CC BY
114
УДК 811.111'373
Е. В. Рыжкина
доцент, кандидат филологических наук
профессор кафедры лексикологии английского языка факультета ГПН МГЛУ e-mail: phraseologinya@mail.ru
СЕМИОКУЛЬТУРНЫЙ АСПЕКТ ФРАЗЕОЛОГИЧЕСКОЙ НОМИНАЦИИ ПО АНАЛОГИИ (на материале современного английского языка)
В статье рассматриваются некоторые аспекты образования фразеологических единиц по структурно-семантической аналогии в современном английском языке. Основное внимание уделяется вопросам иконичности и мотивированности в сфере фразеологии как факторам языкового творчества. Автор приходит к выводу о том, что иконичность, являющаяся характерным свойством фразеологизмов, хотя и проявляется неодинаково в разных классах фразеологических единиц, служит важным фактором происходящих во фразеологии неологических процессов.
Ключевые слова: фразеология; фразеологическая единица; культурно-языковой знак; иконичность; мотивированность; образность; аналогия.
Ryzhkina E. V.
Ph.D., Professor
Chair of English Lexicology MSLU e-mail: phraseologinya@mail.ru
SEMIOCULTURAL ASPECT OF PHRASEOLOGICAL NOMINATION BY ANALOGY (based on the material of modern English)
The article investigates into certain aspects of creating English phraseological units by structural-semantic analogy. Special prominence is given to iconicity and motivation in phraseology as factors of language creativity. Specifically, the author concludes that idioms are iconic signs by their nature and though this property is not equally manifested in different types of units, it stipulates the current innovative processes in the area of phraseology.
Key words: phraseology; idiom; language and cultural sign; iconicity; motivation; imagery; analogy.
В последнее время исследования в области фразеологии осуществляются с позиции интегративного подхода, который свойственен
современной научной парадигме. «Современный этап развития общества и науки характеризуется переходом к новой модели порождения знания», - отмечает В. И. Заботкина. Эта новая модель «интердисциплинарна, генерируется в прикладном контексте и не укладывается в конвенциональные дисциплинарные схемы» [4, с. 220].
Действительно, многие работы по фразеологии находятся на пересечении нескольких лингвистических дисциплин, антропологии, социологии, семиотики, культурологии и других наук. Причем на первое место по степени важности, несомненно, выходят «исследования о связи фразеологии с культурой и ее вкладе в современную линг-вокультурологию» [6, с. 94]. В настоящее время уже стало аксиоматичным положение о том, что фразеология более чем любая другая система языка отражает его этнокультурную специфику. Более того, фразеологические единицы (ФЕ) как культурно-языковые знаки формируются непосредственно «под воздействием концептосферы культуры», а именно, в результате «межсемиотической транспозиции» -перевода концептуального содержания различных семиотических областей культуры в семантику фразеологизмов [5, с. 44].
Благодаря механизму языковой компрессии ФЕ способны кодировать большой объем информации, включая все виды культурного знания, которое сохраняется в глубинах фразеологической семантики в виде своего рода информационных слоев. И с этой точки зрения фразеологизм, по сути, представляет собой элемент культурной памяти социума [5].
Предметом данной работы являются лингвокультурные и знаковые особенности английских фразеологизмов, которые служат важным фактором обновления фразеологической системы. Речь главным образом пойдет об иконичности как особом свойстве ФЕ.
Иконичность / иконизм как семиотическое понятие соотносится с понятием мотивированности языкового знака в лингвистике. В самом общем виде его суть состоит в том, что между означаемым (десигнатом) и означающим (телом знака) существуют импликатив-ные отношения подобия. Иначе говоря, иконический знак мотивирован в силу имеющегося изоморфизма самого знака и обозначаемого объекта. При этом речь идет не об их объективном сходстве, а, скорее, об аналогии графической схемы, определяющей внешнюю структуру знака, и концептуальной схемой, структурирующей его значение.
Иконический знак обладает свойством вызывать чувственный образ обозначаемого объекта, его мысленную модель, которая хранится в памяти и обеспечивает идентификацию конкретного референта по материальной (звуковой, графической) оболочке знака. И в этом смысле языковые знаки разных уровней обладают неодинаковой степенью иконизма. Так, английские сложные слова в большинстве случаев образованы по моделям языковой аналогии, которая по своей сути диаграмматически1 иконична, т. е. может рассматриваться как «икона отношений» [12, c. 19]. Иконическими, безусловно, также являются мотивированные знаки вторичной номинации, которые посредством образности воспроизводят свойства десигната.
