CC BY
93
И.А. Минникес
Минникес Илья Анисимович — доктор юридических наук, проректор по научной работе Сибирской академии права, экономики и управления (г. Иркутск)
Роль правовых презумпций в индивидуальном правовом регулировании
Правовые презумпции привлекали внимание многих исследователей как в области общей теории 1 2 права', так и отраслевых юридических наук2.
Огромное значение в становлении и развитии данной проблематики имеют труды В.К. Бабаева3. Его идеи позволили сформулировать само понятие правовых презумпций, дать их научно- обоснованную классификацию, отграничить от смежных явлений, таких как гипотезы, версии, преюдиции, фикции, общеизвестные факты.
Но особо следует отметить, что в отличие от своих предшественников, В.К. Бабаевым роль правовых презумпций не сводилась только к процессу доказывания, а рассматривалась применительно ко всему процессу правового регулирования. По его мнению, необходимость применения презумпций в праве объясняется наличием у них тех свойств, которые могут быть использованы в правовом регулировании: презумпции являются своеобразным способом «экономии мышления», они используются при оценке тех или иных действий, выступают в роли отдельных юридических явлений. Этим самым презумпции убыстряют и упрощают процесс правового регулирования, способствуют его стабильности. Правовая презумпция В.К. Бабаевым определяется как закрепленное в нормах права предположение о наличии или отсутствии юридических фактов, основанное на связи между ними и фактами наличными и подтвержденное предшествующим опытом4.
Принимая данное определение презумпций как базовое, вместе с тем, хотелось бы обозначить собственный подход к исследуемой проблеме — правовые презумпции одинаково значимы как для нормативного, так и для индивидуального правового регулирования.
При этом необходимо сделать оговорку, что, по мнению автора настоящей статьи, индивидуальное правовое регулирование является самостоятельным видом правового регулирования и представляет собой правовое воздействие на общественные отношения, связанное с установлением, изменением или прекращением юридических прав и обязанностей их участников в индивидуальном порядке, направленное на урегулирование конкретных ситуаций, требующих юридического разрешения, и осуществляемое путем совершения односторонних правомерных юридически значимых действий, заключения договоров и соглашений, либо властной правоприменитель-
1 См.: Дормидонтов Г.Ф. Классификация явлений юридического быта, относимых к случаям применения фикций: юридические фикции и презумпции. — Казань, 1895; Алексеев С.С. Общая теория права: В 2 т. — М., 1982; Ники-ташина Н.А. Юридические предположения в механизме правового регулирования (правовые презумпции и фикции): Дис... канд. юрид. наук. — Абакан, 2004; Каранина Н.С. Правовые презумпции в теории права и российском законодательстве: Дис... канд. юрид. наук. — М., 2005; СамсоновА.П. Презумпция права в современной правовой политике России: теоретико-правовой аспект: Автореф. дис... канд. юрид. наук. — Тамбов, 2009; и др.
2 См.: Каминская В.И. Учение о правовых презумпциях в уголовном процессе. М.; Л., 1948; Ойгензихт В.А. Презумпции в советском гражданском праве. — Душанбе, 1976; Васильев Л.М. Фактические презумпции в советском уголовном судопроизводстве. — Краснодар, 1977; Качур Н.Ф. Презумпции в советском семейном праве: Дис... канд. юрид. наук. — Свердловск, 1982; КрымовА.А. Правовые презумпции в уголовном процессе: Автореф. дис... канд. юрид. наук. — М., 1999; Зуев Ю.Г. Презумпции в уголовном праве: Дис... канд. юрид. наук. — Ярославль, 2000; Кузнецова О.А. Презумпции в российском гражданском праве: Дис... канд. юрид. наук. — Екатеринбург, 2001; ЩекинД.М. Юридические презумпции в налоговом праве. — М., 2002; Сухинина И.В. Презумпции в конституционном праве Российской Федерации: Дис... канд. юрид. наук. — М., 2003; Тамазян Т.Г. Презумпции в страховом праве: Дис... канд. юрид. наук. — М., 2004; Бронникова М.Н. Гражданско-правовая презумпция по российскому законодательству: содержание, правовые формы и применение: Дис... канд. юрид. наук. — Самара, 2006; Сериков Ю.А. Презумпции в гражданском судопроизводстве. — М., 2006; Морквин В.А. Правовые презумпции в уголовном судопроизводстве России: Автореф. дис... канд. юрид. наук. — Екатеринбург, 2008; Мосин С.А. Презумпции и принципы в конституционном праве Российской Федерации. — М., 2009; и др.
