CC BY
121
исправлять заблуждения своей жизни, трудиться, любить свой груд и свою родину».
Ситников В.И., Ситникова С.А.
СЕМАНТИКА ФОЛЬКЛОРНЫХ ОБРАЗОВ В ПРОИЗВЕДЕНИЯХ ПУШКИНА
В романе A.C. Пушкина «Евгений Онегин» есть замечательное описание зимних святочных подблюдных гаданий: «... Из блюда, полною водою, ВыходяI кольца чередою, И вынулось колечко ей Под песенку старинных дней
«Там мужички-то все богаты, Гребу г лопатой серебро. Кому поем, тому добро И слава1» Но сули г утрату Сей песни жалостный напев, Милей кошурка сердцу дев»1.
Есть и пушкинское примечание: «Зовет кот кошурку в печурку спать» означает свадьбу. Первая песня означает смерть».
Мотив «богатые мужики гребут лопатой золото, серебро» очень широко распространен в русском святочном фольклоре. Редкий информант, сообщающий о подблюдном гадании, не споет песню с этим мотивом, и редкий фольклорно-этнографический сборник не имеет варианта или даже нескольких вариантов таких подблюдных песен.
Заняться детальным рассмотрением образов и мотивов названных A.C. Пушкиным подблюдных песен побудило пушкинское примечание о том, что первая песня («мужички-то все богаты») означает смерть. Сомнения возникают в связи с тем. что в наши дни в среде специалистов распространено толкование, предписывающее этой песне значение «к богатому замужеству», «к богатству».
Почему один и тот же фольклорный текст обретает такие разные толкования? Связано ли это с субъективностью или уникальностью пушкинской информации? Или это какие-то исторические видоизменения функции и смысла фольклорного образца, что свойственно фольклору вообще? Что даст и как поможет разгадке обращение к древним представлениям наших пращуров о мироустройстве и его законах?
Для начала необходимо отметить, что подблюдные песни -это обрядовые песни, которые пели во время подблюдного святочного гадания. При всех локальных вариантах, в общем гадание происходит так: девушки кладут в блюдо свои кольца, серьги, перстни и т.п.. В блюдо обычно наливают воду, но иногда накрывают полотенцем или платком. Ведущий вынимает из блюда эти предметы под пение девушками подблюдной песни, слова которой что-либо предсказываю той, чью вещь на этот момент вынимают.
По своему образному содержанию подблюдные песни очень богаты. В них встречаются самые разные образы животных и людей. Каждый из этих образов включен в определенные мотивы, которые довольно четко выделяются в подблюдных песнях. Некоторые из этих мотивов прозрачны и не нуждаются в специальном разъяснении. Но большинство из них открываются слушателю во всей своей полноте лишь при условии глубокого знания мифологического мировоззрения наших предков. Иносказательность и пророческая символика, которыми пронизано большинство подблюдных песен, объясняют имеющиеся их региональные названия: песни-загадки, «загатки».
Итак, мотив «мужики богатые гребут золото, серебро лопатою». Для того, чтобы установить, что все-таки он предвещает, мы обратились к фольклорным источникам. 'За речкыго мужыки багатыи, Живут мужики богатые,
Грябуть золыга лапатыми, Гребут жемчуг лопатами.
Числа серибра лукошками Кому поем, тому с добром,
Кому вынищда, гаму збудицца. Кому сбудется - не минуется.
(К богатстлу), (Будег богатый жених),
(Калужская губерния)2 (Нош ородская губерния)5
За рекою мужики богатые За рекой живуч мужики богатые,
Гребут деньги лопатой. Свят вечер! Свят вечер!
Диво лело, ладо мое. Золото гребут лопатами.
Кому вынется, скоро сбудется Свят вечер! Свят вечер! Не минуется. (Вьпп и ¡а купца или жениться (Жишь б удел богатая) на купчихе)
(Калужская губерния)1 (Енисейская губерния)
За рекой мужики богаше, Гребут деньги лопатами. Кому поем, тому с добром, Кому сбудетцс, не минуетце.
(Это плохая песня, к смерчи)
(Вологодская область)4 Из приведенных выше подблюдных песен с мотивом «гребут золото лопатой» и расшифровок информантами их зна-
На горке мужики богатые Гребут деньги лопатами.
