CC BY
82© В.В. Компанеец, 2003
ЛЕОНИД ЛЕОНОВ: НОВЫЙ ВЗГЛЯД
(Рец. на кн.: Поэтика Леонида Леонова и художественная картина мира в XX веке: Материалы международной конференции. —
СПб.: Наука, 2002. —167 с.)
В.В. Компанеец
Книга, о которой пойдет речь в данной рецензии, отнюдь не случайно вышла в Санкт-Петербургском отделении издательства «Наука». Институт русской литературы (Пушкинский Дом) РАН уже многие десятилетия воспринимается как центр отечественного леоноведения. Его фундамент в советский период возводился усилиями ВА Ковалева и НА Грозновой. Именно эти ученые в разное время возглавляли сектор советской (отдел новейшей) литературы. В настоящее время продолжателем традиций академического леоноведения выступает Т.М. Вахитова — ответственный редактор рецензируемого сборника, в который вошли доклады участников Международной конференции «Поэтика Леонида Леонова и художественная картина мира в XX веке».
Сборник состоит из трех разделов. В первом — помещены работы по общим проблемам леоновской поэтики; во втором — статьи о поэтике последнего и наиболее значительного романа писателя — «Пирамида»; в третьем — исследования, раскрывающие «общие планы взаимодействия и частные случаи сопоставления творчества Леонова с другими художниками XX века» (с. 3).
Первый раздел открывает статья одного из авторитетнейших пушкинодомцев А.И. Павловского «Звено разорванной цепи (феномен Леонова)». В ней автор с присущим ему культурологическим кругозором и стилистическим блеском, по сути дела, впервые обратил внимание на то, что Леонов, впитавший религиозно-философскую и эстетическую культуру Серебряного века, своим творчеством связал начало XX столетия с его концом. Русская, в особенности религиозная, философия после Октябрьского переворота 1917 года была насильственно пресечена, и очагом философской мысли, по справедливому утверждению А.И. Павловского, стала, как и в прежние столетия, литература. В прозе — это Л. Леонов, А. Платонов, В. Грос-
сман, Б. Пастернак (сюда мы бы включили еще М. Пришвина и М. Булгакова). В поэзии автор называет в первую очередь Н. Заболоцкого, О. Мандельштама, Л. Мартынова, Арс. Тарковского (как представляется, не менее значимы тот же Б. Пастернак и Н. Клюев, не упомянутые в рецензируемой работе). Что же касается Л. Леонова, то его А.И. Павловский выделяет особо: в отличие от названных выше прозаиков и поэтов, он создал целостную философскую систему (не понятно в таком случае, почему автору «Доктора Живаго» отказано быть создателем целостной системы мировосприятия). Главное, что объединяет Л. Леонова как творца «Пирамиды» с религиозно-философским мышлением эпохи Серебряного века — сгущенный трагизм, эс-хатологизм и релятивизм.
Особо следует выделить посвященную малоисследованной теме статью Т.М. Вахитовой (Санкт-Петербург) «Концепт дворянской усадьбы в творчестве Леонида Леонова». Она написана ровно, спокойно, без расчета на эффект, в присущей маститому леоноведу академической манере. Дворянская усадьба в прозе писателя, как и в самой жизни, характеризуется, по мнению автора, двойственностью: с одной стороны, она является воплощением порядка, гармонии, красоты, с другой — олицетворяет идею социального неравенства «белой» и «черной» кости. Юношеское (дореволюционное) поэтическое творчество Леонова свидетельствует о том, что правнук крепостного в лирике восстанавливает дворянское наследство «как свое собственное» (28), воспринимая его в качестве неотъемлемой части полноты бытия. В последующем, начиная с 1920-х годов, почти во всех крупных произведениях художника слова (за исключением романов «Соть» и «Пирамида») появляется некая история, связанная с жизнью дворянской усадьбы и ее хозяев. Она выписывается Леоновым достаточно подробно, с большим
количеством деталей, исторических и литературных реминисценций, но всегда в разном стилистическом ключе и сюжетном обрамлении. Большим достоинством рецензируемой работы является то, что ее автором была прослежена эволюция темы дворянской усадьбы на материале многих леоновских произведений, включая романы «Барсуки», «Вор», «Скутаревский», «Дорога на Океан», «Русский лес», «Пирамида».
Основательностью, глубиной и содержательностью характеризуется статья Л.П. Якимовой (Новосибирск) «Строительный текст как основа “второй композиции” в повести Л. Леонова “Конец мелкого человека”». Осуществив интертекстуально-мотив-ный анализ произведения, автор предлагает его реинтерпретацию: пафос повести совсем не обличительно-критический, как считалось ранее, а философский (20). Исследуя частный, казалось бы, вопрос Л.П. Якимова, по сути дела, ведет речь о кардинальных принципах художественной системы Леонова — его мифопоэтике, являющейся базовым элементом художественного мышления и основным способом мироощущения писателя.
