Эпистолярная летопись отечественного востоковедения (В. Р. Розен, В. В. Бартольд, П. К. Коковцов, В. Ф. Минорский) Текст научной статьи по специальности «История и археология»

INTERNATIONAL SCIENCE JOURNAL / МЕЖДУНАРОДНЫЙ НАУЧНЫЙ ЖУРНАЛ

ЭПИСТОЛЯРНАЯ ЛЕТОПИСЬ ОТЕЧЕСТВЕННОГО ВОСТОКОВЕДЕНИЯ (В.Р. РОЗЕН, В.В. БАРТОЛЬД, П.К. КОКОВЦОВ, В.Ф. МИНОРСКИЙ)1

EPISTOLARY CHRONICLE OF RUSSIAN ORIENTAL STUDIES (V. R. ROSEN, V. V. BARTHOLD, P. K. KOKOVTSOV, V. F. MINORSKY)

Валеев Р.М.

Федеральное государственное автономное образовательное учреждение высшего образования «Казанский (Приволжский) федеральный университет», г. Казань, Российская Федерация, e-mail:

[email protected] Валеева Р.З.

Казанский инновационный университет (ИЭУП), г. Казань, Российская Федерация

Василюк О.Д.

Институт востоковедения имени А.Е. Крымского Национальной академии наук Украины,

Украина, Киев, ул. Грушевского, 4 Мартынов Д.Е.

Казанский (Приволжский) федеральный университет, г. Казань, Российская Федерация

Мухаметзянов Р.Р. Казанский (Приволжский) федеральный университет, г. Казань, Российская Федерация

Хайрутдинов Д.Р. Казанский инновационный университет (ИЭУП) г. Казань, Российская Федерация

АННОТАЦИЯ

В исследовательском фокусе современных ученых находятся теоретические, геополитические, социокультурные и историко-научные факторы, обусловившие формирование и развитие ключевых российских центров практического, академического и университетского востоковедения в Москве, Санкт-Петербурге, Казани и Киеве в XIX - первых десятилетиях XX в. Российская ориенталистика рубежа XIX - XX вв. отличалась институциональным разнообразием, оригинальным научным наследием и многоплановостью исследовательских направлений изучения зарубежного Востока Русского Востока. При исследовании феномена востоковедения в России и Советском Союзе особое внимание

ABSTRACT

The research of scholars engaged in the histo-riographical studies is focused on theoretical, geopolitical and socio-cultural factors which determined the formation and development of the key practical, academic and higher educational centers of Oriental studies in Moscow, St.-Petersburg, Kazan and Kiev in the late 19th - first decades of 20th century. Russian Oriental studies of the late 19th - early 20th centuries were characterized by institutional diversity, originality of the academic heritage and variety of research directions in the study of the East. In the course of the analysis of the phenomenon of Oriental studies in Russia and the Soviet Union a special attention is paid to the epistolary heritage of the Russian Orientalists. One of the important as-

1Исследование проведено в рамках гранта Российского фонда фундаментальных исследовании (РФФИ) № 18-09-00331 «Эпистолярное наследие россииских востоковедов на рубеже веков: переписка А.Е. Крымского, В.Р. Розена, Ф.Е. Корша, В.А. Жуковского, С.Ф. Ольден-бурга, В.В. Бартольда, Н.А. Медникова, П.К. Коковцова, В.Ф. Минорского (1890-1930е гг.)».

ИСТОРИЯ / ВАЛЕЕВ Р.М., ВАЛЕЕВА Р.З., ВАСИЛЮК О.Д., МАРТЫНОВ Д.Е., МУХАМЕТЗЯНОВ Р.Р., ХАЙРУТДИНОВ Д.Р. / УДК 930

уделяется эпистолярному наследию отечественных ориенталистов. В настоящее время осуществляются поиск, изучение, систематизация и публикация переписки выдающегося арабиста, семитолога, тюрколога, ираниста и слависта А.Е. Крымского с видными востоковедами В.Р. Розеном, В.В. Бартольдом, П.К. Коковцовым, Ф.Е. Коршем, В.А. Жуковским, С.Ф. Ольденбургом, И.Ю. Крачковским, Н.А. Меднико-вым, В.Ф. Минорским и другими учеными в период 1890-х - 1930-х гг. В статье основное внимание уделено анализу переписки А. Е. Крымского с известными отечественными учеными-востоковедами В.Р. Розеном, В.В. Бартольдом, П. Коковцовым и В.Ф. Минорским.

Ключевые слова и фразы: Россия, Восток, востоковедение, эпистолярное наследие, А.Е. Крымский, В.Р. Розен, В.В. Бартольд, П. К. Коковцов, В.Ф. Минорский.

Для цитирования: Валеев Р.М., Валеева Р.З., Василюк О.Д., Мартынов Д.Е., Мухаметзя-нов Р.Р., Хайрутдинов Д.Р. Эпистолярная летопись отечественного востоковедения (В.Р. Розен, В.В. Бартольд, П.К. Коковцов, В.Ф. Минорский). Современные востоковедческие исследования. 2019; 1(4): 46-61

Период второй половины XVIII - начала XX столетия ознаменовался драматическим, но при этом успешным развитием россиискои науки о Востоке. Когорта выдающихся отечественных ученых-востоковедов, представите-леи многих народов России, обеспечила миро-вои уровень комплексных филологических, исторических, археологических, этнографических исследовании в академических и университетских центрах Отечества. Важную роль в генезисе россииского востоковедения сыграли Петербургская академия наук, университеты, научные общества и различные официальные органы власти России.

pects of these studies is the archival search, detailed examination, systematization and publication of the correspondence of the eminent scholar, Arabist, Semitologist, Turkologist, Iranist and Slavist A.E. Krymsky with V.R. Rosen, V.V. Bartold, P.K. Kokov-tsov, F.E. Korsch, V.A. Zhukovsky, S.F. Oldenburg, I.Y. Krachkovsky, N.A. Mednikov, V.F. Minorsky and other prominent Orientalists in the 1890s-1920s. The article analyzes the correspondence of A.E. Krymsky with the well-known Russian scholars V.R. Rosen, V.V. Bartold and V.F. Minorsky.

Key words and phrases: Russia, Orient, Oriental studies, epistolary heritage, A.E. Krymsky, V.R. Rosen, V.V. Bartold, V.F. Minorsky.

For citation: Ramil M. Valeev, Roza Z. Valeeva, Oksana D. Vasylyuk, Dmitry E. Martynov, Rustem R. Mukhametzyanov, Dinar R. Khairutdinov. Epistolary chronicle of Russian Oriental studies (V. R. Rosen, V. V. Barthold, P. K. Kokovtsov, V. F. Minorsky). Modern oriental studies. 2019; 1(4): 46-61

Исследования отечественных ориенталистов имели широкий региональный, хронологический и проблемньш диапазон. Во многом истоки современного отечественного и международного авторитета россиискои школы и центров востоковедения были связаны с исследованиями классического и современного циклов. Отечественное востоковедение и востоковедная мысль объективно способствовали осознанию величия истории и культуры народов полиэтничнои и поликонфессиональ-нои России, осмыслению значимости взаимо-деиствия европеиских и азиатских исторических и идеиных символов, географического и историко-культурного взаимодеиствия

INTERNATIONAL SCIENCE JOURNAL / МЕЖДУНАРОДНЫЙ НАУЧНЫЙ ЖУРНАЛ

и постижению сути все еще не раскрытого феномена моста между Востоком и Западом2 и того, что, как писал выдающиися россиискии философ Николаи Бердяев, «Россия должна сознавать себя ... Востоко-Западом, соединителем двух миров, а не разделителем».3

Университеты Россиискои империи в XIX - начале XX столетия, претворяя в жизнь свою социально-политическую, научную и культурную миссию, играли важную роль в реализации классическои модели «идеала университета» и «университетскои идеи»4. Востоковедение как новое гуманитарное и научно-просветительское направление россииского университетского сообщества Нового времени следовало лучшим образцам классического европеи-ского университетского образования в деле «возвышения и распространения науки», «приращения научного знания», развития интеллекта и личности студента. Университетские уставы 1804, 1835, 1863 и 1884 гг. развивали институциональные основы моделеи классического и прикладного востоковедения высшеи школы России. Тенденция усиления специализации университетского востоковедения и его органичнои интеграции с Академиеи наук на протяжении XIX в. была связана как с требованиями «чистои науки» о Востоке, так и с необходимостью подготовки кадров для государственнои службы и реализациеи внут-реннеи и внешнеи политики империи.

2 Соловьев В. Русская идея. М., 1911. С. 15.

3 Бердяев Н. Судьба России. М., 1990. С. 28.

4 Андреева Ю. «Идея университета» в России (XVIII - нача-

ло XX в.) // «Быть русским по духу и европещем по образованию»: Университеты Россиискои империи в образовательном пространстве Центральном и Восточнои Европы. XVIII - начало XX в. М., 2009; История университетского образования в России и международные традиции просвещения. Т. 2. СПб., 2005 и др.

Востоковедение в России в XIX - начале XX столетия было неразрывно связано с геополитическим, общественным и культурным развитием империи. Официальныи курс общеим-перскои самодержавнои политики по отношению к «инославным», «иноверным» подданным, «языческии», «исламскии» и «буддии-скии» факторы и другие политические и духовные явления находили отражение на различных этапах истории востоковедения. При этом особо подчеркнем, что данная образовательная, исследовательская и социокультурная традиция изучения Востока сыграла важную роль в ослаблении традиционного европоцентристского стереотипа восприятия Востока и сглаживании представлении об «азиатском варварстве и фанатизме», «деструктивном мусульманском факторе», «панисламизме», «пантуранизме», «татаризации» и т.п.5

В процессе формирования институцио-нальнои модели образования и науки о Востоке россииское университетское востоковедение вступало в противоречие с имперскои властью. В этом отношении показательны «дело профессоров» 1821 г. и реакция ряда авторитетных наставников на расправу с «неблагонадежными профессорами» Петербургского университета.

5 В официальном документе от 15 января 1911 г. Министерства внутренних дел «О мерах для противодеиствия панисламскому и пантуранскому (пантюркскому влиянию) среди мусульманского населения» отмечалось: «В последние десятилетия во всем мусульманском мире обнаруживается чрезвычаиныи подъем как религиозного, так и национально-культурного самосознания. Не оставшись чуждым и России, это движение проявилось среди населяющих ее разноплеменных и разноязычных народностеи исповедующих ислам, в явном стремлении их к тесному сплочению между собою на почве искусственно создаваемои татаризации, к обособлению от общегосударственных культурных задач и к духовному сближению с единоверными государствами, главным образом с Турци-еи» (См.: Записки П.А. Столыпина по «мусульманскому вопросу» 1911 г. Предисловие, примечания и комментарии Д.Ю. Арапова // Восток. 2003. № 2. С. 126).

ИСТОРИЯ / ВАЛЕЕВ Р.М., ВАЛЕЕВА Р.З., ВАСИЛЮК О.Д., МАРТЫНОВ Д.Е., МУХАМЕТЗЯНОВ Р.Р., ХАЙРУТДИНОВ Д.Р. / УДК 930

По свидетельству патриарха российской арабистики И.Ю. Крачковского, приглашенные в Петербургские университет известные французские профессора «Шармуа и Деманж6, как люди чести, устранились от участия в грязнои провокации и отказались от должности», в результате с осени 1821 г. «преподавание восточных языков шло с большими перерывами, а 25 июля 1822 г. оба профессора вообще покинули университет»7.

Оценивая деятельность первого декана восточного факультета Санкт-Петербургского университета Мирзы (Александра Касимовича) Казем-Бека (1855-1859 гг.), И.Ю. Крачковскии подчеркивал, что «пятилетнии период деканства был в сущности борьбои между практическим и научным уклоном в работе молодого Факультета, где Казембек поддерживал первое направление»8.

На рубеже XIX - XX вв. в идеологии и практике самодержавнои политики «в области госу-дарственно-культурнои и просветительскои деятельности» особое внимание обращалось на «усиление существующих научных средств изучения русского мусульманского Востока соответственным расширением ... факультетов С.-Петербургского и Казанского университетов». Одним из конкретных перспективных мероприятии было признано образование в Казани, «как одном из центров мусульманства, восточного отделения при филологическом факульте-

6 Ученики Сильвестра де Саси - Жан Франсуа (Иван Фран-цевич) Деманж (1789-1839) и Франсуа Бернар (Франц Францевич) Шармуа (1793-1868) возглавляли кафедры в Петербургском университете.

7 История отечественного востоковедения до середины XIX века. М., 1990. С. 145-146.

8 Крачковскии И.Ю. Очерки по истории русском арабисти-

ки // Крачковскии И.Ю. Избранные сочинения. Т. V. М.-Л., 1958. С. 89.

те университета для изучения восточных языков, истории и быта восточных народов, населяющих как Россию, так и прилегающие к неи государства исповедующих ислам»9.

Особое место в истории российского и зарубежного востоковедения, в истории и культуре народов современнои России, Армении, Азербаиджана, Казахстана, Узбекистана, Украины и др. занимают ключевые центры востоковедения в Петербурге, Москве и Казани - Ази-атскии музеи, Санкт-Петербургскии, Москов-скии и Казанскии университеты, Лазаревскии институт восточных языков, Восточная комиссия Московского археологического общества, Восточное отделение Русского археологического общества и другие учебно-научные центры с их богатыми исследовательскими и гуманистическими традициями в изучении арабо-мусульманского мира и значимым наследием выдающихся ученых и практиков.

Исключительную роль в формировании облика отечественного востоковедения сыграли такие корифеи науки о Востоке в целом и арабо-мусульманских штудии в частности, как Х.Д. Френ (1782-1851), А.К. Казем-Бек (1802-1870), В.Р. Розен (1849-1908), Ф.Е. Корш (1843-1915), В.А. Жуковскии (1858-1918), В.В. Бартольд (1869-1930), И.Ю. Крачковскии (1883 -1951), Н.А. Медников (1855-1918), П.К. Коковцов (1861-1942), В.Ф. Минорскии (1877-1966), Б.В. Миллер (1877-1956). Это лишь некоторые имена исследователеи и наставников, внесших весомыи вклад в отечественную ориенталистику и востоковедное образование XIX - ХХ вв.

9 Записки П.А. Столыпина по «мусульманскому вопросу».., С. 132, 134.

INTERNATIONAL SCIENCE JOURNAL / МЕЖДУНАРОДНЫЙ НАУЧНЫЙ ЖУРНАЛ

В ряду основоположников академического и университетского востоковедения в области арабистики, семитологии, тюркологии, иранистики и славистики важное место принадлежит А.Е.Крымскому (1871-1942), ученому и просветителю крымско-татарского, польского и белорусского происхождения. В 1892 г. А.Е. Крымскии окончил Лазаревскии институт восточных языков, в 1896 г. - Московскии университет. С 1898 по 1918 г. он работал профессором Лазаревского института восточных языков. С 1892 г. - член Московского археологического общества (МАО), в 1918-1942 гг. - секретарь Восточнои комиссии МАО и академик Национальнои Академии наук Украины. В 1896 -1898 гг. А.Е. Крымскии находился в научнои командировке в Беируте, где собрал уникальные материалы по истории и культуре Сирии и Ливана. А.Е. Крымскии известен как автор классических работ в области арабистики, семитологии, тюркологии, османистики, иранистики, истории, языкознания, литературы, религии, фольклора и этнографии народов мира ислама. Его имя тесно связано с формированием отечественнои ориенталистики на рубеже эпох. А.Е. Крымскии сыграл особую роль в формировании Украинскои Академии наук, будучи ее непременным секретарем в 19181928 гг., он является одним из основоположников национальнои школы востоковедения. Он также получил признание как выдающиися украинскии писатель и один из создателеи но-вои украинскои литературы, был тесно связан с известными деятелями культуры Украины -И. Франко, Л. Украинкои, М. Коцюбинским, В. Гринченко и др.

