь отчасти основана на реальном опыте МСУ, не будучи в полной мере институтом народовластия, легитимируется не только «снизу», но и «сверху», имеет внешний источник легитимации, обусловленный лояльностью вышестоящим уровням властной пирамиды.

Местная бюрократия объективно заинтересована в распространении влияния для подтверждения своих властных полномочий. В этих целях широко используются информационные ресурсы и средства коммуникации властных структур с населением, включая механизмы «обратной связи» -элементы электронной и мониторинговой демократии.

Внедрение в работу МСУ такого рода интерактивных методик открывает новые каналы общественного влияния и преобразует характер легитимационного процесса, ранее ограничивавшегося традиционными формами (через муниципальные выборы, референдумы и т. д.). Однако отметим, что информационные технологии в какой-то мере позволяют властям влиять на настроения электората. Кроме того, эффективность электронного управления зависит от типа муниципального образования (понятно, что она будет разной в современном городском округе и в отдаленном сельском поселении), а также от ряда других, в том числе демографических и социокультурных факторов.

Проблематика социального государства на уровне МСУ тесно связана с вопросами развития гражданского общества. Пространство местного самоуправления обладает значительным потенциалом для расширения гражданского участия, включая возможности, предоставляемые сетевой информационной средой. Тем не менее масштабы этого участия пока не оправдывают ожиданий. В основном оно остается уделом относительно малочисленного гражданского актива. Большинство россиян продолжает оставаться инертными, и для них взаимоотношения со структурами МСУ сводятся в основном к участию в выборах.

Со своей стороны, власть стремится инкорпорировать гражданское участие, поощряя активность его лояльного крыла, в том числе путем вовлечения в социально-экономическую деятельность МСУ (к примеру, через внедрение

моделей партисипаторного бюджетирования местных инфраструктурных проектов).

Есть основания утверждать, что в России развитие социального государства во многом тормозится на уровне местной власти. Для решения этих проблем, по нашему мнению, прежде всего необходимы глубокие трансформации в российской политической культуре, преодоление патернализма. А это длительный и сложный процесс с мало предсказуемыми перспективами.

Л.В. Макушина, кандидат исторических наук, доцент кафедры управления человеческими ресурсами Российского экономического университета им. В.Г. Плеханова. Суть концепции социального государства - в достижении социальной справедливости, консолидации интересов всех социальных групп общества, государственных гарантиях защиты их социально-экономических прав, неприятии неравенства.

Идея социального государства впервые была выдвинута в Германии в XIX в. И с этой точки зрения опыт этой страны представляет особый интерес. В ФРГ до сих пор удается несмотря на многие сложности внутреннего и внешнего характера сохранять социальный мир. Вместе с тем все более очевидно обострение социальных проблем в стране, что создает почву для правого экстремизма и роста насилия.

В политической среде все более настойчиво стала звучать тема «границ социального государства», причем не только со стороны правых сил, но и социал-демократов. В результате происходит смена курса в социальной политике: взгляды неоконсерваторов и либералов возобладали над социал-демократическими представлениями о социальной роли государства. Критики дают негативную оценку монетаристской политике, проводимой правительством и ведущей к разрушению гуманистической идеи государства всеобщего благоденствия.

Главный аргумент противников нынешней модели социального государства состоит в том, что, по их мнению, большие социальные расходы непомерно «отягощают экономику», препятствуют повышению конкурентоспособности германской промышленности. В этом контексте предлагается рассматривать государство лишь как регулирующую инстанцию, которая должна проводить налоговую политику в целях экономического роста. Как результат, федеральные власти все больше устраняются от роли гаранта «со-

циального благополучия для всех», предоставляя право земельным и муниципальным властям самостоятельноре-шать проблемы безработицы и бедности.

Безработица остается в ФРГ наиболее острой социальной проблемой. Несмотря на все обещания правительства и руководства различных партий вести решительную борьбу с безработицей никаких действенных мер по ее преодолению пока не осуществляется. Многие видят причину массовой безработицы в том, что «труд стал слишком дорогим», а выход из этой ситуации - в сокращении издержек на оплату труда.

