CC BY
53
УДК 34
DOI 10.24411/2078-5356-2018-10442
Поляков Михаил Петрович Mikhail P. Polyakov
доктор юридических наук, профессор, профессор кафедры уголовного процесса Нижегородская академия МВД России (603950, Нижний Новгород, Анкудиновское шоссе, 3)
doctor of sciences (law), professor, professor of the department of criminal process Nizhny Novgorod academy of the Ministry of internal affairs of Russia (3 Ankudinovskoe shosse, Nizhny Novgorod, Russian Federation, 603950)
E-mail: polmihpet@rambler.ru
Рябков Евгений Марксович Evgeny M. Ryabkov
доктор юридических наук, доцент, профессор кафедры профессиональной деятельности сотрудников подразделений экономической безопасности
Нижегородская академия МВД России (603950, Нижний Новгород, Анкудиновское шоссе, 3)
doctor of sciences (law), associate professor, professor of the department of professional activities of employees of economic security units
Nizhny Novgorod academy of the Ministry of internal affairs of Russia (3 Ankudinovskoye shosse, Nizhny Novgorod, Russian Federation, 603950)
E-mail: evg.ryabkov@mail.ru
Смысл уголовного процесса как ключевой концепт современной уголовно-процессуальной теории
The meaning of the criminal process as a key concept of modern criminal procedure theory
В статье предпринята попытка сформулировать The article attempts to formulate the concept of the
понятие смысла уголовного процесса. Авторы объяс- meaning of criminal procedure. The authors explain the
няют причины присутствия в теории целеполагания reasons for the presence of three concepts in the theory
трех понятий - цели, задач и назначения уголовно- of goal setting - goals, objectives and purposes of crimi-
го процесса. Высказывается предположение о связи nal procedure. It is suggested that these concepts are
этих понятий с концептом «смысл уголовного процес- connected with the concept of «the meaning of criminal
са»; описывается влияние этого концепта на целепо- procedure»; the influence of this concept on goal setting
лагание в уголовном процессе и на понимание сущ- in criminal proceedings and on the understanding of the
ности современного уголовного судопроизводства. essence of modern criminal justice is described.
Ключевые слова: смысл уголовного процесса, Keywords: meaning of criminal procedure, purpose
цель уголовного процесса, истина, уголовно-процес- of criminal procedure, truth, criminal procedure concep-
суальная концептология, идеологические основы уго- tology, ideological foundations of criminal procedure. ловного процесса.
© Поляков М.П., Рябков Е.М., 2018
Представители юридической науки любят вспоминать древний обычай вносить законодательные предложения с петлей на шее. Любят они вспоминать и правило бритвы Оккама, предписывающее вовремя «душить» новые неудобные понятия. Однако в наш век, где инновации являются идеологией бытия, такое отношение к подозрительной новизне не только не приветствуется, но и порицается. Все сферы требуют перманентной неиссякаемой новизны. И законодательство успешно встраивается в эту тенденцию. К примеру, количество поправок в Уголовно-процессуальный кодекс РФ давно измеряется уже четырехзначным числом. Вместе с тем, обновление уголовно-процессуальной теории движется совершенно по другой траектории: новые научные тексты появляются ежедневно, а вот новых понятий и действительно оригинальных подходов почти не прибывает. Да и тематика научного творчества задается преимущественно законодателем. Концептуальной инновации судопроизводства не происходит. Наблюдается проблематизация нюансов имеющихся и привычных теоретических направлений.
Сложившаяся ситуация выглядит весьма парадоксально. Уголовно-процессуальное законодательство, призванное олицетворять стабильность, меняется постоянно; уголовно-процессуальная теория, призванная двигаться вглубь сущности уголовного судопроизводства, топчется на месте. Закономерен вопрос: что же тогда является источником неустанной трансформации законодательной процедуры уголовного судопроизводства, какие ненаучные энергии питают этот неуемный процесс? Впрочем, вопрос этот по большей части риторический. Наука и законотворчество сегодня взаимодействуют по странным схемам. Иногда создается впечатление, что и не взаимодействуют вовсе или, точнее, взаимодействуют по искривленным трафаретам: не наука дает толчок к развитию законодательства, а «плавающее» законодательство побуждает науку по большей части перестраиваться на комментаторский и коррек-ционный лад.
