CC BY
44INTERNATIONAL SCIENCE JOURNAL / МЕЖДУНАРОДНЫЙ НАУЧНЫЙ ЖУРНАЛ
REVIEW: The History of Chinese Civilization:
in 4 vols. Yuan Xingpei et al.; trans. from Ch. edited by I. F. Popova. M.: International Publishing Company "Shans",
LLC, 2020. 672 + 608 + 754 + 696 с. ISBN 978-5-907277-68-7. Circulation of 1000 (300 for sale) copies.
РЕЦЕНЗИЯ: История китайской цивилизации:
в 4 т. / Гл. редколл. Юань Синпэи и др.; пер. с кит. под ред. И.Ф. Поповой. М.: ООО Международная издательская компания «Шанс», 2020. 672 + 608 + 754 + 696 с. ISBN 978-5-907277-68-7. Тираж 1000 (в продажу 300) экз.
Мартынов Дмитрии Евгеньевич, д.и.н., профессор1 1Российская Федерация, г. Казань, ИМО КФУ dmitrymartynov80@mail.ru Мартынова Юлия Александровна, к.и.н., доцент2 2Российская Федерация, г. Казань, ИМО КФУ DOl: 10.24412/2686-9675-2-2021-318-335
АННОТАЦИЯ
В рамках одной рецензии немыслимо даже сколько-нибудь последовательно представить изложение сюжетов, содержащихся более чем в 2000-страничном компендиуме «Истории китаискои цивилизации». По этои причине рецензенты отразили лишь те концептуальные моменты даннои работы, которые радикально расходятся с принятыми в россиискои и запад-нои синологии и близки нашим интеллектуальным интересам. Освоение содержания четырехтомника, естественно, будет продолжаться еще долго, но, как мы надеемся, приведет к серьезным дискуссиям и новому осмыслению первоисточников и корпуса историографии.
ABSTRACT
Within the framework of a single review, it is unthinkable to even present a consistent presentation of the information contained in the more than 2000-page compendium of the History of Chinese Civilization. For this reason, the reviewers reflected only those conceptual aspects of this work that are radically different from those accepted in Russian and Western sinology and are close to our intellectual interests. The development of the content of the four-volume book, of course, will continue for a long time, but, as we hope, it will lead to serious discussions and a new understanding of the primary sources and the corpus of historiography.
рецензия / мартынов д.е., Мартынова ю.А. / dmiTRymaRTyNov80@man.Ru / удк 930
Ключевые слова: Юань Синпэй, синология, история Китая, историография Китая, Пекинский университет.
Для цитирования: Мартынов Д.Е., Мартынова Ю.А. Рецензия: История китайской цивилизации: в 4 т. / Гл. редколл. Юань Синпэй и др.; пер. с кит. под ред. И.Ф. Поповой. Современные востоковедческие исследования. 2021; 3(1): 318-335.
Общие сведения. Рецензируемое издание изначально создавалось большим коллективом ученых и преподавателеи Пекинского университета, во главе с Юань Синпэем (^^тШ). Четырехтомник вышел в свет в апреле 2006 г., став результатом семи лет упорного труда1. Как принято в китаиских академических кругах, глава авторско-редакторского коллектива относится к старшему поколению, ибо родился в 1936 г. в Уцзине (Цзянсу). После окончания Пекинского университета Юань Синпэи сразу был приглашен туда на работу, сделавшись признанным специалистом по ки-таискои литературе эпохи Шести Династии, состоял в научных обществах изучения китаи-скои поэзии и наследия Ли Бо. С 1984 г. он удостоился профессорского звания, долгое время был деканом Института изучения китаискои цивилизации Пекинского университета, главным редактором журнала «Госюэ яньцзю». Не являясь членом КПК, Юань Синпэи отличался политическои активностью: с 1987 г. состоял в Демократическои лиге Китая, в 1997 г. избирался вице-председателем восьмого созыва ее руководства. В 1998-2003 гг. входил в состав Постоянного комитета НПКСК восьмого и девятого созывов, в Комитет по присуждению ученых степенеи при Госсовете КНР. Его монографии и учебники приняты в качестве базовых для ВУЗов Китая и Сингапура.
Keywords: Yuan Xingpei, sinology, history of China, historiography of China, Peking University.
For citation: Martynov D.E., Martynova Y.A. Review: The History of Chinese Civilization: in 4 vols. Yuan Xingpei et al.; trans. from Ch. edited by I. F. Popova. Modern oriental studies. 2021; 3(1): 318-335.
В составе авторского коллектива «Истории китаискои цивилизации» множество именитых китаиских ученых разных направлении и поколении, полным составом представляющих ста-реишии в Китае Пекинскии университет. Таковы: специалист по истории христианства в Китае Сунь Шанъян (Ш№Ш), исследователь эстетики Ван Цзиньминь (^Шй), известныи пар-тииныи деятель Юэ Цинпин (ЙЙ^), исследователь политическои мысли эпохи Хань Чэнь Сужэнь археолог Чжао Хуэи
и многие другие выдающиеся китаиские ученые, развернутое перечисление заслуг которых заняло бы половину объема нашеи рецензии. В общеи сложности, в проекте были задеиство-ваны 36 специалистов, преимущественно, работающих в сфере археологии, историческои науки, философии и культурологии. Полныи список авторов с указанием их звании, специализации, разделов, над которыми они работали, помещен в послесловии (Т. 4 наст. изд., с. 584-586), кроме того, в конце каждого конкретного тома указаны авторы его разделов.
В анонсе, размещенном на саите Института изучения китаискои цивилизации Пекинского университета, указано, что книга удостаивалась высшеи литературнои награды Китаискои наци-ональнои библиотеки (2007), Пекинского конкурса издании по социальным и гуманитарным
Ш^Ш^Ш2006о 1778^Йо ISBN 9787301106020
INTERNATIONAL SCIENCE JOURNAL / МЕЖДУНАРОДНЫЙ НАУЧНЫЙ ЖУРНАЛ
наукам (2008), а также награды Пекинского университета в социально-гуманитарнои сфере в честь 30-летия реформ и открытости2. Проект получил высокие оценки китаиских государственных деятелеи (включая заместителя министра культуры и директора Музея императорского дворца Чжэна Синьмяо), удостоился рецензии в газете «Гуанмин жибао» (выпуск от 8 января 2008 г.). Издание имело успех: к 2009 году пришлось делать несколько допечаток тиража, в том числе три в первыи же год. Об-щии тираж китаиского издания составил 33 800 четырехтомных комплектов.
В том же анонсе много внимания уделено междисциплинарному характеру работы, то, что она, основываясь на достигнутом уровне научных достижении, «стремится к инновациям и прорывам в теоретических схемах и методах исследования» и даже «раскрытию законов цивилизационного развития». Авторами была поставлена чрезвычаино амбициозная задача представить комплексное описание развития китаискои цивилизации от ее зарождения до начала ХХ в. Авторскии коллектив не собирался отказываться от понятия истины и концепции ее поиска на основе изучения фактов, почерпнутых из разнообразных источников, письменных, археологических, вещественных. Все это воплощает китаискии академическии подход к прошлому самого Китая и его места в мире древности и современности. Характерно, что и в предисловии к русскому изданию И.Ф. Попова обратила внимание на сентенцию из послесловия, в которои «все участники проекта сошлись во мнении, что работа над "Историеи китаискои цивилизации" обогатила их науч-ныи опыт и стала прекраснои возможностью
повысить собственный уровень знаний» (Т. 1, с. 8; Т. 4, с. 583).
Переводы. Поскольку на Западе так и не закончилось издание «Кембриджской истории Китая» (ведется с 1978 г.), проект Пекинского университета с самого начала вызвал большои интерес. Вдохновителем англииского перевода «Истории китаискои цивилизации» стал про-фессор-эмерит Университета штата Вашингтон Дэвид Кенектес (David R. Knechtges, род. 1942). Под влиянием известного немецкого синолога Гельмута Вильгельма (1905-1990) он занялся китаискои литературои и защитил в Гарварде диссертацию о ханьскои поэтическои традиции (1968). В 1972-2014 гг. Кенектес преподавал в Сиэтле, крупнеишим его проектом явился пол-ныи перевод образцовои поэтическои антологии Вэнь сюань (^Ж) на англиискии язык, осу-ществляемыи с 1982 г. Он также участвовал в написании и издании «Кембриджскои истории китаискои литературы» и справочника по древ-неи и средневековои китаискои литературе, опубликованного в Леидене престижным издательством «Бриль».
