CC BY
27
СХЕМА ЕСТЬ СХЕМА... (О «НОВОМ ВЗГЛЯДЕ» НА ИСТОРИЮ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА)
УДК 140.8
Обоснование В.Н. Сагатовским «нового взгляда» на историю человечества с необходимостью затрагивает массу разнообразных сюжетов, ставит сложнейшие вопросы - даже в трех статьях осветить их в должной мере задача невозможная. Трудна она и для стороннего диспутанта -полноценный анализ предлагаемых идей и гипотез легко может занять и десятикратно больший объем. Поэтому ограничусь выборочными заметками, тем более что, к сожалению, текст изобилует высказываниями, категориальный смысл которых мне плохо доступен. Например, «бытие общества во всей полноте его проявлений не сводится к объективной реальности (материи) как одному из видов бытия и, тем более к экономическому базису. Назовем бытие общества в целом его жизнедеятельностью». [5, с. 15]. Для меня это не просто смешение разных категориальных рядов, но, скорее, соединение несоединимого в рамках последовательного философского выбора, что по-своему (относительно бытия и материи) понимали классики марксизма-ленинизма (Ф. Энгельс и В.И. Ленин). Тем более определять бытие общества через его жизнедеятельность - логически уязвимая операция в контексте основных традиций решения проблемы бытия. Далее в тексте будут упомянуты «онтологические виды бытия» (что это такое?) - без дополнительных разъяснений не обойтись, аналогичная ситуация и с высказыванием о субъективной реальности как всеобщем атрибуте любого существования, в основе которой лежит неповторимое начало.
Соглашусь с оценкой автора о состоянии отечественной философии истории как застойной: по сути, и по сей день нет серьезных попыток осмысления ее предмета и объекта, места в системе философского знания, нет концептуальных прорывов в ее систематической разработке. Правда, адресовать упрек всем историческим исследованиям в отсутствии «системной рефлексии предпочтения мировоззренческо-философских установок», наверное, не вполне корректно, речь все-таки должна идти об обобщающих концепциях мета-исторического уровня.
Под понятием же истории (всемирной истории, исторического процесса) будем
Ю.Г. ЕРШОВ
понимать историю всего прошлого человечества как совокупности всех известных человеческих обществ, культур и цивилизаций, рассматриваемых в хронологической последовательности их исторического взаимодействия от первобытности до современности. Соответственно, предметом всемирной истории (всеобщей истории) в качестве теоретической дисциплины выступает описание и объяснение пространственно-временных закономерностей пути, пройденного человечеством (не претендую на исчерпывающую полноту определения, будем считать его «рабочим»).
Из методологического и мировоззренческого кризиса можно выходить как минимум двумя взаимно дополняющими друг друга путями. Во-первых, через теоретическую реконструкцию истории философии истории, приводящую к выделению основных типов философии истории. Здесь мы сразу сталкиваемся с различными типами философии истории, соответственно, с различными способами селекции концепций всемирно-исторического процесса и анализом их содержания [1]. Автор на этот счет не проводит специального исследования, хотя в большей или меньшей степени подвергает критике мировоззренческие идеалы, связанные с определенными типами идеологий, тем самым - с разными подходами к пониманию источников и движущих сил общественного развития. Правда, критика беглая, речь идет скорее о ярлыках, чем анализе содержания того или иного «изма». Дело даже не в инвективах либерализму, традиционных для последнего десятилетия, когда не утруждаются разобраться с его современным содержанием и игнорируют «самопровозглашенность» отечественных «либералов», пребывающих на уровне идей XVI века. Да, можно свести либерализм к модели общественного договора, основанного на естественном праве, но точно так же можно и коммунизм, и христианство, и т.д. свести к одной ключевой идее, которая окажется в контексте многообразной и противоречивой жизненной практики абстрактной и внеисториче-ской, то есть, утопической.
