CC BY
36
ФИЛОСОФСКИЕ НАУКИ ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК № 2 (96) 2011
себя, согласно тому языку, носителем которого является.
Языковые знаки, подобно концептуальным символам, конструируют объективную реальность в сознании людей. Язык формирует сетку понятий, которая создает языковую картину мира. Таким образом, через сетку понятий вырабатывается миропонимание и мировоззрение. Особенности и отличительные черты языкового сообщества определяются не только спецификой языковой реальности, но также концептами, входящими в ее состав. Концепты образуют некий каркас языка, посредством чего и формируется его специфичность, уникальность и непохожесть на другие языки. Языковая картина мира является упорядоченной системой языковых знаков, которая содержит информацию об окружающем мире, отражает объективную реальность средствами конкретного языка. Это своеобразная матрица к пониманию мировоззрения конкретного этноса. Языковая картина мира, следовательно, есть идейный каркас конкретной культурной среды в рамках языковой реальности.
Существует своего рода детерминированность мировоззрения и миропонимания языковой реальностью. Характер мировоззрения находится в прямой зависимости от языковой реальности и концептов, суть которых она выражает. Проговаривание абстрактных слов в языковой реальности позволяет формировать картину мира, мировоззрение и миропонимание в сознании как отдельных индивидов, так и языковой общности в целом. Через проговаривание бытия в сознании людей рождаются специфические представления об устройстве этого самого бытия и своем месте в нем. Проговаривание наделяет абстрактные понятия смыслом, представляя собой постоянную
рефлексию. Через проговаривание человек постигает сущность объективного мира, его структуру.
Миропроговаривание является важным аспектом понимания окружающей действительности, зависящее, прежде всего, от особенностей языковой реальности, как важного аспекта коммуникаций между ее носителями и накопления информации. Схема миропроговаривание — миропонимание существует под углом языковой реальности, как формирующего фактора мировоззрения конкретной языковой общности, что представляет собой новизну исследования в данной области. Поскольку существует разнообразие языков и их носителей, данная схема, применимая к определенной языковой реальности, в каждом отдельном случае будет выражать определенное мировоззрение, обладающее особой спецификой и чертами.
Библиографический список:
1. Чернейко, Л. О. Лингво-философский анализ абстрактного имени / Л. О. Чернейко. - М., 1997. - 320 с. - ISBN 5-7918- 0014-2.
2. Нуриев, Б. Д. Субъект языковой реальности и языковой деятельности: коммуникативный, познавательный и гносеологический аспекты // Вестник Башкирского университета. — 2009. — Т. 14. - № 3. - С. 899.
НАГАПЕТЯН Карина Жирайровна, ассистент кафедры философии Омского государственного аграрного университета, аспирантка кафедры философии Омского государственного педагогического университета.
Адрес для переписки: e-mail: [email protected]
Статья поступила в редакцию 24.09.2010 г.
© К. Ж. Нагапетян
УДК 1 И. С. МЕТЕЛЁВ
Омский институт (филиал) Российского государственного торговоэкономического универститета
СОЦИАЛЬНО-ОНТОЛОГИЧЕСКИЕ ОСНОВАНИЯ МИГРАЦИИ______________________________
Автор рассматривает тенденции коммуникативных действий в границах миграционного опыта, способы осмысления феномена миграции во взаимодействии с социальной средой и на этой основе направления локализации конфликтного пространства граждан в развитии политики мультикультуризма.
Ключевые слова: общество, онтология, жизненный мир, личность, коммуникативное действие.
Современные общественно-политические и экономические дискуссии о факторе миграции, его роли в жизнедеятельности российского социума постепенно обращаются к пониманию универсального характера миграционности, в том числе ее протяженного социально-исторического развития. В этом случае выявляется незаместимая роль философского анализа, ориентированного на постижение сущностных черт и качеств опыта миграции, противостоящего облегченным, редукционистским способам
понимания и объяснения феномена «человека мигрирующего». По этой причине необходимо обращение к таким универсальным проблемам, как онтология пути и местности, в особенности поиск гомогенных пространств, современные способы масштабирования, выявление оснований новой регионализации, демографическая структурность мира. Одновременно актуализируются вопросы этикокультурологического, философско-социологического, социальнопсихологического характера, которые позволяют
рассмотреть индивидуальную природу миграционного образа жизни, конфликтологическую проблемность существования мигрантов.