Англиискии перевод «Истории китаискои цивилизации» вышел в свет в 2012 г.3 Его глав-ныи редактор в 2014 г. был удостоен специаль-нои премии китаиского правительства.
Само по себе осуществление русского перевода «Истории китаискои цивилизации» является грандиознои задачеи, сопоставимои по масштабам с написанием оригинального труда. Один из соавторов даннои рецензии (Д.Е. Мартынов) прекрасно помнит, как в сентябре 2012 г. во время проведения в Казани VIII съезда рос-сииских востоковедов, беседовал с И.Ф. Попо-вои, и именно от нее узнал о планируемом
2 Mfam-. i^^PXm^} (1-4^)// URL: https:// www.sinoss.net/2010/0320/19709.html
3 The history of Chinese civilization: In 4 vols. / general editors: Yuan Xingpei [and others] ; English text ed. by David R. Knechtges. Cambridge, N.Y. : Cambridge University Press, 2012. 2000 pp. ISBN 9781107013094 (set).
рецензия / мартынов д.е., Мартынова ю.А. / dmiTRymaRTyNov8Q@maiL.Ru / удк 930
переводе. Собственно, работа над ним стартовала в 2014 г. с составления плана, определения круга переводчиков, с учетом их интереса и квалификации. В результате сводныи список специалистов, участвовавших в переводе, способен поразить воображение не менее, чем перечень авторов оригинала. Идеиным вдохновителем проекта и переводчиком предисловии научного редактора выступила директор Института восточных рукописеи РАН И.Ф. Попова, были активно задеиствованы также ведущие специалисты из Москвы, Санкт-Петербурга и Владивостока: М.Ю. Ульянов, Т.А. Пан, Н.О. Азарова, Е.И. Митькина, Е.Н. Колпачкова, Ю.С. Мыльникова, К.Ю. Солонин, Д.И. Маяцкии, Е.А. Завидовская, Н.А. Сомкина, С.Ю. Врадии, В.В. Башкеев и А.Э. Терехов (последнии проделал чревычаино трудоемкую работу по составлению дополнительных библиографии), составителем глоссариев во всех томах выступил В.П. Заицев, и перечисление коллег далеко не полно.
Методические замечания к компендиуму в целом. Огромныи объем текста «Истории китаискои цивилизации» вынуждает нас в рецензии коснуться как сюжетов, интересующих лично каждого из соавторов, так и концепту-альнои основы издания. В данном контексте важно и ценно то, что уже третье поколение отечественных китаистов получает добротные научно-учебные издания, написанные ведущими специалистами из страны изучаемого языка, истории и культуры. Почин был начат еще в пору «Великои дружбы» 1950-х гг., когда специалисты и просто интересующиеся получили замечательные (и актуальные до сих пор) труды Фань Вэньланя, Го Можо, Шан Юэ, и некоторых других, в переводах исследователе^ которые ныне сами сделались классиками, как, например, Л.С. Переломов (Цзи Ляола, В 1989 г. специалисты СССР получили вузов-
скии учебник «История китаискои философии», написанныи коллективом китаиских ученых, в блистательном переводе В.С. Таскина. Огромным достоинством всех перечисленных издании было то, что в их тексте содержались объемные выдержки из первоисточников, зачастую, только в таком виде доступные специалистам, не владеющим классическим литературным языком вэньянь. Таким образом, «Историю китаискои цивилизации» также можно считать частью сложившеися в отечественном китаеведении традиции.
Юань Синпэи и его коллеги представляют дисциплину, именуемую в Китае (госюэ), причем если в древности это сочетание иероглифов обозначало «государственные школы» (и было зафиксировано в И-цзине), то в современном употреблении стало обозначением «[китаискои] синологии» (лично нам нравится неологизм «родиноведение»), синонимами его являются ФШ^и Ж^. Семантически термин госюэ включает «совокупность традиционно признанных в Китае фундаментальных основ духовнои культуры, образованности и учености, а во-вторых, отражающую их китаистику — комплексную междисциплинарную науку о Китае и его культуре, прежде всего языке, литературе, истории, религии и философии» (определение А.И. Кобзева)4. Собственно, именно это и составляет содержание четырехтомника. Тем более важно и ценно получить его в доступном для широких кругов русскоязычных гуманитариев виде, ибо, по сути, западная синология изначально возникла на базе китаиских энциклопедических и комментированных издании (традиционно имеющих огромныи объем) и продолжает зависеть от достижении «туземных комментаторов» (как серьезно выражался В.П. Васильев и иронически В.М. Алексеев) в полнои мере. Инои вопрос,
4 Кобзев А.И. Китаистика и summa sinologiae // Архив российской китаистики. Т. I. М.: Наука - Вост. лит., 2013. С. 8.
INTERNATIONAL SCIENCE JOURNAL / МЕЖДУНАРОДНЫЙ НАУЧНЫЙ ЖУРНАЛ
что ветви синологии-китаистики методологически и лингвистически очень сильно отличаются друг от друга и нуждаются в разъяснении. В настоящее время в КНР доступны все основополагающие тексты западнои методологии и философии истории и культуры (начиная от «Философии истории» Гегеля, переведеннои еще в 1962 г., и заканчивая трудами М. Фуко), активно переводятся и достижения западнои энциклопедическои классификации, вплоть до попытки перевести на китаискии язык «Советскую историческую энциклопедию», частично реализованнои в 1992 г. Ранее увидела свет «Краткая Британская энциклопедия» (1986), и даже перевод эталонного исторического источника — «Истории» Геродота (^Ш^ШШШШ Ж&) ), впервые выполнен-ныи Ван Ичжу в 1959 г5.
«Введение» Юань Синпэя. Насколько можно считать инновационнои в идеино-методологическом плане всю «Историю китаи-скои цивилизации»? Структурные и методологические основы компендиума изложены во «Введении» (Т. 1, с. 9-40), включающем пять параграфов; автором его является Юань Синпэи. Констатируется, что возникновение человеческои цивилизации является уникальным в масштабе Вселеннои, а человечество является «творцом цивилизации и одновременно воплощением ее плодов» (Т. 1, с. 9). История творчества и развития человечества, собственно, и является историеи цивилизации, частью которои является создание и развитие китаи-скои цивилизации (там же). Дано и рабочее определение цивилизации — «единство материально-технических достижении, исторического процесса и духовности, т.е. триединство независимости от природы, общественнои организации и духовного развития человече-
ства» (там же). Центром истории является человек и его созидательная деятельность, тогда как материальная цивилизация, историче-скии процесс и духовная культура рассматриваются как три опоры прогресса человечества. Междисциплинарность рассматривалась авторами не как самоцель, а как важныи инструмент в ситуации, когда общая история цивилизации не может рассматриваться в виде простои суммы истории общества, культуры, науки, техники, и т.п. (Т. 1, с. 10). В рассуждении Юань Синпэя используется понятие «достоверные факты», а важнеишими качествами историка названы «беспристрастность, критическая оценка, и ясность изложения» (там же). Иными словами, авторы использовали проверенные веками и тысячелетиями принципы традиционнои китаискои историографии, равно присущие Сыма Цяню или Лян Цичао. Весьма ярко это проявилось в следующих пассажах рассматриваемых пролегоменов.
Первыи параграф озаглавлен «Четыре древние цивилизации мира», отражая четверичную классификацию, своиственную китаискои культуре. Именно в этом разделе констатируется полицентричность антропогенеза, принятая в китаискои историческои науке: Ки-таи является вторым после Африки центром сапиентизации и возникновения человечества. Возникновение современного человека, его «переход к стандартам цивилизации» признается очень поздним, и относящимся к периоду неолита: от 10 до 4 тысяч лет до новои эры, со ссылкои на «Большую китаискую энциклопедию» (Т. 1, с. 11). Древнекитаиская цивилизация вписана в контекст еще трех изначальных цивилизации Земли: древнеегипетскои (начало которои отнесено к 4000 г. до н.э.), вавилон-скои (шумеро-аккадскои, начало которои отнесено к тому же времени), индскои, или Харап-
5 В 2000-е гг., помимо многократно переиздаваемого перевода Ван Ичжу, печатался новыи перевод Сюи Сунъяна (2008), а также выпущенное на Таиване «Краткое изложение исторических классиков Запада» под ред. Чэнь Циньэна (2002).