Постоянным объектом критики В.Н. Са-гатовского выступает марксистская философии истории, но складывается впечатление,
что она подменена истматом 60-70-х годов, идеологически изрядно исказившим первоисточники. По моему мнению, недопустимо материалистическое понимание истории сводить к знаменитому предисловию «К критике политической экономии». В свое время Л.Альтюссер, обсуждая идею детерминации общественного развития экономической структурой «в конечном счете», замечал: «Не подлинно марксистская традиция, а «экономизм» (механицизм) раз и навсегда устанавливает иерархию инстанций, фиксирует сущность и роль каждой из них и задает одностороннюю направленность их отношений; «экономизм», определяя навеки роли и актеров, не принимает в расчет то обстоятельство, что необходимость того или иного процесса определяется изменением обстоятельств». По его мнению, детерминация экономикой «в конечном счете» проявляется в реальной истории в том, что экономика (или политика, теория и т.д.) играет определяющую (или напротив) роль [9, с. 213]. И это не последний аргумент в защиту гораздо более богатого содержания марксовой философии истории, не утратившей определенного эвристического потенциала и по сей день. Как исследователь, отдавший длительное время формационно-му анализу, могу определенно утверждать о значительном несоответствии официальной советской версии теории общественно-экономических формаций и спектра плодотворных идей в работах К.Маркса.
Во втором случае речь должна идти о философско-методологической рефлексии в рамках определенного типа понимания закономерностей и принципов познания истории, то есть об онтологических и эпистемологических основаниях исторического миросозерцания.
Для того, чтобы понять, обосновать закономерный характер истории из всего ее многообразия, требуется найти точку, позволяющую видеть всю перспективу, т.е., идею истории, принцип объяснения всего предшествующего и последующего в развитии общества. Отсюда следует, что нет никакой истории в теоретическом значении этого слова, которая не являлась бы определенной философией истории.
Философия истории всегда стремилась к универсальному пониманию истории, поиску во внешнем многообразии и непохожести локальных культур, стран и народов единого основания исторического развития человечества. Для парадигмы классической философии истории характерна попытка увязать в единое целое весь путь, пройденный человечеством от первобытных орд, живущих собирательством, до современных информационно-
компьютерных обществ. Оптимистические концепции пронизаны верой в торжество разума и справедливости, поступательное восходящее движение добра и гуманизма в социальной организации жизни людей. Но они, как, впрочем, и пессимистические теории, влекут угрозу эсхатологической ловушки в любом размышлении о человеческой истории. То есть представления, чаще всего скрытого, неявного характера, о финале истории, разрешающем исходе - в виде катастрофического свершения или же «светлого будущего». Ложная, по классификации С.Франка, философия истории та, что пытается обосновать последнюю цель исторического развития как то «конечное состояние, к которому она должна привести и ради которого творится вся история»; в которой все события мира, прошлого и настоящего, не имеют собственного смысла, а выступают всего лишь как средство достижения этой цели. Отсюда и возникает оценка всего происходящего как прогресса, в случае движения к завершению, или регресса, в случае отклонения от истинного пути [7, с. 264]. Нетрудно заметить, насколько подобный взгляд провоцирует произвольность в выборе критериев и оснований, по которым «исчисляется» прогресс. Телеологические и финалистские концепции истории развиваются не только в богословско-религиозной форме, они могут принимать и вполне светский вид, порой даже не осознавая своего подлинного характера и даже ожесточенно критикуя «собратьев» за «ненаучность» и «реакционность». Типичным примером выступает теория научного коммунизма, обосновывающая неизбежность наступления «светлого будущего» всего человечества, представляющая тем самым вариант своеобразной, «мирской» эсхатологии.
В.Н. Сагатовский связывает «светлое будущее» с ноосферным мировоззрением, результатом которого будет построение деятельности на отказе от отношения друг к другу только как к средству или конкуренту. Если же будут возникать различия интересов и противоречия между людьми, то -«Вот тут и нужна реальная оптимизация, основанная на взаимных уступках, мера которых определяется в данных условиях нарушением гармонии между участниками при одновременном обеспечении развития целого» [4, с. 4]. Здесь невольно вспоминается антиутопия С.Лема «Возвращение со звезд», рисующая гармоничное состояние будущего общества, лишенного какой-либо агрессии, - «„мир, защищенный от опасностей. В нем не было места ни угрозе, ни борьбе, ни насилию: мир кротости, мягких форм и обычаев, постепенных переходов,
нетрагических ситуаций...» [3, с. 363-364]. Почему вспоминается? Видимо, из-за определения автором человечества в качестве биологического вида (популяция приматов?), перешедшего к социальной форме существования, но находящегося в состоянии предыстории на пути к подлинной истории. Понятие предыстории предполагает некое должное состояние человечества, в котором «биологический вид» должен обрести себя и раскрыть свою сущность. В антиутопии Лема «животное» состояние человечества преодолевается бетризацией - фармакологическими средствами. Результат - конец «нашей» человеческой истории.