(К смерти), (Калужская область)7
чения видно, что в толковании этих текстов есть два варианта: один вариант - к браку (богатству), другой - к смерти (к плохому). Кроме того, выяснилось, что песен с мотивом, означающим богатство и свадьбу, гораздо больше, чем с мотивом, означающим смерть.
На заре фольклористики, в ХУШ-Х1Х веках, ученые считали, что в разных этих толкованиях нет ни логики, ни закономерности. Сахаров И.П.. например, писал: «Каждая из этих песен имеет свое значение, и в каждом городе, в каждом селе их растолковывают по-своему. В так называемых песенниках приложены эти значения, но в них нет ни сотой доли справедливости. Приводить эти значения, разнообразные до последней возможности, считаю за излишнее»8.
Однако, сегодня ученые имеют в своем распоряжении достаточно фольклорного материала, чтобы сделать другой вывод. Он однозначен. Народное толкование подблюдных песен имеет глубокий смысл и четкую закономерность. Да, действительно, как показали исследования, варианты двоякого толкования подблюдных песен (к браку, к смерти) очень распространены. Но, оказывается, дело не в разнобое сведений или неточности их, а в том, кому поется песня. В «Новейшем всеобщем и полном песеннике в шести частях»9 толкование мотива «мужики богатые гребут золото лопатою» разъясняет эту двойственность: «Пожилым - к смерти, а незамужним - к браку», или иногда «молодым - к богатству, а старым - к смерти». В народе говорят: «Молодому - к венцу, а старому - к концу». Такая рядоположенность двух толкований одного мотива не случайна. Брак и смерть в представлении наших предков - явления эквивалентные, равнозначные. И брак, и смерть означают переход человека из одного состояния в другое; умирание в одном статусе (девушки, парня) и появление в другом (мужчина-муж, женщина-жена); умирание на этом свете, появление на том свете.
Указанные мировоззренческие представления пронизывают традиционную народную культуру славян и проявляются в разных фольклорных жанрах. Достаточно вспомнить традиционный свадебный обряд с признаками похоронной обрядности (траурная одежда невесты; плачи-причитания и др.), или обряд похорон, до наших дней непременно предписывающий свадебный убор для умершей молодой девушки.
С этих позиций двойное толкование одного мотива «молодым к браку (или богатству) пожилым к смерти» выглядит понятным и логичным. Для молодого - очередным является переход в другой социальный мир - мир брачной, семейной жизни. Старый человек уже прошел все социальные ступени в этом, зем-
ном, мире, и для него очередной переход в другой статус означает переход в мир иной, неземной.
Интересующий нас вопрос о разности толкований подблюдных песен не обойден вниманием современных фольклористов. Однако некоторые их наработки, касающиеся рассматриваемого конкретного случая, не развеивают сомнений и не дают исчерпывающего объяснения обсуждаемым разнотолкам. Примером тому может послужить следующее рассуждение: «В двух случаях, когда вместо золота гребут жемчуг, песня истолковывается как предсказание чьей-либо смерти или слез. В Тверской губернии вместо слова «мужики» употреблено «смерды» и, очевидно, по созвучию песня истолковывается как предсказание смерти. Иногда и слово «серебро» символизирует слезы, а слово «гребут» связывается с погребением. Тогда песня получает двойной смысл: «Молодым - к богатству, а старым - к смерти»9.
Но более широкий анализ фольклорных материалов показывает, что для молодых и старых песня обретает двойной смысл не по случайному созвучию («смерды» - «смерть», «гребут» - погребение), а в связи с глубинными архаичными представлениями. Это подтверждается довольно широкой распространенностью двойственного значения одного мотива в подблюдных песнях.
Во-первых, с мотивом «гребут золото» двояко толкуются подблюдные песни не только имеющие созвучия с темой смерти («смерды» - «смерть»), но и не имеющие такого созвучия:
У Спаса в Чигасах Да кому мы спели,
За Яузою, Тому добро!
Слава!
Живут мужики Кому вынется,
Всебоппые, Тому сбудется,
Гребут золото, Тому сбудется,
Все лопатами, Не минуется!
Слава!