Большой интерес в рецензируемом сборнике представляет статья дочери писателя Н.Л. Леоновой (Москва) «Притча о Калафа-те». В ней автор, человек далекий от литературоведческих премудростей, живо и увлекательно воспроизвел историю создания запрещенного в 1923 году цензурой рассказа «Ка-лафат», впоследствии сокращенного и превращенного в притчу и в таком виде опубликованного в составе романа «Барсуки». Внимательное прочтение этой притчи, по убеждению Н.Л. Леоновой, позволяет заключить, что писатель утверждает христианские идеалы «как единственный способ возродить духовность и нравственность народа», он недвусмысленно предостерегает о начале строительства Вавилонской башни «зачинателями новой эры» (13—14). Именно поэтому рассказ был запрещен. Ключом к его пониманию могут быть слова из последнего леонов-ского романа, воспринимаемые как лейтмотив «Пирамиды»: «Бессмысленность башни без Бога». Подтверждением данного тезиса могут служить приведенные Н.Л. Леоновой выдержки из неопубликованных записок своего отца: «Чувство Бога и есть показатель нравственного здоровья народного...» (18). Подобные суждения человека, близко знавшего Л.М. Леонова, крайне важны. Они свидетельствуют о мировосприятии автора «Пирами-
ды», произведения, вызывающего споры, а нередко полярные точки зрения. На наш взгляд, второй раздел сборника, специально посвященный поэтике данного произведения, наиболее интересен в рецензируемой книге.
Он открывается оригинальной статьей волгоградского исследователя В.С. Воронина «Система неопределенностей в романе Л. Леонова “Пирамида”». Необычность подхода автора к леоновским текстам заключается в самой методологии: В.С. Воронин в целях анализа конкретных произведений привлекает данные математики, физики и других наук. Отсюда — нестандартность, свежесть его наблюдений. Истоки стиля неопределенностей исследователь усматривает в романе «Вор», в котором можно увидеть своеобразный корпускулярно-волновой дуализм «в творческом принципе сочинителя Фирсова, изобретающего именно волновое повествование... » Люди-волны, считает В.С. Воронин, присутствуют и в «Пирамиде»: это адский корифей Шатаницкий, ангелоид Дымков, Никанор Шамин. Они обнаруживают себя «во всех трех ипостасях времени: в прошлом, настоящем и будущем» (58). Ключевой вопрос «Пирамиды» — это вопрос о сроках человеческого существования. Леонов, утверждает автор статьи, ставил задачу: с одной стороны, показать, что люди подошли к роковому рубежу, а с другой — оставить надежду, ибо будущее — слишком неопределенная категория. «Поэтому отрицание неопределенности у Леонова снова неопределенность» (65).
Недостатком статьи В.С. Воронина, с нашей точки зрения, является попытка постигнуть духовную реальность «Пирамиды» с помощью формальной логики, категорий материалистической науки. Между тем последний роман Леонова в принципе иррационален. Леонов, по нашему убеждению, — один из самых метафизических, загадочных писателей в русской литературе. Вот почему он как художник слова был глубоко неудовлетворен трактовками своих произведений в советское время. Изъян, обнаруженный в статье В.С. Воронина, нельзя адресовать лично данному автору: вся наша филологическая наука переживает пору кризиса, только еще пытается выработать методологию, понятия, категории, принципы которой были бы адекватны запечатленной в «Пирамиде» и других произведениях XX века духовной реальности 1.
Вместе с тем и в рецензируемом сборнике есть работы, находящиеся в русле формирующейся на наших глазах новой методо-
логии. В качестве примера можно назвать статью А.А. Дырдина (Ульяновск) «Композиция “Пирамиды” Л. Леонова: духовная реальность и символическая перспектива». По мнению исследователя, книга Леонова представляет собой сложное единство изобразительных приемов и философских структур повествования. В «Пирамиде» активно используются христианские понятия, мотивы, образы-символы. Символика христианства, считает автор, являет собой то мифологическое ядро, «по отношению к которому обретает свой подлинный смысл вся система образов-представлений» (80). В частности, А.А. Дырдин обращает внимание на символику чисел «3», «7», «12», являющихся конструктивными компонентами повествования, служащих выражению главной идеи — раскрытию «невидимого, идеального уровня мироздания» (83). Частое использование в романе образов, которые символизируют духовную основу жизни, — осознанное средство иносказания. Писательская мысль, органично слитая с духовным знанием христианства, стала ключевым структурообразующим началом произведения. Все у Леонова в конечном счете подчинено главной цели: призвать людей чаще задумываться о вечных истинах, приблизить к ним человека и человечество, склонных «обманываться ложными идеями на перекрестках истории» (85).