Возникают здесь и другие вопросы. Если сущность человечества определяется через его способность адаптации в глобальный геобиоценоз, то в чем заключается «подлинно» человеческое существование? Если мы можем не дожить до берега подлинно человеческой истории, как предусмотрительно отмечается в статье, значит, ноосферный аттрактор не обладает необходимостью и достаточностью.
Пожелание автора о том, что «общие положения ноосферного идеала должны быть системно конкретизированы вплоть до предметно-технологического уровня», в этой связи весьма характерно. Размышления о «состоянии развивающейся гармонии», «оптимальном соотношении развития и гармонии на каждом этапе», «единстве и взаимной дополнительности» напоминают перелицовку славянофильской соборности, евразийской симфонич-ности и т.п., ставших традиционными заклинаниями в отечественной литературе и равносильные упованию на чудо.
Сегодня такой подход отвергается современными философскими парадигмами в силу его наивности и теоретико-методологической уязвимости. Постнеклас-сический взгляд на социально-историческую реальность вообще оставляет в прошлом саму идею прогресса, считая ее не соответствующей ни развитию науки, ни духовно-нравственному облику человечества, ни истории ХХ века. Действительно кажется, что никогда ранее не был так велик контраст между взлетами творческого гения человека в науке и технике и обращенностью их против человечности в войнах, разрушении природной среды, личностной деградации. Кроме того, сведение истории к прогрессу уничтожает необходимость прочтения истории как опыта - ведь в прогрессивном развитии прошлое не повторяется, отсюда нет нужды изучать причины, породившие те или иные явления, процессы.
Ни одна из универсалистских схем не в состоянии вразумительно представить
единство микроистории (субъективно-личностного, индивидного) и макроистории (обобщенных процессов) как разномасштабных онтологических измерений. Более того, существует позиция, согласно которой такая задача и нерешаема подобно тому, как «методы квантовой физики неприменимы в исследованиях макромира, а методы классической физики - в исследованиях микромира» [2, с. 52]. Поскольку в исторической науке в результате ее дифференциации появляются все новые и новые дисциплины: экономическая история, история права, искусств, историческая экология, история частной жизни, устная история и гендерная история и т.д., и т.п., постольку с необходимостью возникает потребность в теоретико-методологическом синтезе.
Решает ли задачу синтеза предложенная автором категориальная новация -социально-антропологическая целостность (САЦ), понимаемая как единство общества в целом, общностей и отдельных личностей? Обладают ли эвристическим потенциалом категориальные ряды, определяющие специфику САЦ и ее жизнедеятельность: природные, социальные и психологические функциональные ряды? Продуктивно ли понятие естественно-исторической формации как системы сфер жизнедеятельности, необходимых и достаточных для существования формации? (Тавтология?). Высказано соображение о возможных моделях как общественно-экономической, так и общественно-политической, общественно-религиозной формаций и т.д. Можно вести бесконечный спор о точности содержания и уместности использования категориальных новаций, но, в конечном счете, суть дела заключается в предметной демонстрации достижений и преимуществ «нового взгляда», теоретической реконструкции всемирно-исторического процесса.
Скажем, С.В. Костов, обосновав идею двойного методологического синтеза в современной исторической науке, предоставляет пример организации исследовательской работы в изучении Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. В синтезе по вертикали используются: а) цивилизационный метод (исследование противостояния Западной и Российской цивилизаций); б) формационный (взаимодействие капитализма и социализма); в) методы макро- и микроанализа (изучение суммарного социального действия отдельных общественных групп); г) методы персональной истории и фактологического анализа документов, показаний свидетелей, биографий и автобиографий и т.д. Синтез по горизонтали включает в себя методы аналогичного (сверху вниз)
приближения к историческим событиям: а) синергетика; б) макро- и микрометоды социологии; в) психоментальные методы социальной психологии; г) методы целого ряда дисциплин, проблематику которых может затронуть конкретное исследование Великой Отечественной войны - демография, климатология, география, этнология и т.д. [2, с. 57-58]. Представляется, что это перспективный путь интеграции самых разнообразных теоретических дисциплин в познании механизмов движения человеческой истории, понимания ее векторов и возможных состояний.