3 Бабаев В.К. Презумпции в советском праве: Дис... канд. юрид. наук. — Свердловск, 1969; Бабаев В.К. Презумпции законные и фактические // Сборник аспирантских работ. — Свердловск, 1969. — Вып. 8; Бабаев В.К. Презумпции в советском праве: Учебное пособие. — Горький, 1974; Бабаев В.К. Логические проблемы социалистического права: Дис... д-ра юрид. наук. — Горький, 1980; и др.
4Бабаев В.К. Презумпции в советском праве: Автореф. дис... канд. юрид. наук. — Свердловск, 1969.
ной деятельности уполномоченных субъектов, результатом которого являются индивидуальные правовые акты1.
О роли правовых презумпций в нормативном правовом регулировании достаточно образно пишет С.С. Алексеев: «Признание права целостной системой, отличающейся известными чертами органичности, наводит на мысль, что в его содержании наряду с нормами-предписаниями, принципами и общими началами могут быть найдены “интегративные частицы” и структуры, которые хотя и не охватываются общим понятием нормы, однако представляют собой органические элементы системы в целом... К своего рода связкам в нормативном материале, обеспечивающим оптимальное функционирование правовой системы, могут быть отнесены презумпции, юридические фикции.
Сами по себе указанные “интегративные частицы” лишь с большой натяжкой могут быть названы нормативными предписаниями (характер нормативных предписаний имеют положения нормативных актов о презумпциях, фикциях и т. д.). Вместе с тем, они представляют собой явления, неотделимые от содержания правовой нормы, и, возможно, одно из наиболее ярких материализованных выражений особенностей права как системного образования»2.
Называя правовые презумпции «интегртивными частицами» правовой системы, С.С. Алексеев одновременно относил их к особым средствам юридической техники, которые используются в некоторых областях права главным образом для обеспечения формальной определенности права3.
Во многом аналогичные суждения о месте и роли правовых презумпций в нормативном правовом регулировании высказывали и другие исследователи.
Что же касается места и роли правовых презумпций в индивидуальном правовом регулировании, то этот вопрос в российской юридической науке практически не исследовался. Попытаемся обозначить хотя бы несколько основных подходов к решению этой проблемы.
Один из возможных подходов — это рассмотрение места и роли правовых презумпций в индивидуальном правовом регулировании через основные формы юридической деятельности4.
Наиболее серьезные исследования в этой области принадлежат В.Н. Карташову5. В зависимости от характера юридической деятельности он различает следующие ее формы: правотворческая, правоприменительная и праворазъяснительная6. Думается, что данная классификация является наиболее приемлемой для целей настоящей статьи.
Возможность осуществления индивидуального правового регулирования в форме правотворческой деятельности — это одна из самых спорных позиций в теории правового регулирования.
Многие авторы категорически отвергают такую возможность. Так, С.Л. Вильховская утверждает, что трудно согласиться с попыткой некоторых авторов присвоить правоприменительному органу, выполняющему индивидуальное регулирование, правотворческую функцию7.
Автором настоящей статьи уже предпринималась попытка доказать, что индивидуальное правовое регулирование может осуществляться и в форме правотворческой деятельности8.
Общеизвестно, что правотворчеству как форме юридической деятельности предшествуют происходящие в обществе объективные процессы, связанные с нормообразованием и нормотворчеством.
1 Минникес И.А. Индивидуальное правовое регулирование (теоретико-правовой анализ): Дис... д-ра юрид. наук. — Екатеринбург, 2009. — С. 45.