Сегодня настоятелен анализ методологических оснований анализа миграционного процесса, рассмотрению его общецивилизационных аспектов, социально-исторических коллизий перемещения граждан. Этим обусловлено обращение автора к отечественным и зарубежным философским источникам, выявлению ряда феноменов миграционности в различных странах мира. Но прежде всего акцентируется рассмотрение миграционного существования в аспекте современности, в направлении сравнительного изучения миграции в общественнополитических системах, в том числе применительно к внутриполитической и внутриэкономической обстановке в России. В результате проблематика «человека мигрирующего» образует специфический понятийно-проблемный комплекс как совокупность традиционных и новационных понятий, теоретических категорий во взаимосвязи оснований исследования, методов и принципов осмысления, понимания существенной определенности и актуальности процессов и явлений миграции. В данной теме полу-принудительно убеждаешься в универсальном характере homo migratio — анализ пространственных перемещений как социально-онтологической субстанции обращает внимание к конкретным реалиям цивилизационного развития, в дальнейшем — к рассмотрению общественно-полити-ческой проблематики конкретных социумов (в определенности разделов социальной философии и социальной психологии, философско-социологической и политологической предметности, перспектив развития российского социума). Это дополнительно аргументирует настоятельность заявленного исследования, в котором органически взаимосочетаются человек разумный (homo sapiens) и человек мигрирующий (homo migratio).
Социально-философский феномен «человека мигрирующего» обнаруживает особенности миграционного существования по отношению к изменяющимся пространственно-временным системам, в раскрытии сопряженности миграционного фактора и социокультурных ценностей, взаимосвязи процессов воспроизводства населения и тенденций развития миграционного процесса. Тематизация феномена миграции осуществляется в исторических, экономических, политических, социальных контекстах и типологиях социально-человеческого опыта. Прежде всего необходим анализ факторов динамического и статического миграционного опыта—соответственно, в условиях новых стартовых возможностей, использовании жизненно-практических ресурсов на основе реформ и эволюционных изменений. Проблемный смысл заключает вопрос о характере миграционного существования в глобальном и локальном качествах, выявлении онтологических оснований пространственновременных перемещений. Перспективным является предположение о том, что в современных условиях получает развитие структурное соотношение универсальных и конкретных субстанций, которое видоизменяет традиционное представление о социальноисторическом характере миграционности.
В социально-философском анализе исследуются исторические этапы (периоды) трансформации миграционного опыта, проблематичность ориентаций «человека мигрирующего» в направлении гомогенной среды, осуществляется поиск новых типов ориентаций как социально-человеческого «предприятия»
в масштабах научной онтологии (начиная с первого стыкования городской цивилизации и ориентаций переселенцев). Текучесть, призрачность миграционного опыта постепенно замыкается культурно-экономическим расселением, упрочением территориальных связей, в появлении историко-антропологического материала, социальной метафизики сближения и дистанцирования в системах коммуникаций. Изменение содержания пространства человеческой жизни в появлении «регионализаций», понимание «своевременности» социального времени и «простраивания» пространств обусловливает использование труда мигрантов как элементов социальной машины.
Современное коммуникативное пространство, образно говоря, «забирает» социально-массовые группировки людей. Содержательность подобного феномена раскрывает Е.Финк: «Человек нашего времени относится к окружающему миру практически-технически, подходит к ней как завоеватель или, по крайней мере, как разведчик. Туризм, который стал возможным благодаря транспортным средствам и был ими вызван, во много раз превосходит по своим масштабам великое переселение народов. То, что преподносится человеческому любопытству из увиденного и услышанного... вовсе не суррогат естественного опыта, не предложение консервированной духовной пищи, но совершенно новые и оригинальные источники переживания, которые нацелены на планетарную тотальность информации, подобно тому как экономика развивается с расчетом на мировой рынок» [1].
В целом миграционный фактор предполагает указание пути не столько в географических, сколько эмоциональных ориентациях по отношению к затруднениям выбора конкретной направленности продвижения. Личности необходимо решиться на «предприятие», которое предполагает, если не предварительный расчет, то оперативные навыки. Классическая миграция отправляется от вопроса: не куда, а зачем? В отношении открытия для себя нового опыта, информация о перспективной территории является не причиной, а следствием миграционного замысла. Конкретные смыслы, ценности и указания по поводу «местности» («земли») появляются после осмысления реальной жизни предшественников. Располагая целеуказаниями, мигрант произвольно избирает направление пути и в возрастающей степени отказывается от роли путешественника, хотя не свободен от погружения в имеющиеся интерпретации жизненных пространств. На этой основе способен развиваться межцивилизационный конфликт, взаимонепонимание этносов, культур, образов жизни, типов поселений. Исторически подобный феномен существовал в формах призрачности, пространственной текучести миграционного опята -прежде всего в образах «великого переселения народов», традиционных уделов и, наоборот, открытия новых горизонтов. С одной стороны, оформляется экономическая устойчивость, самодостаточность населения, с другой - имеет место недостаточная прочность жизненного мира, которая сопровождается расширением территориально-экономических связей. В результате появляется единственность жизнеспособности народонаселения вне потрясений и разрывов в общей стратегии выживания1.