РЕЦЕНЗИЯ / МАРТЫНОВ Д.Е., МАРТЫНОВА Ю.А. / DMITRYMARTYN0V80@MAIL.RU / УДК 930
пскои (расцвет которои отнесен к 2300-1750 гг. до н.э.). Китаиская цивилизация, по сравнению с вышеназванными, возникла позже всего, однако оказалась единственнои, непрерывно раз-вивавшеися с древнеиших времен. «... Китаиская цивилизация продемонстрировала колоссальную центростремительную силу. Она не только никогда не прерывалась, но и не разделялась, а лишь обогащалась» (Т. 1, с. 13). Объяснение этому дано от условии окружающеи среды: египетская и вавилонская цивилизации были замкнуты долинами Нила и Евфрата, занимая небольшое пространство, напротив, ки-таиская цивилизация обнимала огромное разнообразие различных речных ландшафтов, поэтому разрушения от воин, завоевании и сти-хииных бедствии, не затрагивали всеи территории страны. К важнеишим факторам, цементирующим китаискую цивилизацию, отнесен и культ предков, проявлявшиися на микроуровне — семьи, и макроуровне - клана, народа и государства (Т. 1, с. 13-14).6
Далее следует «Содержание основных идеи китаискои цивилизации». К важнеишеи из них относится категориальная пара инь-ян, которая трактуется не только на изобильном цитировании классиков от И-цзина и Ши-цзина до Го юй, но и «Постижения истории» А. Тоинби (Т. 1, с. 17-19). Не менее примечательно отождествление человеческои культуры с гуманизмом, которая также проводится от комментариев к «Канону перемен». «Обретение культуры в китаискои цивилизации происходит не путем насилия, а путем воспитания с помощью обрядов и музыки, и что человеческая культура и природа (небесные узоры) одинаково равны (Т. 1, с. 19). Далее констатируется, что благодаря культу предков китаиская цивилизация рассматривает межчеловеческие отношения как более важные, чем отношение человека к миру сверхъестественного (Т. 1, с. 20). Нравственные
ценности («душевная чистота и воспитание») разъясняются почти исключительно на образцовых канонах конфуцианского «Четверокнижия», включая разъяснение смысла важнеиших конфуцианских категории, включая разновидности «единства» хэ (^П) и тун (Н), прибегая даже к комментариям величаишего неоконфуцианского классика Чжу Си (Т. 1, с. 22-23). Завершается этот раздел концепциеи «совпадающего единства природы и человека» и холизма китаиского мышления, которому противостоит аналитиче-скии метод Запада. Превосходство китаиского «коррелятивного мышления» обосновывается ссылкои на Дж. Нидэма (Т. 1, с. 25-26).
Китаиская цивилизация характеризуется и как «единство в многообразии», когда к этно-культурнои общности хуася относится все население долин Хуанхэ и Янцзы, т.е. китаиская цивилизация полиэтнична, но в ходе ее развития этносы не истребляли друг друга, а интегрировались (Т. 1, с. 27). Именно в этом разделе указано, что этническое единство сформировалось самое позднее в эпоху Чжоу, а современныи ханьскии этнос — в эпоху Хань. Нападения северных народов, начиная от сюнну и сяньби, а также тюрок, приводили к их ассимиляции, тогда как ханьцы, двигаясь на юг, ассимилировали ицзу и байцзу. Империя Юань (1280-1368), созданная монголами, именуется «моделью единого государства», а ханьско-монгольские отношения характеризуются как «беспрецедентное сближение». Похожим образом описываются и маньчжуро-китаиские переселения в эпоху Цин (1644-1911). Инокультурные влияния также не игнорируются, так, выделены пять аспектов влияния буддизма на китаискую литературу (Т. 1, с. 28-29); особо этот сюжет рассматривался во втором томе (Т. 2, с. 302-308).
Предложенная в четырехтомнике периодизация истории китаискои цивилизации (Т. 1,
6 В этом пассаже автор ссылался на Цянь Му (ШШ, 1895-1990) и Жуань Вэя (ЙЖ род. 1955).
INTERNATIONAL SCIENCE JOURNAL / МЕЖДУНАРОДНЫЙ НАУЧНЫЙ ЖУРНАЛ
с. 32) включает четыре периода и восемь этапов: доциньскии; от Цинь до Северных и Южных династии; от Суи до первои половины Мин; вторая половина Мин - Цин. В общем, данная периодизация учитывала традиционное деление исторического процесса по династиям, но не унаследовала ее конфуцианскии моральныи аспект, равным образом, не привлекались марксистская триада («древность/
рабовладение — средневековье/феодализм — новое время/капитализм») или принятое в «Кембриджскои истории Китая» троиствен-ное деление на доимперскую, имперскую и постъимперскую историю Китая. Точкои отсчета принята археологическая культура Лун-шань, привязанная к 3000 г. до н.э. (там же). Это, однако, не означало полного отказа от марксистскои схемы общественно-
экономических формации, поскольку раздел о периодизации завершается упоминанием Синьхаискои революции, завершившеи «длившиися не одну тысячу лет период господства феодальных правителеи» (Т. 1, с. 36). Имеется и откровенно идеологизированныи раздел «Будущее китаискои цивилизации», особенно интересныи нам изложением генераль-нои линии китаиского руководства в отношении планов КНР на интеграцию и глобализацию. Именно в этом разделе указана и главная цель четырехтомника: «мы обязаны показать миру наш настоящий образ» (Т. 1, с 39).
Том первый. Говоря о разделах первого тома, посвященных предыстории и ранним этапам развития китаискои цивилизации, мы можем полностью согласиться с оценками, представленными в кратком послесловии М.Ю. Ульянова, которыи курировал соответствующую часть перевода (Т. 1, с. 595-596). Самое замечательное в этом контексте вплетение элементов мифологии в историческии дискурс, что особенно контрастно в чередовании глав со скрупулезным изложением археологических находок и следующих за ними обобщающими
разделами с изобильным цитированием древних текстов. Китаискими историками полностью усвоены древние мифологические эпохи «Пяти владык» (или «Пяти императоров»), которая соотнесена с археологическои культурои Луншань (Т. 1, с. 135), и полностью завершен процесс «историзации» легендарнои первои династии Ся, которыи велся еще с конца 1950-х гг. (она соотносится с культурои Эрлитоу: Т. 1, с. 149). Древнекитаиские божества Хуан-ди, Яо и Шунь (Т. 1, с. 133-134) рассматриваются как реальные исторические фигуры, историчность которых доказывается цитатами из соответствующих текстов и привязана к конкретным археологическим культурам. Точно так же рассматривается фигура легендарного основателя Ся - Юя Великого (Т. 1, с. 156-159). Иными словами, традиционное китаиское историческое сознание, не разделяющее мифического и исторического, а, точнее, вписывающее миф в историческую канву, в полнои мере существует и в наши дни, отлично сосуществуя с современными рационалистическими подходами.
Ко времени существования следующих древних династии — Шан и Чжоу, авторы четырехтомника привязали «расцвет цивилизации хуася», т.е., собственно, древнекитаискои этническои общности (Т. 1, с. 190). Иными словами, мы вновь наблюдаем традиционную для китаискои историографии картину, когда остро дискуссионные в западнои науке (и активно обсуждаемые в КНР в предыдущие десятилетия) концепции считаются в Срединном государстве давно решенными вопросами, а выводы — чуть ли не трюизмами. Это же касается существования легендарнои системы землепользования, названнои в каноне Мэн-цзы «колодезными полями». Самое примечательное в данном контексте, что здесь нашлось прямое «доказательство» (точнее, в древнекитаиском духе, авторитетное утверждение), что именно патриархальная система передачи власти и родовая организация землепользования еще на
рецензия / МАРТЫНОВ Д.Е., МАРТЫНОВА Ю.А. / dmiTRymaRtyN0V80@maiL.RU / УДК 930
заре истории Китая сформировали феодальныи строи, которыи и поныне в историографии КНР именуется «надельнои системою» (Т. 1, с. 203). В полном соответствии с традиционнои мане-рои исторического письма, авторы непринужденно рассматривают позиции основателя ханьскои историографии Сыма Цяня (145? - 86? гг. до н.э.) и позднецинского эрудита Ван Говэя (1877-1927) как равноценные и равнозначные, несмотря на то, что их отделяло друг от друга более 2100 лет (Т. 1, с. 205-207).