Пока же «новый взгляд» вписывается, как это четко было показано еще И.Валлерстайном, в следующую простую схему объяснения процессов социального изменения обществоведами. Сначала требуется зафиксировать непосредственные изменения, а затем определить их в качестве рациональных или функциональных, в той или иной степени объясняющих социально-историческую реальность. Затем же создается проект достижения должного состояния общества, как правило, с приоритетом использования властно-политической мощи или же духовно-нравственного совершенствования.
Автор делает упрек существующим философско-историческим концепциям в идеологизированности, произвольности и субъективности. Для меня он выглядит несколько архаично, поскольку теоретико-методологической альтернативы субъективизму и идеологичности нет и быть не может. Например В.А. Тишков говорит о жесткой привязанности прошлых «всемирных историй» к историям национальных государств, выступающих преимущественно социально-политическими историями и лишь частично историями культуры. Он подчеркивает, что любые версии национальных историй мотивированы идеологически и политически.
В более общем случае речь идет о предпосылочности и обусловленности любого социального познания, выступающих необходимым моментом истины. Духовный и мыслительный горизонт познающего субъекта всегда детерминирован массой наличных обстоятельств,.. следовательно, всегда ограничен [6] .
В.Н. Сагатовский спрашивает: «Как соотнести моменты истины отдельных моделей в некоей системной форме и избежать при этом эклектики?». По его мнению, многообразие историко-философских концепций и частичность их объясняющей способности приводят к отсутствию достаточной полноты и последовательности [5, с. 13].
Но в каждой научной дисциплине в любой период ее развития обнаруживается несколько альтернативных подходов (концепций, парадигм и т.д.) описания и объяснения одного и того же объекта. По сравнению с естествознанием, математикой и техническими науками социогума-нитарная методология более разнообразна в использовании операций и предписаний по достижению, организации и обоснованию нового знания. Подобное положение дел обусловлено плюрализмом онтологических моделей социальной реальности и вытекающих из них метатеоретических постулатов, зависящих в свою очередь от классовой, национально-этнической и т.п. принадлежности исследователя. В изучении социальных объектов и самого человека уже эмпирический базис науки образуется человеческими значениями, смыслами и ценностями, детерминирующими поведение и деятельность людей. Это мир многообразных интерсубъективных и межсубъективных отношений, постигаемых через проникновение в сущность оснований, характер и способы организации, цели и мотивы человеческой деятельности. Поэтому сегодня многообразие и альтернативность теоретических подходов для любой научной дисциплины не исключение, тем более - не аномалия, а норма.
Основные регулятивы современного теоретического познания включают в себя установку на критический анализ единственного научного подхода и выдвижение альтернатив, отрицание возможности единственно верного и исчерпывающего описания и объяснения действительности - в связи с этим понимание истины как регулятивного идеала; отсюда сама научная теория рассматривается не как описание реальности, но как модельная схема, относительно правдоподобная, но обреченная на пересмотр и замену новой схемой.
Значение работы, проделанной В.Н. Сагатовским, я оцениваю исходя из того, что соперничество теоретических альтернатив ведет к позитивным результатам, поскольку альтернативный подход позволяет выявить, описать и объяснить то, что в других подходах не «видится». Конкуренция подходов является катализатором теоретического развития - заставляет утверждать и доказывать преимущества применяемого подхода, совершенствовать исходные обоснования, отбрасывать ошибочные или неплодотворные гипотезы.
Я полностью согласен с пафосом статей В.Н. Сагатовского - из целеполагаю-щего характера человеческой деятельности вытекает необходимость и, чаще всего,
неосознаваемая потребность в знании о предпочтительных вариантах практических действий, выявляющих ценностную значимость предметов, вещей и т.п. для человека. Человек как существо социальное и духовное не может существовать без ценностей и идеалов, создающих каркас его личности, определяющих его отношение к другим людям, к самому себе, к миру и истории. Историческая ситуация, в которой всегда находится человек, как единство прошлого и его прочтения сегодня, выводит за пределы сиюминутной данности к метафизической полноте бытия, к преодолению абсурдности разорванных между собой фрагментов жизни.