Функции жизнеобеспечения граждан являются первичными по отношению к экологическому аспекту миграции (приспособленность условий существования, их экстремальность как угроз образу жизни, распространение вариаций, форм и процессов
ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК № 2 (96) 2011 ФИЛОСОФСКИЕ НАУКИ
ФИЛОСОФСКИЕ НАУКИ ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК № 2 (96) 2011
образования популяций). Речь идет о пространствах обитания как формировании «средовости среды». Отсюда-поиск новационных траекторий, миграционных ориентиров, развитие практических навыков и языков общения, способность и взаимодействовать и дистанцироваться от «чуждого и чужого». Как следствие, происходит последовательная регионализация пространственно-временных перемещений, которая определяет темпы и ритмы миграционного процесса, тенденции способов продвижения, характер, периодичность и смену цивилизационных этапов, разделение систем социокультурных ценностей.
В результате миграция приобретает устойчивый универсальный статус как порядок отправлений, производство знаний об окружающем мире, произвольный выбор момента исканий и т.д. В онтологическом смысле осуществляется поиск не только географических территорий, но и «самого себя» как условия выживания в новых обстоятельствах. На этой основе можно разделять образы жизни отдельных народов (народонаселения) и его представителей, собственно, «мигрантов». Как следствие, в границах миграционного процесса следует различать выбор причинно-следственных взаимозависимостей, прежде всего в отношении отправления в «путь» и «выбора дороги». «Прибытие как событие» должно быть оправдано фактичностью особого миграционного опыта, первоначальных перемещений в пространстве-времени, актов отправления как стремления продвигаться в дальнейший путь. Измерение последнего происходит в закономерной причинно-следственной цепи транзитов как «транзитной антологии». Феномен мобильности оказывается более ограниченным, чем миграционный процесс, который предстает универсальным в связывании различных представленных порядков. Так, конкретный действующий человек практикует миграционное существование в меж-думирии культур, типов поведения и образа мыслей.
Например, исторический путь заключает множество дорог и предстает в качестве направления и развития миграционного опыта (путь в Россию или в направлении Запада и Востока, в ближнее и дальнее зарубежье). При выборе конкретной дороги можно «сбиться с пути», оказаться ее пленником. Так, у устойчивой территориальной общности свой путь, который можно обнаружить в искомом направлении, отправляясь от существующей реальности, исторических традиций и культуры. В этом отношении личность мигранта исходно маргинальна, поскольку, покидая свою среду, она может не добиться вхождения в новационную («местность населяют жители, а не странники»). Только в исключительных случаях можно достигать гармоничности сочетания традиционного (оседлого) и миграционного опыта, прежде всего на основе базовых ценностей духовно-практического и социально-исторического порядка. В результате следует говорить о развитии относительно устойчивых жизненных горизонтов в различных картинах мира и одновременно противоречивой взаимосвязи жизнеустойчивости народонаселения с целеустремлениями миграционного образа жизни, необходимости анализа глубинных онтологических измерений в структурности глобальных и локальных пространств.
Можно предположить, что истинному мигранту присуща способность видеть время, читать его, относиться к фактору пространства как формирующемуся, «становящемуся» целому и очередному предприятию (понятно, что в значении задуманных начинаний и действий). Сюда включается природное
окружение, приметы странствий, территории обитания народов, незнакомый характер нравов и реализация идей в направлении мировых онтологий. Временной ход миграции отличается различной циклической напряженностью - утренние часы восходов и закатов, бытовое окружение, перепады ландшафтов, нарастание новых циклов движения, собственно, длительность передвижения. На временной пласт текущих события накладывается историческое время: памятники материальной культуры, элементы городских цивилизаций, социально-институциональные структуры, мир организаций и т.д.