Собственно, система «колодезных полеи» описана в сугубо традиционном духе каноно-ведческого исследования, причем и здесь равным авторитетом пользуются президент Академии наук КНР Го Можо и величаишии из сун-ских неоконфуцианцев Чжу Си (Т. 1, с. 215-221). Корни надельнои системы отнесены к эпохе Ся, а про времена Шан говорится, что «колодезная система имела распространение». Примечательно, что материалы археологии привлекаются только после задеиствованных классических текстов, а не наоборот, как в главах про праисторию.
Изложение событии истории эпох Чуньцю и Чжаньго ведется по классическим текстам, включая «Цзо-чжуань» и «Го юи». Здесь масса интересных моментов, включая некритические замечания о царстве Вьет, т.е. Юэ, правящая династия которого именуется потомками сяского вана Шао-кана (Т. 1, с. 247248). Не менее примечательно, что распад чжо-ускои централизованнои системы, основаннои на родовом принципе, признается прогрессивным, ибо новая система была основана на «назначении высокоморальных и способных людеи» (Т. 1, с. 249). Это нисколько не мешает констатации того, что в эпоху Чуньцю существовал рынок земельнои собственности, а отношения купли-продажи были законным явлением (Т. 1, с. 256). В данном контексте (последовательного утверждения древности
и автохтонности китаискои цивилизации) вполне характерен сюжет о возникновении фарфоровои технологии и производства. Если соавторам известно как само собои разумеющееся, что каолин в производстве керамики в Китае стал использоваться со времен династии Хань, полихромные глазури разработали при Тан, а «настоящии» твердыи фарфор стали производить в эпоху Юань, то в первом томе «Истории» заявляется весьма многомерная картина. Иными словами, технология «протофарфора» (твердои белои керамики) удревняется до эпохи Ся и точно — эпохи Чжоу, причем данная разновидность керамики однозначно ассоциируется с ритуалами правящего дома (Т. 1, с. 297-298). К этому сюжету авторы вернулись во втором томе (Т. 2, с. 156-157), демонстрируя различия в развитии технологии фарфора на Севере и Юге Китая; при этом утверждается, что к V-VI вв. технология производства селадона (толстого фарфора со светло-зеленои глазурью) полностью сложилась.
Вся седьмая глава первого тома посвящена происхождению и раннему развитию китаи-скои иероглифики. Она, безусловно, заслуживает отдельнои рецензии (как, в принципе, каждая глава каждого тома). Изложение открывается анализом мифологемы о легендарном создателе письменности Цан Цзе (Т. 1, с. 406409), а далее последовательно рассматриваются попытки археологов наити древнеишие образцы письменности (Т. 1, с. 410-413) и приводятся критерии отождествления находок. Равным образом, представлены попытки отыскать протописьменность в китаиском неолите (Т. 1, с. 416). Напрямую с этим сюжетом связаны истории о возникновении различных систем гадания и истоках «Книги Перемен» (Т. 1, с. 446457), однако подход редакции четырехтомника к этои теме оказался сугубо консервативным и сводится к пересказам традиционных источников по этому вопросу.
INTERNATIONAL SCIENCE JOURNAL / МЕЖДУНАРОДНЫЙ НАУЧНЫЙ ЖУРНАЛ
Девятая глава первого тома именуется «Развитие образования и расцвет наук». Именно в этом разделе появляется изложение и оценка учения Конфуция. Этому предшествует параграф о возникновении китаиского понятия «ученые мужи», причем большим авторитетом в этом вопросе признается цинскии историк Чжан Сюэчэн (1738-1801), которыи утверждал, что издревле в Китае знание и наука были монополизированы государством. Конфуции противопоставляется этои ситуации как создатель системы частного образования (Т. 1, с. 478-479). Специфика конфуцианства представлена также в сугубо ортодоксальном ключе (на материале составленного в XII в. «Четверо-книжия»), характерном для современного «конфуцианского ренессанса» в КНР: приоритет проблем политического и социального порядка, «правления посредством добродетели» и «исправления имен» (Т. 1, с. 482-483). В этом же разделе рассмотрены доктрины Мэн-цзы и Сюнь-цзы, причем последнии рассматривается как вполне каноническии мыслитель и важ-неишии исследователь проблемы ритуала и музыки для перевоспитания подданных в до-циньском конфуцианстве (Т. 1, с. 484-488). Сугубо традиционно — по биографии Сыма Цяня — описан и древнии даосизм (Т. 1, с. 494 и далее). Из альтернативных конфуцианству философских школ древности достоиное место уделяется моизму, причем классификация древне-китаиских «ста школ» дана по классическои библиографии Бань Гу (Т. 1, с. 506). На первое место в доктрине Мо-цзы выносится его концепция «всеобщеи любви», которая сочеталась с практичностью и утилитаризмом (Т. 1, с. 509). Легизм рассмотрен неровно: «скороговоркои» говорится о Шан Яне, и несравнимо больше места уделено Хань Фэю (Т. 1, с. 510-514). Ки-таиская военная стратегия вынесена в отдель-ныи параграф (Т. 1, с. 518-530). Важнеишим выводом из этои главы следует считать то, что «тенденции политическои консолидации име-
ли свой коррелят и в интеллектуальной среде» (Т. 1, с. 546).
Том второй. Содержание второго тома охватывает период около 800 лет, точно датированных по династиям от 221 г. до н.э. по 581 г. н.э. В специальном введении продемонстрированы все генеральные тенденции в развитии Китая данного периода. В первую очередь, это создание единого «полиэтнического» государства, причем создатель империи Цинь Ши-хуан определяется как великии реформатор, которыи создал абсолютно новыи общественныи строи на основе «прогрессивных тенденции в политике различных царств» (Т. 2, с. 7, 9). Экономическии строи нового государства обозначается как «феодально-помещичии», причем отдельно (впервые со ссылкои на К. Маркса и Ф. Энгельса) говорится о необходимости вмешательства государства в процессы становления частнои собственности (Т. 2, с. 13-14). Более того, прорываются утверждения о существовании «элементов рабовладельческого строя» в эпоху Западного Чжоу (Т. 2, с. 21). В русле общеи установки поиска коррелятов между политикои, экономикои и идеологиеи, утверждается, что уже в эпоху Западнои Хань конфуцианство сделалось господствующим учением, а его основои сделалось каноноведе-ние (Т. 2, с. 25). Культура эпохи Цинь и Хань обозначается как «великое единство» (Т. 2, с. 28 -29). Соответственно, и в первои же главе, описывающеи формирование циньскои импер-скои системы, особое место занимает реформа иероглифическои письменности (Т. 2, с. 38-39). Примечательно, что она описывается со ссыл-кои на каноническии словарь «Шовэнь цзец-зы», а не на находки доциньских текстов, из которых следует, что в Древнем Китае было три основных иероглифических системы, а не шесть. Описание политических событии эры Хань, в принципе, стандартное, с опорои на канонические тексты Сыма Цяня и Бань Гу, что очень заметно в пассажах, касающихся взаимо-
рецензия / мартынов д.е., Мартынова ю.а. / dmitrymartyn0v80@mail.ru / удк 930
отношении с северными и южными соседями -сюнну и вьетами (дунъюэ и наньюэ). В противоположность традиции образцовых исторических сочинении, эпохи Троецарствия, Цзинь, Южных и Северных династии не описаны в категориях «смуты», что соответствует современным тенденциям в историографии. Подчеркивается амбивалентность происходящего: с однои стороны, 270 лет между падением Цзинь и объединением страны, были переполнены междоусобицами и политическои нестабильностью, с другои стороны, за это время произошло освоение Южного Китая и значительные перемены в сельском хозяистве, ремесле и торговле (Т. 2, с. 73).
Вторая глава второго тома специально посвящена развитию бюрократического аппарата (здесь вспоминается фундаментальное исследование В.М. Рыбакова «Танская бюрократия», которое параллельно по времени издавалось в Петербурге). В этои главе речь идет о доктрине «Мандата Неба» (Т. 2, с. 81), рассматриваются и практические аспекты деятельности чиновников, включая попытки подсчитать их численность в ханьскую эпоху (Т. 2, с. 85). В то же время характеристика радикальных реформ управления, предпринятая при Ван Мане и Цао Цао, которые стремились к возвращению системы «колодезных полеи», помещена в следующую главу, посвященную экономике (Т. 2, с. 134-135).