Действительно, образ, вызывая в сознании конкретный объект, служит способом соотнесения языковой единицы со стоящей за ней когнитивной структурой. Образное мышление пользуется механизмом аналогии, устанавливая ассоциативную связь и «высвечивая» подобие или смежность двух соотносимых сущностей. Причем, это, вероятно, самый простой и естественный путь познания и концептуализации мира. Как справедливо заметил еще А. А. Потебня, конкретный чувственный образ легче воспринимается, осмысляется и запоминается, так как задействует не только логику и разум, но и эмоциональную сферу человека. Тем не менее за конкретным образом скрывается абстрактное понятие.
Все вышесказанное справедливо в отношении фразеологии, хотя фразеологические единицы по своей природе являются «несовершенными» языковыми знаками в классическом семиотическом понимании. Во-первых, они обладают неполной, весьма относительной линейностью, которая считается одним из основных свойств языкового знака в структуралистской трактовке (Ф. де Соссюр, Ч. Фриз, Н. Хом-ский, З. Хэррис). Кроме того, их отличает высокая степень компрессии и, следовательно, чрезвычайная сложность семантики, которая во многом обусловливает отсутствие изоморфизма между внешней структурой и смысловым содержанием ФЕ. Значение большинства
1 Как известно, диаграмма (diagram) является одним из видов икониче-ских знаков, которые, в отличие от знаков-символов (symbols), так или иначе подобны своим референтам [16]. Причем иконизм диаграммы заключается в том, что отношения между составляющими ее элементами отражают реальные связи / отношения, характерные для обозначаемого объекта.
идиом полностью не укладывается даже в развернутую дефиницию, но требует более широкого толкования. Благодаря этому ФЕ соотносимы с такими над-языковыми, литературными формами, как миф, басня, притча и т. п. Данное обстоятельство объясняет двойственный характер фразеологии: с одной стороны, она является составляющей языка как системы знаков (первичной моделирующей системы), с другой - будучи сопоставимы по своей информационной емкости с литературным текстом, фразеологизмы принадлежат вторичной знаковой модели, использующей язык как базисную знаковую систему.
Следует также заметить, что специфика фразеологизмов как знаков вторичной номинации состоит в том, что «в отличие от лексических единиц, где семантика формируется непосредственно концептуальной схемой, играющей роль структурирующего элемента значения, процессу концептуализации в ходе формирования идиомы подвергается образное представление, служащее источником ее значения» [2, с. 3]. Эта особенность, в свою очередь, определяет характер мотивированности, свойственный большинству ФЕ.
Мотивированность идиом - явление неоднозначное, которое получило в научной литературе различное толкование. Среди всего многообразия существующих мнений о ее природе выделяются два противоположных подхода: концепция интерференции (Каччари и Глаксберг) и концептуально-метафорическая концепция (А. Н. Баранов, Д. О. Добровольский), восходящая к теории концептуальной метафоры Лакоф-фа. Согласно первой, мотивированность ФЕ строится на буквальных значениях лексических компонентов фразеологизма, которые вызывают в сознании человека чувственный образ, никак не связанный с моделью переосмысления. Противоположная точка зрения основывается на представлении о том, что значение идиомы рождается в результате сложных преобразований над концептуальными структурами, в которых аккумулируются знания человека о мире [1]. Соответственно образность идиомы базируется на знании, закрепленном за исходной концептуальной структурой, и именно эти «когнитивные следы исходного смысла» создают мотивированность ФЕ [3, с. 74].
