CC BY
4С. К. Шайхитдинова «...Скрытый конфликт между
классической наукой ("инерционным пониманием") и практически ориентированным знанием ("инновационным пониманием")»
А: Диагноз-прогноз о двух (инерционном и инновационном в отношении к традиционной характеристике этики как «практической философии») сценариях развития прикладной этики не разделяю. То, как было сформулировано проблемное поле в этой области, как на эти формулировки реагировали отвечавшие на анкету на первом этапе (см. «Ведомости» НИИ ПЭ, вып. 35) участники проекта, думается, обнаруживает скрытый конфликт между классической наукой («инерционным пониманием») и практически ориентированным знанием («инновационным пониманием»).
Этот конфликт неявно сопровождает развитие современной исследовательской ситуации в гуманитарной сфере как таковой. В сравнении с зарубежными коллегами, отечественные гуманитарии, как мне видится, испытывают его острее в силу большего различия между ценностными основаниями академического знания и спровоцированного, «оцеленного» рыночным спросом, знания прикладного. Превалирование телеологического начала в российской ментальной традиции в этическом освоении мира вызывает, как представляется, больше затруднений перед поставленной технической цивилизацией задачей его рационализации, алгоритмизации, чем в традиции, ориентированной на деонтологическое начало.
Инерция в культуре востребуема порой не меньше, чем инновация, однако сегодня на рынке идей и практических рекомендаций она не рентабельна.
Не разделяю этот диагноз-прогноз в заданных формулировках еще и потому, что считаю это дело неполезным, -работающим не на уточнение научных методологических позиций, а на идеологизацию новоявленного знания. (Известно, что когда в основу идеи, отстаивающей свое место под солнцем, закладывается дуальная оппозиция «мы-они», «выше-ниже», «передовой-отсталый», ее ударная сила возрастает многократно). Согласна, что парой «инерция-инновация» диагностируется современная ситуация реальных - непростых - условий существования отечественного экспертного сообщества. Но вопрос-то прежде всего в инерционных институциональных практиках (об этом бы говорить), а не в идеях. Говоря рыночным языком, опрощать теоретические «брэнды», на которых столетиями взрастало академическое знание, низводя их до уровня отживающих свой век «метафор», все равно, что корни «мешающие» рубить.
Б: Прежде, чем отвечу на данный вопрос, сделаю предварительную ремарку.
Для меня этика - синоним морали (нравственности), если она подчиняется «порядку Любви», если она - «предпосылка всякой культуры и всякого значения», если ее Желанное бесконечно и поэтому не может быть целью и предохраняет ее от современности (Левинас). Однако в миру этика, будучи связана с повседневностью индивидуальной и коллективной жизни, обрастает разными значениями, от которых не может ее избавить даже строгая академическая наука, которая в своем развитии время от времени переживает периоды эклектичного накопления знаний. Поэтому для меня принципиальное отличие лежит не между определениями этики, а между моралью (нравственностью) и этикой.
Б-1: Рассматриваю этику как конкретно-историческое, культурно-обусловленное знание, вариации которого существуют в соответствии с функциональной направленностью.
В этой связи разделяю предложенный авторами программной классификации девиз «Какую парадигму прикладной этики предпочитаете, такой вид практичности этики и получаете».
Согласна и с тем, что понятие «этика открытых проблем» может быть идентифицировано как разновидность практической этики, отмежевываясь в некотором смысле от той вариации прикладной этики, которая рассматривает себя как инициируемую социальными институтами целенаправленную «производительную силу» (знание в этом случае не может, на наш взгляд, квалифицироваться как этическое лишь на том основании, что оно оперирует моральными категориями. Это просто знание, которое вполне может быть полезным, потому что решает конкретные задачи). Отличие парадигмы этики открытых проблем видится в том, что она предполагает иной, отличный от рационального, способ воздействия на моральную практику - этический. Его частью является этическое знание, показателем этичности которого является, в частности, то, что оно, апеллируя к индивиду, поднимает его до уровня морального субъекта, субъекта ответственности. Это не отягощающее бремя, а возвышающее (здесь я согласна с А.А.Гусейновым), усиливающее человека в человеке.