2Алексеев С.С. Общая теория права: В 2 т. — М., 1982. — Т. 2. — С. 52.
3 Там же. — С. 277.
4 В общей теории права существует целый ряд исследований проблем юридической деятельности. См., например: Чуфаровский Ю.В. Юридическая деятельность: понятие и структура, ее ценность и значимость // Юрист. — 1999. — № 4. — С. 13—18; Антонов А.С. Юридическая деятельность: понятие, структура и содержание // Юридическое образование и наука. — 2002. — № 1. — С. 42—46; Шагиев Б.В. Юридическая деятельность в современном российском обществе (теоретико-правовой аспект): Дис... канд. юрид. наук. — М., 2003; Беляев В.П. Юридическая деятельность: признаки, субъекты, функции // Право и образование. — 2004. — № 6. — С. 5—26; Шагие-ва Р.В. Правовая и юридическая деятельность: теоретические аспекты единства и взаимодействия // Вестник Московского университета МВД России. — 2005. — № 2. — С. 37—40; Кузьмин А.В. Юридическая деятельность: проблемы единства позитивистского и естественно-правового начал. — СПб., 2008; и др.
5 Юридическая деятельность: сущность, структура, виды: Сборник научных трудов / Отв. ред. — В.Н. Карташов. — Ярославль, 1989; Карташов В.Н. Юридическая деятельность: понятие, структура, ценность. — Саратов, 1989; Карташов В.Н. Юридическая деятельность: проблемы теории и методологии: Дис... д-ра юрид. наук. — М., 1990.
6 Карташов В.Н. Юридическая деятельность: понятие, структура, ценность. — Саратов, 1989. — С. 75. Следует отметить, что в названной монографии в зависимости от критерия классификации исследователь выделяет и другие формы юридической деятельности.
7 Вильховская С.Л. Индивидуальное регулирование в процессе применения права // Сборник аспирантских работ: Материалы ежегодной аспирантской конференции. — Свердловск, 1974. — Вып. 17. — С. 15.
8 Подробнее см.: Минникес И.А. Индивидуальное правовое регулирование: понятие, правотворческая деятельность, правовые акты // Научные доклады Института законодательства и правовой информации. — Иркутск, 2009. — Вып. 4.
Норма права — это основное средство нормативного правового регулирования. Возможна ли в этом случае хотя бы сама постановка вопроса о каком-либо проявлении индивидуального правового регулирования? Думается, что в данном случае могут иметь место несколько подходов к осмыслению обозначенной проблемы.
Нормотворческие процессы становятся юридическими реалиями только тогда, когда их результаты получают конкретное выражение в тексте нормативного акта, то есть процесс нормообразования находит свое отражение в правотворчестве.
Каким же образом в современных условиях индивидуальное правовое регулирование проявляется в правотворческой деятельности? Здесь можно выделить три формы:
Первая форма — это наличие индивидуальных предписаний в тексте нормативно-правового акта.
На существование такого явления неоднократно обращалось внимание российскими и зарубежными учеными.
«Многие нормативные акты, в первую очередь те, которые издаются органами государственного управления, содержат одновременно и нормы права, и предписания однократного действия, индивидуальные акты... Логика регулирования того или иного вопроса в сфере управления зачастую требует принятия одновременно и нормативных, и ненормативных предписаний, которые связаны между собой и взаимно дополняют друг друга... Кроме того, не все предписания достаточно четко можно отнести к разряду нормативных или, наоборот, ненормативных», — писал А.С. Пиголкин1.
Во многом схожей позиции придерживался В.И. Новоселов, говоря о том, что совершенно нецелесообразно издавать два разных акта, посвященных одному и тому же вопросу, стремясь искусственно разделить нормативные и ненормативные предписания2.
Ф.Н. Фаткуллин писал о том, что в одном и том же акте независимо от его названия могут содержаться как норма права, так и индивидуально- правовое решение3.