Из общего контекста сборника несколько выбивается статья О.В. Станкевича (Магнитогорск) «Мнимое чудо. К проблеме кате-гориальности в романе Л. Леонова “Пирамида”». С одной стороны, автор глубоко, со знанием дела исследует конкретику леоновско-го произведения, в частности универсальный для повествования принцип бинарности, двойственности, нашедший воплощение не только на категориальном, но и на образном уровне, объединяющий героев в пары по их полярности или сходству. В этом плане интересно рассмотрена оппозиция «цирк-церковь». С другой стороны, вывод исследователя о том, что бог «Пирамиды» лишен одного из своих главных качеств — реализации чуда, а следовательно, не обладает божественным всемогуществом (87), по меньшей мере сомнителен. К подобному умозаключению О.В. Станкевич пришел, по нашему мнению, в результате неверной методологической посылки: свои выводы он строит всецело на высказываниях персонажей романа, или противостоящих Богу (Шатаницкий, Дюрсо), или же на какое-то время оказавшихся во
власти еретических помыслов (о. Матвей), недостаточно учитывая при этом голос автора. Исследователь не заметил того, что в тексте «Пирамиды» Бог непосредственно не показан. И это не случайно. Л. Леонов с его художественной интуицией прекрасно понимал, что всякая попытка запечатлеть Всевышнего средствами художественного слова чревата богохульством. Концепция О.В. Станкевича в сущности не позволяет причислять Л. Леонова к выразителям христианского православного мировосприятия.
Глубиной и свежестью наблюдений характеризуется статья В. Гусаровой-Кузи (Париж) «Фольклорные пласты в романе “Пирамида”». Это касается сопоставлений Никона Аблаева с русским богатырством в былинном эпосе, Финогеича с лешим, Юлии Бамбалски (Марины Мнишек) с ведьмой. Историческая песня о «легендарном герое» Степане Разине и «могучем орле», терзающем свои жертвы, служит у Леонова, как считает исследовательница, развенчанию Сталина-ти-рана. Обстоятельно и подробно рассмотрев преломление в леоновском повествовании образов и мотивов сказки, В. Гусарова-Кузи делает предположение, что роман-наваждение является той «страшной сказкой», которая «дает гипотетические ответы на “последние” вопросы» (109) бытия человечества.
Благоприятное впечатление производит статья А.И. Филатовой (Санкт-Петербург) «Пирамида» Леонова: ангел Дымков». По мнению исследовательницы, Леонов в разработке «ангельской» темы использовал различные источники. Традиции романтиков («Падение ангела» Ламартина, «Элоа» А. де Виньи, «Любовь ангелов» Т. Мура) и «ангельские» сюжеты XX века («Огненный ангел» В. Брюсова, «Восстание ангелов» А. Франса) предстают в «Пирамиде» перевернутыми. А.И. Филатова, акцентировав внимание на сюжетообразующей роли образа Дымкова, конкретно рассмотрела соотнесенные с ангелом основные сюжетные линии: Дымков — Юлия Бамбалски, Дымков — Сталин, Дымков — Шатаницкий. Исследовательница полагает, что командированный на землю ангел, пройдя путь сложных испытаний, в конечном итоге не стал «невозвращенцем», сохранил верность небу. Все это, конечно, так. И вместе с тем возникает вопрос: правомерен ли акцентированный в работе А.И. Филатовой «нажим» на позитивности этого образа, отнюдь не однозначного? Ведь очевидно, что ангел, олицетворяющий собою полюс Добра, преднамеренно Леоновым за-
землен, снижен. Он явно неадекватен той роли, которая предназначена ему свыше. Представитель Света, Дымков в «Пирамиде» парадоксально затемнен, о чем свидетельствует «говорящая» фамилия персонажа.
Глубиной и обстоятельностью характеризуется статья В.И. Хрулева (Уфа) «Монолог диктатора в структуре романа Л. Леонова “Пирамида”». В ней всесторонне, очень глубоко и тонко проанализирован предмет исследования, учтено коварство монолога, состоящее в том, что авторская мысль нередко подключается к суждениям персонажа, замещает их, дополняет и затем так же неуловимо «отмежевывается от сказанного». Наблюдения В.И. Хрулева точны и безупречны, однако автор, как нам представляется, оказывается на грани риска, утверждая, что Леонов использует фигуру «вождя всех народов» для озвучивания своих сокровенных мыслей, «не только делает Сталина союзником, но и придает этим мыслям статус официального признания, почти государственной значимости» (с. 72). Конечно, проблема соотношения авторского сознания и сознания персонажей в леоновском романе исключительно трудна для исследования, и все же, думается, степень дистанцированности автора от точек зрения героев «Пирамиды» больше той, которая обозначена в рецензируемой статье. Недостаточное акцентирование внимания на сознательной авторской отстраненности как раз и привело некоторых интерпретаторов романа-наваждения к мысли о том, что Леонов в своем повествовании выступил апологетом тьмы и зла.