Особое место в изложении занимает культурное воздеиствие Китая на окружающие народы, особенно Кореиского полуострова и Японских островов (Т. 2, с. 177-181). Очень кратко повторены легенды об эмиграции в Корею Цзи-цзы (еще во времена Шанского Чжоу-синя) и Вэи Маня, а также широком расселении китаицев в Севернои Корее V в. Весьма объемно описание хорошо сохранившегося захоронения короля древнекореиского государства Пэкче
Мурен-вана, причем особыи акцент сделан на доказательствах влияния китаискои культуры.
Четвертая и пятые главы посвящены религиозным учениям переходного периода: от борьбы конфуцианства за роль ведущеи идеологии Ханьскои державы, до его упадка в эпоху Трех государств и распространения «Учения о сокровенном», именуемом в западнои традиции неодаосизмом, причем отдельныи параграф посвящен отличиям его от проникающего в Китаи буддизма. Особо отмечено, что проникновение буддизма в Китаи было подготовлено даосизмом, и переводчики сознательно или бессознательно использовали язык и философ-скии арсенал даосских писании (Т. 2, с. 276277). Шестая глава посвящена процессу распространения буддизма в Китае и складывания современных версии даосизма в этои стране. Как обычно, все эти процессы описаны консервативно, на основе традиционных китаиских источников. Колоссальное значение имеет изобильное цитирование, характерное для ки-таискои академическои литературы. Немало страниц посвящено переводческои деятельности Кумарадживы (Т. 2, с. 292-295), чьи тексты признаются «в ряде случаев не уступающими известным произведениям классическои ки-таискои литературы». На с. 299-300 помещена и история конфликта между Фань Чжэнем и буддиискими иерархами, и констатируется, как конфуцианскии ученыи реагировал на буддизм и полемизировал с его учением. Напротив, даосизм прямо именуется «исконнои китаискои религиеи» (Т. 2, с. 308), и повторяются известные западнои синологии еще в XIX в. тезисы, что древнее учение Лао-цзы и Чжуан-цзы являлось интеллектуальнои традициеи, а складывание даосскои религии происходило с эпохи Восточнои Хань. В этом же разделе помещены сведения о восстании «Желтых повязок» и секте Тайпин-дао (Т. 2, с. 312-314). Примечательно, что авторы сумели сказать добрые слова даже о даосскои алхимии Гэ Хуна и Тао
INTERNATIONAL SCIENCE JOURNAL / МЕЖДУНАРОДНЫЙ НАУЧНЫЙ ЖУРНАЛ
Хунцзина, поскольку она увязана с традициеи китаискои медицины. Исследование сохранившихся доханьских медицинских текстов свидетельствовало об отсутствии химических средств врачевания, мазеи и эликсиров, которые появились в результате деятельности даосских алхимиков, значительно продвинувших китаискую фармакопею (Т. 2, с. 324-325).
Отдельная глава второго тома посвящена зарождению и развитию историографии, парои к которои идет география. Основанием выступает создание Сыма Цянем и Бань Гу жанра все-общеи и династиинои истории в форме «анналов и жизнеописании» (Т. 2, с. 326). Своду «Ши цзи», жанрам династиинои и локальнои историографии отведены в этои главе отдельные параграфы. Некоторые из анализируемых текстов (авторства Чжао Е, Юань Кана, Чань Цюя и Яо Сюаньчжи) практически неизвестны отечественнои историографии. Очень важным фактором в развитии историографии являлось государство, чему приводятся конкретные доказательства. В эпохи Троецарствия, Южных и Северных династии государство не сумело организовать проекты, подобные ханьским, что привело к выходу интеллектуалов из-под правительственного контроля. Исторические сочинения перестали быть дополнением к каноническим текстам, что привело и к повышению статуса истории как науки, которая в традици-оннои библиографическои классификации поднялась на второе, после конфуцианства, место. Приводится и любопытная статистика числа исторических сочинении, создаваемых частным образом (Т. 2, с. 327). Естественным продолжением даннои темы является восьмая глава, посвященная художественнои литературе. Следующая далее глава «Расцвет искусства» носит откровенно описательныи характер, и в этом отношении, безусловно, уступает объемным трудам М.Е. Кравцовои, доступным рус-
скоязычному читателю. Описательность характеризует и остальные главы второго тома, посвященные различным аспектам общественнои жизни и даже традиционнои науки и техники; главная их ценность — в представленном систематическом изложении источников и новеи-шеи литературы. К сожалению, приходится констатировать, что том, посвященныи малоизученному и малоизвестному на Западе периоду Троецарствия и Южных и Северных династии, в концептуальности и аналитичности не может сравниваться с третьим томом фунда-ментальнои «Истории Китая», основными авторами которого явились И.Ф. Попова и М.Е. Кравцова.7 Достаточно сказать, что соот-ветствующии том «Кембриджскои истории Китая» появился лишь в нынешнем, 2020 г.
Том третий. Выбор хронологических границ содержимого третьего тома «Истории ки-таискои цивилизации» (581-1525 гг.) вполне объяснен в предисловии. В этот период китаи-ские историки выделяют три существенных периода в развитии китаискои цивилизации, причем Танскии и Сунскии культурные подъемы прямо именуются «наиболее значительными». Общеи тенденциеи развития заявлено «обновление в процессе интеграции» (Т. 3, с. 56). Это заметно и в композиции текста: если в предыдущих томах материал излагался, преимущественно, в хронологическом порядке, то в третьем томе — тематически, иногда охватывая материалы всех династии.
Интеграция становится общим леитмоти-вом всего третьего тома. Для эпохи Суи — Тан рассматривается интеграция культур Севера и Юга Китая, причем она понимается как следствие намереннои политики тюркизированных правителеи Северного Китая (Т. 3, с. 37-38). Четкие акценты расставлены относительно полиэтническои политики династии Тан, по-
7 Мартынов Д.Е. О третьем томе «Истории Китая» (вместо рецензии) // Общество и государство в Китае. Т. XLV, ч. 2. Учёные записки ИВ РАН, Отдела Китая. Вып. 18. М.: ФГБУН ИВ РАН, 2015. С. 1013 - 1015.
РЕЦЕНЗИЯ / МАРТЫНОВ Д.Е., МАРТЫНОВА Ю.А. / DMITRYMARTYN0V80@MAIL.RU / УДК 930
скольку основатели дома Ли по материнскои линии были потомками некитаицев, точнее, сяньбиицев (Т. 3, с. 40, 75). Высокая оценка потому выносится императрице У Цзэтянь, поскольку она, происходя из не слишком знатного провинциального рода, «уповала на народ как опору своеи власти» (Т. 3, с. 41). Далее ее судьбе посвящен целыи параграф, касающиися роли женщин в китаиском обществе; собственно, он и завершает третии том (Т. 3, с. 606 -622). Отдельныи параграф посвящен строительству Великого канала — единственного водного пути Китая, проложенного по меридиану между долинами Хуанхэ и Янцзы.
Весьма примечателен третии параграф первои главы, поскольку он рассматривает не-китаиские народы на территории современнои КНР как органическую часть империи Тан. Характеристика Тюркскому каганату дается только по материалам династических истории, вплоть до цитирования истории, как каган испросил разрешения императрицы У Цзэтянь о расселении тюрок, «изъявивших покорность» династии Тан. Особое место в данном контексте занимает создание «сферы культурного влияния Китая», основаннои на иероглифике, что подтверждается цитированием как классика сунскои историографии Сыма Гуана (10191086), так и россииских и японских историков С.Г. Кляшторного и Нисидзима Садао (Т. 3, с. 52 -55). Характеристика древних уигур также приведена исключительно по материалам «Суи шу», причем цитируется история о присвоении этому народу нового имени в 788 г.: по «просьбе» уигурского кагана династия Тан поименовала его народ «возвращающимися соколами» (0#4, вместо исконного 0^), что символизировало, как «уигуры вьются вокруг Тан, словно стая соколов». Определенно политизированным и модернизированным следует считать утверждение, что уигуры, пользуясь танскои по-литикои умиротворения, получили гораздо
больше, «чем сюнну и тюрки могли добиться военными деиствиями» (Т. 3, с. 58). Вполне логично, что следующая глава посвящена Великому Шелковому пути и культурному взаимодеи-ствию Китая и внешнего мира. Ключевым здесь является третии параграф «Продвижение китаи-скои цивилизации на Восток», особенно Японию и Корею. Изложение хронологически непоследовательно, захватывает даже распространение неоконфуцианства в государстве Чосон XVI в. и Вьетнаме XIX в. (Т. 3, с. 104-106).