Б-2: На тех же основаниях согласна, что новое предметное поле «практической этики» не делает ее «прикладной» в том смысле, который вкладывают в это понятие инициаторы проекта. Как журналист-практик с шестилетним стажем могу сказать, что, каким бы подробным ни было изучение реально практикуемых в журналистской деятельности правил, социокультурных условий, в которых эта деятельность осуществляется, рассуждения на тему журналистской этики тех, кто не поварился в «самом соку», не могут обрести прикладного значения. Никто за тебя не снимет твою шляпу. Практическая этика в состоянии обнаружить моральные противоречия в текущей действительности, указать на них и на возможные тупики в их решении и тем са-
мым утвердить свою практическую значимость. Пределы такой практичности (если она, к примеру, выполняет функцию пробуждения моральной рефлексии у тех же журналистов) указать, по-моему, невозможно. Это знание, которое не конвертируется в отчуждаемый продукт.
Что касается технологий ситуационного анализа, моделирования, проектирования, экспертизы, то, насколько мне известно, информационный товар такого рода уже давно в ходу. Я бы просто не маркировала их этической терминологией, иначе получится «недобросовестная реклама».
Б-3: Что-то во мне сопротивляется тому, чтобы полные радуги смыслов исторические примеры сводить к черно-белым иллюстрациям того, как «работает» «практическая», «прикладная» этика. В любых своих знаниевых вариациях этика, будучи инициирована моралью как высшей духовной ипостасью человеческого существа, не может не содержать нечто, что несводимо к конкретным действиям, а тем более к «технологиям». На этике, даже сугубо «прикладной», должен оставаться след той загадки, которым, согласно Ле-винасу, отмечен феномен морального. И уж, конечно же, «след», что бы ни предполагал об этом предмете деятельный рассудок, не может возникнуть раньше феномена.
Б-4: «Прикладная этика предоставляет средства для получения морально значимых ответов...», и далее по тексту. Это какой-то бизнес-план «внедрения этической эффективности» в жизнь человека-киборга! Желание опера-ционализировать этические инструменты, институционализировать ценности - «ответственность», «законопослушность», честность, «доверие» - напомнили мне другой текст: «Жизненно важно осознать, что формулы состояний существуют. Они являются неотъемлемой частью любой деятельности в этой вселенной, и теперь, когда они известны, им необходимо следовать. Это приводит к тому, что из всех областей деятельности в жизни исчезает около 90 процентов случайностей, и это позволяет человеку практически неизменно подниматься на все более и более высо-
кие уровни выживания. Переменными величинами является только то, насколько хорошо человек оценивает ситуацию и насколько он энергичен в применении формул»1. Без комментариев.
Б-5: Мне посчастливилось получить представление о работе этой парадигмы, наблюдая как В.И.Бакштановский ведет тренинговый семинар для журналистов. Впечатление
- цельное. То есть у меня не возникло противоречия между активированными «нормативно-ценностными» системами, теорией «конкретизации морали» и технологиями вербализации «узких мест». Знание при этом продуцировалось, действительно, этическое. Однако есть подозрение, что это
- прежде всего результат личностных качеств эксперта, его жизненной позиции, а главное - способности «технологизи-ровать» все это в виде четких интерпретаций, рекомендаций, способности вовлечь аудиторию в поисковую ситуацию и с достоинством вывести ее, обогащенную собственным же этическим знанием.
В добавление к тому, что я говорила о своем понимании морали, хотелось бы для дальнейшего рассуждения конкретизировать вытекающее из этого толкование мною содержательного наполнения элементов моральной регуляции. Если нормы существуют в культуре как неосознаваемый, дотягивающий до поведенческого «стандарта» способ социализации «я», приобщения его к объекту, если ценности есть смыслозадающий способ приобщения объекта к «Я», поднимающий индивида до индивидуальности, то принципы - это нормы и ценности, которые осознаны, выведены в сознание, отчуждены от того, что называют душевным зрением. Это сформулированные правила игры. Так вот, «фронестические технологии приложения» инициируют игры с хорошо отработанными правилами. Ничего не имею против игрового космоса жизни: чем детальней
1 См.: Этика и состояния: Из работ Л.Рона Хаббарда. С.48 (Издание без указания издательства и года выпуска, подготовлено Международной церковью сайентологии).