А.Е. Крымскии стал одним из крупнеиших представителеи московскои школы востоковедения, активно сотрудничал с петербургскои школои ориенталистики и оказал существенное влияние на развитие востоковедения в других россииских учебных и академических центрах. Его отчасти опубликованная и еще полностью не введенная в научныи оборот переписка с россиискими востоковедами является бесценным источником информации по истории отечественного востоковедения конца XIX в. - начала XX в.

Биография и наследие А.Е. Крымского нашли достоиное отражение в россиискои, украинскои и, отчасти, в зарубежнои историо-графии10. Вместе с тем перспективным остается дальнеишее изучение его богатого научного творчества.

Востоковед-ближневосточник и славист, обладавшии энциклопедическими знаниями ученыи и активным общественным деятель, он оставил значимыи след в истории россии-скои и мировои арабистики, иранистики и тюркологии. Язык и литература, история и культура и в целом наследие арабо-мусульманскои цивилизации - основополагающие направления преподавательскои и исследовательскои работы А.Е. Крымского. И.М. Смилянская, выде-

10 См., например: Базиянц А.П. Лазаревскии институт

в истории отечественного востоковедения. М., 1973; Бар-тольд В.В. История изучения Востока в Европе и России. 2-е изд. Л., 1925; Данциг Б.М. Ближнии Восток в русскои науке и литературе. Дооктябрьскии период. М., 1973; Его же. Изучение Ближнего Востока в России (XIX - начало XX

в.). М., 1968; Его же. Русские путешественники на Ближнем Востоке. М., 1965; Долинина А.А. Невольник долга. СПб., 1994; История отечественного востоковедения с середины XIX века до 1917 года. М., 1997; Кононов А.Н. Биобиблиографическии словарь отечественных тюркологов. Дооктябрьскии период. М., 1974; Крачковскии И.Ю. Очерки по истории русскои арабистики; Гурницкии К.И. Агафангел Ефимович Крымскии. М., 1980.

ИСТОРИЯ / ВАЛЕЕВ Р.М., ВАЛЕЕВА Р.З., ВАСИЛЮК О.Д., МАРТЫНОВ Д.Е., МУХАМЕТЗЯНОВ Р.Р., ХАЙРУТДИНОВ Д.Р. / УДК 930

ляя роль и значение ученого в истории отече-ственнои гуманитарнои науки на рубеже XIX -XX вв., писала: «А.Е. Крымскии поражает разнообразием своих научных интересов, исследовательских и общекультурных. Являясь по преимуществу филологом, он был специалистом в области украинистики (и шире славистики), арабистом, семитологом, иранистом и тюрко-логом»11.

А.Е. Крымского с полным правом можно назвать одним из последних «могикан» класси-ческои мировои ориенталистики рубежа XIX -XX вв. Кроме того, он является основоположником советскои школы востоковедения, в особенности арабистики, иранистики и тюркологии. В одном из своих писем академику И.Ю. Крачковскому (8 декабря 1937 г.), сравнивая сессии арабистов 1935 и 1937 гг., он писал: «Тогда - был один сплошнои (выделено А.Е. Крымским - Авт.) праздник арабистики, задушевно сопровожденныи и Вашим юбилеем. Теперь . - конечно, и теперь сохранилось отрадное впечатление, что, несмотря на все препоны, поставляемые арабистике в течение 20 лет. Она все же не умерла, а напротив, кое в чем даже процвела. Смотр научных сил оказался вну-шительньш»12.

Жизненньш и творческии путь А.Е. Крымского подразделяется на три основных периода - московскии (1889-1918 гг.), беирут-скии (сирииско-ливанскии) (1896-1898 гг.) и киевскии (1918-1941 гг.), и именно с ними

связана его востоковедческая переписка с уче-

11 Смилянская И.М. Очерк востоковеднои деятельности А.Е. Крымского // Крымскии А.Е. Письма из Ливана (1896 -1898). М., 1975. С. 303.

12 Переписка академиков А.Е. Крымского и И.Ю. Крачков-ского 1920-1930-х годов. Публ. И.М. Смилянскои // Неизвестные страницы отечественного востоковедения. М., 1997. С. 277.

ными Москвы и Петербурга. Эмоциональные и содержательные письма А.Е. Крымского представляют несомненныи интерес для осмысления научных поисков, достижении и в целом духовных искании россииских ориенталистов. По сути, мы имеем дело с уникальным материалом, которыи позволяет пролить свет на социальные и психологические факторы, влиявшие на жизнь и творческии поиск ученых.

А.Е. Крымскии состоял в переписке с такими выдающимися представителями отечественного востоковедения, как В.Р. Розен, В.В. Бартольд, П.К. Коковцов, В.Ф. Миллер, Ф.Е. Корш, И.Ю. Крачковскии, В.А. Гордлевскии, В.Ф. Минорскии, Б.В. Миллер и др. Определяя значимость эпистолярного наследия А.Е. Крымского на примере его переписки с И.Ю. Крачковским в 1923-1940 гг., И.М. Смилянская делает акцент на том, что их письма являются «бесценным источником для изучения духовного опыта, логики творческого процесса, научных принципов, атмосферы научнои и общественнои жизни востоковедов в первые советские десятиле-тия»13. Деиствительно, письма А.Е. Крымского передают дух тои эпохи, и одновременно отражают характерные черты личности их автора. Выдающиися украинскии писатель Иван Франко отмечал: «Он старается быть как можно объективнее, правдивее, не утерять ни крупицы тои правды, которую постиг душои, и переливает ее на бумагу со всеми, инои раз совершенно случаиными, аксессуарами, к каким, разумеется, в первую голову принадлежат личные настроения и чувства»14.

13 Переписка академиков А.Е. Крымского и И.Ю. Крачков-ского... С. 7.

14 Франко И. Рец. на кн.: Крымскии А. Пальмовые ветви //

Франко И. Сочинения. Т. IX. М., 1959. С. 342.

INTERNATIONAL SCIENCE JOURNAL / МЕЖДУНАРОДНЫЙ НАУЧНЫЙ ЖУРНАЛ

На сегодняшнии день наиболее полноценными публикациями, посвященными эпистолярному наследию А.Е. Крымского, являются работы, изданные в 1970-2000-е гг15. Что касается локализации писем А.Е. Крымского отечественным востоковедам, которые охватывают период с 1890 по 1930 г., отметим, что они рассредоточены по различным хранилищам: письма находятся в личных фондах академиков-востоковедов в Архиве РАН в Москве, Санкт-Петербургском Филиале Архива России-скои академии наук (СПб АРАН), Архиве востоковедов Института востоковедения РАН, России-ском государственном архиве литературы и искусства (РГАЛИ) и других культурных центрах.

Не меньшии научныи интерес представляют адресованные А.Е. Крымскому ответные письма россииских востоковедов, которые хранятся в фондах Института рукописи Нацио-нальнои библиотеки Украины им. В.И. Вернадского (ИР НБУВ) в Киеве. В частности, до нас дошли, помимо прочих, 4 письма П.К. Коковцова (1901-1909 гг.) и 13 писем Ф.Е. Корша (18971914 гг.). Также в фондах этои библиотеки находятся адресованные А.Е. Крымскому письма других известных ученых - 35 писем В.Ф. Минорского, 5 - С.Ф. Ольденбурга, 5 - В.П. Бу-зескула, 3 - А.А. Шахматова, 20 - Т.Г. Кезмы, 17 -М.О. Аттаи, 37 - П.Н. Лозеева и др.

15 Кримськии А.Ю. Твори в п'яти томах. Т. 5, кн. 1. Листи (1890-1917); кн. 2. Листи з При та Лiвану (1896-1898). Ки'1'в, 1973; Крымскии А.Е. Письма из Ливана.; Кузнецова Н.А. Востоковеды-лазаревцы на рубеже двух веков по их письмам // Формирование гуманистических традиции отечественного востоковедения (до 1917 года). М., 1984. С. 122-144; Письма А.Е. Крымского И.Ю. Крачковскому. публ. и прим. А.Г. Недвецкого и И.М. Смилянскои // Восток. 1993. № 1. С. 150-169; Переписка академиков А.Е. Крымского и И.Ю. Крачковского... С. 155-368; Ешстолярна спадщина Агатангела Кримського. Т. 1 (1890-1941 рр.); Т. 2 (1918-1941 рр.). Ки'в, 2005 и др.

Обратимся к обзору корреспонденции А.Е. Крымского В.Р. Розену, В.В. Бартольду, П. К. Коковцову и В.Ф. Минорскому, которые сыграли важную роль в его творческои биографии.

В фондах Санкт-Петербургского Филиала архива РАН хранятся 15 писем-автографов А.Е. Крымского, адресованных В.Р. Розену, а в Институте рукописи Национальнои библиотеки Украины им. В.И. Вернадского - 3 ответных письма В.Р. Розена. Инициатором переписки выступил А.Е. Крымскии, в то время молодои перспективныи ученыи. Она охватывает период 1898-1907 гг., насыщенныи существенными переменами в жизни двух ведущих центров востоковедения имперскои России - московского Лазаревского института восточных языков и восточного факультета Санкт-Петербургского университета. В этот период А.Е. Крымскии (после возвращения из командировки на Ближнии Восток) жил и работал в Москве. Академик В.Р. Розен в 1872-1908 гг. преподавал арабскии язык на факультете восточных языков Санкт-Петербургского университета.

Барон В.Р. Розен относится к числу основоположников россиискои школы ориенталистики. В 1929 г. И.Ю. Крачковскии, описывая «русские письма» востоковедов академику В.Р. Розену, находящиеся в Азиатском музее АН СССР, отмечал: «Здесь блестяще представлена славная плеяда тех учеников В.Р. Розена, с именами, которых тесно связана вся история русского востоковедения, начиная с 80-х гг.16»

Учебно-научная деятельность В.Р. Розена получила высокую оценку в отечественнои историографии. «Успешное развитие русского востоковедения ..., - читаем в коллективнои

16 См.: Доклады АН СССР. 1929. № 12. С. 231.

ИСТОРИЯ / ВАЛЕЕВ Р.М., ВАЛЕЕВА Р.З., ВАСИЛЮК О.Д., МАРТЫНОВ Д.Е., МУХАМЕТЗЯНОВ Р.Р., ХАЙРУТДИНОВ Д.Р. / УДК 930

монографии, посвященнои истории отечественного востоковедения, - подготовленное всеи историеи изучения Востока в России, закономерно связывается с именем выдающегося ученого, педагога и организатора академика В.Р. Розена, воспитанника ФВЯ и его декана с 1893 по 1902 г.»17. А.Е. Крымскии также оценил по достоинству заслуги своего маститого собрата. В посвященнои В.Р. Розену статье, написаннои для «Энциклопедического словаря Гранат», он писал: «В истории развития русского востоковедения 2-и полов. XIX в Р[озену], как организатору и учителю молодых (впоследствии крупных) ученых, принадлежит значительная роль»18. «В Зап. Европе,- продолжал А.Е. Крымскии, - он особенно известен участием в издании стареишего арабского исто-рич. свода Табария19 (серии III. Т. 3, Леид. 18831884), эрудитным описанием на франц. яз. богатого собрания арабских и персидских рукопи-сеи мин. иностр. дел (1877-1891) и тесным научным общением со всеми выдающимися представителями европ. востоковедения»20.

17 История отечественного востоковедения с середины XIX века до 1917 года. С. 16. См. также публикации, посвященные наследию и памяти академика В.Р. Розена: Ал-Музаффариия. Сборник статеи учеников профессора барона Виктора Романовича Розена ко дню двадцатипятилетия его первои лекции 13-го ноября 1872-1897. СПб., 1897; Веселовскии Н. 30 лет ученои деятельности барона В.Р. Розена // Журнал Министерства народного просвещения. 1902. Ч. 344. С. 157-161; Памяти барона Виктора Романовича Розена. Сообщения, читанные в заседании отделения 20 ноября 1908 г., и список трудов барона В.Р. Розена // Записки Восточного отделения Русского археологического общества. 1909. Т. XVIII. С. 1-48; Памяти академика В.Р. Розена. Статьи и материалы к сорокалетию со дня его смерти (1908-1948). под ред. И.Ю. Крачковского. М.-Л., 1947.

18 Энциклопедическии словарь Товарищества бр. А. и И. Гранат: в 57 т. Т. 36, ч. III: Род - Россия. М., 1916. С. 129.

19 Ибн Джарир ат-Табари (839-923), известныи как «отец му-сульманскои историографии», автор монументального труда «Тарих ар-русул ва-л-мулук» («История пророков и цареи»).

20 Энциклопедическии словарь. С. 128.

Первое письмо академику В.Р. Розену А.Е. Крымскии написал 4 октября 1898 г., последнее - 3 января 1906 г. Они были отправлены из Москвы, родного города Звенигородки и Ставрополя. Три сохранившихся письма В.Р. Розена

A.Е. Крымскому были написаны в 1903, 1904 и 1907 гг. Переписка прекратилась со смертью

B.Р. Розена 10 (23) января 1908 г.

В октябре 1898 г., во втором письме В.Р. Розену, А.Е. Крымскии писал: «Кроме программы мое внимание было остановлено несколькими Вашими словами о моеи работе "Очерк развития суфизма"21, которые еще раз заставили меня глубоко пожалеть о том, что мне не пришлось поучиться под Вашим руководством. Ваши слова - первая критика, которую я услышал: в течение девяти лет, которые я занимаюсь Востоком, я ни от кого из наших востоковедов никогда не мог наити никакои помощи, кроме филологическои, и все (т.е. и методы, и источники, и пособия) должен был открывать самостоятельно»22.

В.Р. Розен не был непосредственным наставником А.Е. Крымского, но его младшии коллега многое у него перенял, тем самым пополнив когорту учеников и последователеи В.Р. Розена, которые, по оценке И.Ю. Крачковско-го, «могли продолжить и расширить его работу не только в научнои области, но и в сфере организации и руководства в широком масштабе»23. Свои научно-организаторские навыки А.Е. Крымскии применил на посту непременного

21 Крымскии А.Е. Очерк развития суфизма до конца III века Гижры. М., 1895.

22 Санкт-Петербургскии филиал Архива Россиискои академии наук (СПб АРАН). Ф. 777. Оп. 2. Д. 228 [Письма А.Е. Крымского - В.Р. Розену]. л. 3-4.

23 Памяти академика В.Р. Розена. Статьи и материалы к сорокалетию со дня его смерти. С. 7.

INTERNATIONAL SCIENCE JOURNAL / МЕЖДУНАРОДНЫЙ НАУЧНЫЙ ЖУРНАЛ

секретаря Украинскои академии наук (19181928 гг.).

В 1899 г. А.Е. Крымскии в письме, адресованном В.Ф. Миллеру24, сообщая о своеи работе над диссертациеи, писал: «Чувствую себя при этои работе прекрасно, а симпатичные письма бар[она] Розена содеиствуют бодрости духа. Я не перестаю сознавать, что в научном отношении для меня было в высшеи степени полезно знакомство с петербургскими ориенталистами вообще, а с бар[оном] Розеном в особенности»25.