Несомненно, мотивированность фразеологизма как лингвистическое явление не может ограничиваться визуальным образом, вызванным ассоциациями с буквальным значением прототипа, но и предполагает наличие некоторого концептуального инварианта, закрепленного
на виртуальном уровне за каждой единицей и обеспечивающего ее конвенциональную интерпретацию всеми носителями языка. В противном случае говорящий и слушающий не поняли бы друг друга. Однако не следует сбрасывать со счетов значение индивидуальных чувственных образов и ассоциаций, рождающихся в сознании человека в момент восприятия ФЕ. Как уже не раз отмечалось, они не только служат источником дополнительной информации, конкретизирующей предельно редуцированный конвенциональный образ денотата, но и обеспечивает его эмоционально окрашенное восприятие как «личное переживание». Более того, буквальное прочтение прототипа ФЕ приводит в движение весь когнитивный механизм декодирования идиоматического значения. По этой причине многие фразеологи справедливо полагают, что в основе мотивированности идиом лежит живое представление об исходной ситуации [11]. Такое понимание образной мотивации позволяет соединить обе упоминавшиеся выше концепции как взаимодополняющие: мотивированность ФЕ обеспечивается путем активизации в сознании человека релевантной концептуальной информации через посредство образных ассоциаций с буквальными значениями слов-компонентов фразеологизма. При этом его внутренняя форма выступает как образ-гештальт исходной ситуации и служит связующим звеном, посредством которого во фразеологической семантике соединяется лингвистическое и нелингвистическое, часто культурное, знание.
Будучи маркерами типовых ситуаций или отношений между объектами внеязыковой действительности, фразеологические единицы с живой внутренней формой кодируют когнитивный опыт путем косвенной номинации. Означаемое фразеологизма связано с определенной графической (звуковой) формой именно посредством образа, который создается на базе буквального прочтения языкового прототипа ФЕ и одновременно соотносится с определенной концептуальной схемой. Примечательно, что этот же принцип лежит в основе распознавания и расшифровки фразеологического образа. Яркой иллюстрацией этого являются идиомы, основанные на метафорическом переносе, аллегории или парадоксе. Например:
a hog in armour - 1) броненосец (название животного), 2) букв. «свинья в латах / рыцарских доспехах», ср. рус. «петух в павлиньих перьях», «идет как корове седло» [7].
(to find) a mare's nest - букв. «(найти) кобылье гнездо», т. е. нечто несуществующее, ср. рус. «попасть пальцем в небо» [7].
При этом фразеологический образ не обязательно отражает реальные свойства денотата. Переосмысление начинается с допущения о подобии двух в действительности не связанных объектов. Это допущение (так же как и выбор основания для аналогии) условно - оно необходимо для выстраивания ассоциаций между соотносимыми сущностями. Так, рядом оказываются тематически отдаленные сущности hog - боров и armour - броня, панцирь, mare - кобыла и nest -гнездо. Семантический перенос, таким образом, носит симилятив-ный характер и в данном случае основывается на несуществующих и даже фантастических признаках. Визуальные образы, вызываемые в нашем сознании буквальными значениями компонентов ФЕ hog in armour и to find a mare s nest, служат своего рода «картинкой», которая наглядно демонстрирует импликационную связь между буквальным прочтением и метафорическим значением соответствующей идиомы. Эта связь эксплицируется на основе здравого смысла, понимания невероятности, фантастичности или абсурдности изображаемой ситуации: hog in armour - это нелепое зрелище; a mare 's nest - это то, чего не существует.
C этой точки зрения фразеологизмы являются знаками икониче-скими, семантическая мотивация которых «носит характер образности, основанной на таких выразительно-изобразительных средствах, как метафора, метонимия, гипербола, перифраз и др.» [9, с. 12].
Иконичность образной фразеологии является важной предпосылкой ее эволюции, особенно в результате языкотворческой деятельности человека. Это находит ярчайшее проявление в различных видах фразеологической деривации, например, в создании новых значений на базе имеющейся ФЕ или образовании новых единиц по аналогии. К примеру, в современном английском языке первоначальное значение идиомы a mare s nest «hoax, fraud, misconception» (розыгрыш, недоразумение) постепенно вытесняется более поздним значением «an extraordinarily complicated or confusing situation» (запутанное дело) и, более того, окказиональным значением «a muddle» (путаница, беспорядок) - под влиянием идиомы a rat's nest, которая служит обозначением вопиющего беспорядка и неряшливости [17; 20]. Подобная трансформация misconception ^ confusion ^ muddle ^ untidiness стала возможной не только вследствие смежности указанных
значений, но и благодаря прозрачности гештальт-образов в основании обеих идиом, что позволило провести между ними аналогию.