Общепринято считать, что наличие работы определяет во многом общественный статус человека. Однако в ФРГ не уделяется должного не внимания качеству занятости, а она все больше характеризуется увеличивающейся интенсивностью труда и нестабильностью. Поэтому все более актуальной становится активная политика государства в области занятости, направленная на создание новых рабочих мест.

Для будущей судьбы социального государства острейшими являются проблемы, возникающие в результате глобализации. ФРГ, как и многие страны Евросоюза, чтобы быть конкурентоспособной в условиях глобализации, вынуждена проводить политику сдерживания заработной платы, сокращения социального обеспечения. Многие специалисты считают, что за нагнетанием страстей вокруг глобализации стоит желание государства уйти от решения социальных проблем.

Глубокий идеологический кризис социального государства состоит в том, что почти все основные политические силы из всех общественно-политических слоев начинают считать его (государство) балластом для экономики и рассматривают как потенциальную угрозу конкурентоспособности страны на международных рынках. Актуальным становится лозунг «самопомощи», переход от «государства благосостояния» к «обществу благосостояния». Это означает, что общественные организации должны взять на себя основную заботу о тех группах населения, которые не попадают в сферу деятельности государства.

Для современной социально-экономической политики правительства ФРГ ключевыми понятиями становятся солидарность и субсидиарность. Противники субсидиарности утверждают, что ее реализация ведет к демонтажу системы

социального обеспечения, что человек остается без социальной защиты, предоставленный самому себе. Сторонники же утверждают, что лучшая помощь общества человеку состоит в том, чтобы помочь ему раскрыть и реализовать собственные возможности. И только в том случае, когда он не может даже при помощи общественной поддержки самореализоваться, он должен принимать помощь от других. Социальная справедливость не может ограничиваться рамками распределения денежных трансфертов. Ее целью должно стать создание равных возможностей каждому в преодолении социального отчуждения.

Как показывает опыт ФРГ, государству на современном этапе в целях сохранения всего лучшего, что было создано в стране, нужно решить такие важные проблемы, как обеспечение устойчивого развития экономики и высокой конкурентоспособности страны; достижение социальной справедливости; реализация подлинной демократии в условиях правового государства.

Э.С. Шиманская, старший научный сотрудник Института социологии РАН. Без преувеличения можно сказать, что профсоюзы несмотря на ослабление их влияния в современном российском обществе на сегодняшний день являются наиболее массовой и организованной общественной силой, способной эффективно выполнять свою функцию в сотрудничестве с властью и бизнесом в процессе реформирования социального государства. Причем отметим, что этоотносится в равной мере как к традиционному профсоюзному движению, представленному Федерацией независимых профсоюзов России (ФНПР), так и к новым, так называемым свободным профсоюзам, объединенными в Конфедерацию труда России (КТР).

Исходя из известного посыла, что социальное государство базируется на «трех китах» - социальном партнерстве, социальной справедливости и социальной ответственности - представляется важным обратить внимание на стремление российского профсоюзного движения принять непосредственное участие в определении стратегии развития страны и тактики действий правительства при реализации социальной политики, обеспечении социальной и политической стабильности, создании комфортного социального климата. Прежде всего, это выражается в непосредственном участии в генеральных, региональных и местных сог-

лашениях трех сторон (государства, предпринимателей и профсоюзов) посредством представительства профсоюзов в Государственной думе РФ в рамках группы «Солидарность», общественных палатах федерального и регионального значения, в реализации программы народных инициатив Общероссийского народного фронта (ОНФ) и т.д.

Вызовы XXI в., учитывая глобализацию всех проблем, меняют детерминанты социального измерения и заставляют профсоюзы всего мира (а значит, и российские) расширять сферу своих действий и интересов. Это относится и к экологической области. Необходимость разработать стратегию экологического выживания находит живой отклик все у большего числа представителей не только международного, но и национальных профдвижений. На фоне глобализации экономики резко возросло стремление трудящихся улучшить условия труда, устранить угрозу своему здоровью, снизить уровень профессиональной заболеваемости, защитить окружающую среду. При этом экономический рост как самоцель подвергается профсоюзами критике и объявляется «фактором упадка и ухудшения жизни, создания кризисного положения в экологии».