Болгарская исследовательница А. Милкова очень точно отметила, что сложный характер диалектики нормативного и индивидуального в осуществлении правового регулирования проявляется иногда в рамках одного юридического акта, серьезно затрудняя определение его правовой природы4.
Признавая серьезность проблемы, важно отметить, что наличие индивидуальных предписаний в тексте нормативно-правового акта — это объективно-необходимые правовые реалии, которые имеют место в деятельности как федеральных правотворческих органов, так и органов субъектов федерации.
Вторая форма — это издание конкретизирующего акта.
«Практика правового регулирования, — отмечает С.С. Алексеев, — указывает на необходимость усовершенствования принятых норм, их дальнейшего развития; выясняет такие стороны и последствия принятых норм, которые заранее не были предусмотрены; оттачивает и уточняет отдельные положения действующих нормативных актов; обнаруживает необходимость издания дополнительных актов и актов, конкретизирующих данные нормы»5.
Думается, что эту проблему нужно рассматривать в двух аспектах.
Во-первых, если конкретизирующий акт содержит в себе только нормы права, пусть и конкретизирующие по содержанию основную норму, это не является индивидуальным правовым регулированием. Само по себе издание нового нормативного акта, конкретизирующего по содержанию предыдущий акт новыми нормативными предписаниями, — это нормативное правовое регулирование.
И, во-вторых, индивидуальное правовое регулирование имеет место только тогда, когда конкретизирующий нормативный акт содержит, наряду с нормативными предписаниями, и предписания индивидуального характера.
Вторая форма проявления индивидуального правового регулирования в правотворческой деятельности во многом схожа с первой и отличается лишь по временному фактору. В первом случае индивидуальное предписание изначально присутствует в тексте нормативного акта. Во втором случае оно появляется позднее путем издания конкретизирующего акта.
Из сказанного можно сделать вывод — и при первой, и при второй форме проявления индивидуального правового регулирования в правотворческой деятельности правовые презумпции могут иметь место. Они могут быть как в самом тексте нормативно-правового акта, в котором содержаться предписания как нормативного, так и индивидуального характера, так и в тексте конкретизирующего акта.
Третья форма — это прецедентное регулирование.
В этом случае также можно ставить вопрос о правовых презумпциях, но прежде необходимо высказать свою позицию по поводу прецедентного регулирования.
1 Цит. по: Научные основы советского правотворчества / Под ред. Р.О. Халфиной. — М., 1981. — С. 275.
2 См.: Новоселов В.И. Законность актов органов управления. — М., 1968. — С. 67.
3 См.: Фаткуллин Ф.Н. Проблемы теории государства и права. — Казань, 1987. — С. 139—140.
4 Милкова А. Юридическиете актове в социалистическото право: понятие и система. — София, 1984. — С. 71.
5Алексеев С.С. Механизм правового регулирования в социалистическом государстве. — М., 1966. — С. 87—88.
В советском, а затем и в современном российском правоведении, как в общей теории права, так и в отраслевых юридических науках долгое время господствовала точка зрения, согласно которой прецедент не мог быть отнесен к числу источников права1.
В последние десятилетия наметилась положительная тенденция перехода от отрицания прецедента в современном российском праве к серьезному изучению его роли в различных сферах правовой действительности. По образному выражению А.В. Наумова, изгоняемый «в дверь» судебный прецедент упрямо «лез в окно», и зачастую небезуспешно2.
Наиболее принципиальным здесь является вопрос о том, допустимо ли само существование судебного нормотворчества? К решению данной проблемы наметилось два подхода.
В странах социалистической ориентации возможность существования судебного правотворчества и судейского права практически полностью отвергалась. Например, к такому выводу приходит венгерский ученый А. Рац в статье «Источники права в социалистических странах», в которой проводит сравнительный анализ систем права пяти европейских социалистических стран — СССР, ГДР, Польши, Югославии и Венгрии3. Аналогичную точку зрения высказывает сотрудница Института государства и права ГДР Р. Свенсон4.
Среди западных зарубежных исследователей также много противников этого явления, которые порой достаточно обоснованно говорят о рисках судейского нормотворчества.