Еще более распространенным явлением выступает структурно-семантическая аналогия. При этом неологизм заимствует у своего фразеологического прототипа не только часть внешней формы, но и, главное, смысловое содержание, закрепленное за исходной единицей, а также стоящую за ней концептуальную схему или модель. Здесь, кстати, проявляется диаграмматический иконизм аналогических образований: подобие их поверхностной структуры пропорционально отражает сходство соответствующих ментальных структур. Унаследованное содержание, так же как и структурирующая его схема, благодаря языковому механизму компрессии формируют импликат значения производного знака и служат его мотивирующей базой. Примером может служить американский фразеологизм hog in togs - свинья в цилиндре (о разодетом лодыре), образованный на базе вышеупомянутой идиомы hog in armour. Американизм и его общеанглийский прототип связаны не только частичной общностью их внешней формы, но и единым основанием образа, единой концептуальной схемой с акцентированным признаком «несоответствие "наряда" истинной природе обозначаемого объекта». Примечательно, что константность внутренней формы обусловила одновременно и саму возможность создания новой единицы по аналогии с уже имеющейся, и последующую расшифровку ее значения.
Многогранность чувственного образа, который вызывается в нашем сознании звуковой формой фразеологизма, предполагает множественность его прочтения и, значит, несет в себе заряд вариативности. Тем самым иконичность образных фразеологизмов создает предпосылки для их разнообразных преобразований, узуальных и окказиональных. С этой точки зрения как номинативное средство структурно-семантическая аналогия позволяет создавать практически открытое множество новых единиц от того или иного кодифицированного фразеологизма. Тем не менее варьирование во фразеологии не является вполне свободным.
В этом смысле интересны пословицы, созданные на основе ФЕ a hog in armour. Так, выражение А hog in armour is still but a hog -свинья в любом обличье останется свиньей, впервые зарегистрированное в 1732 году Томасом Фуллером (Gnomologia: Adages and Proverbs), изначально использовалось в осуждение человека, одетого
в неподобающе роскошный наряд [18]. Формирование фразеологического значения данной единицы происходило по двум линиям. С одной стороны, новая номинация возникла в ходе преобразования идиомы а hog in armour, с другой - здесь прослеживается аналогия с некоторыми синонимичными единицами, например, с пословицей Cut off the dog's tail and he will be a dog still (ср. рус. черного кобеля не отмоешь до бела), в результате чего оборот А hog in armour is still but a hog приобрел более обобщенный, нравоучительный смысл, характерный для пословиц. Здесь следует отметить, что пословица как языковой знак обладает особой формой иконичности. Она является своеобразным «ярлыком» некой типовой ситуации, из которой следует определенный нравственный урок. Для пословиц характерно иносказание: их значение, включая имплицитный дидактический смысл, выводится на основе аллегорического образа, который позволяет уловить сходство между конкретной житейской ситуацией, изображаемой буквальным прочтением пословицы, и ее обобщенным конвенциональным толкованием. Примечательно, что одно и то же смысловое содержание может кодироваться по-разному, на основе моделей, воспроизводящих различные фрагменты человеческого опыта. Так, импликация, лежащая в основании анализируемой номинации - «внешняя форма не меняет истинную суть вещей» - широко представлена в английской фразеологии и реализуется посредством различных аллегорических образов. Например, уже упомянутая ФЕ:
Cut off the dog's tail and he will be a dog still (букв. 'обрежь собаке хвост, она все равно останется собакой').
The fox may grow grey but never good (букв. 'лиса может поседеть, но никогда не исправится').
A rose by any other name would smell as sweet (шекспиризм «роза останется розой, как ее ни назови») = A rose is a rose is a rose (авторский оборот Гертруды Стайн с тем же смыслом).
При относительной тождественности концептуальной схемы, которая стоит за этими пословицами, все они обладают индивидуальными чертами. Очевидно, что специфика каждой номинации определяется прежде всего характером соответствующего образа. В случае ФЕ А hog in armour is still but a hog акцентированы признаки «неуместность наряда» и «нелепый вид», заимствованные у идиомы а hog in armour. Кроме того, особую роль здесь играют культурные коннотации, связанные с символическим значением зоонима hog /pig, который является
своего рода эмблемой грубости нравов, жадности и подлости. Последнее, в частности, находит непосредственное выражение в пословице It is hard to break a hog of an ill custom (трудно отучить свинью от дурных привычек), зарегистрированной в 1678 году [19].