Комментирование законодательства, выявление его текущих прорех - дело, несомненно, важное, и экспертное сообщество процессуалистов от этого уклоняться не должно. Однако оно не должно этим и ограничиваться. Поиск новых понятий, открытие новых концептов - важнейшая задача современной уголовно-процессуальной науки. И бритвой Оккама следует гро-
зить уже тому, кто уклоняется от поиска «новых сущностей».
Впрочем, Нижегородскую школу процессуалистов - детище профессора В.Т. Томина -очень трудно упрекнуть в этом. Она давно ведет научный поиск по ряду главнейших теоретических направлений, в частности, идеологически и методологически разрабатывает темы принципов и целеполагания. В последние годы в эти направления пытается осторожно встроиться еще одна линия, названная «уголовно-процессуальной концептологией». Правда, автономной эту концептологию назвать нельзя, поскольку питается она как от идеологического телеологического направления. И тем не менее, «новые сущности» рождаются именно в рамках этого направления.
В настоящей статье мы попробуем сделать скромный вклад в развитие уголовно-процессуальной концептологии и нащупать подходы к концепту «смысл уголовного процесса», определить рациональные и иррациональные источники потребности в нем. Данный концепт, на наш взгляд, давно пробивается на поверхность уголовно-процессуальной науки, пытается заявить о себе. Один из авторов статьи уже однажды попытался помочь ему материализоваться [1]. Но для новой попытки понадобилась помощь коллеги, который в силу оперативно-разыскной специфики своего научного пути способен смотреть на смысловое наполнение уголовного судопроизводства особым взором, поэтому в рамках данной статьи мы предъявляем читателям продукт плодотворного сотрудничества уголовного процесса и оперативно-разыскной деятельности на ниве разработки новых понятий юридической теории.
Поскольку сама идея «смысл уголовного процесса» неизбежно возникает в контексте це-леполагания, то и движение к этому концепту мы обязаны осуществлять через осмысление ключевых понятий, которые в этой сфере себя проявили ярким образом. В наибольшей степени для нас интересна триада понятий - цель, задачи и назначение уголовного процесса. Первые два понятия имеют долгий жизненный путь. Последнее же сравнительно молодое. Правда, интересовать нас будет не столько содержание этих понятий, сколько феномен их множественности в сфере целеполагания.
Телеологическое направление Нижегородской школы процессуалистов отталкивается от понимания целей и задач уголовного процесса, разработанного профессором В.Т. Томиным.
Цель уголовного процесса, по В.Т. Томину, - это прежде всего то, для чего возбуждается и ведется уголовное дело - «изобличение лиц, совершивших преступление, определение меры их вины и назначение им справедливого наказания или иных мер государственного или государственно-общественного воздействия, обеспечивающих в конкретных случаях достижение целей уголовного наказания без назначения наказания, а также внесение изменений в качественную и количественную характеристику наказания в случаях, когда такие изменения будут способствовать достижению наказания» [2, с. 70].
Данное определение было сформулировано В.Т. Томиным 50 лет назад и не раз подтверждалось им в более поздних работах, где для удобства оперирования было преобразовано в дефиницию: «цель уголовного процесса - изобличение лица (лиц), совершивших преступление, и определение меры его (их) вины и ответственности» [3, с. 56].
Эта формулировка вполне соотносилась с частью 1 статьи 2 УПК РСФСР, где законодатель, по мнению В.Т. Томина, и сформулировал цель уголовного процесса; часть 2 указанной статьи содержала в себе, по его же мнению, формулировку задач, достижение которых напрямую связано с достижением цели уголовного процесса по конкретным уголовным делам.
Таким образом, В.Т. Томин твердо стоял на позиции, согласно которой для теории и практики целеполагания необходимо как минимум два операциональных понятия - цели и задач. Основание дифференциации этих понятий вытекает из самого подхода. Цель - это то, ради чего возбуждается и ведется конкретное уголовное дело; цель - ориентир для органа дознания, следователя, прокурора и суда. Задачи - это то, для чего создается специальная отрасль государственной деятельности - уголовный процесс; задачи - ориентир для законодателей и политиков. Говоря короче, цели необходимы для исполнителя законодательных предписаний и потому - конкретны; задачи надобны для конструкторов (и открывателей) процессуальных норм, они более абстрактны.