Так, С. Койл считает, что прецедент — более слабая основа для социального порядка по сравнению с нормами позитивного права5.
Американский исследователь Ф. Шауэр в статье «Является ли судейское право плохим?» обращает внимание на то, что необходимость разрешения конкретного спора отнюдь не укрепляет способность судей создавать обоснованные нормы, а, напротив, порождает серьезные отклонения, искажающие судебное развитие правовых систем. Ф. Шауэр исходит из посылки, что судьи действительно создают право. При этом, оценивая судей как нормотворцев, он указывает, что они в ходе разрешения конкретных споров совершают познавательные ошибки. В итоге судья может создать нормы, ведущие к благоприятному исходу в сегодняшнем конкретном деле, но к менее успешным результатам в будущем. Ф. Шауэр также обращает внимание на динамичный аспект судейского правотворчества — судьи могут слишком часто преобразовывать и пересматривать существующие нормы. В целом он рекомендует судам проявлять сдержанное отношение к правотворчеству6.
В свою очередь сторонники судебного нормотворчества полагают, что общая оценка рисков судебного нормотворчества слишком сурова.
Э. Шервин в работе «Судьи как творцы права», которая является комментарием и обсуждением упомянутой статьи Ф. Шауэра, полагает, что обычная судейская практика обращения к прецедентам расширяет возможности судей и позволяет им лучше оценить последствия предполагаемых норм. В качестве положительных сторон доктрины прецедентов автор указывает на ее эффективность в разрешении конкретных дел, способность координировать действия сторон спора. Отмечается также, что следование прецеденту, напротив, позволяет избежать ошибок в ходе создания судейских норм7.
Профессор Мичиганской школы права Ф. Сопер в монографии «Теория права» предпринимает попытку сформулировать концепцию адекватного теоретического правопонимания, которая, по его мнению, призвана преодолеть односторонность и естественно-правовой доктрины, и правового позитивизма. По мнению Ф. Сопера, такое правопонимание открывает новые перспективы в разграничении полномочий судебной и законодательной власти. Согласно традиционной точки зрения, суд выносит решение в соответствии с уже существующими стандартами, установленными законодателем. «Реалисты» отрицают такой подход и считают, что суд не может руководствоваться стандартами, навязанными извне, так как суд сам является законодательной инстанцией8. Это одно из самых категоричных высказываний в пользу существования судейского права.
К очень интересным выводам приходит профессор права и политики Нью-Йоркского университета Дж. Фереджон. Он считает, что суды должны осмотрительно использовать свои правотворческие
1 См.: Зивс С.Л. Источники права. — М., 1981. — С. 10; Курс советского уголовного права. — М., 1970; и др.
2 См.: Наумов А.В. О судебном прецеденте как источнике уголовного права // Современные тенденции развития уголовной политики и уголовного законодательства. — М., 1994, — С. 31. Наумов А.В. Судебный прецедент как источник уголовного права // Российская юстиция. — 1994. — № 1. — С. 8.
3 RaczA. A jog forrasai a szocialista orszagokban // Alma-es jogtudomany. — Budapest, 1984. — sz. 53—73.
4 Svensson R. Konkretisierung von Rechtsnjrmen. — Berlin, 1982.
5 Coyle S. Positivism, idealism and the rule of the law // Oxford j. of legal studies. — Oxford, 2006. — Vol. 26. — № 2. — P. 257—288.
6 Shauer F. Do cases make bad law? // The university of Chicago law review. — Chicago, 2006. — Vol. 73. — № 2. — P. 254—276.
7 Sherwin E. Judges as rulemakers // The university of Chicago law review. — Chicago, 2006. — Vol. 73. — № 3. — P. 919—931.
8 Soper P. A theory of law. — Cambrige; London, 1984.
полномочия, чтобы избежать абсолютизации роли судов. Автор предлагает ввести нормативные стандарты распределения правотворческих полномочий, Так, например, судебные решения становятся нормами права только тогда, когда они используются другими судами, а созданный прецедент отвечает принципам справедливости и равенства сторон1.