Чисто серебро (Пожилым - смерть, а не '.амужним -
Лукошками. вступление в брак)"1
Во-вторых, двойное значение (свадьба - смерть) имеют подблюдные песни и с другими мотивами:
Сидит девка Сидит сиро!очка
На сарае, На загнеточке,
Става, ладо мое! Печет перепечечки. Сидит в синем Ладу, Ладу!
Сарафане. (К емчгш; вариант- к ¡амужеству)11 Слава, ладо мое!
Кому вынется, На паперги два офока венчаютца
Тому сбудется, Золотым кольцом обручаютца.
Слава, ладо мое! (Молодому - к венцу, старому-
(К смерти; вариант - к ¡амужеству) к концу)
Сидит воробей на перегороде, Ходит Ваня по бережку, Глядит воробей на чужу сторону. Глядит Вдня на чужу сторону. Кому поем, тому с добром. Кому поем, тому с добром,
(Девке достанется - выйдет там уж, Кому сбудетца, не минуетца старому - к смерти) (Молодому - к венцу, старому-
к концу)12
Следует добавить, что встречаются как разрозненные трактовки противоположного значения на одну песню, так и объединенное двойное толкование со стороны одного информанта: Шахнула иголочка во ящичек. Пала ш олочка во ящичок. Полно шить на матушку, Кому поем, тому с добром.
Надо шить на батюшка. Кому сбудете, не минуетце.
(Замуж выйдешь) (Замуж выйдешь)
(д. Якушево, Вологодская область) (д. Якунино, Вологодская область)
Пала иголочка во ящичок, Пала иголочка во ящичок,
Кому поем, тому с добром. Кому поем, тому с добром,
Кому сбудетце, не минуетце. Кому сбудетце, не минуетце.
(Умрет; к плохому) (Девка замуж выйдет, старуха - умрет)
(д. Коваршно, Вологодская область) (д. Лаптево, Вологодская область)
(Похоронная) (д. Конево)п
Таким образом, двоякое толкование в подблюдных песнях не является ошибочным или исключительным моментом. Оно очень широко распространено в подблюдных песнях с разными мотивами и с темой смерти связано отнюдь не по созвучию.
Фольклорный материал дает нам основания считать, что неразбериха в толковании рассмотренной группы подблюдных песен только кажущаяся. На самом деле все имеющиеся варианты расположены в строгом сопоставлении: Свадьба - Смерть14 и являются свидетельствами былого цельного мировоззрения. Они отражают древнейшие языческие представления, по которым Свадьба и Смерть есть однопорядковые явления, означающие исчезновение в одном качестве и появление в другом.
В то же время этнографический факт наличия и одновременного функционирования разрозненных толкований противоположного значения («к свадьбе», «к смерти») и объединенного двойного толкования («молодому - к венцу, старому - к концу») одной и той же песни (часто это встречается даже в одном районе или в одной области) говорит о разрушении традиций. Можно предположить, что подблюдные песни с брачной тематикой первоначально имели двойное толкование: «Молодым - к браку, пожилым - к смерти». Но в течение времени, размывание ясных ми-
фологических представлений, забвение символического языка обрядовых действ повлекло за собой и утрату четкой и последовательной расшифровки смысла подблюдных песен, сопровождающих гадание.
Совершенно удивительны по своей смысловой глубине подблюдные песни с мотивом, который A.C. Пушкин обозначил в примечании как «Зовет кот кошурку в печурку спать».
Как выяснилось, совсем не случайно из подблюдных песен, предвещающих свадьбу, песни именно с этим мотивом выбраны автором «Евгения Онегина». В них обеспечивают глубокую смысловую наполненность два очень значительных, семантически многогранных фольклорных образа - образ кота-кошки и образ печи-домашнего очага, которые являются главными составляющими подблюдных песен с этим мотивом.
Кот кошурку Ох, зовет кот кошку
Звал спать у печурку: В печурочку: «У печурке спагь «Тут тепленько,
Тепло, хорошо». Тут и мягонько».
Диво ули ляду! Кому эта песня
Кому спели, Достанется,
Тому добро! Тому й добро,
Тому й болози (благо)и
Уж как кличет кот кошурку, Слава!
Ты поди, моя кошурка в печурку спать, Слава!
У меня у кота есть сткляница вина, Слава!
Есть сткляница вина и конец пирога, Слава!