Миграционный опыт позволяет видеть и понимать поколенческие различия народов, особенности социальных группировок качественные отличия эпох, творческие усилия. Расширяющиеся познавательные, со стороны «пестрых личностей» в обыденном смысле впечатления, неотрывное внимание к калейдо-скопичности примет жизненного мира требуют особой заботы и работы зрения, соответственно, порождают переходы к постижению социального времени. Его направленностью являются контрасты образа жизни, общественных статусов, понимание собственного прошлого (родины) и положения на новых путях и дорогах, которые устремляют взгляд в перспективную реальность. В узкотематическом миграционном процессе заявляют себя образы фрагментарной историчности, «времен года», человеческих возрастов, проявления разновременности в традициях и пережитках, ростках и начатках будущего.
Понятие «истинной миграции» соотносится с настоящим временем, его новыми явлениями, территориями, ландшафтами. Основанием этого служит фактор культуры как всеобъемлющей системы, связывающий многоразличный мир ценностей и традиций, духовный модус человеческого существования. В этом отношении, подчеркивает М. Блюмен-кранц, человек не сводим к своей актуальной данности, пребывает в непрерывном становлении, реализует многообразные потенции и, благодаря этому, «всегда в пути, со всеми падениями и подъемами, ему сопутствующими».
При всех выпадениях из различных пределов, эгоцентризме, индивидуалистических притязаниях, «человек мигрирующий» - продукт новых коммуникаций, хотя путешествия теряют «тепло добросовестных человеческих контактов», общение утрачивает «необходимую атмосферу интимности, что напоминает, скорее, «тюремное свидание под неизменным наблюдением . посредника - телефонного или электронного аппарата». В результате исчезает «точка центрирования», в которой стягивается смысл социально-человеческого существования и существования целостного мира, человеческая личность постепенно погружена в «приватный Космос». Она - «вечный Робинзон коммуникационных линий», как следствие, вырабатывается «накатанная техника скольжения по жизни». М. Блюмен-кранц подчеркивает, что современный кочевник отличается скоростью передвижения и портативностью технических средств на основе обслуживания современной гипериндустрии. «Все свое ношу с собой и поэтому всегда налегке»,-шутят кочевники с кейсами. Вместе с тем прежний уклад жизни, неспешность жизни, дом «не как привал» остаются2.
Показательно приложение к миграционному процессу ряда философских смыслов. В антропологической предметности у мигранта нет «окружающей среды», но ее открытость неизбежно сочетается с динамиче-
ской стороной социальной жизни. Взаимодействие «Я», далее «Мы» с фактором «Они» включает различные классы объект-субъектных отношений - от статусно-регламентационных и обыденно житейских до структурности межличностного взаимодействия. Социальная событийность - реальный мир, пути и узлы контактов-соприкосновений обнаруживают непосредственные обращения в ответности и безответности. Разные жизни-это и различные способы взаимодействия с ней, принципы обустройства, методы диалогизации, инструменты пребывания в социокультурных ландшафтах. Так, на материале очерковых повествований В.Г. Щукиным выделяются разновидности бытовых культурных пространств или социокультурных локусов. Прагматическая функция локуса порождает его формальную и ноуменальную оформленность, внешнюю и внутреннюю структуру, комплекс сопутствующих смысловых коннотаций. Автор отмечает важную особенность: локус на долгое время «застывает в неподвижности», но рано или поздно наступает период его регресса и деформации. Например, комфортабельные квартиры (районы) коммунализируются, ряд городских анклавов (трущоб) деградируют до непригодных для проживания площадок, благородный пансион переводится в статус «интерната», классический рынок в «конце концов» становится «вещевым» или «оптовым» [2]. Следует ли говорить о том, что первоначальный миграционный опыт «помещается», «расселяется» именно в данные пространства, которые становятся миграционной материнской средой, в том числе и по отношению к реалиям настоящего времени.
В этом смысле акцентируется понимание хроноти-пического существования мигранта, не в философском расширительном, но конкретно-социальном значении, в том числе как «ворот» вхождения в новую жизнь, тесном единстве временных и пространственных характеристик. Речь идет об особенностях обыденно-жизненных сюжетов, личностно присвоенных примет малознакомой жизни, практических «розыгрышах» социально-человеческих качеств существования.