Примечательно, что авторы третьего тома также избегали рассуждении о социально-политическом строе Китая эпохи Тан, ограничиваясь скрупулезным цитированием источников в главе об экономике (Т. 3, с. 122-123), причем очень любопытные сведения приводятся о распространении арендных отношении, дан-ныи процесс прослежен вплоть до эпохи Сун (Т. 3, с. 130-132). Четвертая глава целиком посвящена экзаменационнои системе, главному инструменту формирования сословия чиновников — социальнои базы всех китаиских династии на протяжении 1300 лет (Т. 3, с. 172, 186). Представлено и смелое утверждение, что ки-таиское общество эпохи Сун отличалось достаточно высокои степенью открытости в силу отсутствия устоичивого положения у знатных и незнатных (Т. 3, с. 192). Отдельныи параграф этои главы посвящен неоконфуцианцам XI в., деятельность которых рассматривается как «рефлексия служилых людеи, которые стремились всеми силами сохранить строгое отношение к самим себе» (Т. 3, с. 204). Пятая глава посвящена функционированию танскои и сунскои бюрократии.
Примечательно в данном контексте помещение дискуссии о природе неоконфуцианства в особую главу о развитии религиозности, и комплексное рассмотрение неоконфуцианства (точнее, «учения о принципе») вплоть до периода Мин (Т. 3, с. 250-251), т.е. Ван Янмина
INTERNATIONAL SCIENCE JOURNAL / МЕЖДУНАРОДНЫЙ НАУЧНЫЙ ЖУРНАЛ
(описание его биографии и учения достаточно объемно: Т. 3, с. 267-269). С историческои точки зрения, это совершенно корректно, но, по-видимому, вновь отражает консервативно-традиционньш подход авторов «Истории ки-таискои цивилизации», в данном случае — опору на классические труды Хуана Цзунси (16101695). Отсутствует и хронологическая последовательность: биография Ван Янмина помещена между описанием учения Чжу Си и его учеников. Подобающее место уделено развитию буддизма и даосизма, причем, традиционно, делается попытка рационализировать учение о внутреннеи даосскои алхимии (Т. 3, с. 298). Интеллектуальным достижениям посвящена седьмая глава, первыи же параграф которыи касается неразрывного единства каноноведе-ния и историографии. Это глубоко не случаино, ибо каноноведение стало важнеишеи основои образовательного цикла в эпоху господства системы государственных экзаменов (Т. 3, с. 301). Весьма обстоятельно рассмотрена разница в подходах танских и сунских каноноведов, чья экзегеза конфуцианских текстов последовательно эволюционировала от собственно текстологии и филологии к философии, стремлению понять смысл канона как целого (Т. 3, с. 302). Определяющим на все последующие века для развития историографии, вплоть до эпохи Мин, называется запрет на частное историо-писание (Т. 3, с. 305). Отдельнои характеристики удостоились: эталонное для своего времени теоретическое сочинение «Ши тун» кисти Лю Чжицзи (Т. 3, с. 307-308) и энциклопедия «Тун дянь», составленная Ду Ю (Т. 3, с. 308310). Не менее примечательны страницы с очерком истории библиографии традиционного Китая (Т. 3, с. 319-324). Следующии далее параграф о системе образования примечателен, на наш взгляд, тем, что объем текста об образо-вательнои реформе Ван Аньши превосходит очерк о его экономическои и управленческои реформе (Т. 3, с. 330-332). Отдельного парагра-
фа удостоена конфуцианская трансформация китаиского общества, заложенная трудами Чжу Си (Т. 3, с. 338-349).
В восьмои главе третьего тома изложение возвращается к этносам Северного Китая и их вкладу в развитие ханьскои цивилизации. Речь здесь идет о краине неоднозначнои (особенно, с конфуцианскои точки зрения) эпохе создания собственнои государственности киданями, чжурчжэнями и древними тангутами, не говоря о монголах. Не случаино, много места занимают пассажи о непонимании конфуцианского учения ханом Хубилаем и резком понижении статуса китаиских ученых (Т. 3, с. 358-359). Примечательно, что параграф о «культуре северных народов», фактически посвящен лишь созданию киданями, тангутами, чжурчжэнями и монголами собственнои письменности; сюда же вошли пассажи о национальнои монгольскои историографии эпохи Юань, существовавшеи отдельно от китаискои при тои же династии (Т. 3, с. 367). В следующем далее очерке системы управления, созданнои Юаньскои династи-еи, внимание читателя акцентируется на то, что впервые в истории Китая пограничные территории были уравнены в обязанностях с собственно китаискими, и на них была выстроена единая администрация и налоговая система (Т. 3, с. 372). Далее отдельныи параграф посвящен межэтническим отношениям, главным образом, в эпоху Юань. Именно к этои эпохе возводится ситуация, когда «проживающие во Внут-реннеи Монголии КНР монголы составляют важную часть единои нации Китая» (Т. 3, с. 380).
Глава девятая касается вопросов установления контактов Китая и Европы. Авторы не могли не упомянуть Марко Поло, сирииских несториан и епископа Пекинского Джованни де Монтекорвино (Т. 3, с. 384-387). Следующии параграф посвящен экспедициям Чжэн Хэ, чему предшествует очерк морскои торговли эпохи Юань. Упоминаются археологические раскопки
рецензия / мартынов д.е., Мартынова ю.а. / dmitrymartyn0v80@mail.ru / удк 930
на месте верфеи, где возводились «корабли-сокровищницы» и даже приводится фотография тематического парка в Нанкине, сооруженного в 2002 г. на месте раскопок (Т. 3, с. 394395). Параграф, посвященныи Чжэн Хэ, требует отдельнои рецензии, поэтому остановимся лишь на одном сюжете. Речь идет об экзотическои (и откровенно прокитаискои) гипотезе, опубли-кованнои в 2002 г. бывшим британским морским офицером Г. Мензисом.8 Согласно этои гипотезе, флот Чжэн Хэ открыл Америку. Хотя данное предположение авторами «Истории китаи-скои цивилизации» отвергнуто, но зато утверждается, что минскии флот мог достигнуть побережья Мозамбика и даже мыса Доброи Надежды — за 83 года до Б. Диаша (Т. 3, с. 399-400).
Глава десятая, касающаяся научнои мысли, вводится историеи возникновения в Китае ксилографического книгопечатания (Т. 3, с. 403 -404). Стареишеи книгои, набраннои разборным шрифтом, называется «Благая тантра всеобщего согласия», выпущенная в Тангутском государстве, наиденная археологами в 1990-е гг. Примечательно, что китаиские авторы дали решительныи ответ претензиям кореиских ис-следователеи, настаивающих на первенстве Кореи: «в начале XV в. кореицы позаимствовали у китаицев метод печати с помощью наборных шрифтов» (Т. 3, с. 409).9
Три завершающих главы, посвященные собственно культуре и искусству, потребуют обширнои отдельнои рецензии. Во всяком случае, они примечательны тем, что рассматривают разнообразные структуры повседневности, делая акцент, преимущественно, на достижениях династии Тан. Главнои особенностью китаи-скои литературы тысячелетнего периода VI-XV вв. называется ее «демократизация», то есть дословно «движение вниз» (Т. 3, с. 438). Это утверждение резко контрастирует со следую-
щим же параграфом о «движении за возврат к древности», начатым Хань Юем и Лу Цзунъюанем (Т. 3, с. 439). После констатации, что создатели стиля гувэнь ставили прямую зависимость между чистотои литературного стиля и чистотои выражения конфуцианских истин, авторы переходят к описанию золотого века танскои поэзии и жанра ши (Т. 3, с. 448). Изложение, как обычно в «Истории китаискои цивилизации» выстроено в традиционалистском духе, ключевыми, естественно, являются «"Поэт-небожитель" Ли Бо и "Поэт-совершенномудрыи" Ду Фу», появившиеся на литературнои арене Китая одновременно, в чем заключается одно из великих чудес в истории китаискои цивилизации» (Т. 3, с. 459).