В дальнеишем А.Е. Крымскии неоднократно возвращался к оценке личности и наследия В.Р. Розена. Наиболее рельефное отражение это получило в его письмах академику И.Ю. Крач-ковскому, написанных в киевскии период его жизни. В письме от 1934 г., написанном А.Е. Крымским в связи с кончинои академика Н.Я. Марра26, читаем: «И ... уже не стало многих представителеи русского востоковедения. Гибнет оно. Теперь - умер Марр. Скоро не останется ни одного из тои славнои группы учеников бар. Розена»27.

В 1935 г., после ознакомления с некрологом на смерть В.В. Бартольда, написанным И.Ю. Крачковским, сравнивая В.В. Бартольда с В.Р. Розеном, А.Е. Крымскии писал: «Характеризован у Вас Бартольд очень рельефно, причем некролог не обращен в панегирик. ... Однои лишь черты Вы не уловили или, быть может, постес-

24 Всеволод Федорович Миллер (1848-1913) - россиискии фольклорист, этнограф, языковед и археолог. Известен как один из организаторов востоковедческого образования в России.

25Кримськии А.Ю. Твори в п'яти томах. Т. 5. Кн. 1. С. 337.

26 Николаи Яковлевич Марр (1864-1934) - известный рос-сиискии востоковед, кавказовед, этнограф и археолог.

27 Переписка академиков А.Е. Крымского и И.Ю. Крачков-

ского. С. 212-213.

нялись уловить. У Бартольда совсем не было того своиства, которое присуще было незабвенному бар. Розену ... умение любовно обращаться с учениками, создавать учеников-товарищеи, формировать, так сказать, "научную семью"»28.

Не менее значима для истории отечественного востоковедения переписка А.Е. Крымского и В.В. Бартольда, которую они вели на протяжении многих лет и которая отражала их личное восприятие событии профессиональ-нои и общественнои жизни, благодаря чему мы можем уяснить их скрытую подоплеку.

А.Е. Крымскии и В.В. Бартольд были людьми одного поколения, оба исповедовали сходные общественные и научные идеалы, но выросли в разных социокультурных условиях. Оба получили блестящее образование и стали звездами россиискои ориенталистики. Оба были востоковедами широкого профиля, признанными специалистами в области арабо-мусульманскои цивилизации. Оба были избраны академиками (В.В. Бартольд в 1913 г. в РАН, А.Е. Крымскии, как ранее указывалось, в 1918 г. в УАН).

В фондах Института рукописи Националь-нои библиотеки Украины им. В.И. Вернадского хранится 9 писем В.В. Бартольда, адресованных А.Е. Крымскому, а в фондах Санкт-Петербургского архива РАН - 7 ответных писем А.Е. Крымского. Они охватывают временнои промежуток с 1908 по 1928 г., подразделяясь на два периода - до-революционныи и советскии.

Переписка открывается письмом В.В. Бар-тольда от 12 декабря 1908 г29., в котором уче-

28 Там же. С. 219-220.

29 Институт рукописи Национальнои библиотеки Украины им. В.И. Вернадского (далее - ИР НБУВ). Ф. I., Д. 22664. л. 1-1 об.

ИСТОРИЯ / ВАЛЕЕВ Р.М., ВАЛЕЕВА Р.З., ВАСИЛЮК О.Д., МАРТЫНОВ Д.Е., МУХАМЕТЗЯНОВ Р.Р., ХАЙРУТДИНОВ Д.Р. / УДК 930

ныи делится своими впечатлениями после прочтения полученного от А.Е. Крымского экземпляра нового издания его работы «История Персии, ее литературы и дервишескои теософии»30.

В следующем письме В.В. Бартольда, от 11 февраля 1909 г., не только содержится продолжение обсуждения «Истории Персии», но и затрагивается более широкая тема, связанная с состоянием отечественнои востоковеднои науки и образования в начале XX в. «Что касается Ваших книг, - пишет В.В. Бартольд, - то я объясняю многие из их недостатков, помимо тех условии, в которых Вам приходится работать, и других причин, еще состоянием нашеи науки. Я вполне признаю, что в этом отношении существует своего рода йгси1^ vitiosus (порочныи круг. - Авт.): для сколько-нибудь отчетливого представления [о] деталях необходимы, особенно для студентов, общие курсы политическои истории, между тем, пока не исследованы детали, невозможно сколько-нибудь ясное представление о целом и внесение при-чиннои связи событии ... Вы пишете, что вследствие излагаемых Вами причин Ваши работы "будут появляться лишь в минимально сносном виде", а не в том, в каком бы Вы хотели их видеть. Мне кажется, что не только Вы, но и никто другои не в состоянии написать теперь в два-три года (Ваши книги, если не ошибаюсь, пишутся гораздо быстрее) сколько-нибудь сносную книгу под заглавием: "История Персии, ее литературы и дервишескои теософии". Для этого требуется труд целои жизни; о более высоких ступенях совершенства не приходится и мечтать»31.

30 Первое издание: Крымскии А.Е. История Персии, ее литературы и дервишескои теософии. Т. 1. Вып. I. М., 1901.

31 ИР НБУВ. Ф. I. Д. 22665. л. 1-1 об.

В дальнеишем, в небольшом письме от 12 октября 1913 г., А.Е. Крымскии сердечно поздравил В.В. Бартольда с его избранием академиком РАН: «Сегодня прочитал в газете о Вашем избрании в Академию - и от души Вас поздравляю, или вернее - поздравляю Академию с приобретением такои крупнои научнои силы». И далее делает приписку: «Пользуюсь случаем напомнить Вам, Вы прежде имели по отношению ко мне очень приятную для меня привычку - присылать оттиски всех работ. В последнее время я от Вас ничего не получал... Буду благодарен, если Вы меня вновь поместите в список тех, кому рассылаете оттиски и труды»32.

Особенно информативнои и актуальнои для нашего времени является дошедшая до нас корреспонденция, датируемая 1922 г. Это два письма В.В. Бартольда - от 6 августа и 1 сентября и письмо А.Е. Крымского от 19 августа, значительные по объему и охватывающие многие актуальные научные и общественные вопросы.

Прежде всего в этом блоке мы находим много примечательных сведении о перипетиях в востоковеднои науке послереволюционнои поры. Так, В.В. Бартольд информирует А.Е. Крымского о кончине ряда коллег: «Об условиях нашеи здешнеи жизни Вы, вероятно, осведомлены, знаете и о наших последних потерях: смерти молодого арабиста И.П. Кузьмина, в котором мы надеялись получить первого русского специалиста по арабскои философии, и почти одновременнои смерти тюрколога и османиста В.Д. Смирнова (1846-1922) и его молодого ученика П.А. Фалева (1888-1922). На некоторое время - надеюсь, ненадолго -против своеи воли пришлось выбыть из нашеи 32 СПб АРАН. Ф. 68. Оп. 2. Д. 128. л. 2.

INTERNATIONAL SCIENCE JOURNAL / МЕЖДУНАРОДНЫЙ НАУЧНЫЙ ЖУРНАЛ

среды И.Ю. Крачковскому»33. Потрясенный А.Е. Крымский пишет в ответ: «Я с жадностью прочитал Ваши сообщения о жизни петербургских ориенталистов. Смерть Кузьмина, Фалева, Смирнова - все это для меня новость, грустная, жгуче скорбная новость. Жив ли Коковцев? Мне известно было лишь, что скончались Жуков-скии, Залеман, Тураев, Медников. Нет ли еще жертв смерти? Ужас охватывает при виде этого синодика»34. Получив письмо В.В. Бартольда, А.Е. Крымскии не сразу осознал, что случилось с И.Ю. Крачковским. Он спрашивает В.В. Бартольда: «Вы пишете: "Пришлось выбыть из нашеи среды, против своеи воли, И.Ю. Крач-ковскому". Что это значит? Где же он?», и в конце письма снова добавляет: «Хотел бы переслать через Вас привет Крачковскому, но из Вашего письма выходит, что его нет в Петербурге. Повторяю свою просьбу, сообщите мне, что сталось с ним»35. Пояснения В.В. Бартольда последовали в следующем письме: «Я думал, что Вы поимете "описательное" выражение о Крачков-ском; теперь Вам и из наших газет, если они доходят до Вас, известно о многочисленных арестах среди ученых; Кр[ачковскии] оказался в числе их, хотя, насколько нам известно, всегда был очень далек от политики. До сих пор он не освобожден; в чем его обвиняют и что с ним намерены делать, пока достоверно не известно»36.

33 ИР НБУВ. Ф. I. Д. 22666. л. 2-2 об.

34 СПб АРАН. Ф. 68. Оп. 2. Д. 128. л. 9.

35 СПб АРАН. Ф. 68. Оп. 2. Д. 128. л. 9-10.

36 ИР НБУВ, ф. I, д. 22667. Л. 3. В июле 1922 г. ГПУ арестовало И.Ю. Крачковского, ему было предъявлено вымышленное обвинение в шпионаже в пользу Финляндии. Он был освобожден в январе 1922 г. только в результате хода-таиств Академии наук и коллег.

Комплексное изучение истории и культуры семитских народов на рубеже XIX - начала XX в. в Европе и России стало одним из ключевых направлении классического востоковедения. Семитология как важныи раздел сравнительного языкознания и ведущее направление ориенталистики сформировалась как комплексная историко-филологическая и историко-культурологическая наука и получила статус академическои и университетскои дисциплины.

В конце XVIII - начале XX в. в Европе и России углубляются языковедческие, исторические, источниковедческие, культурологические основы отдельных дисциплин семитологии - библеистики, арабистики, гебраистики, ассириологии, эфиопистики и других направлении комплексных исследовании древнего и современного семитского географического и историко-культурного пространства Перед-неи Азии и Африки. Достаточно вспомнить имена таких европеиских ученых-семитологов, как К. Броккельман (1868-1956), Ю. Велльгау-зен (1844-1918), В. Гезениус (1786-1842), И. Гольдциер (1850-1921), И.Готфрид (17441803), К. Ф. А. Дильман (1823-1894), Э. М. Катрмер (1782-1857), Р. Киттель (18531929), Т. Нельдеке (1836 - 1930), М. Лидзбар-скии (1868 - 1928), Ж. Э. Ренан (1823-1892), А. И. Сильвестр де Саси (1758 - 1838), Б. Штаде (1848-1906) , И. Г. Эихорн (1752-1827) и др. Их опубликованное наследие вызывало науч-ныи интерес отечественных ученых ведущих академических и университетских центров востоковедения, в том числе представителеи россиискои комплекснои семитологическои историко-филологическои и культурологиче-скои дисциплины.

В 1900 г. А.Е. Крымскии в своеи энцикло-педическои статье «Семитские языки» (Словарь

ИСТОРИЯ / ВАЛЕЕВ Р.М., ВАЛЕЕВА Р.З., ВАСИЛЮК О.Д., МАРТЫНОВ Д.Е., МУХАМЕТЗЯНОВ Р.Р., ХАЙРУТДИНОВ Д.Р. / УДК 930

Брокгауза и Ефрона) отмечал, что данное понятие «введено Эихгорном ... на основании 10-И гл. Бытия и сделалось общепринятым»37. Основным источником для автора статьи стало второе издание пятитомного труда немецкого теолога и ориенталиста Иоганна Готфрида Эи-хорна (1752-1827) «Einleitung in das Alte Testament» («Введение в Ветхии Завет», 1787 г.).

К этому периоду в России наметился важ-ньш исследовательскии рубеж в развитии научной семитологии, ее академических и университетских направлении и становлении специальных университетских курсов в области арабистики, гебраистики, эфиопистики, египтологии, ассириологии и в целом изучении истории и культуры древних и современных семитоязычных народов Переднеи Азии. Связанные с семитоло-гиеи институциональные и исследовательские процессы рубежа XIX - XX вв. нашли отражение в биографиях и наследии многих отечественных востоковедов, среди которых заслуживают упоминания такие отечественные академические ученые, как А.В. Болдырев (1780-1842), Х.Д. Френ (1782-1851), Г.П. Павскии (1787-1863), А.С. Фир-кович (1786-1874), Б.А. Дорн (1805-1881), К.А. Коссович (1815-1883), В.Ф. Гиргас (1835-1887), В.Р. Розен (1849-1908), Д.А. Хвольсон (18191911), А.Я. Гаркави (1835-1919), М.В. Никольскии (1848-1917), Н.А. Медников (1855-1918), Б.А. Ту-раев (1868-1920), П.К. Коковцов (1861-1942), А.Я. Борисов (1903 - 1942), А.Е. Крымскии (18711942), В.С. Голенищев (1856-1947) и др38.

37 Крымскии А.Е. Семитские языки // Энциклопедическии словарь. Издатели Ф. А. Брокгауз и Ф. И. Ефрон. Т. 29. Сахар - Семь мудрецов. СПб., 1900. С. 461.

38 См.: История отечественного востоковедения с середи-

ны XIX до 1917 года. М., 1997; Белова А.Г. Семитское язы-

кознание в России (XIX - XX вв.) // Восток. 2003. № 3. С. 2335; Она же. Семитское языкознание в России (XIX - XX

вв.) // Восток. 2004. № 3. С. 40-52; Шифман И.Ш. Основные этапы развития семитологии в России до 1917 г. подг. к изд., введ. и прим. А. Г. Грушевого // Письменные памятники Востока. 2007. № 1(6). С.246- 265.

Еще в 1860-х гг. наряду с семитским языкознанием «история семитических народов» становится перспективным университетским предметом в рамках исторических курсов факультета восточных языков (ФВЯ) Санкт-Петербургского университета. В 1868 г. в связи с планируемои научнои командировкои востоковеда и гебраиста А.Я. Гаркави в Западную Европу обозначилась университетская традиция: «Заняться именно теми предметами, для изучения которых отечество наше представляет наименее пособии - древностями египетскими, финикиискими, вавилонскими, ассириискими»39.

К началу XX в. россииская университетская семитология имела не только ярко выраженную филологическую направленность, но также комплексныи характер, что свидетельствовало об очевидном прогрессе специализации этои научнои дисциплины. Семитская история и культура обретали свои академическии и университетскии статус в Академии наук, университетах и научных обществах (например, в Православном палестинском обществе). Семитская культура стала предметом университетского преподавания на ФВЯ Санкт-Петербургского университета и в Лазаревском институте восточных языков. Показателем роста значимости семитологии стало приглашение в 1855 г. на кафедру евреискои, сириискои и халдеискои словесности ФВЯ профессора Д.А. Xвольсона. В 1907-1917 гг. свою роль в развитии семитологии сыграло «евреиско-арабско-сирииское отделение» (разряд) Восточного факультета Санкт-Петербургского университета.

В первые десятилетия XX в. А.Е. Крымскии читал общесемитологические курсы на специальных курсах Лазаревского института восточных языков и издавал соответствующие учебные

39 Бартольд В.В. Обзор деятельности факультета восточных языков // Сочинения. Работы по истории востокове-

INTERNATIONAL SCIENCE JOURNAL / МЕЖДУНАРОДНЫЙ НАУЧНЫЙ ЖУРНАЛ

пособия. Среди них выделим «Лекции по истории семитских языков, читанные в 1901-1902 акад. году», «Семитские языки вообще и араб-скии язык доклассическии» (М., 1902), «Лекции по истории семитских языков, читанные в 1901 -1902 акад. году. Классическии арабскии язык. С прилож. перевода двух глав из ибн-Акыля» (М., 1903) и особенно «Семитские языки и народы. Т. Нельдеке в обработке А. Крымского (С участием П.К. Коковцова). Ч. 1.» (М., 1903).

В истории отечественнои ориенталистики и семитологии научное и эпистолярное наследие семитолога-энциклопедиста П.К. Ко-ковцова40 и востоковеда широкого профиля А.Е. Крымского занимают видное место.