У меня у кота и постеля мягка, Слава!16
Генетические истоки брачной, свадебной символики этой группы подблюдных песен теряются в глубине веков и отражают древнейшие дохристианские представления славян и их предков о мироздании.
Известно, что огонь домашнего очага почитался у древних славян священным. Повсеместное проявление этого почитания сохранилось в фольклорно-этнографическом материале вплоть до XX века.
В фольклорно-этнографических источниках обнаруживаются как отголоски отношения к огню домашнего очага-печи как к святыне, так и прямые свидетельства о почитании огня как бога.
К первой группе материалов, отражающих следы древнего поклонения очагу, можно отнести особое уважение к печи у восточных славян, которое выражается в представлении о недопустимости сквернословия или нескромных разговоров рядом с печью: «Сказав бы, да печь у хати!» (украинцы, белорусы), «Для твоей речи не выносить печи!» (русские).
Прямое указание на почитание огня как бога записано на украинской земле: «Мы шануем ... огонь як бога, вин наш доро-гый гисть»17.
Символическая нагрузка образа домашнего очага-печи очень многогранна, и это проявилось во множестве функций печи и во множестве ритуалов, связанных с разными жизненно важными сторонами человеческой жизни.
Однако понять символическое значение мотива «Зовет кот кошурку...» поможет та особая мифологическая роль печи в жизни человека, которая отражена в представлениях о печи и огне как о женщине и мужчине, и о пылающем огне в печи как о символе брачного союза'*.
Осмысление процесса поддержания огня и приготовления хлеба (в частности, действия с кочергой и хлебной лопатой) как супружеских отношений19 отразилось в свадебных и родинных обрядах. «На Руси сваха, приходя с брачным предложением к родителям невесты, подступает к печи, и в какое бы время года это ни случилось, греет свои руки, чтобы задуманное дело пошло на лад, и затем уже начинает самое сватовство; в Курской губернии сват берется рукою за печной столб»20. «Вошла в избу, да руки погрела, так сваха»21. Другим примером может служить тот факт, что в селе Баглачево Владимирской губернии молодых по приезде из церкви кладут на печку с разными песнями и прибаутками22.
Печь как женское начало («Печь нам мать родная»)24 находит продолжение в представлении об устье печи как о женском лоне. Следуя смыслу этих представлений, в конце свадебного обряда в Архангельской губернии в печь бросали пустой горшок со словами: «Сколько черепья, столько молодых ребят»24. Другое этнографическое свидетельство повествует о том, что угли, которые быстро выскакивают из печи, женщины прячут и во время родов с этих углей пьют воду, чтобы родить также скоро, как те уголья выскочили из печи (Вологодская губерния, Кадниковский уезд)25. С рождающим женским лоном связан и широко известный обряд «перепекания» ребенка.
Печная заслонка в свадебных обрядах связывалась с невинностью невесты26. В Черниговской губернии, например, после удачного сватовства родные невесты собираются в доме жениха, и там их угощают салом, искрошенном на печной заслонке. В
Тверской же губернии в знак свидетельства совершенного брачного союза на другой день после свадьбы ездят по улице ряженые с помелом и печной заслонкой27.
Для благоденствия молодых, то есть для счастливого брачного союза в Чердыни (после отъезда молодой со свадебным поездом вместе с мужем) родители молодой бегут в сарай, набирают охапку дров и с молитвой несут их в избу, чтобы сжечь в печи28.
О мифологическом значении пылающего очага, как защитника брачных связей, который скрепляет супружеские узы, дарует детей и счастье, писал А.Н. Афанасьев.
Как уже указывалось, образ печи - домашнего очага многогранен, и даже в свадебных обрядах имеет несколько символических линий. Кроме рассмотренного значения (как женского начала, а вместе с горящим огнем - как супружеских отношений женщины и мужчины), печь является символом общины, рода, семьи, семейного хозяйства конкретного дома. Об этом свидетельствуют многие фольклорно-этнографические факты. Всем известно, например, бытующее до сих пор на Украине страшное проклятье: «Чтоб у тебя печь крапивой поросла!», означающее пожелание разорения, смерти всему дому. В интересующем нас свадебном обряде осмотр хозяйства жениха называется «печеглядины», или «смотреть загнетку»29. У многих древних народов, в том числе и у славян, существовал обычай, по которому молодую жену необходимо было трижды обвести вокруг пылающего очага новой семьи, прежде чем она будет признана полноправным ее членом и хранительницей очага в доме своего мужа30.