Аксиоматично утверждение, что устойчивое развитие возможно лишь при условии гармоничного взаимодействия природы и общества, всемерного учета экологических факторов. «Экономическое развитие, социальное развитие и охрана окружающей среды являются взаимосвязанными и взаимоподкрепляющими компонентами устойчивого развития» - вывод, который впервые был сформулированеще в 80-е гг. в докладе Комиссии ООН по вопросам окружающей среды и развития. С тех пор наряду с такими традиционными для профсоюзов проблемами, как безработица, занятость, уровень заработной платы, взаимоотношения с работодателями и правительством, проблемы экологии, вопросы охраны труда постепенно становятся приоритетными. Принято рассматривать два направления в работе профсоюзов, которые так или иначе связаны с охраной окружающей среды и борьбой за сохранение здоровья человека труда, достойные условия жизни.

Первое направление назовем условно «глобальная политика». Это позиционирование профсоюзного движения в мировой экологической повестке дня. Нужно сразу отметить, что российские профсоюзы это направление пока

развивают слабо, хотя и участвуют в деятельности Международной конфедерации профсоюзов (МКП) - крупнейшем мировом профобъединении. Даже у ФНПР, самого масштабного профцентра в России, нет никакого упоминания об участии в экологических проектах или каких-либо заявлений на этот счет. В отличие от российских зарубежные объединения профсоюзов понимают и адекватно оценивают актуальность экологических проблем в мировой политике государств. Именно поэтому они стремятся сформулировать свою позицию по этому вопросу и внести посильный вклад в решение экологических проблем.

Разрабатываются программы деятельности профсоюзов в указанной выше сфере, предусматривающие обмен информацией, проведение специального обучения, меры по оказанию давления на правительство, местные органы власти и администрацию предприятий для принятия мер по охране окружающей среды, безопасности и гигиене труда на производстве. Так, например, Норвежская конфедерация профсоюзов (LO) и Германское объединение профсоюзов (DGB) на своих сайтах подчеркивают, что изменение климата является наиболее значимым вызовом, который стоит перед человечеством. Немецкие профсоюзы являются авторами концепции «хорошая работа». Это определение, по их мнению, должно включать не только высокие социальные стандарты и справедливую оплату труда, но и безопасные рабочие места. Они также выступают сторонниками жесткого принципа: «виновный в загрязнении окружающей среды обязан понести наказание».

МКП ориентирует свои членские организации на выстраивание связей между трудом и окружающей средой. Она принимает участие в организации международныхфорумов по этой проблематике, инициировала кампанию «7 ужасов света» (названа по аналогии с 7 чудесами света), цель которой в составлении «антирейтинга» самых неблагополучных в экологическом отношении мест в мире, чтобы затем результаты широко обнародовать. МКП поддержала инициативу Международной организации труда (МОТ) по соз-данию«зеленых рабочих мест», что поможет сократить негативное воздействие на экологию и привести к созданию экологически, экономически и социально устойчивых предприятий и экономик. Иначе говоря, любой вред планете - это вред трудящимся и они не могут игнорировать это.

Российским профсоюзам, с нашей точки зрения, необходимо оперативно сформулировать позицию в отношении глобальных экологических проблем и предложить свои или поддержать уже разработанные пути их решения, а также принять активное участие в экологических проектах МКП.

Второе направление - это практическая работа. Она подразумевает контроль за состоянием условий и охраны труда работников, компенсацию за вредные и опасные условия труда, продвижение принципов достойного труда. Здесь российские профсоюзы идут в ногу с мировым профсоюзным движением. Во многом наши профсоюзные лидеры опираются на опыт и нормативы, оставшиеся от советских времен. С годами их актуальность только возросла.

По данным Росстата 78% предприятий в РФ отнесены к опасным и неблагоприятным для здоровья. Каждый третий российских работник трудится в условиях, не отвечающих санитарно-гигиеническим требованиям. Причины как объективные, так и субъективные. Износ основных производственных фондов и технологического оборудования, отсутствие у ряда предприятий средств на модернизацию оборудования и мероприятий по охране труда. Но даже те, у кого эти средства есть, стремясь извлечьмаксимальную прибыль, также закрывают глаза на то, в каких условиях и с каким риском для здоровья трудятсяих работники.