«Уникум» и «семитолог-энциклопедист» П. К. Коковцов в оценке И. Ю. Крачковского: «...Стареишии по избранию член Академии наук СССР, стареишии представитель славного поколения учеников Виктора Романовича Розе-на, которое яркими именами Ольденбурга, Мар-ра, Бартольда вписало блестящую страницу в историю нашеи науки»41.

40 Коковцов П.К. Коковцов Павел Константинович // Материалы для биографического словаря действительных членов императорскои Академии Наук. Ч. 1. Пг. 1915. С. 326; Пигулевская Н.В. Памяти акад. П. К. Коковцова // Вестник Академии наук СССР. 1942. № 4. С. 103 - 107; она же. Академик Павел Константинович и его школа // Вестник Ленинградского университета. 1947. № 5. - С.106-118; Крачковскии И.Ю. П.К. Коковцов (1861-1942) в истории русского востоковедения // Неизвестные страницы отечественного востоковедения. Вып. III. М., 2008. С. 19-31 (Впервые данная статья была опубликована в Известиях Академии наук СССР. Отд. лит. и языка. 1944. Т. III. Вып. 6); Избранные письма А.Я. Борисова П.К. Коковцову. Из переписки выдающихся русских семитологов // предисловие и публикация И. С. Смеловои, Е.О. Шухман // Труды Архива востоковедов Института восточных рукописеи РАН. Вып. 1. Труды востоковедов в годы блокады Ленинграда (1941-1944). М., 2011. С. 33-69; Орбели Р.Р. Письма В. В. Стасова к П. К. Коковцову // Вопросы филологии и истории стран советского и зарубежного Востока. М., 1961. С. 199-207 и др.

41 Крачковскии И. Ю. П. К. Коковцов (1861 - 1942) в истории русского востоковедения // Избранные сочинения. Т. V. М.-Л., 1957. С. 416.

В эпистолярном наследии этих двух выдающихся представителей отечественного востоковедения нашли отражение их научные интересы, творческие планы и активное обсуждение увидевших свет работ, что дает представление о состоянии россиискои семитологии начала ХХ столетия. Одним из направлении их деятельности стали перевод на русскии язык и публикация исследовании известных европеиских семитологов. В частности, в 1902 г. была опубликована под редакциеи и с дополнениями профессора П. К. Коковцова работа по истории сириискои литературы известного англииского ориенталиста В. Раита42.

В Санкт-Петербургском филиале архива РАН (далее - СПбФ АРАН) и Институте рукописи Научнои библиотеки Национальнои Академии наук Украины в Киеве были обнаружены письма-автографы А.Е. Крымского и П.К. Коковцова, относящиеся к периоду 1901-1932 гг. Всего в Санкт-Петербургском филиале архива РАН43 сохранились 9 писем профессора Лазаревского института восточных языков (ЛИВЯ) и академика Украинскои академии наук А.Е. Крымского, адресованных профессору восточного факультета Санкт-Петербургского университета П.К. Коковцову. Семь писем дореволюционного периода (1901-1909 гг.) были отправлены из Москвы, Звенигородки (Киевская губерния) и села Болшево (Московская губер-

42 Раит В. Краткии очерк истории сириискои литературы. Пер.с англ. К. А. Тураевои, под ред. и с доп. Проф. П. К. Коковцова. СПб., 1902. «Краткая история сириискои литературы» В. Раита была написана как энциклопедическая статья для Энциклопедии «Британика» (Encyclopaedia Britannica). В 1894 г. она была переиздана и стала учебным пособием для студентов. Вильям Раит (1830-1889) -автор популярнои грамматики арабского языка (1859, 1875 гг.), профессор арабского языка в Лондонском университетском колледже (1855-1856 гг.), в колледже Свя-тои Троицы в Дублине (1856-1861 гг.) и в Кембриджском университете (1870-1889 гг.).

43 Санкт-Петербургскии филиал архива РАН. Ф. 779, оп.2, д.

230.

ИСТОРИЯ / ВАЛЕЕВ Р.М., ВАЛЕЕВА Р.З., ВАСИЛЮК О.Д., МАРТЫНОВ Д.Е., МУХАМЕТЗЯНОВ Р.Р., ХАЙРУТДИНОВ Д.Р. / УДК 930

ния). Два письма советского периода датированы (30 июля и 16 августа 1932 г.) и посланы академику П. К. Коковцову из Звенигородки Киевской области Украинскои ССР.

В фондах ИР НБ НАН Украины хранятся два дореволюционных письма П.К. Коковцова экстраординарному профессору арабскои словесности ЛИВЯ А. Е. Крымскому (от 15 марта 1901 г. и 10 февраля 1909 г.). В дальнеишем они будут опубликованы с соответствующими комментариями.

Не менее значима для истории отече-ственнои востоковеднои науки переписка А.Е. Крымского с видным иранистом и тюркологом В.Ф. Минорским, которьш был его учеником в Лазаревском институте восточных языков. До учебы в Лазаревском институте восточных языков, которыи он окончил в 1903 г., В.Ф. Ми-норскии прошел курс обучения на юридическом факультете Московского университета (окончил в 1900 г.). С 1904 г. он трудился на дипломатическом поприще на Ближнем Востоке. Карьеру дипломата В.Ф. Минорскии начал в Иране (1904-1907 гг.), с 1911 г. работал в составе смешаннои англо-русско-турецко-персидскои комиссии по демаркации турецко-иранскои границы, а в 1916 г. был назначен советником россииского посольства в Тегеране. После 1917 г. В.Ф. Минорскии жил и работал за границеи. В 1919 г. он переехал из Ирана во Францию, где с 1923 г. читал курсы лекции по персидскои литературе в Национальнои школе живых восточных языков в Париже, позднее -по истории ислама и Турции в различных учебных центрах Франции. В 1932 г., переехав в Англию, В.Ф. Минорскии начал преподавать фарси и читать лекции по литературе и истории Ирана в Школе восточных исследовании Лондонского университета44. Он известен как автор 44 School of Oriental and African Studies, University of London.

работ по истории, языку, литературе, духовнои культуре и географии народов Ближнего и Среднего Востока, пользовавшихся широкои известностью в академических кругах. По выходе на пенсию в 1944 г. В.Ф. Минорскии избрал местом постоянного жительства Кембридж, которыи покидал для чтения лекции (в 19481949 гг. читал курсы лекции в Каирском университете). Его заслуги перед наукои получили мировое признание. В.Ф. Минорскии был деи-ствительным членом Британскои и Француз-скои академии наук, почетным членом и членом-корреспондентом ряда европеиских научных обществ, доктором Брюссельского и Кембриджского университетов, профессором Лондонского университета, в 1962 г. был награжден золотои медалью британского Королевского Азиатского общества. В год кончины В.Ф. Минорскии принял участие в XXV конгрессе востоковедов в Москве45.

А.Е. Крымскии всегда живо интересовался судьбои и научными изысканиями своего выдающегося ученика и наладил с ним переписку после переезда в 1918 г. в Киев. В личном фонде В.Ф. Минорского в Архиве востоковедов Института восточных рукописеи РАН в Санкт-Петербурге находятся послания А.Е. Крымского В.Ф. Минорскому, всего 8 писем и 1 открытка46. Эпистолярии В.Ф. Минорского к А.Е. Крымскому хранится в киевском Институте рукописи Национальнои библиотеки Украины

45 В.Ф. Минорскии похоронен на Новодевичьем кладбище в Москве.

46 Архив востоковедов Института восточных рукописеи РАН в Санкт-Петербурге. Ф. 134. Оп. 3. Д. 640. Фонд В.Ф. Минорского. Эти документы занимают 22 листа и представляют собои автографы и машинописные материалы. Послания А.Е. Крымского В.Ф. Минорскому были отправлены из Москвы, Трапезунда, Звенигородки и Xарькова и датируются 4 июня 1910 г. (л. 6-7 об.), 10 октября 1916 г. (л. 8-11), 13 августа 1917 г. (л. 1-2 об.), 20 октября 1917 г. (л. 3-4, открытка), 21 октября 1917 г. (л. 5), 20 января 1925 г. (л. 12-14 об.), дата получения от 4 апреля 1925 г. (л. 15-16), 22 августа 1925 г. (л. 17-18 об.) и 23 октября 1925 г. (л. 19-21об.).

VOL.1 №4 2019

ISSN: 2686-9675

INTERNATIONAL SCIENCE JOURNAL / МЕЖДУНАРОДНЫЙ НАУЧНЫЙ ЖУРНАЛ

им. В.И. Вернадского47. Он включает 23 послания, написанных в период с 4 января 1904 г. до 21 апреля 1911 г. и отправленных из Москвы, Санкт-Петербурга, Тегерана, Тебриза и Баку.

Являясь оригинальными автографами А.Е. Крымского и В.Ф. Минорского, эти письма включают содержательные характеристики арабистических, иранистических и тюркологических исследовании в России в первои четверти XX в., в них отражены исследовательские позиции, политические взгляды двух неординарных мыслителеи и их эмоционально-психо-логическии настрои.

Переписка этих маститых ученых, до настоящего времени не введенная в научныи оборот, является объектом исследования в рамках проекта, цель которого - изучение, систематизация и подготовка к публикации неизвестного эпистолярного наследия отечественных востоковедов, творивших на рубеже XIX - XX столетии, и конкретно исследовательская работа с перепискои А.Е. Крымского с В.Р. Розеном, Ф.Е. Коршем, В.А. Жуковским, С.Ф. Ольденбургом, В.В. Бартольдом, Н.А. Меднико-вым, П.К. Коковцовым и В.Ф. Минорским.

В целом «востоковедная составляющая» эпистолярного наследия А.Е. Крымского представляет несомненныи интерес для современников по следующим причинам. Его письма и ответные письма ученых - автографы круп-неиших россииских востоковедов конца XIX в. -начала XX в. Эта переписка содержит материалы, дающие представление об их научнои и об-щественнои позиции, и позволяет оценить масштаб их личностеи. И наконец, в них мы находим уникальные оценки того непростого времени, а также состояния россииского востоковедения в целом, и арабистики, иранистики, тюркологии в частности.

47 ИР НБУВ. Ф. 36. Д. 377-399 [Письма В.Ф. Минорского -А.Е. Крымскому].

СПИСОК ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ

1. Ал-Музаффариия. Сборник статеи учеников профессора барона Виктора Романовича Розена ко дню двадцатипятилетия его первои лекции 13-го ноября 18721897. СПб., 1897.

2. Андреева Ю. «Идея университета» в России (XVIII - начало XX в.) // «Быть русским по духу и европеицем по образованию»: Университеты Россиискои империи в образовательном пространстве Цен-тральнои и Восточнои Европы. XVIII -начало XX в. М., 2009.

3. Архив востоковедов Института восточных рукописеи РАН в Санкт-Петербурге. Ф. 134. Оп. 3. Д. 640. Фонд В.Ф. Минорского.

4. Базиянц А.П. Лазаревскии институт в истории отечественного востоковедения. М., 1973.

5. Бартольд В.В. История изучения Востока в Европе и России. 2-е изд. Л., 1925.

6. Бердяев Н. Судьба России. М., 1990.

7. Веселовскии Н. 30 лет ученои деятельности барона В.Р. Розена // Журнал Министерства народного просвещения. 1902. Ч. 344.

8. Гурницкии К.И. Агафангел Ефимович Крымскии. М., 1980.

9. Данциг Б.М. Русские путешественники на Ближнем Востоке. М., 1965.

10. Данциг Б.М. Изучение Ближнего Востока в России (XIX - начало XX в.). М., 1968.

11. Данциг Б.М. Ближнии Восток в русскои науке и литературе. Дооктябрьскии период. М., 1973.

12. Доклады АН СССР. 1929. № 12.

13. Долинина А.А. Невольник долга. СПб., 1994.

14. Ешстолярна спадщина Агатангела Кри-мського. Т. 1 (1890-1941 рр.); Т. 2 (19181941 рр.). Ки'в, 2005.

15. Записки П.А. Столыпина по «мусульманскому вопросу»» 1911 г. Предисловие, примечания и комментарии Д.Ю. Арапова // Восток. 2003. № 2.

ИСТОРИЯ / ВАЛЕЕВ Р.М., ВАЛЕЕВА Р.З., ВАСИЛЮК О.Д., МАРТЫНОВ Д.Е., МУХАМЕТЗЯНОВ Р.Р., ХАЙРУТДИНОВ Д.Р. / УДК 930

16. Институт рукописи Национальном библиотеки Украины им. В.И. Вернадского (ИР НБУВ). Ф. I. Д. 22664-22667 [Письма В.В. Бартольда - А.Е. Крымскому].

17. ИР НБУВ. Ф. 36. Д. 377-399 [Письма В.Ф. Минорского - А.Е. Крымскому].

18. История отечественного востоковедения до середины XIX века. М., 1990.

19. История отечественного востоковедения с середины XIX века до 1917 года. М., 1997.

20. История университетского образования в России и международные традиции просвещения. Т. 2. СПб., 2005.

21. Кононов А.Н. Биобиблиографическии словарь отечественных тюркологов. Дооктябрьски период. М., 1974.

22. Крачковскии И.Ю. Очерки по истории рус-скои арабистики // Крачковскии И.Ю. Избранные сочинения. Т. V. М.-Л., 1958.

23. КримськиЁ А.Ю. Твори в п'яти томах. Т. 5, кн. 1. Листи (1890-1917); кн. 2. Листи з ари та Лiвану (1896-1898). Кит, 1973.

24. Крымскии А.Е. Очерк развития суфизма до конца III века Гижры. М., 1895.

25. Крымскии А.Е. История Персии, ее литературы и дервишескои теософии. Т. 1. Вып. I. М., 1901.

26. Крымскии А.Е. Письма из Ливана (18961898). М., 1975.

27. Кузнецова Н.А. Востоковеды-лазаревцы на рубеже двух веков по их письмам // Формирование гуманистических традиции отечественного востоковедения (до 1917 года). М., 1984.

28. Памяти академика В.Р. Розена. Статьи и материалы к сорокалетию со дня его смерти (1908-1948). под ред. И.Ю. Крач-ковского. М.-Л., 1947.

29. Памяти барона Виктора Романовича Розе-на. Сообщения, читанные в заседании отделения 20 ноября 1908 г., и список трудов барона В.Р. Розена // Записки Восточ-

ного отделения Русского археологического общества. 1909. Т. XVIII.

30. Переписка академиков А.Е. Крымского и И.Ю. Крачковского 1920-1930-х годов. Публ. И.М. Смилянской // Неизвестные страницы отечественного востоковедения. М., 1997.

31. Письма А.Е. Крымского И.Ю. Крачковско-му. Публ. и прим. А.Г. Недвецкого и И.М. Смилянскои // Восток. 1993. № 1.

32. Санкт-Петербургскии филиал Архива Россиискои академии наук (СПб АРАН). Ф. 777. Оп. 2. Д. 228 [Письма А.Е. Крымского - В.Р. Розену].

33. СПб АРАН. Ф. 68. Оп. 2. Д. 128 [Письма А.Е. Крымского - В.В. Бартольду].

34. Смилянская И.М. Очерк востоковеднои деятельности А.Е. Крымского // Крымскии А.Е. Письма из Ливана (1896-1898). М., 1975.

35. Соловьев В. Русская идея. М., 1911.

36. Франко И. Рец. на кн.: Крымскии А. Пальмовые ветви / / Франко И. Сочинения. Т. IX. М., 1959.

37. Энциклопедическии словарь Товарищества бр. А. и И. Гранат. В 57 т. Т. 36, 4.III: Род - Россия. М.: 1916.