Помещающая в конкретный хронотоп судьба-уже не путь, но дорога странствий по чужбине-означает «городок», и прежде всего как реальность социального бытия (хронотоп «окраины», «пустыря», «примыкающей площадки»). Миграционная судьба неотторжима от микропространств, заключает их исчерпывающий смысл, одновременно ее развитие «подсказывает» позитивные местоположения, втягивается в социальное время, в том обстоятельстве, что многое навязывается в регламентационном смысле, диктуется «привязанностью» к конкретным локусам (не вообще территории, многочисленным локусам). Иначе говоря, формируются импульсы обитания во взаимодействиях моральной и социальной среды. В результате заявляет себя «власть места» как грубая реальная поэтика, доминирование формальнонормативных смыслов.
Тема «дома», «пути», «дороги», «пристанища» в символической интерпретации их качественности специально рассматривается Ю.М. Лотманом. В географических пространствах акцентируется архаика, поиск ближайшего территориального арсенала эпохи, инокультурные вторжения. Вместе с тем длительность путешествий всегда «наталкивается» на дом, сопутствующее ему окружение. Близкие пространственные модели выражают идеи добра и тепла, когда ускоренное приближение к нему рождает «чувство полета». Для Ю.М. Лотмана дом - это место, в котором «живут», не случайны выражения «добрался до дома», «возвратился домой», чему противостоит «не-
дом», в качестве «не домашнего дома». К месту жительства человека ведет «дорога» как воплощение движения к конкретному месту и безграничности перемещений. В этом случае «путь» есть реализация и нереализация пространства дороги, открывающейся в оба конца, и не случайно говорят «пустился», «отправился в путь», т.е. когда человек находится в неокончательной ясности путешествия. Ю.М. Лотман говорит о «доме» и «антидоме» как бездомье, отсутствии доверия к месту, где нет покоя, отсутствует средоточие житейской духовности3.
Можно соотносить дом и «миграционную стихию» как пространство без внутреннего близкого мира («дом родной» и антитеза «длящейся стихии»-тематизация холода, голода, нищеты, болезни, вне постоянного быта, как бы на его «обрывках»). Отсюда -несостоятельные поиски мигрантом своего дома, который предстает средоточием личной и национальной жизни, необходим для развития его дальнейшей судьбы. Вне его непосредственно осязаемый человек-это его одежда как укрытие, натуральность облика-близкий преддом, предтеча его, «неотыска-ние»-реальная катастрофа существования.
В современном философско-социологическом зрении Д.Н. Замятин выделяет следующие черты миграционности как аспектов территорий и путешествий: прежде всего это важный путь формирования их образа, на котором происходит столкновение и взаимодействие автохтонных и «пришлых» пространственных представлений. На данной основе создается множество подобразов социальной организации со стороны общественных групп, сферы искусства, средств массовой информации и т.п. Особый смысл характеру и типичности миграции, структуре и конфигурации целостных представлений стран-государств придают конкретные значительные личности и общественные события вследствие новых принципиальных оценок. Не случайно самый распространенный вид миграции - экономической - приводит к космополитизации образов территорий [3]. Например, сегодня не говорят о москвичах как особой нации, но о скорейшем превращении столичного мегаполиса в сплетение различных национальностей.
В результате можно сделать вывод о том, что в разработке управленческого воздействия на миграционное существование необходимо учитывать сочетание свободы как гармонической ориентации и подлинной миграции в условиях современных коммуникационных систем. Существо стратегии миграционного развития предполагает системный характер процессов воспроизводства населения. Это значит, что анализ современных миграционных факторов в их влиянии на тенденции социальных процессов заключается не в исключении негативных явлений демографической ситуации, но прежде всего в организации воспроизводства населения в качестве органической целостности.
Статья представляет научный и практический интерес для философов, социологов, культурологов, для работников региональной миграционной службы в раскрытии существенных черт миграционного опыта, реального положения потоков миграции в современном пространствах.
Примечания
1 Существенно содержательная работа по изучению феномена «человека мигрирующего» принадлежит И. Т. Касавину, который философскими средствами анализирует тенденции исторического и современного развития миграционного опыта. Касавин, И. Т. Человек мигрирующий: онтология пути и местности // Вопросы философии. - 1997. - № 7. - С. 74-84.
ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК № 2 (96) 2011 ФИЛОСОФСКИЕ НАУКИ
ФИЛОСОФСКИЕ НАУКИ ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК № 2 (96) 2011
2 Блюменкранц, М. В поисках имени и лица. Феноменология современного ландшафта // Вопросы философии. — 2007. — № 1. — С. 49 — 54. Вместе с тем, на наш взгляд, истинный мигрант не тождественен подвижнику, который идет «путем действия», т.е. в направлении, которое динамично и на котором стремительнее преодолевается статика непосредственно-личного. Герцык, Евгений О путях / Е. Герцык // Вопросы философии. — 2007. — № 10. — С. 95.