Томинский подход не был эксклюзивным в теории целеполагания в советском уголовном процессе. Указанные два понятия - цели и задачи уголовного процесса - были востребованы как теорией, так и практикой. Закономерны в связи с этим вопросы: чем была обусловлена потребность в двух понятиях? Есть ли действительно сущностные различия между целью и
задачами уголовного процесса? И если есть, то не иллюзорны ли они, не одной ли красоты ради отстаивают их последователи?
По указанному вопросу в юридической литературе написано достаточно работ [4; 5]. Профессор А.Д. Бойков однажды подытожил старания исследователей, «копавших» в этом направлении, и сделал вывод о том, что они так ни до чего заслуживающего внимания не докопались. «Попытки теоретического обоснования различий целей и задач уголовного процесса, -пишет он, - не приводили, как правило, к убедительным решениям, ибо они не состоятельны с точки зрения этимологии русского языка. Утверждение, что термин «задача» в правовых актах употребляется в смысле конкретизации цели, не всегда соответствует законодательной практике» [6, с. 43].
Казалось бы, позиция А.Д. Бойкова предельно понятна и с ней непременно нужно соглашаться. Действительно, «цель» и «задача» в определенных ситуациях могут использоваться как слова-синонимы. Однако нельзя не заметить, что оба этих слова имеют и свои собственные не пересекающиеся оттенки. Однако большинство авторов интуитивно не приняли такую замену и говорили и о целях, и о задачах как о некой «диаде», обозначающей одно явление. А.Д. Бойков в этой связи предлагает конвенцию: условиться, «что цель и задача это то, к чему надо стремиться, то, что требует разрешения, осуществления» [6, с. 43].
Анализ юридической литературы показывает, что данную конвенцию разделяли многие. Так, например, в канун появления УПК РФ реформаторы рассуждали не только об изменении задач уголовного процесса, а совокупно говорили и о цели, и о задачах, не разводя и не отдаляя их друг от друга [7, с. 341-343].
По нашим предположениям, в подобном подходе скрывалось, кроме прочего, проявление интуитивного знания истинной природы цели и задач уголовного процесса. Мы осознаем, что сам термин «истинная природа» еще менее определен. Его инструментальное значение выражается в создании идеологического мостика между рациональной и иррациональной сферой уголовного судопроизводства. Это допущение того, что и цели, и задачи есть понятия, которые призваны материализовать нематериальные представления об идеологических основах уголовного судопроизводства. Через понятие задач и целей легализуется наличие в некотором смысле метафизического источника уго-
ловно-процессуального целеполагания. Понятие целей и задач уголовного процесса делают целеполагание рукотворным. Дополнение этого списка «назначением уголовного процесса» не отменяет подобной трактовки. Мы согласны с В.Т. Томиным в том, что «цель уголовного процесса и задачи уголовного судопроизводства являются такими же равноправными целепола-ганиями в анализируемой отрасли, как и ее назначение» [8, с. 88].
Но над этими рациональными понятиями открывается другое явление, для которого ни понятия, ни даже термина пока не определено. Именно это допущение об истинной природе цели, задач и назначения уголовного судопроизводства и порождает у нас гипотезу о том, что существует некая «первоидея», неизменный и независимый от типа и формы процесса руководящий архетип. Обтекаемо все это можно обозначить как неосязаемое и почти неопределяемое «нечто», которое и является истинным предназначением уголовного процесса в «над-социальном» планетарном смысле.
Нам представляется, что именно это «нечто» и допустимо обозначить термином «смысл уголовного процесса». И смысл этот, по нашим интуитивным ощущениям, вытекает из существа процесса как особой формы бытия вообще, как феномена общечеловеческой культуры. Сам термин «смысл» весьма точно передает суть этой неуловимой субстанции. Нам, к примеру, очень импонирует такое философское определение: «Смысл - сущность феномена в более широком контексте реальности. Смысл феномена оправдывает существование феномена, так как определяет его место в некоторой целостности, вводит отношения «часть - целое», делает его необходимым в качестве части этой целостности» [9].
Таким образом, и «смысл уголовного процесса» должен давать дополнительное объяснение цели, задачам и назначению уголовного процесса, делать их осмысленными и понятными не только на уровне профессионального правоприменения, но и на уровне бытового правосознания населения, позволяющем оценивать сам уголовный процесс по шкале врожденного чувства справедливости.
Наличие дуальной терминологии (цели и задач) подтверждает наличие их разностороннего смыслового источника. Однако этот аргумент будет справедлив лишь тогда, когда мы докажем, что само наличие в теории трех понятий - цели, задач и назначения уголовного су-
допроизводства в некотором роде есть явление рационально необъяснимое.