Человек, взятый в его родовом измерении, т.е. как представитель всего человечества, неразрывно связан с историей, поскольку все время, образно говоря, балансирует между прошлым и будущим, будучи «помещенным» в настоящее. Он - и возможность, значит, постоянная и динамичная неполнота, тревога и обращенность в будущее; он - и действие, направленное к оправдывающей это действие потусторонней цели. Но человек и состоявшееся прошедшее, для которого смена поколений и эпох, т.е. будущее, наделяет смыслом эту смену, или собственно историю - как раскрытие прошлого, не случайного, не абсурдного. В этом аспекте даже одностороннее, частичное отношение к прошлому, реставрирующее его как должное, или к настоящему, понимаемому как реализованный идеал, все равно создает будущее, связанное, обусловленное, созданное, следовательно, пронизанное единством и смыслом.
Идея незамкнутости человеческой истории и невозможности знать ее финал не тождественна полной тщетности и бесполезности высказываний о смысле и цели всемирно-исторического процесса, его наполненности определенным содержанием,
получающим ту или иную оценку. Поэтому мы не должны стыдливо отказываться от идеи прогресса, но наоборот, именно с ней связывать осмысленный характер истории. В этом случае прогресс понимается как такие социокультурные изменения, которые связаны с ростом рефлексивного отношения к истории, творческого потенциала общества, способности преодолевать негативные явления, создавать культуру компромисса. Отвергая предопределение и абсолютность прогресса, мы считаем, что антиэнтропийный характер культуры позволяет говорить о возможности поступательного развития человечества. Главное - чтобы действительно происходило совмещение регулятивных устремлений разума (мировоззренческого идеала) и операционально-управленческих решений. Как верно было отмечено, «реальное политическое развитие современных обществ - это тесная связь открытости как институционального условия прогресса и постепенного развития демократии как нормативной стороны общественного развития. Демократические устремления направляют эволюцию институтов в открытых политических системах» [8, с. 137]. Вопрос же о степени идентичности властвующих и управляемых, уровне открытости общества и политического плюрализма - нелинейный вопрос, он решается самой социальной практикой.
У меня нет предрассудков относительно схем, применяемых в социально-гуманитарном познании. Схематичность присуща любому виду познавательной деятельности, выражая ее относительность и преходящий характер. Поэтому онтолого-методологическая «систем но-содержательная схема», предложенная В.Н. Сагатовским, закономерно порождает вопросы и критические замечания, что отнюдь не умаляет плодотворности проделанной автором работы.
1. Коломоец, Е.Н. Опыт метафилософии истории [Текст] / Е.Н. Коломоец, М.А. Кукарцева // Вестник Московского университета. - Серия 7. Философия. - 2000. - № 6.
2. Костов, С.В. Двойной методологической синтез в современной исторической науке [Текст] / С.В. Костов // Вопросы гуманитарных наук. - 2004. - № 4 (13).
3. Лем, С. Собр. соч. в 10 т. [Текст] / С. Лем. - Т. 2. - М., 1992.
4. Сагатовский, В.Н. Новый взгляд на историю (попытка обоснования) [Текст] / В.Н. Сагатовский // Социум и власть. - 2011. - № 1.
5. Сагатовский, В.Н. Новый взгляд на историю (попытка обоснования) [Текст] / В.Н. Сагатовский // Социум и власть. - 2010. - № 3.
6. Тишков, В.А. Новая историческая культура (размышления после XXI Международного конгресса исторических наук) [Текст] / В.А. Тишков // Новая и новейшая история. - 2011. - № 2.
7. Франк, С.Л. Духовные основы общества. Введение в социальную философию [Текст] / С.Л. Франк // Русское зарубежье. - Л., 1991.
8. Шарыкин, Б.В. Социальная инженерия К.Р. Поппера и «нормативное видение мира» франкфуртца-ми [Текст] / Б.В. Шарыкин // Известия ТулГУ. - Сер. Гуманитар. и социал.-экон. науки. - 2000. - Вып. 5.
9. Althusser, L. For Marx [Text] / L. Althusser. - N. Y., 1970.