Этот семантический стержень формирует значение всех более поздних модификаций ФЕ А hog in armour is still but a hog (например, A hog in a silk waistcoat is still a hog (1887) или современный американский вариант A hog in a tuxedo is still a hog) и, что важно, сохраняется неизменным даже в ее самых смелых окказиональных вариантах. Наиболее яркой тому иллюстрацией служит другой американский неологизм You can put lipstick on a pig, but it is still a pig, возникший по аналогии в ХХ веке. Данный оборот, как и его многочисленные модификации, передает идею тщетности усилий скрасить какое-либо неприглядное явление путем поверхностных, «косметических» мер [13]. В большинстве случаев он используется в политической риторике, особенно в контекстах, критикующих показные действия политиков и PR-акции. Все структурные варианты данного неологизма возникли как окказиональные перифразы ФЕ А hog in armour is still but a hog, которые продолжали ее образный план, по-своему оттеняя конвенциональный образ, и тем самым вкладывали в значение единицы индивидуальные смыслы, например:
You can clean up a pig, put a ribbon on its tail, spray it with perfume, but
it is still a pig (Quad-City Herald, Washington, January 31 1980).
No matter whether it is lipstick, perfume or a tuxedo, a pig is still a pig
(www. lingvo.ru).
Приведенные иллюстрации отражают действие двух разнонаправленных сил, которые сопровождают фразеологическую номинацию по аналогии. Как упоминалось выше, наличие визуального образа, который допускает неоднозначность его интерпретации, является источником вариативности единицы и обусловливает ее различные преобразования. Причем специфика «картинки» в каждом случае определяет особенности соответствующего фразеологического значения. Вместе с тем, как свидетельствует проведенный анализ, создаваемые инновации не являются вполне произвольными. Образы-репрезентанты той или иной идеи обусловлены данной культурой и отражают коллективный опыт народа, фиксированный во внутренней форме ФЕ. Константность внутренней формы, а вернее,
концептуальной схемы, которая «просвечивает» сквозь фразеологический образ во всех его модификациях, обеспечивает деривационную связь новообразований с ФЕ-прототипом и, следовательно, возможность их адекватного декодирования. Иными словами, варианты фразеологизма, как бы далеко они ни отклонялись от исходного знака, не выходят за пределы, очерченные базовой концептуальной схемой.
Это может относиться не только к мотивированным единицам, но и к идиомам со стершейся внутренней формой, звуковая оболочка которых не вызывает яркого чувственного образа исходной ситуации. Однако среди подобных фразеологизмов довольно распространенным типом являются ФЕ-носители символического или эталонного значения.
В отличие от символа в сугубо семиотическом толковании (когда носителем символьной функции является предмет / артефакт), фразеологический образ, выполняющий такую функцию, «замещает» по ассоциации некоторую идею. Причем «материальным экспонентом этого замещения является не реалия как таковая, а имя» [10, с. 243]. Схожий номинативный механизм лежит в основе образа-эталона. «Эталон - это характерологически образная подмена свойств человека или предмета какой-либо реалией - персоной, натуральным объектом, вещью, которые становятся знаком доминирующего в них, с точки зрения обиходно-культурного опыта, свойства» [10, с. 242].
В качестве эталона или символа в сфере фразеологии нередко выступает прецедентное имя - имя собственное, которое приобрело в данной лингвокультуре особый, обобщенный смысл, актуальный для всех носителей данной культуры, и вызывающее определенный эмоциональный отклик. В когнитивном плане за прецедентным именем стоит некое образное представление о конкретной личности, реальной или вымышленной, черты которой складываются в определенную отличительную характеристику того или иного социального явления, свойства или типа людей и т. п. Так, Potemkin villages (потемкинские деревни - обман, фикция, показуха с целью скрыть истинное положение дел) возникла как аллюзия на известный исторический миф, согласно которому князь Григорий Потемкин, наместник Новороссии и Тавриды, якобы возводил бутафорские деревни вдоль маршрута императрицы Екатерины II во время ее путешествия в Северное Причерноморье в 1787 году. В этой поездке ее сопровождали европейские дипломаты, которые с самого начала весьма скептически смотрели на проект освоения Крыма. Как отмечает академик А. М. Панченко, еще
за несколько месяцев до поездки стали распространяться слухи о неоправданной затратности «новороссийского прожекта» Екатерины, о чудовищном по масштабам казнокрадстве Г. А. Потемкина, о том, что императрицу в Крыму ожидает «лицезрение размалеванных декораций» и т. д. [8, с. 464]. Однако на самом деле они увидели целый ряд городов, включая Севастополь - в будущем город русской воинской славы, а главное, не бутафорский, но прекрасно оснащенный военный флот. А скепсис иностранных «гостей» был скорее маской, за которой «скрывался страх, что Россия сумеет осуществить свои грандиозные планы» [8, с. 474]. Как следствие и распространялся миф о «потемкинских деревнях» с целью диффамации России. Кроме того, именно благодаря мифу о «потемкинских деревнях» и, главное, возникшему на его основе фразеологизму имя Potemkin / Потемкин, несомненно, прецедентное, стало символом очковтирательства.