Как видим, в народном представлении образ печи-домашнего очага неразрывно связан с семейным благополучием, с брачными узами и продолжением рода. Поэтому неудивительно, что в гаданиях молодежи о своей судьбе этот образ играет самую положительную роль. Перечисленных достоинств этого образа с лихвой хватило бы для того, чтобы в гадательной песне быть самостоятельным провозвестником счастливого супружества. Однако, как уже указывалось, образ печи в славянской мифологии многогранен. И, вероятно, поэтому введен уточняющий, конкретизирующий элемент - образ кота, зовущего кошурку.
В народных поверьях образ кота-кошурки имеет сложную символическую нагрузку, часто с диаметрально противоположными значениями. Мы затронем только те мифологические характеристики кота-кошурки, которые позволяют разгадывать подблюдные песни-загадки как предвещания скорого счастливого брака, доброй семейной жизни, на которые указал в своем примечании A.C. Пушкин.
У славян кошка известна в качестве домашнего покровителя, хозяина хаты, без которого не будет ни хозяйства, ни скотины (Полесье).
В Смоленской, Тульской, Вологодской, Харьковской, Черниговской областях домовой - покровитель дома может появляться в облике кошки.
Славяне считают, что коты водятся только в счастливых домах, а кто убьет кота, тот навлечет на себя несчастье11, тому семь лет ни в чем не будет удачи'2.
Всем известна легенда о том, что во время всемирного потопа мышь прогрызла дыру в Ноевом ковчеге. В Вятском варианте этой легенды в роли спасителя ковчега, а следовательно, и человека, и жизни на Земле выступает кошка, которая заткнула дыру своим хвостом4*.
На Украине для того, чтобы ребенок спокойно спал, перед первым укладыванием младенца в колыбель кладут туда кота44. В изобилии известны колыбельные, в которых кота или кота-баюна приглашают покачать дитя и принести ему спокойный «сон да дрему».
В народе считается, что на кого потянется кошка, тому будет корысть35.
Очень важным для понимания образа кота-кошурки является указание исследователей на то, что в народных представлениях кошка является символическим аналогом медведя, которому присуща брачная символика, символика плодородия45.
Наконец, нельзя оставить без внимания замеченную учеными связь кота-кошки с печью-домашним очагом. На языке загадки, например, печной дым уподобляется черной кошке: «Чорна кошка хмыль в окошко». Отражает эту связь и таинственное заклинание, которое произносят дети, обращаясь к затопленной печи:
«Гори, гори ясно, чтобы не погасло! Стар муж едет, бороду грссг, Сам на кобыле, жена на корове, Детки на кошках -В красных сапожках»"1. (Огненное семейство на своих прислужниках? Кошки как огненные помощники?)
Таким образом, в подблюдных песнях с мотивом «Зовет кот кошурку в печурку спать» мы имеем два символически наполненных образа, означающих счастливое супружество, семейное благополучие, благоденствие в доме. Два этих образа не только не противопоставляются в фольклорной культуре, но, напротив, обладают некоей внутренней связью. Это значит, что пророче-
ское предвещание подблюдных песен с этим мотивом получает удвоенную силу.
Вероятно из-за того, что мотив «Мужики богатые гребут золото, серебро лопатою» и другие рассмотренные с ним мотивы имеют мифологически обоснованные разночтения в своем толковании (к браку или к смерти), а мотив «Зовет кот кошурку в печурку спать» так однозначен и так силен в своем счастливом предсказании, гадающие более благосклонны к последнему. И A.C. Пушкин, свидетельствуя об этом («Милей кошурка сердцу дев»), предстает перед нами как тонкий знаток народного мировоззрения и фольклорной культуры в целом.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Пушкин A.C. Соч.: В 3 т, М., 1986. T.I. С. 262.
- Фольклор Калужской губернии в записях и публикациях XIX нач. - XX вв.
Вып. I. Народные обряды и поэзия. М., 1997. С. 29. ' Елеонская Е. Гаданье под Новый Год в Козельском уезде// Этнографическое
обозрение, 1909. №2-3. С. 175. 4 Мехнецов А. М. Подблюдные песни Белозерья// Русская народная песня.