INFORMATION ABOUT AUTHORS:

Valeev R.M.: Kazan (Volga) Federal University", Kazan, Russian Federation, e-mail: [email protected]

Valeeva R.Z.: Kazan Innovation University, Kazan, Russian Federation

Vasilyuk O.D.: Institute of Oriental Studies named after A.E. Crimean National Academy of Sciences of Ukraine, Ukraine, Kiev, st. Grushevskogo 4 Martynov D.E.: Kazan (Volga) Federal University, Kazan, Russian Federation Mukhametzyanov R.R.: Kazan (Volga) Federal University, Kazan, Russian Federation Khayrutdinov D.R.: Kazan Innovation University, Kazan, Russian Federation

Принята к публикации: 10.12. 2019 г. Submission Date: 2019.12.10

INTERNATIONAL SCIENCE JOURNAL / МЕЖДУНАРОДНЫЙ НАУЧНЫЙ ЖУРНАЛ

ДИНАСТИЧЕСКИЙ ЦИКЛ В ИСТОРИИ КИТАЯ И ТАЙПИНСКОЕ ВОССТАНИЕ DYNASTIC CYCLE IN THE HISTORY OF CHINA AND TAIPING REBELLION

Мартынов Дмитрий Евгеньевич, д.и.н., профессор Российская Федерация, г. Казань, ИМО КФУ

Мартынова Юлия Александровна, к.и.н., доцент Российская Федерация, г. Казань, ИМО КФУ [email protected]

АННОТАЦИЯ

Статья посвящена рассмотрению теорий китайского династического цикла. Будучи сформирована в Древнем Китае эпохи Хань, теория эмпирически подтверждается событиями китайской истории и была отрефлексирована западной синологией. В России разработкой проблем династического цикла занимались С.А. Нефедов (Екатеринбург) и О.Е. Непомнин (Москва), при этом предложенная ими типология отличалась. Попытка осмысления событий Тайпинского восстания в этом контексте позволяет по-новому посмотреть на его роль в структуре Цинского династического цикла, а также оценить причины поражения восстания.

Ключевые слова и фразы: историография, эпоха Цин, хронология, династический цикл, Тайпинское восстание.

Для цитирования: Мартынов Д.Е., Мартынова Ю.А. Династический цикл в истории Китая и Тайпинское восстание. Современные востоковедческие исследования. 2019; 1(4): 62-84

ABSTRACT

The article is devoted to the consideration of theories of the Chinese dynastic cycle. Being formed in Ancient China of the Han era, the theory is empirically confirmed by the events of Chinese history and has been reflexed by Western sinology. In Russia, the development of problems of the dynastic cycle involved S.A. Nefedov (Yekaterinburg) and O.E. Nepomnin (Moscow), while the typology they proposed was different. An attempt to comprehend the events of the Taiping uprising in this context allows us to take a fresh look at its role in the structure of the Qing dynastic cycle, as well as evaluate the causes of the defeat of the uprising.

Key words and phrases: historiography, Qing era, chronology, dynastic cycle, Taiping rebellion.

For citation: Martynov D.E., Martynova Y.A. Dynastic cycle in the history of China and Taiping rebellion. Modern oriental studies. 2019; 1(4): 62-84

ИСТОРИЯ / МАРТЫНОВ Д.Е., МАРТЫНОВА Ю.А. / [email protected] / УДК 93/99

ВВЕДЕНИЕ

Xарактерной особенностью функционирования социально-экономических институтов Китая является их циклическии характер, что было рано подмечено европеискими исследователями. В результате новеиших исследовании в области социально-экономических отношении древнего и имперского Китая выяснилось, что циклическии характер всего исторического цикла в Китае определяется рядом объективных факторов, прежде всего - социально-экологических.

Изучению и объективнои оценке переходных периодов в китаискои истории чрезвычаи-но мешают сложившиеся - равно в китаискои и европеискои гуманитарнои науке - традиционные стереотипы.

В настоящеи работе делается попытка на материале предложенных С.А. Нефедовым и О.Е. Непомниным моделеи династического цикла, рассмотреть особенности Цинского династического цикла и места и роли Таипинско-го восстания в нем.

МАТЕРИАЛЫ И МЕТОДЫ ИССЛЕДОВАНИЯ

В современнои россиискои синологии впервые к указанным проблемам обратился в начале 90-х гг. XX в. Э.С. Кульпин в ряде своих работ [10][11]. Воззрения Э.С. Кульпина на природу династического цикла и его место в системе наших представлении о китаискои истории нашли свое место на страницах пособия крупного петербургского специалиста по культурологии - М.Е. Кравцовои [6, с. 92]. Уместным представляется краткое изложение даннои теории.

В силу отсутствия возможностеи к экстенсивному развитию, материальное благоденствие аграрного китаиского общества поддерживалось равновесием между численностью населения и потребляемыми природными ресурсами. Поскольку вмещающии ландшафт и основные технологии оставались неизменными почти в течение двух тысячелетии, постольку основнои задачеи в управлении китаиским традиционным обществом (сложившимся во II в. до н.э. в виде конфуцианскои монархии) -становилось поддержание в неизменном виде порядков и систем ценностеи, сложившихся в это время. Именно в эпоху Xань (202 г. до н.э.-220 г. н.э.) складываются механизмы поддержания социального равновесия; государство для успешного функционирования гомеостатиче-ских механизмов создает условия для вовлечения всех грамотных людеи в механизм управления (прямо или косвенно) [11, с. 17].

Судя по данным Э.С. Кульпина, циклическая схема смены династии ведет отсчет от экологического кризиса на Срединнои равнине, имевшего место примерно в XI в. до н.э. и ставшего истиннои причинои падения Иньского царства под ударами менее развитых, в том числе и в военном отношении, чжоусцев. Демо-графическии кризис, впервые имевшии место в истории китаиского общества, а также ряд неудачных внутренних (между уделами) и внешних воин - привел к образованию фонда свободных земель (хотя земля официально считалась собственностью государя).

В дальнеишем, начало царствования новои династии ознаменовывалось наличием аграрного резерва для расширенного хозяиствования,

INTERNATIONAL SCIENCE JOURNAL / МЕЖДУНАРОДНЫЙ НАУЧНЫЙ ЖУРНАЛ

что позволяло поощрять демографическое воспроизводство. Однако рекультивация заброшенных земель требовала и расширения ирри-гационнои сети, то есть усиления централизованного аппарата управления, и как следствие

- роста бюрократического аппарата, вооруженных сил. Увеличение неизбежных финансовых затрат покрывалось увеличением налоговои ставки. Как только наступало исчерпание земельного фонда - демографическии объем населения приближался к предельно допустимому уровню - наступала стадия стагнации правящего режима [6, с. 93].

Данная ситуация характеризовалась столкновением интересов государства (представленного чиновниками, выдвигавшимися на должность по результатам экзаменов на ученую степень и лишенных права заниматься предпринимательскои деятельностью) и частного земельного капитала, представленного в древности держателями удельных владении, а с правления династии Сун (960-1279)

- собственниками-магнатами, выходцами из чиновничьих и торгово-ремесленных кругов.

Деструктивные тенденции возникали из-за массового разорения мелких земельных дер-жателеи, составляющих основную часть налогоплательщиков. Это вело к массовои маргинализации села и появлению базы для массовых повстанческих движении. С другои стороны, укрепление экономических позиции крупных землевладельцев приводило к военному противостоянию столичному центру - «с другои стороны баррикад».

Конец каждого династииного цикла ознаменован массовым крестьянским восстанием

и многочисленными воинами региональных лидеров между собои и с правительством. На базе складывающихся региональных военно -политических группировок возникали переходные режимы - транзитивного периода.

РЕЗУЛЬТАТЫ

Теория демографического цикла С.А. Нефёдова. Теория демографических (экологических) циклов использует экологические модели популяционнои динамики. Начало теории было положено в 1926 г. публикациеи монографии Раимонда Пирла, доказавшего, что изменение численности популяции описывается т.н. логистическим уравнением. Решением этого дифференциального уравнения является логистическая кривая. Поведение логистиче-скои кривои показывает, что численность популяции быстро возрастает в начале цикла, в условиях изобилия ресурсов и, как следствия, высокого потребления [19, с. 5-6]. Существование демографических циклов в истории (на материале экономическои истории) было независимо друг от друга доказано Вильгельмом Абелем (1934) и Маиклом Постаном (1939). Изложение даннои теории в 60-е гг. заняло почетное место на страницах классиков новои исто-рическои науки: Ф. Броделя, Р. Камерона, Э. Ле-руа Ладюри. Однако даже в 60-е гг. XX в. изучение цикличности исторического процесса ограничивалось преимущественно европеиским материалом (средневековым и нововременным).

В конце 1990-х гг. екатеринбургским исследователем С.А. Нефедовым была предпринята попытка конструирования математическои модели, имитирующеи экономические процессы,

ИСТОРИЯ / МАРТЫНОВ Д.Е., МАРТЫНОВА Ю.А. / [email protected] / УДК 93/99

протекающие в ходе демографического цикла. Не вникая в сущность авторскои методики (неважнои в данном контексте), важно отметить, что в процессе выделения циклов С.А. Нефедов особое внимание уделял политиче-скои эволюции и эволю-ции отношении собственности, используя классификацию, в кото-рои базо-вым элементом является частнособственническое общество [19, с. 8].

Исследователем была предложена типология, опирающаяся на 40 выделенных признаков демографического цикла [18]. Сущность цикла выглядит следующим образом:

1) Период внутренней колонизации (период восстановления). В экологическом отношении данныи период характеризуется наличием фонда свободных земель, неограниченными возможностями демографического прироста, ростом посевных площадеи, низкими ценами на зерновые, дороговизнои рабочеи силы, относительно высокого (для традицион-нои экономики) уровня потребления, ограниченного развития города и ремесла, незначительное развитие аренды и ростовщичества.

2) Период сжатия, наступающии при исчерпании фонда свободных земель. Начинается рост цен на землю, для периода характерно крестьянское малоземелье, разорение мелких собственников, распространение аренды и ростовщичества, низкии уровень потребления рядового населения, падение уровня доходов, дешевизна рабочеи силы, высокие цены на зерновые, частые сообщения о голоде и стихииных бедствиях. Имеет место демографическая стагнация, уход маргинализированных селян в города. Рост городов, развитие ремесла и торгов-

ли, активизация народных движении.

3) Экосоциальный кризис. Является следствием диспропорции между чис-ленностью населения и наличными продовольственными ресурсами.

Экосоциальныи кризис может привести к уничтожению государства внешним противником. Если завоевание произошло в фазе сжатия, С. Нефедов предусматривает понятие прерванного цикла. Циклы могут прерываться интерциклами, т.е. периодами, в ходе которых внутренние конфликты и внешние вторжения препятствуют экономическои стабилизации [18, с. 6-7].

С.А. Нефедов довел свою типологизацию только до середины XVII в. В его изложении цик -личность китаискои истории структурируется следующим образом:

1) Цикл эпохи Чжоу (до VI в. до н.э.). По мнению автора, продолжался значительно дольше обычного, в связи с созданием цивилизации. Начало его относится приблизительно к XVII - XVI вв., когда территория Северного Китая стала доменом племен шан (1766 г. по тра-диционнои хронологии), а в XI в. до н.э. прото-государство Инь было завоевано чжоусцами (1122 г. по традиционнои хронологии). Завоеватели стали военным сословием, что привело к возникновению своего рода китаиского феодализма, так что для династии Западное Чжоу (до 771 г. до н.э.) характерно феодальное землевладение при слабои центральнои власти. В VI в. произошло сжатие, породившее на территории Китая ряд этатистских монархии.

2) Цикл эпохи Чжаньго (V-III вв. до н.э.). Разорение крестьян, господство крупнои

INTERNATIONAL SCIENCE JOURNAL / МЕЖДУНАРОДНЫЙ НАУЧНЫЙ ЖУРНАЛ

земельной собственности. Завершением этого цикла стала военная монархия Цинь Шихуана (221-209 гг.).

3) Цикл эпохи Старшей Хань (конец III в. до н.э. - начало I в.). Слабая монархия и частнособственнические отношения соседствовали с феодальными уделами. В фазе Сжатия произошло возникновение (по Нефедову - реставрация) этатистскои монархии, однако крупное землевладение взяло реванш, привело к ослаблению монархии и демографическои катастрофе.

4) Цикл эпохи Младшая Хань (40-180 гг.). Реставрация монархии, наделившеи крестьянство землеи, но не ограничившеи права собственности. Для этого цикла впервые имеются данные по численности населения. В 180-е гг. началась очередная демографическая катастрофа.

5) Цзиньский цикл (260-320). Господство этатистскои монархии. Введение государствен-нои собственности на землю и система уравнительного землепользования. Прерванным цикл: началось нашествие кочевых монголов-сяньби, создавших собственное государство, где стали привилегированным военным сословием.

6) Вэйский цикл (400-540). Ему предшествовал примерно 80-летнии интерцикл междоусобиц между национальными и инородческими государствами Севера и Юга Китая. В начале цикла - господство сословнои монархии, в фазе сжатия - реставрация этатистскои монархии. Восстание военного сословия привело к демографическои катастрофе.

7) Суйский цикл (540-620). Господство со-словнои монархии. Демографическая катастрофа (восстание 605 г.) привело к реставрации этатистскои монархии.

8) Первый танский цикл (630-755). Имеются данные о численности населения. Рост населения следовал логистическому закону. Демографическая ка-тастрофа 755-762 гг. (восстание Ань Лу-шаня).

9) Второй танский цикл (760-880). Господство этатистскои монархии, суще-ствование надельнои системы. В период сжатия - возвышение региональных военно-политических группировок и отмена надельнои системы.

10) Сунский цикл (950-1120, на Юге до 1260-х). Ему предшествовал 70-лет-нии интерцикл. В фазе сжатия - усиление демографического давления и активная деятельность реформаторов по его преодолению. Резкое расширение экологическои ниши существования ханьского народа и наивысшии уровень развития экономики для традиционного общества. Кривая роста населения для эпохи Сун состоит из двух взаимосвязанных логистических кривых [18, с. 17-18]. В Северном Китае цикл был прерван нашествием тангутов и чжурчжэнеи.

11) Цзиньский цикл на севере Китая (11401210-е гг.). Господство сословнои монархии. В фазе сжатия - восстановление этатистскои монархии. Цикл прерван монгольским завоеванием.

12) Юаньский цикл (1260-1360-е гг.). Полу-вековои интерцикл - монгольское завоевание. В Южном Китае монгольское завоевание не сопровождалось структурными социальными переменами. В фазе сжатия - восстание на Юге -восстановление национальнои этатистскои монархии.

13) Минский цикл (1368-1644). Господство этатистскои монархии. В фазе сжатия - формирование крупного землевладения. Возможно

ИСТОРИЯ / МАРТЫНОВ Д.Е., МАРТЫНОВА Ю.А. / [email protected] / УДК 93/99

появление базы для капиталистического развития общества. Цикл завершается грандиозным крестьянским восстанием и маньчжурским завоеванием.

Цикличность истории Китая в изложении О.Е. Непомнина. Собственную трактовку циклическои модели на основе социально-экономических и экологических параметров теории С.А. Нефедова предложил в конце XX в. О.Е. Непомнин [17, с. 7-10, 638-644]. Фактор цикличности впервые по О.Е. Непомнину проявился в эпоху Xань (202 г. до н.э.-220 г.) и стал неотъемлемои частью эволюции Срединного государства.