разработаны правила, чем отчетливей определены роли персонажей и прописана концепция игры, тем ты уверенней, что нарабатываемый при этом опыт приложим к реальной практике.
Однако на одних игровых правилах, по моему глубокому убеждению, этического опыта не выработаешь. Он рождается в «сцепке» с нормативно-ценностным: с тем, что недосказано, до конца не проявлено и потому сохраняет ну-минозную энергию созидания. Эта «сцепка» возможна только в личностном общении. Нормативно-ценностное здесь - не то, что наработано данной парадигмой или включено в попавшую в поле зрения сферу деятельности. Это то, что несет в себе «Учитель», вызывая ответную душевную и деятельную реакцию у «учеников». Поскольку речь идет о семинарах и других форматах прикладного характера, употребим здесь модное слово «коучер». Именно он - инициатор события. Он демонстрирует нам уровень экстракласса: способность использовать свое «Я» как материал для продуцирования в аудитории этической рефлексии, заостренной на актуальные проблемы.
Вот это и есть, Владимир Иосифович, по моему убеждению, один из китов, на которых базируется ваша парадигма прикладной этики. Второй кит - необычайная работоспособность, воля, организаторская жилка. Это ж надо -выстроить такое количество экспертов, заставить их чесать в затылке над непростой анкетой, собрать такой ценный для научной рефлексии материал! И то ли еще будет! Третий, но не по важности, «кит» - четкая проговоренность теоретических оснований, исполняемая в замечательном соавторстве с Ю.В. Согомоновым.
В: К серии поставленных программой проекта вопросов, приоткрывающих нам двери в «этическое ноу-хау», я бы добавила еще один, на мой взгляд, не менее существенный: «кто?». Думается, парадигмам прикладной этики, смотр которых был учинен, надо, как планетам, дать персональные имена. В этом, думается, заключается ответ на
вопрос: как будут добавляться другие парадигмы? Они формируются вокруг рефлективной инициативной зрелой личности, заявившей себя в науке.
Было бы интересно произвести классификацию существующих подходов к проблемам прикладной этики в соответствии с тем, как экспертом понимаются разделяемые им метафизические основания морали, с какими известными теориями этики они перекликаются. Из этого, думается, складывается и представление обо всем остальном. К примеру, близкое мне феноменолого-экзистенциальное понимание морали в представленном ряду соотносится лишь с «этикой открытых проблем».
Г: В связи со сказанным, в основе преподаваемого мною курса по профессиональной этике журналиста и в концепции написанного мною учебного пособия «Медиа-этика» лежит «парадигма открытых проблем». В западных средствах массовой информации профессиональная этика журналиста - сложившийся социальный институт. Прецедентные «кейсы» применимости-неприменимости этических стандартов достаточно легко могут быть переведены в игровые ситуации, что и делается мною.
Однако это составляет только часть курса. Другая -большая, предвосхищающая - часть посвящена объяснению феномена морального. Современная молодежь, как показывает опыт, испытывает затруднения в том, чтобы различить, чем моральная регуляция отличается от административной или правовой. Разбор конкретных ситуаций с выходом на личность журналиста как субъекта моральной ответственности не имеет однозначных рекомендаций и технологий применения. Однако даже если основной вывод звучит как «выбор остается за вами», практическая значимость таких занятий, судя по реакции аудитории, очень велика.
Еще я пишу текстологические экспертизы по обращениям физических и юридических лиц. И хотя вопросы в
этом случае перед экспертом поставлены со стороны заказчика вполне конкретные, я оставляю за собой право дать в дополнение рекомендации этического плана, если этого требует конфликтная публикация. В связи с этим встает вопрос об этической позиции самого эксперта. Об этом шла речь, в частности, 18 февраля текущего года в Казани на инициированном кафедрой публичной политики ГУ ВШЭ (г.Москва) семинаре «Роль и место аналитических сообществ в региональной политике». Был поднят вопрос о возможности принятия такого документа, как «Кодекс профессиональной этики эксперта». Думается, научная рефлексия, в которой мы сейчас участвуем, - один из обязательных шагов в этом направлении, поскольку этические принципы теоретика-гуманитария закладываются именно в его научной позиции.