Здесь следует отметить, что данный миф оставил незначительный след в российской культуре, так как в русской исторической памяти гораздо больший вес имеет, например, «Броненосец Потемкин», а также знание исторической роли князя Г. А. Потемкина - строителя Ново-россии и создателя Черноморского флота. Косвенным указанием на это может служить, между прочим, достаточно низкая частотность русскоязычного варианта соответствующей ФЕ. Совсем иначе обстоит дело в западноевропейской культуре, где миф о «потемкинских деревнях» трансформировался в своего рода культурный концепт, который в свою очередь явился основой для довольно продуктивной фразеологической модели с обобщенным значением фиктивности чего-либо.
Так, англоязычный вариант Potemkin villages используется для обозначения любых действий для сокрытия какого-либо неблагополучия (an impressive facade or show designed to hide an undesirable fact or condition [15]) или, более того, передает идею подлога. К примеру, недавно созданные лыжные базы на курортах с дорогими отелями, ресторанами и магазинами называются Potemkin Villages. В данном фразоупо-треблении основополагающий образ-гештальт интерпретируется как «спорт - прикрытие коммерческой деятельности». В английском языке эта идиома стала столь популярной, что на ее основе возникли новые единицы - в результате ее частого обыгрывания в окказиональных конфигурациях, например: Potemkin Court (синоним ФЕ kangaroo court). Более того, левый компонент - антропоним часто употребляется самостоятельно для создания новообразований по аналогии со значением
«обман, фикция»: Potemkin City, Potemkinville, Potemkin Fleet, Potemkin presidency, Potemkin advance team и т. п. Очевидно, что во всех этих номинациях ведущую роль играет прецедентное имя-символ, которое, хотя и утратило в англоязычной культуре живую связь с исходной экстралингвистической ситуацией, но по-прежнему служит, по меткому определению академика Ю. С. Степанова «сгустком» или «квантом знаний», благодаря чему оно осознается носителями данной культуры как выражение некого значимого смысла.
Вместе с тем утраченная или ослабленная мотивированность фразеологизма с прецедентным именем при определенных условиях может быть воссоздана, что способно даже усилить его эмоциональный заряд и прагматическую эффективность. Так, в начале 2014 года зарубежные СМИ стали широко использовать английскую идиому Potemkin Villages в ее первоначальном значении, максимально приближенном к мифу конца XVIII века, и, как и тогда - для дискредитации России. В данном случае - с целью опорочить Олимпийские игры в Сочи. Причем контекстные употребления данной ФЕ типа the Sochi Potemkin village, Putin s Potemkin Village, an Olympics filled with Potemkin Village Metaphors, без сомненья, направлены на проведение отчетливой аналогии между сегодняшними «разоблачениями» и событиями 250-летней давности. И прагматический эффект подобных номинаций строится главным образом на воссоздании образа исходной ситуации. Таким образом, здесь с некоторой долей условности можно говорить об одновременном проявлении двух видов иконизма ФЕ: символики прецедентного имени и мотивированности идиомы за счет прозрачной внутренней формы. Это, с одной стороны, явилось источником множества окказиональных номинаций, в том числе по аналогии, на основе кодифицированной единицы, а с другой стороны, обусловило доступность информации, необходимой для выведения значения окказионализма с опорой на его контекстное прочтение и соотнесение с семантикой исходной ФЕ.