Поэтому так важно профсоюзным организациям на местах проводить мониторинг состояния охраны окружающей среды и условий труда на своих предприятиях. Результаты этой деятельности должны получить широкую гласность. Как отмечалось на съезде национального объединения новых профсоюзов - Конфедерации труда России, проходившем в мае 2015 г., вопросы экологии или создания благоприятной городской среды - это не чужие для профсоюзов проблемы. Чем больше людей за пределами предприятий будет знать о деятельности профсоюзов, понимать и доверять им, тем сложнее будет их оппонентам давать им негативную оценку.

Со своей стороны, отраслевые профцентры, равно как и ведущие профобъединения России, создали по регионам постоянные комиссии по охране труда и экологии. Они также плодотворно сотрудничают с недавно образованным в Госдуме Комитетом по экологии и охране окружающей среды. В частности, профсоюзы выступили с инициативой проведения совместных круглых столов по различным аспектам эколо-

гической проблематики. Позитивный отклик со стороны российских профсоюзов получил Указ Президента РФ о проведении в 2017 г. Года экологии «вцелях привлечения внимания общества к вопросам экологического развития Российской Федерации, сохранения биологического разнообразия и обеспечения экологической безопасности».

Однако не все профсоюзы и не везде столь позитивно относятся к решению вопросов охраны среды обитания. Ученые-экологи, представители общественных экологических движений свидетельствуют о случаях ожесточенного противостояния экологов и производственников. Так, по их мнению, самой горячей экологической точкой противостояния в стране является Еланское никелевое месторождение в Воронежской области. Другой пример - деятельность целлюлозно-бумажного комбината в Байкальске: против его закрытия выступила местная профсоюзная организация, поддержанная буквально всеми жителями этого моногорода.

Так что же важнее: экология или прибыль, или сохранение рабочих мест? Возможен ли компромисс между защитой окружающей среды и, скажем, сугубо частным интересом некоторых профессиональных групп трудящихся? И есть ли будущее у такого социального государства?

О.М. Михайленок. Таким образом, подытоживая, можно сказать, что социальное государство представляет собой исторический тип государства, в котором осуществляется внутренняя политика, направленная на защиту интересов широких слоев населения, создание стабильных условий благополучного существования и полноценного развития каждой личности. Такое государство невозможно без опоры на верховенство закона, защиту прав личности, демократические основы экономической и политической жизни, значительного уровня развития гражданского общества и достаточно высокой степени социальной и моральной взаимоответственности граждан и власти.

Согласимся с тем, что социальное государство базируется на «трех китах» - социальном партнерстве, социальной справедливости и социальной ответственности.

Государство как механизм регулирования экономических, социальных и политических отношений изменяется в соответствии с изменениями общества, его структуры, системы коммуникаций. При этом в условиях значительного

роста неопределенности возникают риски рассогласования расширения горизонтальных связей и возможностей адаптации к новым реалиям укорененных в государстве иерархических структур. Важно обратить внимание на то, что на этапе постпатернализма мер, предпринимаемых современными структурами общества, по защите граждан и нейтрализации рисков явнонедостаточно. Провозглашение свободы индивидов на фоне отсутствиянеобходимой защиты государством их безопасности порождают специфические политические риски.

В заключение хотелось бы еще раз обратить внимание на то обстоятельство, что в политической науке имеет веские основания тезис, согласно которому сетевая коммуникация становится системообразующим источником репродуцирования политической сферы, определяя формат политических отношений.

С одной стороны, традиционные иерархические структуры политических институтов начинают мутировать, так как испытывают затруднения, связанные с появлением множества властных центров и распылением информации. Они приспосабливаются к сетевым формам организации власти, действуя сообразно логике сетевых коммуникаций. Политические лидеры, политические партии и группы интересов начинают формировать и реализовывать собственную политическую стратегию сетевой политики. Так, в современных государствах ни одна политическая партия в XXI в. не может быть достаточно самостоятельным политическим субъектом за пределами сетевой политики.