Французский исследователь Ж.П. Камби, анализируя соотношение закона и правовой нормы, обращает внимание на то, что нужно различать правотворческую и интерпретационную деятельность суда. Автор использует термин «гибкие нормы» (нормы, содержащие неточные положения). По его мнению, применение судьями «гибких норм» не создает прецедента, поскольку правоприменительный процесс всегда является субъективным восприятием любой нормы. И как подчеркивает Ж.П. Камби, «гибкие нормы» выполняют неоценимую функцию — они позволяют судье быть не только глашатаем закона, но и интерпретатором воли законодателя2.
И применительно к судебному правотворчеству существуют своего рода промежуточная точка зрения, которую высказал профессор Гиссенского университета Я. Шапп в своей работе «Основные проблемы юридической методологии». По его мнению, законодатель принимает лишь достоверные решения для наиболее определенного ряда дел, решения относительно которых не может возникнуть сомнений. Судья же, исходя из таких достоверных решений, вводит в сферу регулирования закона, другие, не столь однозначно решенные ряды дел. Связь закона с «неоднозначно решенными делами» следует все же рассматривать как законодательное решение таких дел. Просто в этих случаях доля участия судьи в вынесении конечного решения по конкретному делу существенно больше, чем в делах, достоверно решенных законодателем3. То есть Я. Шапп говорит о безусловном приоритете деятельности законодателя и всего лишь о вспомогательной роли судов в правотворческой деятельности.
В российской юридической науке в настоящее время немало сторонников судебного правотвор-чества4.
Поддерживая идею признания прецедента источником российского права, необходимо обратить внимание на два принципиальных положения.
Первое — не каждое судебное решение является прецедентом. Прецедент только тогда становится источником права, когда в решении суда по конкретному делу сформулирована новая норма права. В этом случае прецедентное регулирование осуществляется на нормативном уровне в форме судебного нормотворчества.
В российской действительности это возможно в практике Конституционного Суда Российской Федерации, а также Верховного Суда Российской Федерации и Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации. Как точно отмечает С.С. Алексеев, «...придание решениям высших судебных инстанций функций судебного прецедента представляется делом назревшим, вполне оправданным»5.
И второе — сформулированный прецедент становится основой для вынесения последующих конкретных решений по данной категории дел.
Таким образом, прослеживается следующая закономерность — от индивидуального правового регулирования к нормативному (от конкретного случая и совокупности однородных случаев к созданию нормы) и далее, от нормативного правового регулирования к индивидуальному (разрешение конкретных дел на основе созданной нормы). Следует отметить, что такая закономерность присуща правовому регулированию в целом. Особенность прецедентного регулирования состоит в том, что здесь данная закономерность проявляется в процессе судебного нормотворчества.
Рассматривать прецедент как источник российского права следует в двух аспектах:
— в первом случае, прецедент должен рассматриваться как непосредственный источник права, то есть надлежащим образом оформленное правоположение, на которое можно ссылаться при принятии юридически значимых решений;
— во втором случае речь идет о влиянии прецедента на процессы правотворчества и правоприменения, а также на формирование юридической практики в целом6.
1 Ferejohn J. Judicializing politics, politicizing law // Law and contemporary problems. — 2002. — Vol. 65. — № 3. — P. 41—68.
2 Camby J.P. La loi et la norme // Revue du droit public. — P., 2005. — № 4. — P. 849—867.
3 Schapp I. Hanptorobleme der junstischen Methodenlehre. — Tubingen, 1983.
4 См. например: Верещагин А.Н. Судебное правотворчество в России: сравнительно правовые аспекты. — М., 2004; и др.
5Алексеев С.С. Теория права. — М., 1995. — С. 309.