Стиль, жанр, традиция/ Сб. науч. ст. J1., 1985. С. 124. " Жили-были... Русская обрядовая поэзия/ Cocí-. Г.Г. Шаповалова и
Л.С. Лаврентьева. СПб, 1998. С. 29. л Макаренко A.A. Сибирский народный календарь. Новосибирск, 1993. С. 38. " Р\сскнй 'эротический фольклор/ Сост. и науч. ред. А. Топоркова. М., 1995. С. 239,
4 Власова З.И. К вопросу о по *гаке подблюдных песен// Русский фольклор. Л.,
1974. Т. XIV. С. 76. "Там же. С. 78.
111 Потшя крестьянских праздников/ Сост. И.И. Земцовский. Л., 1970. С.223. ч Там же. С. 220.
12 Мехнецов A.M. Ука). соч. С. 123, J30. 1 > Там же. С. 120.
ы Значение «к богатству», «к плохому», «к болезни» вероятнее всего - позднее явление дтя этих мотивов; они возникли как производные, потерявшие мифологическую naipy !ку, от первоначального, мифологически обусловленного.
s Поэзия крестьянских пращников/ Сост. И.И. Земцовский. Л., 1970. С. 175176.
16 Снегирев И.М. Русские простонародные праздники и суеверные обряды. М., 1990. С. 42.
р Байбурин А.К. Жилите в обрядах и представлениях восточных славян. Л.:
Наука, 1983. С. 162. '«Там же. С. 164.
"Топорков А.Л. Печь// Славянская мифология. М., 1995. С. 311. -"Афанасьев А.Н. Поэтическое воззрение славян на природу. Соч.: В 3 т. М.:
Индргас, 1994. Т. 2. С. 36. -1 Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка.: В 4 х. СПб,
1996. Т. 2. С. 10. -Байбурин А.К. Указ. соч. С. 164.
23 Даль В.И. Указ. соч. Т. 3. С. 108.
24 Афанасьев А Н. Укак соч. Т. 2. С. 42. 25Байбурин А.К. Указ. соч. С. 165. 26Там же. С. 166.
27 Афанасьев А.Н. Указ. соч. Т. 2. С. 36.
28Сумцов Н.Ф. Символика славянских обрядов. М., 1996. С. 145. 29 Русский народный свадебный обряд: Исследования и материалы, Л., 1978. С, 103, 165.
Афанасьев А.Н. Указ. соч. Т 2. С. 35-37 м Гура A.B. Символика животных в славянской народной традиции. М.: Инд-
рик, 1997. С. 228-229. ,J Афанасьев А.Н. Указ. соч. Т. 1. С. 651.
Гура A.B. Указ. соч. С. 404. ,4Там же. С. 98. "Афанасьев А.Н. Т. 1. С. 650. ,6 Гура A.B. Ука(. соч. С. 167. ^ Афанасьев А.Н. Т. 1. С. 647-648.
J1.H. Лазарева
ПРАЗДНИЧНО-МИФОЛОГИЧЕСКИЕ МОТИВЫ В СКАЗКАХ A.C. ПУШКИНА
A.C. Пушкин был уникальным знатоком этнографического материала и тонким наблюдателем «обыкновений народных». Аксиоматичность этого очевидна по отношению к драматическим, прозаическим его произведениям, поэмам. Праздничный контекст органично входит в сюжетную канву повествования и на структурном и на функциональном уровнях.
Другое дело - сказки. Ни в одной из них нет развернутых картин праздника. И в то же время сказки чем-то сродни празднику, что-то глубинно-генетическое объединяет эти два разных явления художественной культуры. И это что-то заключается не только в общности «образной полетности» мировоззрения, мечты о счастливой доле. Тем более, что сказки A.C. Пушкина - это литература, а не устное предание, исторически варьируемое и передаваемое по памяти, с авторскими дополнениями и поправками.
Праздник именно как устное предание, существует в рамках огромного исторического периода человечества еще допись-менной культуры. Остановимся на этом понятии. Для наших рассуждений важны не все известные народной культуре праздники, а только та часть праздничного комплекса, которая получила наименование календарно-обрядовой, аграрной или земледельческой. Календарные праздники известны во всех этнических под-