Том четвертый. Заключительныи том, изданньш под редакциеи Лоу Юиле род. 1934 г.), охватывает завершающую стадию развития традиционного общества Китая и охватывает временнои промежуток 15251911 гг. Самым примечательным в данном контексте является принципиально инои подход, по сравнению с распределением материалов десятитомнои россиискои «Истории Китая», равно и «Кембриджскои истории Китая», в которых династические режимы Мин и Цин разделены по томам и противопоставляются друг другу. Напротив, китаиские специалисты в принципе не разделяют эпохи позднеи Мин и Цин до самого ее падения в 1911-1912 гг. Не случаино, что общее предисловие к тому начинается с констатации уровня социально-экономического развития Китая в XVI-XIX вв., ключевым показателем для оценки которого является рост народонаселения (Т. 4, с. 6-7). Немало места уделено и проблеме этническои интеграции (в русле «генеральнои линии» компендиума вообще), которая отсчитывается от дарения нефритовои печати пятому кармапе
8 Существует перевод на русскии язык: Мензис Г. 1421 - год, когда Китаи открыл мир. М.: Яуза, 2004.
9 Ср.: Хан Енъу. История Кореи: новыи взгляд / пер. с кор. под ред. М.Н. Пака. М.: Вост. лит, 2010. С. 192-194.
MODERN ORIENTAL STUDIES
СОВРЕМЕННЫЕ ВОСТОКОВЕДЧЕСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ
INTERNATIONAL SCIENCE JOURNAL / МЕЖДУНАРОДНЫЙ НАУЧНЫЙ ЖУРНАЛ
школы кагъю тибетского буддизма в 1407 г. Цин-ская же династия характеризуется следующими достижениями: «укрепление связеи между различными этносами в стране», «отвоевание обратно Таиваня», «отпор царскои России», «усмирение джунгаров» и установление управления над Тибетом (Т. 4, с. 9). Констатируется также независимость этнических процессов от интеллектуального синтеза, которыи в эпоху Цин происходил дважды — первыи раз при переходе власти, второи — после «Опиумных» воин (Т. 4, с. 10). В таком же порядке идет распределение материала по главам. Заметим, что логика расположения материала, в том числе его хронологическии порядок, лично для нас не являлась очевиднои.
Первая глава, посвященная социально-экономическому развитию, носит описатель-ныи характер. Характеризуя рост населения в эпохи Мин — Цин, авторы также описывают основные волны миграции китаиского населения (в Сычуань и провинции региона Линнань), после чего проводится попытка связать начало широкомасштабнои миграции китаицев в Южном Китае с «колумбовым обменом»: распространением американских продовольственных и технических культур (Т. 4, с. 26-27). В целом данная глава исключительно интересна описанием традиционных сельских технологии и ссылками на китаиских аграрных мыслите-леи XVШ-XIX вв., кажется, вовсе не известных западнои и россиискои синологии. Сюда же вошли очерки о городскои жизни эпохи Цин и ситуации в финансовом секторе, особенно, касаю-щеися обмена медных и серебряных денег. Главным каналом поставок серебра в Китаи также являлся Новыи Свет (Т. 4, с. 51-57).
Вторая глава посвящена интеллектуальным тенденциям позднеи эпохи Мин, в которои особо выделяются превращение чжусианства в официальную доктрину, и превращение янминизма в оппозиционную доктрину.
Последователи учения о сердце Ван Янмина, Таичжоускои школы и «проклятые мыслители» круга Ли Чжи объединены под общим обозначением просветителеи (Т. 4, с. 58-59). Превращение чжусианства в официозную идеологию прослеживается от эпохи Юань, с многочисленными отсылками к первоисточникам. Отдель-ныи параграф посвящен Дунлиньскои группировке как политическому институту оппозиции. Выдающиеся мыслители-практики Раннеи Цин — Хуан Цзунси, Гу Яньу, Фан Ичжи, Ван Фучжи рассмотрены далее. Сюда же попало описание учения Янь Юаня и его учеников.
Для нас весьма примечательнои оказалась четвертая глава, носящая название «Становление и развитие многонационального государства». В первои же фразе уточняется, что речь идет о династии Цин — «следующего после империи Юань примера образования на территории Китая одним из северных народов единого огромного государства» (Т. 4, с. 137). Описание захвата маньчжурами Северного и Южного Китая дано в максимально деликат-нои форме. Как и в остальных томах компендиума, грандиозные крестьянские воины, периодически сокрушавшие китаиские империи, едва упоминаются, а трагические подробности воины «трех данников» даны чуть ли не намеком (Т. 4, с. 142-144). Напротив, упор делается на усилении Китая, оформлении современнои конфигурации государственных границ и «двухсот лет спокоиствия». Россииско-цинские отношения также характеризуются в стандартнои для современнои школьнои практики КНР манере (Т. 4, с. 146). Второи параграф целиком посвящен деятельности Палаты по делам инородцев и ламаистскои буддиискои организации на территории Монголии. Весьма интересен третии параграф о внешнеи политике Цинскои династии. В противоположность принятои на Западе характеристике изоляционизма, авторы «Истории китаискои цивилизации» находят массу примечательных сюжетов. Например, со
РЕЦЕНЗИЯ / МАРТЫНОВ Д.Е., МАРТЫНОВА Ю.А. / DMITRYMARTYN0V80@MAIL.RU / УДК 930
ссылкои на «Повесть о доставке по морю помощи Корее» императора Канси, упоминается о поставке 30 000 данеи риса в Корею, пострадавшую от неурожая в конце XVII в. (Т. 4, с. 162). Не обошлось без упоминания, что именно Цин-ская династия формально утвердила название государства Вьетнам (Т. 4, с. 163). На странице 166 упоминаются и правила обращения с евро-пеицами, принятые в Гуандуне после утверждения соответствующеи политики. Инциденты с посольствами Маккартни (1792 г.) и Амхерста (1816 г.) трактуются сугубо традиционно — как «конфликты на почве этикета», причем далее приводится цитата из статьи К. Маркса «История торговли опиумом» (Т. 4, с. 167-169).
Пятая глава открывается описанием центральных органов власти имперского абсолютизма от воцарения Чжу Юаньчжана. Эта система, после всех ее модификации, была почти в неизменном виде унаследована маньчжурами. Однако при Цин возникли другие органы власти, прежде всего, Государственныи воен-ныи совет, функции которого разобраны вполне обстоятельно (Т. 4, с. 176). Подчеркивается единство правительственного аппарата Мин и Цин, и также рассмотрены изменения в административнои системе местного управления (Т. 4, с. 178-179). Как типологически родственная (ее функция — ослабление управлен-ческои автономии провинции) представлена удельная система минского императора Хунъу (Чжу Юаньчжана) и цинская модель «восьми генерал-губернаторов и пятнадцати губернаторов» (Т. 4, с. 181-183). В составе этои главы включен параграф о перевозке налогового зерна Великим каналом, с изобильным цитированием источников (Т. 4, с. 199-207). Далее следует раздел о стихииных бедствиях и правитель-ственнои борьбе с ними. В этом разделе (Т. 4, с. 212) мы впервые заметили опечатку в русском тексте: «1615 г.» вместо 1715 г., когда в конце правления Канси императорскии двор
стремился поощрить население жертвовать зерно в запасные склады.