6 Более подробно позиция автора по проблеме прецедента отражена в следующих публикациях: Минникес И.А. Роль прецедентов в российском праве // Сибирский юридический вестник. — Иркутск, 1998. — № 3. — С. 67—68; Минникес И.А. Прецедент как источник российского права // Конституционные основы организации и функционирования институтов публичной власти в Российской Федерации. — Екатеринбург, 2001. — С. 163—165; Минникес И.А. Актуальное исследование проблем теории правового прецедента (отзыв официального оппонента о диссертации С.В. Лозовской на соискание ученой степени кандидата юридических наук) // Академический юридический журнал. — 2006. — № 1. — С. 56—59.
Прецедентное регулирование — это та грань, где наиболее тесно переплетаются нормативное и индивидуальное правовое регулирование. И говорить здесь о правовых презумпциях, думается, вполне уместно. Например, правовая позиция Конституционного Суда Российской Федерации может быть основана на правовых презумпциях, содержащихся в тексте нормативно-правовых актов и, вместе с тем, содержать в себе правовые презумпции.
Таким образом, в самом первом приближении можно выделять несколько подходов, обозначенных выше, к роли правовых презумпций в индивидуальном правовом регулировании, когда оно осуществляется в форме правотворческой деятельности.
Когда индивидуальное правовое регулирование осуществляется в форме правоприменительной деятельности, то здесь роль правовых презумпций очевидна и никем не оспаривается. Одной из самых устоявшихся позиций в теории права является то, что в процессе применения правовых норм происходит индивидуализация нормативных предписаний к конкретной ситуации и индивидуально определенным субъектам. И, конечно же, в этом процессе правовые презумпции учитываются правоприменителем при вынесении правоприменительного решения и создании индивидуального правового акта. Поэтому данная позиция в настоящей статье только обозначается и не подвергается детальному анализу.
И, наконец, индивидуальное правовое регулирование осуществляется в форме праворазъяснительной (интерпретационной) деятельности роль правовых презумпций также значима.
Суть интерпретационной деятельности состоит в том, что в ходе толкования, общие и абстрактные нормы поведения переводятся на язык более конкретных высказываний, не вызывающих сомнения об относимости толкуемой нормы именно к данной ситуации, подлежащей юридическому разрешению1. Важно отметить, что это одна из форм взаимодействия нормативного и индивидуального правового регулирования, способ перехода от нормативного правового регулирования к индивидуальному.
Именно здесь в полной мере получает практическое воплощение образное выражение В.К. Бабаева о правовых презумпциях как способе «экономии мышления».
Французский исследователь Ж. Шевалье в работе «Юридическая доктрина и юридическая наука» отмечает, что посредством толкования становятся ясными понятия, употребляемые в нормативноправовых актах, разъясняются не совсем ясные тексты, разрешаются противоречия. Качественное толкование фиксирует содержание нормы2.
Данный подход к толкованию права во многом созвучен с подходом, существующим в российской юриспруденции. Вместе с тем, два аспекта в высказывании французского ученого вызывают несомненный интерес.
Во-первых, это постановка вопроса о качественном толковании. Качество толкования — проблема малоизученная, но несомненно актуальная и практически значимая и для интерпретационной деятельности в целом, и для индивидуального правового регулирования в частности. Думается, что это «качество толкования» достигается с помощью различных правовых средств, в том числе и правовых презумпций.
Во-вторых, это проблема фиксации содержания правовой нормы (именно фиксации, а не просто разъяснения). Этот аспект применительно к индивидуальному правовому регулированию представляется еще более перспективным. Именно в процессе фиксации содержания происходит установление прав и обязанностей в индивидуальном порядке и переход от нормативного правового регулирования к индивидуальному. И в этом случае заметную роль в формировании этого результата толкования играют правовые презумпции.
Таким образом, не вызывает сомнения тот факт, что правовые презумпции значимы не только в нормативном, но и в индивидуальном правовом регулировании. Однако данное положение нуждается в дальнейшем исследовании.
1 См.: ЧерданцевА.Ф. Толкование права и договора. — М., 2003. — С. 111.
2 Chevallier J. Doctrine juridique er science juridique // Droit et societe. — P., 2002. — № 50. — P. 103—119.