Пытаясь объяснить одновременное присутствие цели и задач в понятийном аппарате уголовного процесса, мы предположили, что, возможно, термин «цель» - терминология процессуалистов дореволюционной школы, а «задачи» - плод революционных преобразований. Однако мы не нашли подтверждения этой гипотезы. Так, В.К. Случевский в свое время прямо написал: «Цель, к достижению которой стремится уголовный процесс, заключается в том, чтобы в каждом конкретном случае совершившегося преступления дать правовое осуществление наказанию» [10, с. 15].
Правда, следует отметить, что термин «цель» был более любим предшественниками, хотя о «задачах» тоже говорилось. Единственно, чего они не знали, так это понятия назначения уголовного судопроизводства. Но сама необходимость чего-то третьего в текстах присутствовала. Так, несложно установить, что авторы дореволюционного периода были в основном склонны избегать терминов «цель» и «задачи», но при этом подчеркивали наличие в уголовном процессе некоего общего «устремления».
В этом отношении показательны работы И.Я. Фойницкого. Он, в частности, писал: «уголовное производство стремится к достижению правильного разрешения дела, сообразно с истиной», и далее «для всякого суда как уголовного, так и гражданского, обязательно стремление к истине материальной, безусловной»; «уголовно-судебное разбирательство происходит в общегосударственных интересах, требующих не осуждения обвиняемого во что бы то ни стало, а правильного приложения уголовного закона путем полного раскрытия истины» [11, с. 7, 9, 11].
Три цитаты и три упоминания об истине. Для дореволюционного судопроизводства это было обычное явление. К истине процессуалисты относились с пиететом. В связи с этим у нас возник вопрос: уж не является ли истина тем самым смыслом уголовного процесса, источником его устремленности, идеологической основой судопроизводства?
В любом случае тема истины для уголовного судопроизводства имеет сакральное значение. Не случайно именно эта тема острейшим образом встала в период постсоветской судебной реформы начала этого века. В начале реформы проблематика истины не сходила с повестки дня науки. Мы сейчас не берем во внимание тех, кто пытался отречься от истины как источника дви-
жения уголовного процесса. Таковых и сейчас имеется немало и всякие попытки вернуть понятие истины в лоно уголовно-процессуального права вызывают суровые нападки. Интересные рассуждения на эту тему содержатся в диссертации А.П. Блинкова, оппонировать по которой довелось одному из авторов этой статьи [12].
Но нас здесь интересуют те, кто видит в истине особую миссию. В качестве иллюстрации приведем цитату из выступления Л.Б. Алексеевой: «Мы должны ориентировать судей и всех других участников процесса на то, чтобы сделать все возможное, использовать все средства, которые дает закон, и максимально сделать все для установления истины. Термин «истина» все же нужен, пусть не в научном смысле и не в философском, пусть со всеми погрешностями, но он нужен для того, чтобы мобилизовать силы тех людей, которые хотят добиться правды в суде» [7, с. 345].
Цитата эта примечательна многими нюансами. С одной стороны, автор уступает сложившейся конъюнктуре и соглашается с изгнанием истины и из философии, и из науки. Но одновременно не допускает, чтобы само ощущение истины ушло из правосознания. Иначе это правосознание потеряет смыслы и ориентиры.
Однако ставить знак равенства между «смыслом уголовного процесса» и истиной скорее всего нельзя. Как заметил В.Т. Томин, материальная истина, как бы она широко ни толковалась, не может исчерпать цели процесса [2, с. 67]. И в этой позиции есть резон. Действительно, установление истины скорее познавательный ориентир, тогда как уголовный процесс дарован человечеству не для одного лишь познания; уголовный процесс - это еще и средство разрешения конфликта, естественно, на основе установленной истины.
Разрешение конфликта можно образно представить как восстановление равновесия. Вспомним известные символические весы в руках Фемиды. Этот знак толкуют по-разному. Нам же представляется, что весы как раз и символизируют приведение системы в состояние равновесия. На это намекают и некоторые уголовно-процессуальные термины, например, «возбуждение уголовного дела»; возбуждению как раз и противостоит успокоение.