Начало цикла совпадает с установлением новои династии и знаменует собою фазу всеоб-щеи разрухи. На смену еи приходила фаза восстановления, стимулирующая рост населения и экстенсивным способ хозяиствования (освоения залежеи и целины). Наступал период стабилизации, когда на краткое время имело место равновесие площади пашни и численности крестьянских дворов. Далее наступало чрезмерное демографическое давление, пашня, т.е. крестьянскии надел стремительно мельчал. В начальным период кризиса «лишнее» население могло уходить в город, или в сферу транспорта и горнодобывающих промыслов [17, с. 7].

Острыи кризис наступал, когда уходящие из сельского хозяиства люди оказывались «выброшенными» из всех сфер экономики. Начиналась стремительная маргинализация, становящаяся питательнои средои всякого рода бродяжничества, воровства и распространения милленаристских идеи. Вооруженные восстания и крестьянские воины в такие периоды

затягивались на десятилетия. Стадиеи катастрофы заканчивался очереднои династиче-скии цикл [17, с. 8].

Новои и оригинальнои в даннои трактовке была типологизация династических циклов. О.Е. Непомнин насчитывал их восемь. Почти все циклы именуются по именам царствовавших тогда династии, т.е. начало и конец цикла определялся сугубо династически. Очевидно, что такая датировка (и Олег Ефимович это оговаривает) весьма условна, т.к. точностью «до года» не соответствует размытости границ между стадиеи катастрофы предшествующего цикла и стадиеи разрухи наступившего [там же].

История Китая с учетом фактора цикличности по О.Е. Непомнину распадается на четыре неравных эпохи. В циклическую эпоху имели место шесть «больших циклов» (продолжительностью от 200 до 300 лет) и два «малых», один из которых незавершен. Типология выглядит следующим образом:

1) Доциклическая эпоха - от Шан-Инь до Хань (XVI-III вв. до н.э.).

2) Два Ханьских цикла - Раннии и Позднии (соответственно, 206 г. до н.э.-8 г. н.э. и 25 -220 гг.).

3) Межциклическая полоса - от конца Позд-неханьского до начала Танского цикла (III- начало VII в.). Это была эпоха полити-ческои раздробленности, междоусобных воин, смут и нашествии кочевников.

4) Циклическая эпоха - господство четырех императорских династии: Тан (618-907), Сун (960-1279), Мин (1368-1644), Цин (1644-1912). В ходе даннои эпохи имели

INTERNATIONAL SCIENCE JOURNAL / МЕЖДУНАРОДНЫЙ НАУЧНЫЙ ЖУРНАЛ

место два перерыва: период «Пяти династии» (907-960) и правление монголь-

скои династии Юань (1279-1368).

В этом месте следует вернуться к пре-рваннои XVII в. типологии С.А. Нефедова. Все перечисленные О.Е. Нефедовым династические циклы являлись «большими», но особенностью его модели является то, что правление Цинскои династии не совпадает с циклом. Стадия катастрофы по Непомнину совпадает с Таипинским восстанием, и таким образом, с 1870 г. начинается Таипинскии цикл (1870-1949) - наиболее короткии и противоречивыи из циклов в ки-таискои истории. Специфика его (в онтологическом плане) - в яв-ном «вмешательстве» нового

- линеиного - начала в старыи циклическии механизм исторического развития. Начало синтеза старого и нового исторических начал, приведшее к сбою старого циклического обновления социоэкологическои среды в стране, усиление социально-экономического кризиса1. Конец цикла - милитарист-ская междоусобица 1910-1930-х гг. и Крестьянская воина 19271949 гг. являлись слагаемыми традиционного циклического кризиса. В 1949 г. прин-ципы синтеза

и модернизации возобладали и наступил цикл, называемыи О.Е. Непомниным циклом «Малого Сяокана» [17, с. 644].

Это напрямую выводит нас к соотношению линеиного и циклического типов обще-ственнои эволюции в Китае и на Западе. По О.Е. Непомнину признаки линеинои последовательности в эволюции Срединного государства про-

1Дословно: «...В 1850 - 1864 гг. сработал демографическии компонент, но династиинои смены не произошло. В 1911

- 1913 гг. сработал династииныи компонент, но уже без демографического сопровождения» [17, с. 640].

являлись до эпохи Xань. В Межциклическую эпоху (политически совпадающую с периодом Лючао традиционнои китаискои историографии) линеиное начало отсутствовало, а циклическое было представлено «со сбоями», фрагментарно, с нечетко выраженными признаками. Кореннои перелом произошел только в VII в. [17, с. 9].

Обе предложенные модели (С.А. Нефедова и О.Е. Непомнина) уязвимы для критики, которую мы будем вести с позиции традиционнои китаискои историографии.

Представления о времени в традиционной китайской цивилизации. Как показали исследования историка традиционнои науки Н. Сивина, основы китаиского календаря сформировались в Xаньскую эпоху. Календарь этот представлял собою сложную систему сплетенных между собою циклов, длительность которых определялась вычислением наименьших общих кратных, в соответствии с которыми строились большие циклы, приводившие в движение меньшие. Вся система объединялась «Циклом великого года» [5][25].

Самыи общии, то есть последнии цикл, объединял все известные в Китае пять планет (соотносимых с космологическими первоэлементами) в единую систему. В календарныи цикл она входила как подсистема. Планетныи цикл состоял из:

1) Цикла великого «парада планет» = 138 240 годам;

2) Тай суй («великого года»). Именем Таи суи именовалась некая невидимая планета «анти-Юпитер» (Юпитер - Му цинь). Цикл равен 2 626 560 годам, т.е. 5120 циклов «месяца

ИСТОРИЯ / МАРТЫНОВ Д.Е., МАРТЫНОВА Ю.А. / [email protected] / УДК 93/99

совпадения» или 19 циклов «Парада планет»;

3) Главная эпоха Великого Предела. Она насчитывала 171 цикл «Великого парада планет», т.е. 23 639 040 лет. Это - максимальная константа, на которую делятся все остальные. Календарныи ее смысл чрезвычаино значителен: в полночь первого дня первого года китаи-ского 60-летнего цикла (соответствующего нашему веку) одновременно происходило новолуние и зимнее солнцестояние, причем Солнце, Луна и планеты находились на однои линии.2

Все эти календарные построения являются превосходнои иллюстрациеи особенности китаиского хронологического циклизма: предполагалось, что каждые 23 639 040 лет повторяется одно и то же мгновение времени. Это, однако, парадоксально совмещалось с линеино-стью космического цикла - космос не разрушался и не создавался вновь в конце каждого временного цикла [21, с. 74].

В имперскии период, когда складывается календарная теория и собственно китаиское историописание, историческии процесс рассматривался как чередование сменяющих друг друга династииных циклов, о структуре которого будет сказано чуть ниже. Здесь важно то, что каждыи цикл управлялся одним из первоэлементов, т.е. династия правила силою одного из первоэлементов. Первоэлементы сменяли друг друга в порядке взаимопреодоления (сян кэ): как Дерево преодолевается Металлом, так Металл одолевается Огнем; Огонь преодолевается Водои, Вода преодолевается Землеи, Земля - Деревом и т.д. до бесконечности.

2Таким днем было 24 декабря 104 г. до н.э., когда хань-скии император У-ди (девиз правления Юань-шо) своим указом ввел новыи календарь.

Символика первоэлементов имела совершенно конкретные исторические воплощения. После провозглашения в 1583 г. маньчжурское государство первоначально носило имя «Цзинь» («Золотое», этот иероглиф означает первоэлемент «Металл») - в честь чжурчжэнь-скои династии Цзинь (1127 - 1236), ибо маньчжуры считали себя потомками чжурчжэнеи, но и родового имени хана Нурхаци - Аисинь Геро. Когда начались пограничные столкновения с империеи Мин, возник довольно серьез-ныи вопрос: Сияющая династия (таков перевод этого названия) правила под циклическим знаком Огня (символическии цвет - красныи). Фамильное имя минских государеи было Чжу -«киноварно-красныи», т.е. по системе сян кэ Огонь преодолевает Металл, и огонь Мин должен был растопить маньчжурское золото. В 1636 г. хан маньчжуров Абахаи (1616 - 1644) проводит торжественное переименование династии, которая получает имя Цин («Чистая»). Ключом в иероглифе «Цин» служит элемент «вода»: т.е. вода Цин должна была залить огонь Мин [21, с. 75]. Деиствительно, в 1644 г. послед-нии минскии император повесился на ветвях вяза в дворцовом саду и маньчжуры овладели Китаем.

Историческое время и династическии цикл. В конфуцианском универсуме человеком по определению являлся только монарх - единственная личность, его деяния оказывали особое воздеиствие на мироздание и особенно отчетливую реакцию. Недостоиное поведение монарха вызывало знамения отрицательнои реакции Неба: появление комет, солнечные и лунные затмения. Невнимание государя к увещеваниям приводило к стихииным

INTERNATIONAL SCIENCE JOURNAL / МЕЖДУНАРОДНЫЙ НАУЧНЫЙ ЖУРНАЛ

бедствиям (землетрясениям, камнепадам, наводнениям и проч.) и народным восстаниям. Если государь не исправлялся, тогда в общественном сознании династия теряла свои «небесныи мандат»3 (тянь мин), и могла быть заменена новои.

Так мы совершаем переход к пониманию китаискои культурои исторического времени. Традицион-ное китаиское историописание (сосуществующее ныне с инои традициеи, вве-зеннои с Запада) складывается примерно к оформлению Империи - в эпоху Xань. Уже в «Исторических записках» китаиского «Отца истории» - Сыма Цяня историческии процесс, по сути, рассматривался как чередование сменявших друг друга исторических циклов. Общая схема исторического процесса - представляет собои сочетание линейности и циклизма. Циклы правления династии сменяются в ли-неинои последовательности. Здесь следует упомянуть о чрезвычаинои архаичности даннои конструкции, которая является не просто ли-неинои, но линейно-регрессивной. Xорошо известно, что конфуцианство относило эпоху Золотого века к глубокои древности. В рамках конфуцианства - это квазиисторическое время правления совершенномудрых государеи Яо, Шуня и Юя, которыи явился основателем пер-вои китаискои династии Ся (2205 - 1766 гг. до н.э. в традиционнои хронологии). Близки к стандарту совершенномудрого чжоуские правители (несомненно исторические) - У-ван и сын его Вэнь-ван. Позднее мир погрузился в смуту. По этому поводу великии китаискии философ и историк Чжу Си (1130 - 1200) писал:

3 Е.А. Торчинов предлагал для перевода тянь мин термин «харизма» [21, с. 67].

«Вот уже тысячу пятьсот лет Дао, переданное Яо, Шунем... и Конфуцием, не осуществлялось в мире ни единого дня» [22, с. 322].

В главе «Ли Юнь» («Обращение благопри-стоиности») конфуцианского трактата «Ли цзи» («Записи о ритуале-ли») описывается порядок деградации человечества: от эпохи Великого Единения (Да тун) к эпохе Великого Процветания (Тай кан) затем - Малого Процветания (Сяо кан) после чего наступила эпоха Xаоса и Упадка (Цзюй луань). Конфуцианские реформаторы XIX в. (Кан Ю-вэи и Лян Ци-чао, Янь Фу) попытались развернуть схему уже в рамках прогрессистскои модели: в результате реформ человечество сможет проити все перечисленные этапы, вернувшись к обществу Да тун. Ли-неиная регрессивная модель исторического времени оказалась вписаннои в циклическую.

Ярчаишим представителем конфуцианского исторического синтеза оказался неокон-фуцианскии мыслитель Шао Юн. Шао Юн в трактате Хуан цзи цзин ши («Свыше предопределенное управление миром») ввел доктрину космических циклов, основанную на термине юань (первоначало) из «И-цзина». Космическии цикл юаня был Шао Юном разделен на меньшие отрезки - нянь (год), ши (эпоха), юнь (поворот), хуй (совокупность). В каждом юане - 12 совокупностей 30 поворотов. В каждом повороте - 12 эпох, в каждои эпохе - 30 лет (нянь). Продолжительность цикла равна 129 600 годам, так что начало нового цикла абсолютно соответствует началу предыдущего.

Основои для моделирования послужил китаискии астрономическии год: в юане столько же «совокупностеи», «поворотов», «эпох»

ИСТОРИЯ / МАРТЫНОВ Д.Е., МАРТЫНОВА Ю.А. / [email protected] / УДК 93/99

и «лет», сколько в году - месяцев, в месяце -суток, в сутках - часов (гэн, досл. «стражеи»), в часах - минут. Основные этапы вселенского «года» были соотнесены с сезонами «И-цзина»: юань - начало, хэн - рассвет, ли - польза/ выгода, чжэн - добродетель. Этим циклам нет начала и нет конца. Первыи соответствует весне, последнии - зиме (пустоте, предшествующ^ формированию нового универсума).

Основываясь на архитектонике гексаграмм «И-цзина», Шао Юн утверждал, что период расцвета мира и человека приходился на ше-стои отрезок цикла мироздания (соответству-ющии шестому месяцу года): эпоха совершен-номудрых государеи, передававших власть не сыну-наследнику, а наиболее достоиному в Поднебеснои человеку. Вся последующая история человечества (хронологически в нее Шао Яо-фу включал и нашу современность) относится к седьмои фазе вселенского цикла и рассматривается как начало упадка мира, причем упадок только прогрессирует. История человечества уже переменила четыре ухудшающихся типа правления: хуан (Августеиших), ди (владык), ван (цареи), ба (тиранов/гегемонов). Каждыи из этих типов также соотносится с сезонами: совершенномудрые правили веснои, тираны-гегемоны Поднебеснои - зимои.

Фактология по Шао Юну такова: августеи-шие и владыки-ди были государями мифиче-скои древности. Ваны-цари - династии Ся, Шан-Инь (1766, переименована в 1401, - 1122 гг. до н.э.) и Западное Чжоу (1122 - 770 гг. до н.э.). С упадком Чжоу - в периоды Чунь-цю и Чжань-го наступает эра гегемонов-ба, однако династия Xань едва не достигла уровня «эпохи ца-

реи» (теория чжун син, о которои ниже). Прочие династии вплоть до жизни Шао Юна - еще хуже.

Типы правления отличаются средствами, которыми данное правление пользуется. Авгу-стеишие-хуан правили посредством Дао-пути, оказывая преображающее влияние (хуа) на народ. Цари-ваны упорядочивали Поднебесную военными подвигами и властвовали над народом. Тираны-ба вели народы, применяя силу, делая основнои упор на закон, ввергая Поднебесную в воины ради своеи выгоды. Вся реальная история Китая Шао Юном, таким образом, оценивается краине пессими-стически как царство насилия и борьбы за выгоду.

Указанным образом великии мыслитель разработал модель исторического развития, совместившеи в себе представления о постепенном развитии, расцвете и деградации общества с циклизмом природных стихии.

Китаискии историческии циклизм имел под собои надежную эмпирическую базу 2% тысяч лет письменнои истории. Китаиские императорские династии неизменно проходили примерно аналогичные структурно и хронологически этапы становления, расцвета и упадка; их объединяла общность официальных конфуцианских идеалов, обращенных к прошлому, схожесть структур государственного аппарата и характер его функционирования и формирования.