В свою очередь, сетевая политика партийных элит предстает в перспективе как феномен синтеза информационно-коммуникационных технологий и политического воздействия на институты гражданского общества. Можно сказать, что информационные потоки в политической сфере неизбежно демократизируют устоявшийся порядок отправления власти.

Однако отметим и тот факт, что в глобальном обществе риска социально-политические отношения склонны к проявлению амбивалентной динамики. Это касается различных аспектов и составляющих общественных отношений.

Риски и угрозы в социально-политической сфере имеют многовариантное проявление изачастую носят гибридный характер (сочетают различные способы реализации): внешние угрозы проецируются на внутриэкономическую и поли-

тическую ситуацию и наоборот. Следует учитывать как традиционные угрозы, так и угрозы «нового поколения», связанные с развитием информационных и коммуникационных технологий.

Поэтому один из актуальных аспектов связан с изучением тенденций развития сетевой структуры социума и соответственного изменения характера социально-политических отношений в нем.

Нельзя не согласиться с тем, что киберпространство является ареной формирования сетевых практик глобального масштаба, которые активно влияют на все сферы человеческой жизнедеятельности, включая политические отношения. При этом очевидно, что информационно-коммуникативные технологии обладают значительным потенциалом целенаправленного манипулирования общественным сознанием, в том числе и политическими предпочтениями граждан в интересах тех или иных акторов.

Несомненно, киберполитика становится новым измерением политики, остающимся, однако, в пределах исторически заданных геополитических параметров.

Представляет интерес, на наш взгляд, и выявление особенностей социально-политической динамики - ускорение, интенсивность контактов и связей между субъектами политических отношений, которые опосредованы новыми технологиями. В этих условиях происходит возрастание объемов коммуникативных связей и отношений. При этом наблюдается явное перенасыщение информацией каналов этих взаимодействий.

С другой стороны,несмотря на то, что сетевое общество стало маркером современных трансформационных процессов, глубоко затрагивая структуры современного общества, следует учитывать, что фундаментальные принципы общественного устройства «еще окончательно не погибли» под натиском сетевых структур и процессов. Сетевая логика сосуществует в социальной реальности одновременно с другими типами логик (традиционного, индустриального, постиндустриального обществ). При этом отчетливо выделяются сегменты сетевых явлений глобального и локальных масштабов, проецирующихся на все сферы жизнедеятельности, включая политическую.

В контексте российской действительности глобальные тенденции общественного развития в значительной степе-

ни относятся к сфере социально-политических отношений и процессов.Среди них можно выделить собственно политические отношения, т.е., как их часто характеризуют, отношения распределения и использования государственной власти на основе политических интересов, а также целей, установок, ценностных ориентаций политических акторов.

В этом плане на пути поисков направлений формирования социального государствадля России остается актуальной задача, которую ставят развитие процессов гло-бализации,широкое распространение информационно-коммуникативных технологий, сетевизация общества.Что касается политических отношений, то, как суммировал ситуацию доктор политических наук Б.И. Зеленко, проблема социального государства в орбите политических отношений остается пока открытой.

Социальное государство в контексте динамики политических отношений («круглый стол»). Участниками «круглого стола» обсуждены актуальные вопросы, связанные с трансформацией социального государства. Уделено внимание его концептуальным и практическим аспектам, факторам, определяющим изменения. Развитие социального государства рассмотрено в контексте политических отношений, экономических и правовых проблем, сетевого общества, развития коммуникативных технологий, а также деятельности органов самоуправления и профсоюзов.

Ключевые слова: социальное государство/государство благосостояния, социальная политика, политические отношения, ценностные ориентации, информационно-сетевое общество, коммуникативные технологии, профсоюзы.

Welfare state and the dynamic of political relations («round table»). The participants of the "round table" discussed issues related to the transformation of the welfare state. Attention is paid to the conceptual and practical aspects, as well as factors that determine the process of changes. The development of welfare state is considered in the context of political relations, economic and law issues, information and network society, communicative technologies, activities of municipal authority and trade unions.

Keywords: welfare state, social policy, political relations,social values, information and network society, communicative technologies, trade unions.