Может быть, этот «уравновешивающий» смысл уголовного процесса, осознаваемый функционерами уголовно-процессуальной деятельности на подсознательном уровне, в немалой степени и руководит их поступками, в
том числе и не всегда вписывающийся в рамки принципа законности. Стремление к равновесию проявляет себя в «отборе заявок на обслуживание» (термин В.Т. Томина). Злоупотребления после возбуждения уголовного дела тоже можно объяснить, исходя из стремления восстановить равновесие системы уголовного процесса любой ценой.
Однако о каком равновесии должна идти речь в контексте «смысла уголовного процесса»? Нам представляется, что весы Фемиды в нашем случае олицетворяют равновесие иного рода. Это не равновесие системы уголовного процесса (в узком смысле), ибо цель уголовного процесса лежит, по нашим представлениям, за рамками его. Это равновесие, на наш взгляд, заключается в реализации уголовно-правового отношения: когда государство применяет свое право на наказание преступника.
Уголовно-правовое отношение объективно. Говоря иными словами, оно метафизично, то есть почти неотличимо от таких ненаучных понятий, как «грех», «карма» и т. д. Наука уголовного права исходит из того, что это правоотношение «автоматически» возникает в момент совершения преступления, и все участники его, таким образом, изначально истинны. Их нельзя заменить ни по согласию, ни под пыткой. Перекос (выход из равновесия) совершается именно в момент совершения преступления, и смысл уголовного процесса сводится к выправлению данного перекоса. Выправление же достигается только после реализации уголовно-правового отношения.
Таким образом, смысл уголовного процесса заключается в том, чтобы явить обществу преступление (актуализировать его) и при помощи специфических процедур привести возмущенное состояние системы общественных отношений в состояние равновесия. Сама процедура и есть в определенном смысле «успокоительное средство». В идеале это возможно, когда нарушенное отношение восстанавливается в изначальное состояние (полное восстановление нарушенного права). Речь идет о восстановлении нарушенного права на индивидуальном уровне. Однако уголовный процесс может восстанавливать равновесие и другим путем (это необходимо в случаях, когда полное восстановление нарушенного права невозможно) - при помощи определенных уравновешивающих компенсаций (эквивалентов). Таким эквивалентом и служит осуждение и наказание.
Восстановление равновесия невозможно без познания, цель которого - установить во
всех красках указанное материально-правовое отношение. Установление его и означает достижение материальной истины. Неистинные правоотношения (псевдоотношения), каковыми не исключаются уголовно-процессуальные отношения в случае нераскрытия истины, не восстанавливают перекоса общественных отношений и, следовательно, уголовный процесс в таких случаях лишается высокого смысла, но, увы, не останавливает движения к тому, что принято называть целью судопроизводства. Поэтому цели и задачи уголовного процесса живут в мире процессуальной формы. А смысл уголовного процесса обитает за ее пределами, там же, где находятся источники справедливости.
В идеальном варианте восстановление равновесия должно следовать тут же за перекосом, то есть за преступлением. К этому и стремится уголовный процесс. Все громогласные заявления о том, что каждое преступление должно быть раскрыто, производны именно от смысла уголовного процесса - восстановления равновесия в системе общественных отношений, «восстановления мира в общине».
Именно этот смысл уголовного процесса продуцирует неуклонное развитие разыскного начала уголовного судопроизводства и тормозит экспансию состязательности. Ведь состязательность в том смысле, который навязывается нам сегодня, переносит понимание восстановления равновесия внутрь уголовного процесса, замыкает его границами процессуальной формы и, по сути, только к этой форме и сводит. Состязательность отрывает понятие равновесия от метафизического уголовно-правового отношения и вполне удовлетворяется выравниванием уголовно-процессуального отношения. Миссия заменяется игрой.
Оперативно-разыскная деятельность также производна от рассматриваемого «миссионерского» восстановительного смысла уголовного процесса. По сути, оперативно-разыскная деятельность и есть разыскной уголовный процесс; разыскной по сути, где истина первична, а форма вторична.
Конечно же, эти рассуждения касаются в большей степени идеального уголовного процесса, того процесса, который зарождается и обитает в сфере начал и принципов. К сожалению, в сфере реального (материального) бытия уголовный процесс нередко теряет свою смысловую обусловленность. Это происходит не от плохих намерений исполнителей, а от стремления к лучшему. Желание приблизиться к смыс-
лу уголовного процесса, которое проявляет себя через научную проработку цели, задач, назначения и их нормативное закрепление, обволакивает смысл процесса ненужной информацией. Кроме того, нормативное закрепление содержания этих понятий (хотя бы одного из них) приводит к постепенному затушевыванию смысла уголовного процесса.