Необходимость циклического обновления Поднебеснои - смены династии и распада/ собирания державы обосновывали две концепции: Небесного мандата (Тянь мин) и так называемого «тела династии». Династииныи цикл, согласно китаиским представлениям, подчинялся определенным закономерностям:

INTERNATIONAL SCIENCE JOURNAL / МЕЖДУНАРОДНЫЙ НАУЧНЫЙ ЖУРНАЛ

1. Основателем династии и обладателем Мандата Неба мог стать только совершен-ныи мудрец, наделенныи всеми возможными добродетелями. В течение многих поколении его предки занимались стяжанием благодати-дэ, пестующеи все сущее [13]. Данная чрезвычаино архаическая концепция дожила едва ли не до начала XX в. В 1189 г., уже сложившимся мыслителем великии Чжу Си писал в докладе трону: «Я, подданный, полагаю: Государь одарен ясным разумом и высочайшей мудростью. Он обладает благой силой дэ, [выражающейся в] сыновней почтитель-но-сти, дружелюбии и теплоте. Он наделен обширной гуманностью и грозностью, [которая выражается в] не прибегающей к убийствам божественной воинственности. Он питал свою благую силу дэ в течение 20 лет, а ныне получил [Небесный] мандат». Именно «накопленныи» запас благодати-дэ позволял правителю исполнять мироподдерживающую функцию, одновременно испускаемая им благодать формировала тело династии.

2. Династия существует, покуда существует ее тело, то есть династия обладает благо-датью-дэ. Это обладание всецело зависит от добродетельности преемников основателя династии. Поскольку добродетельных монархов - меньшинство, постепенно наступает истощение благодати, в результате чего последнии представитель династии лишается Небесного Мандата - передаваемого основателю новои династии. Если же не находится добродетельного кандидата на эту должность, то в Подне-

беснои наступает великое нестроение и империя заменяется раздробленностью на неопределенныи срок. Авторы дина-стииных хроник специально занимались подсчетами количества «хороших», «плохих» и «неитральных» монархов в предыдущеи династии.

3. Чжун син - «обновление в средине». Это своего рода «обновление» Небесного предопределения в период краинего упадка управления. Само по себе это явление имеет место благодаря преумножению благодати-дэ добродетельным правителем, вступившим на престол в середине цикла. В результате династия стабилизируется и, соответственно, продлевается срок ее пребывания на престоле. Теория чжун син, равно как и сян кэ имела фактическую основу. Наиболее яркими «возрождениями в средине» были:

а) 27 г. н.э., когда после восстания «краснобровых» и убииства Ван Мана произошла реставрация династии Xань (27-220).

б) 756 г., когда Танскои династии удалось преодолеть хаос восстания Ань Лу-шаня, после чего империя просуществовала до 907 г.

в) 1127 г., когда благодаря бегству на Юг удалось восстановить династию Сун, царствовавшую до завоевания этого государства монголами в 1279 г.

г) 1861 г., когда в правление малолетнего государя Тун-чжи, благодаря энергичности вдовствующеи императрицы Цы-си, министров Ли Xун-чжана и иных удалось преодолеть последствия Второи Опиумнои воины, Третьеи Опиумнои воины и восстания таипинов; начи-

ИСТОРИЯ / МАРТЫНОВ Д.Е., МАРТЫНОВА Ю.А. / [email protected] / УДК 93/99

нается медленныи и краине противоречивыи процесс трансформации традиционнои государственности Китая [26, р. 43-67], закончив-шиися консервативным переворотом 1898 г. (при императоре Гуан-сюи) и падением монархии в 1912 г. (с попыткои ее реставрации в 1916 г.). Вообще же эмпирические описания династииного цикла релевантны известным нам фактам традиционнои историографии, что позволило М.Е. Кравцовои описывать историю имперского Китая в терминологии династии-ного цикла [6, с. 96].

Концепция Тянь мин и «смены предопределения» (гэ мин)4 связаны с историческим, но мифологизированным событием китаискои истории - похода У-вана - удельного чжоуского правителя против своего сюзерена - шанского царя Чжоу-синя (1122 г. до н.э. по традицион-нои хронологии). В «Шу-цзине» - «Каноне истории» данное нарушение принципа преданности (чжун) трактовалось как передача безличным Небом права на трон от развратного и жестокого Чжоу-синя к добродетельному У-вану. Однако данная перемена воли Неба вплоть до Мэн-цзы (372-289 гг. до н.э.) трактовалась сугубо как единичныи факт.

«Второи совершенномудрыи» (я шэн) конфуцианства заявил, что истинного монарха -поставленного Небом - нельзя убить, и тем более - свергнуть. Небо может лишить человека своего мандата, и заменить его на другого - до-стоиного в Поднебеснои человека. Согласно Мэн-цзы, узурпатор - не кто инои, как сяо-¿жэнъ, пробравшиися к трону. Согласно же самому Конфуцию - ключом к реализации истинно-

4 В современном китаиском языке термин гэмин означает «революция».

го правления был образ цзюнь-цзы - власть должна была оказаться в руках человека, кото-рыи обретя этическую подготовку, мог преодолеть в себе корысть и жажду власти. Представляется весьма важным в данном контексте диалог Конфуция с учеником Цзы-гуном (Лунь Юи - XIII, 20), где фактически дается этическая шкала оценки всего населения Поднебеснои. В указанном пассаже обсуждаются люди, не затронутые конфуцианским воспитанием и осознанием необходимости самосовершенствования. Именно потому выше всех по шкале находятся индивидуумы, характеризующиеся благородством, то есть учитывается обществен-ныи резонанс на их поведение вне семьи. Цзюнь -цзы - вершина наивозможного совершенства для тех, кто возвысился в силу собственных этических задатков. Принцип сяо-ти («сыновнеи почтительности и уважения к старшим братьям») абсолютизировался Конфуцием потому, что почтительность осуществляла не только благотворное прямое воздеиствие на подданных, но еще и создавала стабильную систему передачи власти и поддержания поли-тическои стабильности.

Это привело к тому, что после узурпации государственнои власти Ван Маном (7-23 гг. н.э.) концепция гэ мин, находящаяся на периферии политическои и историческои мысли, стала востребованнои и оставалась в центре внимания до XX в. Использовалась она для легитимации прихода к власти новои династии.

Традиционная теория и уникальность положения Цинской династии в династическом цикле. Существование династического цикла подтверждается двадцатью пятью веками

INTERNATIONAL SCIENCE JOURNAL / МЕЖДУНАРОДНЫЙ НАУЧНЫЙ ЖУРНАЛ

письменнои истории Китая. Однако кризис династии Мин и восшествие на престол послед-неи императорскои династии - Цин (маньчжурскои по происхождению) - свидетельствует об уникальнои для Китая обстановке, имплицитно способствующеи ликвидации конфуцианскои монархии и превращению Китая в совершенно иную страну.

События рубежа XVI-первой половины XVII вв. долгое время интерпретировались в терминологии очередного династического кризиса, к кото-рому привела деградация правящего режима. В основе такого подхода лежит версия национальнои ханьскои историографии, чьи теоретические основы охарактеризованы выше. Данная версия несовершенна хотя бы потому, что упрощает ситуацию.

В экономическом отношении царствование династии Мин характеризуется появлением т.н. «ростков капитализма». Многочисленные дискуссии китаиских и западных ученых по даннои проблеме пока так и не дали убеди-тельнои картины данного явления [4, с. 18]. Однако важнеишии вывод уже сделан: к концу XVI в. начинает разрушаться натуральное хозяи-ство - основа конфуцианскои монархии и уклада конфуцианского общества. Объективно этому способствовала и налоговая реформа 1581 г.

Для современников была очевидна -и являлась характернои особенностью именно позднеминскои эпохи - невиданная «распущенность нравов», то есть повсеместное пренебрежение нормами конфуцианскои морали. По мнению блюстителеи старины - образованным обществом овладело безумие. Знамением времени стало свободомыслие, гиперкри-

тическое отношение к прежним ценностям, внимание к человеческои личности [12]. Распространяются концепции всеобщего равенства, создаются многочисленные китаиские утопии, диссидентствующие мыслители частенько становятся в оппозицию в официаль-нои власти, здесь наиболее далеко зашел Ли Чжи (1527-1602) [8, с. 390-397].

Заметные изменения происходят и в со-циальнои структуре: по мнению ряда историков, именно в XVI в. окончательно оформляется сословие шэньши - синтезировавшее чиновничье и землевладельческие прослоики китаиско-го общества [23]. Власть императора фактически перестает быть абсолют-нои, двор превращается в арену борьбы политических группировок, совершенно отчетливо начинает проявляться различие в путях развития китаиских Севера и Юга.

Указанные проблемы не могут быть объяснены только фатальными про-счетами минских правителеи - нечто подобное наблюдалось к концу каждого династического цикла. Кризис XVI в. не имел социально-экономиче-скои подоплеки, но одновременно затрагивал основы конфуцианскои монархии, в рамках ко-торои Китаи существовал уже 1800 лет. Xарак-терно здесь то, что конфуцианская монархия, создаваемая как гомеостатическии механизм, была не в состоянии противостоять «вызовам» извне - подобная ситуация была в Китае бес-прецедентнои [4, с. 20].

Преодолеть кризис Минская династия была не в состоянии, и в 1644 г. она была заменена на инородческую - маньчжурскую, дома Аисинь Гиоро, принявшего китаиское имя Цин.

ИСТОРИЯ / МАРТЫНОВ Д.Е., МАРТЫНОВА Ю.А. / [email protected] / УДК 93/99

До сих пор официально признана в историографии версия, что это событие стало следствием маньчжурского завоевания Китая, что и определило господство этого народа на 267 лет.

Главная проблема заключается в том, что указанныи тезис совершенно не соответствует деиствительности. Трактовать воцарение маньчжурского дома только как завоевание -неправомерно, следовательно, истоки разрешения кризиса начала XVII в. на периферии империи искать бессмысленно.

Смена династии неоднозначно была воспринята разными этнокультур-ными группами ханьскои элиты: инородческии вариант устраивал лишь се-верян, которых не мог оставить равнодушными ускоренныи темп развития Юга в предшествующее столетие. В наиболь-шеи степени именно северные элиты пострадали от последствии крестьянскои воины 16281644 гг., спра-виться с которои минское правительство оказалось не в состоянии. Xарактерно и то, что северные китаицы чрезвычаино спо-коино восприняли утверждение маньчжурскои династии, на юге же оно происходило весьма остро и мятежи не утихали до 1662 г. Маньчжурская династия вплоть до своего падения весьма последовательно проводила различия между Севером и Югом (включая систему квот на прохождение государственных экзаменов).

Ряд западных исследователеи (напр. Дж.К. Фэрбэнк) воспринимают цинскии режим как диархию. Отнюдь не маньчжуры как этнос и тем более не маньчжурская культура определяли облик режима - это была типичная конфуцианская монархия. Режим строго следовал курсом предшественников, что выражалось да-

же во фразеологии официальных документов. Политика, как внешняя, так и внутренняя, была ориентирована на нужды империи, а не маньчжуров, и разрабатывалась по преимуществу ханьскои элитои. Цинские императоры неукоснительно следовали конфуцианскому ритуалу и выказывали строгую ему приверженность.

Тем не менее, последнюю конфуцианскую монархию слишком многое отличало от предшественников, в первую очередь - ситуация, в которои она пришла к власти, и специфика проблем, которые приходилось решать.

Очередным мифом традиционнои историографии в трактовке династического цикла является утверждение, что кризис разрешался вслед за воцарением «здоровои» новои династии. Фактически воцарение только усугубляло кризис и требовалось около одного поколения для ликвидации последствии. Условия, сложившиеся в Китае в первои половине XVII в. значительно осложняли решение этои непростои задачи. Фактически первые три десятка лет мань-чжурскои монархии - были тяжелеишеи борь-бои за право на существование. Более того, приход к власти иноземцев только придал существующему кризису новые черты. Таким образом, выходов из сложившеися ситуации могло быть два: 1) стимулирование начавшихся перемен; 2) всемерное искоренение «пагубного начала» и консервативная реставрация конфу-цианскои монархии. Первыи вариант был абсолютно неприемлем для сил, пришедших к власти. Потому-то с первого дня пребывания за Стенои, маньчжуры активно занялись ре-ставрациеи всеи системы отношении, свои-ственнои конфуцианскои монархии. Особое

INTERNATIONAL SCIENCE JOURNAL / МЕЖДУНАРОДНЫЙ НАУЧНЫЙ ЖУРНАЛ

место в управляемом символически государстве - приобретала проблема идеологического укрепления основ режима, так что централизация духовнои жизни в Китае в этот период приобретает немыслимые ранее масштабы.

Подобная политика имела весьма серьезные последствия: так как не были ликвидированы глубинные причины перемен в китаи-ском обществе, социум разъедала своего рода «эрозия», приведшая к распаду единои страны на провинциальные этнокультурные, родственные, земляческие, сектантские общины. В условиях небывалого демографического взрыва обострилась борьба между провинциальными и земляческими группировками и профессиональными кланами. Усилилось противостояние Юга и Севера. Одновременно произошел раскол между конфуцианскои орто-доксиеи и народнои культурои, даосско-буддиискои в своеи основе, и не унифициро-ваннои в каноне. Современники остро переживали конфликт между официальным образом правления (смысл которого оказался утраченным) и всем тем, что уже не помещалось в рамки канона. Этот же курс привел к стремлению к самоизоляции, и к ее идеиному оправданию.

Цинский кризис и место Тайпинской утопии в нём. Перечисленного достаточно для характеристики обстановки, в которои зарождалась идеиная доктрина Xун Сю-цюаня (18141864) и Небесного государства Великого спо-коиствия. Восстание 1851-1868 гг. является уни-кальным в мировои истории явлением, во-первых, в силу перечисленных выше обстоятельств, во-вторых, тем, что именно в Таипин Тяньго нашел отражение механизм воплоще-

ния в жизнь разработаннои утопическои идеи. Это последнее резко выделяет таипинское движение среди прочих крестьянских восстании фазы циклического кризиса. Проблема типологии династического цикла и циклического кризиса здесь теснеишим образом переплетается с проблемои генезиса утопического учения и его соотношения с массовым сознанием. Если рассмотреть указанную проблему с точки зрения цикличности китаискои истории, выявляется, что утопии в Китае всегда появляются на определеннои стадии династического цикла.

Социально-экологическии кризис в Китае достиг апогея в 30-е гг. XIX в., в обстановке, когда население достигло уровня 430 млн. чел. (по данным официальных ревизии), что означало краинее обострение продовольственного вопроса. Как подсчитано Э.С. Кульпиным, число засушливых лет в XIX в. увеличилось в 1% раза, по сравнению с предшествующим столетием, а наводнении - даже в 8 раз [10, с. 160]. Предшествующие кризисы сходного масштаба имели место в середине XIV и в середине XVII вв., но Цинскии заметно превосходил их по масштабам, главным образом, из-за беспрецедентного демографического давления [10, с. 165]. Структурно, впрочем, ситуация была аналогичной

В условиях абсолютного господства конфуцианства в китаиском сознании, идеологии и проч. форма выражения протестнои (утопическои) идеологии не могла не быть конфуцианскои и неоконфуцианскои. Это может быть доказано эмпирически: все литературные (главным образом, поэтические) и политические утопии в Китае появлялись либо в стагнационнои части династического цикла,

ИСТОРИЯ / МАРТЫНОВ Д.Е., МАРТЫНОВА Ю.А. / [email protected] / УДК 93/99

либо сразу после периода чжун син. Таковы: утопия «колодезных полеи» (цзинь тянь) Мэн-цзы (389-272 гг. до н.э.), созданная накануне объединения Китая, утопия Xэ Сю (129-182), созданная накануне падения династии Xань, «Персиковым источник» Тао Юань-мина (365427), созданныи в разгар периода Лючао. К началу Троецарствия относятся по-строения даоса-радикала Бао Цзинь-яня. Продолжение «Персикового источника» было создано великим поэтом и политическим деятелем Су Ши (1036-1101) незадолго до падения Северного дома Сун (960-1127). Родоначальником собственно политическои конфуцианскои утопии в Китае может быть признан великии предтеча неоконфуцианства Xань Юи (768-824), чьи жизнь и творчество пришлись на время существования оправившеися от восстания Ань Лу-шаня Танскои империи [14].