Подобным же образом функционирует выражение Scratch the Russian and you will find the Tartar (рус. Поскреби русского и найдешь татарина), отражающее еще один миф, который возник в ту же эпоху, что и потемкинские деревни. Это крылатое выражение приписывается разным именитым европейцам, в том числе маркизу де Кюстину, автору книги «La Russie en 1839» («Россия в 1839»), которая по сей день именуется «библией русофобов». Считается, что франкоязычная
версия анализируемого фразеологизма Grattez le Russe et vous trouverez le Tartare возникла как аллюзия на следующий фрагмент из книги Кюстина: «Нравы русских жестоки, несмотря на все претензии этих полудикарей, и еще долго будут таковыми оставаться. Ведь немногим больше ста лет тому назад они были настоящими татарами. И под внешним лоском европейской элегантности большинство этих выскочек цивилизаций сохранило медвежью шкуру - они лишь надели ее мехом внутрь. Но достаточно их чуть-чуть поскрести - и вы увидите, как шерсть вылезает наружу и топорщится».
Однако маркиз де Кюстин, несомненно, лишь обыграл в своей книге уже существовавшее выражение: зафиксированы гораздо более ранние употребления фразы Grattez le Russe..., причем в двух узуальных вариантах - et vous trouverez le Tartare и et vous trouverez le cosaque (казак). Последний, возможно, возник в связи с пребыванием казачьих полков Русской армии во Франции в 1813-1814 годов. Но, скорее всего, ни один из этих компонентов (Tartare или cosaque) никогда не был обозначением собственно этноса, но употреблялся исключительно в культурно-цивилизационном смысле. Дело в том, что в Западной Европе собирательный образ казака и особенно татарина являлся (и, вероятно, до сих пор является) олицетворением «варварской России». Например, современный культурологический словарь английского языка издательства «Лонгман» дает такое определение слова Tartar : «a fierce person with a violent temper (from the Tartars of the USSR, because of their fierce fighters, especially in the 14th and 15th centuries)» [14].
Данная дефиниция довольно точно отражает сложившееся у европейцев представление о (российских) татарах как о свирепых и чрезвычайно опасных азиатах-дикарях. По мнению многих культурологов в этом проявляется безотчетный страх европейцев перед Азией. Неслучайно и французское, и английское написание слова Tartare / Tartar содержит «лишнюю» букву R и фактически совпадает с именем древнего божества Tàpxapoç / Tartaroz, олицетворявшего в древнегреческой и римской мифологии ад1. Таким образом, данное наи-
1 Слово тартар имеет восточное происхождение, но оно было известно уже Гомеру (Гомер «Илиада», VIII, 13 след.). В «Теогонии» Гесиода Тартар упоминается в числе четырех первопотенций - наряду с Хаосом, Геей и Эросом. Страдания грешников в Тартаре, изображенные в «Энеиде», вдохновили Данте на создание своей версии ада.
менование, оказавшее глубокое влияние на развитие европейской культуры, безусловно, является прецедентным и было сознательно использовано в XIII в. вместо тюркского корня Tatar для обозначения монгольских воинов, вторгшихся в Европу.
Так или иначе, выражение Grattez le Russe et vous trouverez le Tar-tare, как и его кальки Scratch the Russian and you will find the Tartar и Поскреби русского, найдешь татарина вошло в повседневный оборот. При этом оно сразу приобрело обобщенное фразеологическое значение «под тонкой оболочкой напускной культуры скрывается дикарь (грубый, отсталый, нецивилизованный человек)». Интересно, что в немецкой фразеологии этот смысл передается почти буквально -посредством устойчивого оборота Schau einem zivilisierten Mensch unter die Haut, und du findest einen Barbaren.
За два столетия фразеологизм так часто подвергался окказиональным преобразованиям, что на его основе фактически возникла продуктивная структурно-семантическая модель с общим смыслом «под маской / личиной чего- или кого-либо скрывается что-то другое / кто-то иной», которая благодаря своей прозрачности активно используется в языке, особенно в политической риторике, например, в широко известных афоризмах:
Scratch a liberal and you'll find a bigoted chauvinist.
Scratch a pessimist and you find a defender of privilege (William
Beveridge).