Нормативные формулировки, как правило, весьма идеологические по своей сути. Но в основе их лежит идеология не истинная, а лишь «проектная». Так, современная нормативная формулировка назначений уголовного судопроизводства есть чистое воплощение либерального проекта уголовного судопроизводства. Именно поэтому она делает односторонние правозащитные акценты. В свою очередь, концепт «смысл уголовного процесса» является той необходимой присадкой, которая помогает освободить понимание сущности уголовного процесса от всякой конъюнктурной пены. В связи с этим концепт «смысл уголовного процесса» должен стать ключевым объектом исследования в рамках уголовно-процессуальной концептологии, чем мы и намерены заняться в ближайшее время.
Примечания
1. Поляков М.П. Размышления о смысле уголовного процесса и его современных задачах // Нижегородский юрист. Вып. 1. Н. Новгород, 2000. С. 11-17.
2. Томин В.Т. Понятие цели уголовного процесса // Правоведение. 1969. № 4.
3. Томин В.Т. Острые углы уголовного судопроизводства. М., 1991.
4. Элькинд П.С. Цели и средства их достижения в советском уголовно-процессуальном праве. Л., 1976.
5. Чулюкин Л.Д. Природа и значение цели в советском праве. Казань, 1984.
6. Курс советского уголовного процесса. Общая часть. М., 1989.
7. Цели и задачи уголовного судопроизводства. Суд присяжных: новые интеллектуальные технологии // Судебная реформа: юридический профессионализм и проблемы юридического образования. Дискуссии. М., 1995.
8. Проблемные лекции / под ред. В.Т. Томина, И.А Зинченко. М., 2013.
9. Шрейдер Ю. Смысл // Новая философская энциклопедия, 2000. URL: https://ru.wikipedia.org/wiki/ Смысл#cite_note-1 (дата обращения: 10.10.2018).
10. Случевский В.К. Учебник русского уголовного процесса. Судоустройство-судопроизводство. СПб., 1910 // Хрестоматия по уголовному процессу России. М., 1999.
11. Фойницкий И.Я. Курс уголовного судопроизводства. СПб., 1996. Т. 1.
12. Блинков А.П. Принципы состязательного и объективно-истинного уголовного процесса в деятельности следователя: сравнительный анализ: дис. ... канд. юрид. наук. Волгоград, 2017.
Notes
1. Polyakov M.P. Reflections on the meaning of the criminal procedure and its current tasks. Nizhegorodsky yurist, issue 1. Nizhny Novgorod, 2000, pp. 11-17. (In Russ.)
2. Tomin V.T. The concept of objective of the criminal process. Jurisprudence, 1969, no. 4. (In Russ.)
3. Tomin V.T Acute angles in criminal proceedings. Мoscow, 1991. (In Russ.)
4. Elkind P.S. Objectives and means to achieve them in the Soviet criminal procedural law. Leningrad, 1976. (In Russ.)
5. Chulyukin L.D. The nature and significance of the goal in Soviet law. Kazan, 1984. (In Russ.)
6. A course of the Soviet criminal procedure. General part. Moscow, 1989. (In Russ.)
7. Goals and objectives of criminal proceedings. Jury trial: new intellectual technologies. Judicial reform: legal professionalism and problems of legal education. Discussions. Moscow, 1995. (In Russ.)
8. Problem-based lectures / ed. V.T. Tomin, I.A. Zinchenko. Moscow, 2013. (In Russ.)
9. Schrader Yu. Sense. New philosophical encyclopedia, 2000. URL: https://ru.wikipedia.org/wiki/ CMbicn#cite_note-1 (accessed 10.10.2018). (In Russ.)
10. Sluchevsky V.K. Textbook of the Russian criminal procedure. Judicial structure and proceedings. SPb., 1910. Readings on the criminal procedure in Russia. Moscow, 1999. (In Russ.)
11. Foinitsky I.Ya. A course of criminal proceedings. St. Petersburg, 1996. Vol. 1. (In Russ.)
12. Blinkov A.P. Principles of adversary and objectively true criminal proceedings in the activities of an investigator: a comparative analysis. Dissertation... candidate of legal sciences. Volgograd, 2017. (In Russ.)