Своеобразное положение заимет в данном контексте творчество Дэн Му (1247-1306), жившего на стыке двух династии: Южносун-скои и Юаньскои. Своеобразным манифестом его стал добровольныи уход из жизни, совер-шенныи по старым канонам лоялиста, не могущего противиться давлению власти - подобно легендарным Бо И и Шу Ци он уморил себя голодом... В собрании его сочинении БоЯцинь содержится небольшои трактат «Цзюнь Дао» («Государев Путь»). В трактате предвещается пришествие совершенномудрого государя с такими же талантливыми советчиками, которые разом решат все политические проблемы. Инои вопрос, что Дэн Му совершенно нетрадиционно воспринимал конфуцианскую монархию: он первым, ка-жется, усмотрел имманент-нои чертои государственных институтов - их

своекорыстие. Впрочем, как для истинного конфуцианца, древность была для него недосягаемым образцом, потому современность было возможно критиковать сколь угодно изощренным способом [14, с. 47-50].

Примечательно, что критики государства времен позднеи Мин и раннеи Цин - уже упоминавшиеся Ли Чжи и Xуан Цзун-си (16101695) - в творчестве своем опирались на наследие Дэн Му. Отношение к монархии при этом будет еще более радикальным.

На этом фоне наследие Xун Сю-цюаня станет выделяться и резко, ибо перед нами ничто иное, как социально-утопический проект. Это объяснялось тем, что Xун Сю-цюаню пришлось дать теоретическии ответ на вопрос «почему вдруг начались бедствия?». Ответ был вполне традиционным, в духе иррациональных движении конца династического цикла: виновата верховная власть, исчерпавшая запас благода-ти-дэ и игнорирующая интересы широких масс. Как и для всех его предшественников, Золотым веком, недосягаемым образцом, Xун Сю-цюаню служили легендарные Три династии китаискои древности (Ся, Шан и Чжоу). Однако Xун Сю-цюань, несмотря на все свое визионерство, был много рациональнее, нежели Дэн Му и Xуан Цзун-си, ибо сразу предлагал не реформу государства, а подлинныи коммунизм, то есть спра-ведливыи (=эгалитарныи) общественным строи, основан-ныи на уравнении граждан в сфере производства и потребления. И эта модель была реализована на практике.

Налицо прогресс: от поиска в своеи современности негативных явлении и причин, эмпи-рическои констатации фактов, таипинские

INTERNATIONAL SCIENCE JOURNAL / МЕЖДУНАРОДНЫЙ НАУЧНЫЙ ЖУРНАЛ

идеологи (кроме Xуна еще и Ян Сю-цин) перешли к созданию четкои, иногда даже чрезмерно конкретизированнои идеальнои политики, которая, по заветам Конфуция могла исправить положение («наложи на кривое прямое -и отрежь то, что выступает»).

Нижегородская исследовательница Е.А. Григорьева предположила, что причинои этого прогресса являются внешнеполитические условия, сложив-шиеся на Дальнем Востоке в середине XIX в. [2, с. 6]. Это подтверждается исследованиями О.Е. Непомнина [16, с. 51-55]. Деи-ствительно, Китаи перестал быть закрытои (в т.ч. и в интеллектуальном плане) державои. Новыи уровень международных отношении стал составнои частью формирования идеи Таипин Тяньго. В первую очередь, это означает христианизированныи характер идеологии таипинов, несмотря на краине поверхностное христианство самого Xун Сю-цюаня [3, с. 179]. Все идеологические конструкты Xун Сю-цюаня пронизаны важнеишеи особенностью по сравнению с его предшественниками - все обитатели Поднебеснои равны пред Лицом единого и сильного Бога. Этот тезис был положен в основу программы уравнительного наделения землеи [3, с, 177]. Здесь важно осознать, что христианская форма программы таипинов ни в коем случае не является случаиностью.

Циклизм как основа китаиского исторического сознания неизбежно приводил к пониманию хода истории как регресса, что в народных массах выливалось в классическую максиму «вот раньше-то было...». Парадоксально, но для Китая XIX в. эта фраза была реальностью, что и порождало известныи лозунг

«Свергнем Цин, восстановим Мин!». Для нас важнои особенностью конфуцианского исторического сознания является ретроградно-утопическая форма осмысления современности. Не менее важно и то, что в условиях цин-ского Китая утопическая мысль, для восприятия которои уже около полувека создавалась социальная база, наиболее предметно и уместно для самых широких масс могла быть реализована именно в христианскои форме. Xристи-анская идея, «китаизированная» Xун Сю-цюанем [15], приближенная к традиционным формам морали, позволяла дать искомыи и близкии идеал огромнои разношерстнои массе недовольных, что и позволило обеспечить небывалыи успех таипинов на первых порах.

В 1830-1850-е гг. в Китае сложился уни-кальныи комплекс исторических обстоятельств: традиционным идеал Тай пин «наложился» на крестьянские представления о справедливости и агрессивные антиманьчжурские настроения интеллигенции. Единственным практическим механизмом реализации новых идеи была только крестьянская воина и ориентация на насильственное претворение в жизнь идеала наложила отпечаток на все институты таипинов.

В отечественнои историографии мало обращалось внимания на развитие и трансформацию таипинскои идеологии после прихода их к власти, в то время как именно этот механизм позволяет объяснить, почему в Китае не произошло смены династии и начался последнии в его истории период чжун син в условиях при-нудительнои модернизации. Между тем, отмена деиствия «Земельнои программы» уже вскоре после ее публикации в 1853 г. дает нам ключ

ИСТОРИЯ / МАРТЫНОВ Д.Е., МАРТЫНОВА Ю.А. / [email protected] / УДК 93/99

к пониманию: каким образом переставала работать идея, лежащая в основе тайпинской государственной системы.

Эволюция тайпинской идеологии следует из ее хронологии:

I. 1837 г. Душевное заболевание и видения Хун Сю-цюаня.

II. 1844 - 1848 гг. Существование таиного Общества поклонения Единому Богу (Бай Шан-ди хуэй). Разработка идеологическои базы, создание культа и т.п.

III. Переворот 1848 г. Использование христианского визионерства для авторитариза-ции движения [2, с. 14].

IV. 1851 г. Оформление монархии в условиях вооружённого восстания. Для таипинскои теории de facto это был крах доктрины всеобщего равенства. Дата - 1851 год -совершенно неслучаина, ибо как раз тогда таипины, опираясь на свою первую базу в гуансиискои деревне Цзиньтянь, начали активные боевые деиствия и стала реальностью военная иерархия в быв-шеи таинои религиознои секте.

V. 1853 г. Захват Нанкина, провозглашение новой Небесной династии Тайпин Тяньго.

Цепочка логически взаимоисключающих, но событиино неразрывных явлении (создание государства равных - воина за Небесную справедливость - сверхцентрализация и создание элиты) - получила свое окончательное завершение и привела к краху 1864 г. (Сопротивление в отдельных раионах продолжалось до 1868 года, но было обречено).

Уже самые первые шаги таипинского руководства показали невозможность практиче-скои реализации государства всеобщего равенства (вместо этого было создано некое подобие концлагеря, сродни кампучииским при Пол Поте, в т.ч. с половои сегрегациеи). Это влекло за собои перемену «центра тяжести»: основои движения и краеугольным камнем государства становился харизматическии лидер, провозгла-сившии себя младшим братом Иисуса Xриста, уже в силу этого неравныи всем остальным.

Анализ первого программного документа таипинов - «Земельнои программы Небеснои династии» показывает нам следующие структурные аспекты Таипин Тяньго:

1. Экономическое и социальное «равенство» (исключительно для низших сословии) достигалось за счет уравнения и гарантированного минимума, годного только для физического выживания. При этом не исключалась дихотомия «богатые -бедные», т.к. представители «класс-государства», т.е. шэньши, были единственным контингентом комплектации таипинских управленцев.

2. Жесткая социальная иерархия, на вершине которои располагалось божественное существо - Небесныи государь (Тянь ван), у подножья трона которого копошились рядовые воины-земледельцы. Посредником служил военно-админи-стративныи аппарат, организованныи по канону Чжоу ли.

3. Полное совпадение армии и населения (из женщин формировались трудармии, используемые даже в земледелии и строительстве).

INTERNATIONAL SCIENCE JOURNAL / МЕЖДУНАРОДНЫЙ НАУЧНЫЙ ЖУРНАЛ

Указанные особенности - ничто иное, как фиксация противоречия, возникшего еще в 1848 - единоначалие в обществе равных [2, с. 16]. Налицо полное несоответствие цели существования государства и средств его осуществления (предельная концентрация военнои власти в условиях гражданскои воины).

В программе таипинов такое равенство имеет место [3, с. 176]. В таипинских документах, отражающих реальное положение вещеи, равенство отсутствует: был создан некии прообраз тоталитарного государства, в котором государство осуществляет слежку за всеми, вмешивается в дела семьи и т.д. Таким образом, на деле программировался имперскии характер движения, становящегося новои династиеи, стремящеися ликвидировать предыдущую. Несомненно, что новыи образ государства сильно отличался от традиционнои конфуци-анскои монархии, но традиции оказались сильнее: в 1856 г. был восстановлен культ Конфуция. Положение осложнялось борьбои за власть, в которую вступил Ян Сю-цинь, стре-мящиися под предлогом «демократизации» (то есть возврата к отношениям, имевшимся до 1848 года) занять место Xун Сю-цюаня.

ВЫВОДЫ

Причинои краха Таипин Тяньго в первую очередь является комплекс идеологических проблем и их реализации на практике. Одновременно, Таипинское восстание явилось своего рода мальтузианскои катастрофои, создав-шеи возможности развития сельского хозяиства в центральных провинциях Китая, и сохранив-шеи власть Цинскои династии еще на полвека.

Необходимо в этом контексте провести сопоставление крестьянскои воины Ли Цзы-чэна (1628-1644), приведшеи к власти маньчжуров (а точнее, консервативных конфуцианцев) и Таипинскои. Выше мы указывали, что структурно они занимали одинаковое место в династическом цикле. На практике также имеются явные черты сходства: попытки в XVII в. уравнительного распределения военнои добычи, создание собственнои администрации и попытка провозглашения династии. Однако у Ли Цзы-чэна отсутствовала альтернативная идеология, достаточно строиная теоретически и в то же время относительно доступная для привлечения широких масс. Идеологическая база движения Ли Цзы-чэна (также обладавшего повстанческои армиеи, способнои к проведению широкомасштабных операции) была тра-диционнои - конфуцианскои, с массовои даос-ско-буддиискои верои рядовых адептов. Тради-ционныи идеологическии базис сдерживали хилиастские настроения, не дозволяя привнесения инновации в мировоззренческие установки, а следовательно, определяя последую-щии политическии и идеологическии курс.

В XIX в. таипинское христианство легло на подготовленную социально-экономическую почву, что приняло своеобразную форму в обстановке системного кризиса. Оригинальность таипинов (по краинеи мере, в сфере идеологии) - в буквальном истолковании принципа равенства всех перед Богом, что давало мощныи идеологическии и экономическии инструмент, позволяющии некоторым образом разрешить экономические проблемы через введение уравниловки. Это снимало ограничения прежних

ИСТОРИЯ / МАРТЫНОВ Д.Е., МАРТЫНОВА Ю.А. / [email protected] / УДК 93/99

китаиских утопии и позволяло реализовать ин-

новационныи путь развития, закрытыи во времена прежних династических кризисов.

ЛИТЕРАТУРА

1. Гране М. Китаиская мысль / Пер. с фр. В.Б. Иорданского. М.: Республика, 2004. 526 с.

2. Духовная культура Китая: энциклопедия: в 5 т. Т. 4: Историческая мысль. Политическая и правовая культура / Ред. М.Л. Тита-ренко и др. М.: Вост. лит, 2009. 935 с.

3. Избранные произведения прогрессивных китаиских мыслителеи Нового времени (1840-1898) / Сост. Н.Г. Сенин, Ян Xин-шун. М.: Изд. АН СССР, 1961. 300 с.

4. Кан Ювэи. Моя история / Мартынов Д.Е. Кан Ю-вэи: Жизнеописание. Казань: Ин-т истории АН РТ, 2010. С. 92-230.

5. Илюшечкин В.П. Крестьянская воина таи-пинов. М.: Наука, ГРВЛ, 1967. 396 с.

6. Крушинскии А.А. Творчество Янь Фу и проблема перевода. М.: Наука; ГРВЛ 1989. 112 с.

7. Ло Гуань-чжун. Троецарствие / Пер. с кит. В.А. Панасюка. Т. I. М.: Гослитиздат, 1954. 792 с.

8. Ломанов А.В. Xристианство и китаиская культура. М.: Вост. лит, 2002. 446 с.

9. Лян Цичао. Новое учение об истории. [Традиционная история Китая] : Пер. с кит. и примеч. Д.Е. Мартынова // Вопросы философии. 2019. № 5. С. 107-117

10. Мартынов Д.Е. «Лекции о небесах» Кан Ю-вэя: позднии этап интеллектуальнои биографии мыслителя // Общество и гос. в Китае. Т. ЖЛП, ч. 1 (Ученые записки ИВ РАН, Отд. Китая. Вып. 8). М.: ИВ РАН, 2013. С. 488-505.

11. Непомнин О.Е. История Китая: эпоха Цин. XVII - начало XX века. М.: Вост. лит., 2005. 712 с.

12.

13.

14.

15.

16.

17.

18.

19.

20.

21.

22.

23.

24.

25.

Непомнин О.Е. История Китая. ХХ век. М.: Ин-т востоковедения РАН, 2011. 736 с. Никифоров В.Н. Восток и всемирная история. М.: Наука, ГРВЛ, 1975. 352 с. Саит «Синология.ру» // URL: http:// www.synologia.ru /

Саит "The Chinese Text Project" // URL: http: / / ctext.org/

Сунь Ятсен. Избранные произведения. Изд. 2-е, испр. и доп. М.: Наука, ГРВЛ, 1985. 630 с. Сыма Цянь. Исторические записки: Ши цзи: в 9 т. Т. 9 / Пер. с кит. под ред. А.Р. Вяткина. М.: Вост. лит, 2010. 623 с. Таипинское восстание 1850-1864: Сб. документов / Сост. В.П. Илюшечкин и В.Г. Соловьев. М.: Изд. вост. лит., 1960. 328 с. Фэн Ю-лань. Краткая история китаискои философии / Пер. Р.В. Котенко; науч. ред. Е.А. Торчинов. СПб.: Евразия, 1998. 376 с. Boardman E. Christian Influence upon the Ideology of the Taiping Rebellion. Madison: University of Wisconsin Press, 1952. 188 p.

The Cambridge History of China. Vol. 11, Part 2: Late Ch'ing 1800-1911 / Ed. by John K. Fairbank and Kwang-Ching Liu. Cambridge Univ. Press, 1980. 682 p. Chang Hao. The Chinese Intellectuals in Crisis: Search for Order and Meaning (1890 -1911). Berkeley: Univ. of California Press, 1987. 223 p.

Cohen P.A. Between Tradition and Modernity: Wang T'ao and Reform in Late Ch'ing China. Cambridge, Mass.: Harvard Univ. Press, 1974. 357 p.

Elman B.A. The Failures of Contemporary Chinese Intellectual History // Eighteenth-Century Studies. 2010. Vol. 43, No 3. P. 371-391. Hsiao Kung-chuan. A Modern China and