Шестая глава посвящена интеллектуальным достижениям эпохи Цин. Она вводится ци-татои из Ван Говэя, которыи определял научное знание начала Цин как «огромное», достижения правлении Цяньлун и Цзяцин как «рафинированные», а правлении Даогуан и Сяньфэн — как «обновленные» (Т. 4, с. 221). Первыи параграф касается универсализации знания — цинскому «энциклопедизму», кото-рыи выразился в реализации колоссальных по объему энциклопедии, компендиумов и биб-лиотек-серии. На с. 224-227 дается характеристика энциклопедии «Гуцзинь тушу цзичэн» и библиотеки «Сыку цюаньшу». Весьма интересными являются сведения о росте библиофи-лии в эпоху Цин: Чжэн Жусы и Сяо Дунфа насчитали в эпоху Цин не менее 500 выдающихся библиофилов, многие из которых собрали ценнеишие личные коллекции, имеющие общекультурное значение. Это привело и к ин-тенсивнои публикационнои деятельности таких корифеев, как Жуань Юань, Би Юань, Цзи Юнь, Ван Миншэн, и других (Т. 4, с. 227-229). Составители «Истории китаискои цивилизации» не скрывали, что колоссальныи всплеск историко-филологических штудии при Цин, отчасти, был вынужденным, и порождался пра-вительственнои политикои контроля над ду-ховнои жизнью. Идеологическая монополия чжусианства приводила интеллектуалов к конкретным изысканиям в области текстологии, лексикологии, и проч. Деятельность императора Цяньлуна по усовершенствованию гражданского правления на основе неоконфуцианских добродетелеи, напротив, оценивается весьма высоко. Цитируются и современные китаиские исследователи Цянь Му и Юи Инш (встречаются и ссылки на известного историка интеллекту-альнои мысли Бенджамина Элмана), которые всячески подчеркивали, что расцвет историко-филологическои науки коренился в самих
MODERN ORIENTAL STUDIES
СОВРЕМЕННЫЕ ВОСТОКОВЕДЧЕСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ
INTERNATIONAL SCIENCE JOURNAL / МЕЖДУНАРОДНЫЙ НАУЧНЫЙ ЖУРНАЛ
тенденциях развития китаискои интеллекту-альнои среды, а политическии фактор был глубоко вторичным. Иными словами, контроль над комментированием древнеи классики порождал и контроль за общественным сознанием (Т. 4, с. 230-234). Среди выдающихся цин-ских ученых — каноноведов и историков — особенно выделяется наследие Жуань Юаня и Чжан Сюэчэна (Т. 4, с. 237-254). К сожалению, не получил достоиного его места выдающиися экономист и политическии мыслитель Бао Шичэнь (^ЩЕ, 1775-1855), поскольку первое всеобъемлющее монографическое исследование о нем было выпущено У. Роу в 2018 г., и оперативно было переведено на китаискии язык год спустя.
Китаиско-западному культурному обмену целиком посвящена седьмая глава «Истории китаискои цивилизации». Она начинается цитированием сентенции Лян Цичао, что проникновение западнои математики и астрономии в эпохи Мин и Цин само по себе должно занимать целые тома трудов китаиских ученых (Т. 4, с. 266). Содержание почти всего первого параграфа касается деятельности Маттео Рич-чи, замечательно перечисление его друзеи — представителеи высшеи минскои элиты (Т. 4, с. 268-269). Второи параграф описывает деятельность «трех столпов китаиского католицизма» (Сюи Гуанци, Ян Тинъюня и Ли Чжиц-зао), а также их оппонентов-конфуцианцев (Т. 4, с. 273-281). Третии параграф касался деятельности иезуитскои миссии в Пекине при Ци-нах до ее запрещения; нашлось место и для описания фигуралистских споров (Т. 4, с. 282290). Еще более примечателен параграф «Проникновение китаискои науки на Запад». Изложение начинается с «аренды» Макао португальцами в 1557 г., после чего сразу же начинается описание моды на «китаищину» в стиле рококо XVIII в., а далее, почти без перехода — перечисление трудов иезуитов о Китае, издан-
ных в просвещенческои Европе, их интерпретации П. Беилем и Леибницем (Т. 4, с. 301-309).
Глава восьмая компендиума посвящена религиозным практикам Мин и Цин, а в девятои дается характеристика литературнои жизни эпохи. В полном соответствии с традициеи, за-ложеннои Лян Цичао и Лу Синем (хотя цитат из них, против ожидания, не приводится), главным достижением эпохи именуется создание романного жанра на простонародном языке (Т. 4, с. 339-341). Немалое место посвящено «проклятому» минскому философу Ли Чжи как теоретику литературы, и перекидывается мостик к воззрениям Юань Хундао и цинского Юань Мэя (Т. 4, с. 355-358). В четвертом параграфе рассматривается роман «Сон в красном тереме», причем делается попытка доказать, что уже современники оценили значение этого текста. Из цитируемых авторов почетное место занимают суждения Ван Говэя (Т. 4, с. 374-384).
Новаторскии характер носит глава десятая, посвященная жизни общества. Описание структур повседневности открывается с анализа модели традиционнои конфуцианскои се-меинои морали и жизненного ритма, выстроенного в соответствии с ритуалом. Сюда же попало обсуждение женского вопроса (Т. 4, с. 385398). Еще во времена Ван Янмина было ясно, что новые формы экономических отношении, завязанных на рыночную систему, противоречат традиционному укладу, данныи процесс был неостановим. В параграфе втором десятои главы приведены любопытные примеры изменения общественнои морали под воздеиствием предпринимательства в регионе Цзяннани, с чем были вынуждены мириться даже цинские монархи (Т. 4, с. 401-406). На контрасте в третьем параграфе показана модель идеального поведения литературнои элиты и практических ее проявлении. В качестве примеров немало места занимали обстоятельства жизни Юань Мэя и даже Хун Лянцзи (Т. 4, с. 424-426). Вполне логично следующая глава повествует о государственном и частном образовании в эпохи Мин и Цин. Здесь немало места посвящено образованию женщин в традиционном Китае
РЕЦЕНЗИЯ / МАРТЫНОВ Д.Е., МАРТЫНОВА Ю.А. / DMITRYMARTYN0V80@MAIL.RU / УДК 930
и возможностям, которые это давало для их социального возвышения в новои экономиче-скои реальности (Т. 4, с. 463-467).
Двенадцатая глава, посвященная градостроительству и развитию городов, служит и логическому переходу к проблеме кореннои ломки традиционного уклада китаискои цивилизации в результате вторжения империалистических держав в 1840-1860-е гг. Лично нам очень импонирует принятое в главах 12 и 13 комплексное изложение, по хронологии охватывающее около столетия. При этом традици-онныи способ отбора и организации материала сохраняется. Так, в параграфе первом трина-дцатои главы («Обучение у "варваров"») подчеркивается процесс усвоения новых технологии, от строительства железных дорог, до технологии литографирования, что позволило выпустить классическии «Словарь Канси» разовыми тиражами 40 000 и 60 000 экземпляров, принеся издательству солидную прибыль (Т. 4, с. 523-524). Отмечено изменение структуры потребления китаицев в приморских портах в XIX в. (Т. 4, с. 527-528). В параграфе, посвященном интеллектуальным переменам позднего периода Цин, нашлось место для воззрении Кан Ювэя и Лян Цичао (Т. 4, с. 540-541), Янь Фу и его круга (Т. 4, с. 548-551). Немало место посвящено и проникновению и восприятию в Китае естественноисторического круга знании. Завершающии параграф тринадцатои главы касается проникновения новых политических идеи, утверждения конституционализма. Завершается четвертыи том изложением идеи Сунь Ятсена, которые названы «самым значимым символом китаискои политическои культуры нового времени» (Т. 4, с. 577).
Завершая нашу рецензию (повторимся, объем и значение материалов, приведенных в четырехтомнои книге, заслуживают много большего объема), выскажем еще раз восхищение трудом авторского коллектива Пекинского университета, и не меньшее преклонение перед трудом переводческого коллектива, объединившего лучших россииских китаистов двух поколении. Специалисты по Китаю и интересу-
ющиеся достижениями традиционного Китая получат новыи почти неиссякаемыи источник информации и повод осмыслить существующие в современнои интеллектуальнои истории КНР теоретические и эмпирические подходы. Бесспорно, «История китаискои цивилизации» не заменит уже созданных в России и на Западе многотомных комплексных исследовании истории и культуры Срединного государства, но дополнит копилку наших представлении и выведет китаеведческие штудии на новыи уровень.
Информация об авторах
Профессор, д.и.н. Мартынов Дмитрий Евгеньевич
Кафедра алтаистики и китаеведения Казанскии федеральныи университет 420008, Казань, ул. Кремлевская 18 Россия
dmitrymartynov80@mail.ru
Доцент, к.и.н. Мартынова Юлия Александровна
Кафедра алтаистики и китаеведения Казанскии федеральныи университет 420008, Казань, ул. Кремлевская 18 Россия
Information about the Authors
Professor, Dr. Sc. Dmitry Martynov
Department of Altaic and Chinese Studies Kazan Federal University 420008, Kazan, Kremlyovskaya str., 18 Russia
dmitrymartynov80@mail.ru
Associated Professor, PhD Yulia Martynova Department of Altaic and Chinese Studies Kazan Federal University 420008, Kazan, Kremlyovskaya str., 18 Russia
Рецензия одобрена рецензентами: 18.02.2021 Рецензия принята к публикации: 15.03.2021 Reviewed: 18.02.2021 Accepted: 15.03.2021