Однако, несмотря на семантическую трансформацию исходного выражения, в массовом сознании закрепился негативный стереотип, отражающий страх и предвзятое отношение европейцев к русским. И каждый раз, когда этот стереотип становился особенно востребованным, фразеологизм вновь обретал свое первоначальное значение: какую бы войну ни вел Запад против России, борьба против русских всегда представлялась сражением против азиатского варварства.
Подводя итоги, можно сделать вывод о том, что иконичность является онтологическим свойством фразеологических единиц, которое, впрочем, проявляется неодинаково у фразеологизмов разных классов. Тем не менее это свойство служит важным фактором различных инновационных процессов в сфере фразеологии, особенно в плане образования новых ФЕ по аналогии и их последующей интер претации.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Баранов А. Н., Добровольский Д. О. Концептуальная модель значения идиомы // Когнитивные аспекты лексики. - Тверь : ТГУ, 1991. - С. 3-13.
2. Беляевская Е. Г. Проблема сложения смыслов при формировании семантики идиом (процесс фразеологизации в когнитивном аспекте): материалы III международной школы-семинара по когнитивной лингвистике 18-20 сентября 2002 г. - Тамбов : Тамбовский гос. ун-т, 2002. - Ч. П. - С. 3-5.
3. Добровольский Д. О. Образная составляющая в семантике идиом // Вопросы языкознания. - 1996. - № 1. - С. 71-93.
4. Заботкина В. И. Интеграционный вызов и конвергенция в когнитивных науках: пути решения // Теория и методология гуманитарного знания. Гуманитарные чтения Рос. гос. гуманитарного ун-та. - М. : РГГУ, 2012. -С. 219-232.
5. Зыкова И. В. Роль концептосферы культуры в формировании фразеологизмов как культурно-языковых знаков: автореф. дис. ... д-ра филол. наук. - М., 2014. - 52 с.
6. Кубрякова Е. С. О новых задачах современной фразеологии // Актуальные проблемы изучения комплексных языковых знаков: материалы Междунар. науч. конф., посвященной 100-летию А. В. Кунина. - М. : ИПК МГЛУ «Рема», 2009. - С. 94-96.
7. Кунин А. В. Большой англо-русский фразеологический словарь. - 5-е изд., перераб. - М. : Русский язык - Медиа, 2005. - 1210 с.
8. Панченко А. М. «Потемкинские деревни» как культурный миф // Русская история и культура: Работы разных лет. - СПб. : Юна, 1999. - С. 462-475.
9. Савицкий В. М. Английская фразеология: проблемы моделирования. -Самара : Изд-во Самар. ун-та, 1993. - 171 с.
10. ТелияВ.Н. Русская фразеология: семантический, прагматический и лингво-культурологический аспекты. - М. : Школа «Языки русской культуры», 1996. - 288 с.
11. Черданцева Т. З. Мотивационный макрокомпонент идиомы и параметр денотации // Фразеография в Машинном фонде русского языка. - М. : Ин-т рус. языка АН СССР, 1990. - С. 73-80.
12. Antilla R. The indexical element in morphology // Innsbrucker Beiträge zur Sprachwissenschaft, 12. - Innsbruck : Institut für Sprachwissenschaft der Universität, 1975. - P. 17-25.
13. Brewer's Dictionary of Phrase and Fable. - URL: http://www.bartleby. com/81/8358.html
14. Longman Dictionary of English Language and Culture. - Longman group, 2000. - 1560 р.
15. Merriam-Webster On-Line Dictionary. - URL: http://www.merriam-webster. com/dictionary/potemkin%20village
E. B. Pbi^Kma
16. Pierce Ch. Collected papers. - Vol. 2. Elements of logic. - Cambridge, Mass. : Harvard University Press, 1932. - 431 p.
17. The Free Dictionary, Thesaurus and Encyclopedia. - URL: http://idioms.the freedictionary.com/
18. Wikipedia, the free encyclopedia. - URL: http://www.en.wikipedia.org/
19. The Wordsworth dictionary of proverbs. - URL: http://books.google.ru/books ?id=7PMZJqSKusAC&pg=PA2828lpg= PA2828dq+hog+in+armour+in+the +Wordsworth-dictionary-ofproverbs
20. World Wide Words. E-Magazine. - URL: http://www.worldwidewords.org/ qa/qa-mar1.htm