3 Символизация вышерассмотренных понятий в интерпретации Ю. М. Лотманом рассматривает Е. В. Волкова: Волкова, Е. В. «Дом» и «дорога» как реалии и как символ в работах Ю. М. Лотмана / Е. В. Волкова // Вопросы философии. — 2007. — № 1. — С. 169—174.
Библиографический список
1. Финк, Е. Основные феномены человеческого бытия / Е. Финк // Проблемы человека в западной философии. — М. : Наука, 1988. - С. 74.
2. Щукин, В. Г. Социокультурное пространство и проблема жанра / В. Г. Щукин // Вопросы философии. - 1997. - № 6. - с. 72.
3. Замятин, Д. Н. Образы путешествий: социальное освоение пространства / Д. Н. Замятин // Социологические исследования. -2002. -№6-С. 58.
МЕТЕЛЁВ Игорь Сергеевич, кандидат экономических наук, заведующий кафедрой логистики.
Адрес для переписки: г. Омск, 644009, ул.10 лет Октября, 195, корпус 18
Статья поступила в редакцию 03.02.2011 г.
© И. С. Метелёв
Книжная полка
ББК 87.7/И20
Иванов, В. Г. Этика [Текст] : учеб. пособие для вузов по направлению 540300 (050300) «Филологическое образование» / В. Г. Иванов . - СПб. [и др.] : Питер, 2007. - 168 с. - ISBN 5-469-01211-5.
Этика, самая «человечная» из учебных дисциплин, погружает читателя в мир нравственности и морали. Именно нравственность, по мнению автора этого пособия, является мостиком, соединяющим человека с Богом и Вселенной. Мораль же-осознание этой связи.
В пособии, в соответствии с программой курса, рассматриваются основные проблемы и категории этики, проводится четкое разграничение между нравственностью и моралью. Анализируя нравственную культуру и моральные ценности, автор четко придерживается принципа историзма, обращаясь к таким явлениям, как институт рыцарства, мораль и нравственность светских феодалов, нравы бюргерства и др. Значительное место в пособии отведено смыслу жизни человека и судьбам человечества. Для облегчения усвоения материала приведены контрольные вопросы к курсу и список дополнительной литературы.
Шопенгауэр, А. Собрание сочинений: Мир как воля и представление; О четверояком корне закона достаточного основания / А Шопенгаур ; пер. с нем. - М. : Престиж Бук, 2011. - 1032 с. - ^В№ 978-5-371-00275-4.
Артур Шопенгауэр (1788—1860) — одно из самых громких имен мировой философской мысли. На формирование его мировоззрения значительное влияние оказали идеи немецкого романтизма (Новалис, Гофман, Шлегель). Он увлекался мистикой и изучал древнеиндийские религиозно-философские трактаты. Ему были близки идеи стоиков — Эпиктета, Овидия, Цицерона, он подробно разбирал и переосмысливал сочинения Иммануила Канта, а труды Гегеля и Фихте — беспощадно критиковал. Философия Шопенгауэра — это философия пессимиста, считающего существующий мир «наихудшим из возможных миров», а человеческое счастье — иллюзией, в погоне за которой человек напрягает все силы, но, достигнув желаемого, испытывает лишь разочарование и скуку. «Мир как воля и представление» (1819) — основной философский труд мыслителя, комментированием и популяризацией которого Шопенгауэр занимался всю жизнь.
ББК 87.4/Г44
Гетманова, А. Д. Логика. Углубленный курс [Текст] : учеб. пособие для вузов / А. Д. Гетманова. - 2-е изд., стер. - М. : КНОРУС, 2008. - 191 с- ISBN 978-5-390-00100-4.
Учебное пособие дает углубленное содержание как традиционной формальной логики, так и математической (символической) логики в ее двух направлениях: классическая логика и многочисленные направления неклассических логик (конструктивных, интуиционистской, многозначных, положительных (логики, построенные без операции отрицания), модальных и паранепротиворечивых). В пособии впервые в логической литературе приводится сравнительная характеристика 15 видов логических систем по трем направлениям: 1) взаимосвязь логических систем внутри одного направления логики; 2) взаимосвязь логических систем, относящихся к различным направлениям логики; 3) взаимосвязь или сравнение различных направлений логики по их «силе». Для студентов всех специальностей вузов и колледжей, изучающих логику, а также для аспирантов и преподавателей указанных учреждений.