Одной из самых интересных и ярких в рецензируемом сборнике является статья А.Г. Лысова (Вильнюс) «“Пирамида” Л. Леонова в свете апокалиптики Д. Мережковского». Известный и авторитетный исследователь рассмотрел взаимодействия творчества Леонова и Мережковского многосторонне, с присущей ему культурологической основательностью. Общее у автора «Христа и Антихриста» и создателя «Пирамиды» А.Г. Лысов усматривает в жанровых модификациях («роман-исследование», «роман-наваждение», «роман-культура»), в «софийном» принципе изображения, основанном на идеалах целостности и всеединства, в использовании сюжета о вселенском потопе, в художественной интерпретации образа Хама, в склонности к гностическому видению мира и др. Рассматривая сложную, неоднозначную картину сходства писателей в аспекте проблем Добра и Зла, А.Г. Лысов месте с тем четко видит
главный критерий их противостояния: это эстетизация антихристова начала. Все творчество Леонова, в отличие от его предшественника, считает автор статьи, было освящено идеей «оправдания добра».
Принципиально в другом ключе написана статья С.Л. Слободнюка (Магнитогорск) «Образы “Христа” и “Софии” в творчестве Л. Леонова и А. Блока». Автор считает, что с евангельским Сыном Человеческим и Блок, и Леонов «обходятся одинаково», то есть показывают в негативном плане. «Пирамида» запечатлевает момент «окончательного ухода не просто Сына, а божества... Место истинного властелина занимает она», Дуня Лоскутова, «полноправная владычица жизни/смерти» (148). Субъективность и спорность этих умозаключений очевидны, и они обусловлены, с нашей точки зрения, тем, что С.Л. Сло-боднюк свои выводы основывает на признаниях героев, недостаточно учитывая дистанцирующийся голос автора.
Подобных крайностей в оценках удалось избежать А.И. Смирновой (Волгоград). В ее статье «Л. Леонов и натурфилософская проза России последней трети ХХ века» акцентировано внимание на эсхатологической проблематике современной прозы, запечатлевающей действительность в «планетном аспекте». В данной статье, как и в других работах исследовательницы последнего времени, наряду с углублением в мир отдельного произведения сказывается тенденция к экстенсивному изучению современной литературы. «Пирамида» с ее организующими повествование эсхатологическими мотивами соотнесена с целым корпусом натурфилософских произведений В. Распутина, А. Кима, Ч. Айтматова, А. Адамовича и других авторов, объединенных поиском спасительных путей для человечества, отчетливым сознанием катастрофичности бытия на исходе ХХ века, стремлением предостеречь род человеческий от самоуничтожения. Начало этого процесса А.И. Смирнова справедливо связывает с романом Л. Леонова «Русский лес» (1953), выявившим и четко обозначившим «центральный конфликт развития человечества в ХХ веке — противоборство философии жизни и философии смерти» (150), определившим основные пути развития послевоенной прозы. Что касается «Пирамиды» (1994), то ее исследовательница рассматривает как произведение XXI века, воплотившее новый тип сознания, намного опередившее свое время по масштабу осмысления и изображения человеческого бытия.
В рецензии, по понятным причинам, к сожалению, нет возможности в равной мере раскрыть все 20 помещенных в сборнике статей. К числу содержательных, характеризующихся новизной наблюдений следует отнести работы В.Е. Кайгородовой (Пермь) «Проблема демократичности текста в художественной практике Леонида Леонова», Ф. Листван (Краков) «Утопия и антиутопия в художественном мире Леонида Леонова», А.А. Дурова (Ставрополь) «Народно-трагическое в леоновской модели мира и человека», Л.Б. Беловой (Ростов-на-Дону) «Интеллектуальная интуиция в идейно-художественной системе “Пирамиды”», Н.В. Сорокиной (Тамбов) «Рассказ “Петушихинский пролом” и роман “Пирамида”», О.В. Румянцевой (Санкт-Петербург)
«Народная стихия в романе Л.М. Леонова “Соть”», Л.Р. Бердышевой (Москва) «“Вор” Л. Леонова и “Санин” М. Арцыбашева».
В целом рецензируемый сборник отличается высоким научным уровнем, оригинальными методологическими подходами к изучению творчества Л. Леонова. Книга свидетельствует о том, что современное леоноведение настойчиво ищет новые пути осмысления наследия одного из классиков литературы ХХ века.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Знаковым событием в этом плане стала вышедшая недавно в свет монография А.М. Лю-бомудрова «Духовный реализм в литературе русского зарубежья: Б.К. Зайцев, И.С. Шмелев» (СПб., 2003).
