CC BY
22
УДК 821.161.1
В. С. ВОРОНИН
ЛЕОНИД ЛЕОНОВ В ОБЪЕКТИВЕ УЛЬЯНОВСКИХ КОНФЕРЕНЦИЙ (2006-2011)
Рассматриваются материалы научных конференции, проведённых Международным сообществом «Русская словесность: духовно-кулыпурные контексты» в Ульяновском государственном техническом университете при участии учёных из России и европейских стран.
(Статья впервые напечатана в «Вестнике ВолГУ» 2012 г. Сер. 8, вып. II. Печатается с разрешения изд-ва ВолГУ).
Ряд конференций, проводимых Ульяновским государственным техническим университетом в русле общего направления «Литература и культура в контексте христианства», привлёк внимание не только филологов, но и философов, представителей естественно-научных областей знания. Получилось гак, что последнее произведение Леонида Леонова (роман «Пирамида») оказалось интересным и физикам, и лирикам, и верующим, и атеистам. Свои штрихи в ульяновский портрет Л. М. Леонова в (2006—2011) внёс целый ряд исследователей: А. Ю. Большакова, Никола Грдинич, В. С. Воронин, А. А. Дырдин, Н. И. Зайцев, В. Е. Кайгородова, Богдан Косано-вич, Н. Л. Леонова (дочь писателя), Фридерик Листван, А. Г. Лысов, В. М. Матушкина, Н. А. Непомнящих, Н. В. Сорокина, В. С. Федоров,
В. И. Хрулев, Л. П. Якимова.
К 2006 году острота вопроса о несоответствии «Пирамиды» канонам православного христианства и её еретичности (М. Дунаев, А. М. Любомудров) сошла на нет. Концепция «трагического оптимизма» леоновского романа-завещания (А. А. Дырдин, А. Г. Лысов) возобладала. Однако упрёки в пессимистичности произведения продолжались. Как писал Т. В. Рыжков, «дьявол есть, но отсутствует Христос, есть речь о Боге, но нет его положительного присутствия, есть мысль о «конце истории», но сюжет обходится без идеи преображения мира и воцарения добра» [7, с. 90]. Но почему же? В сновидениях
о. Матвея Христос присутствует. Именем Бога, стоящего при дверях, заклинает фининспектора Гаврилова попадья, и этот делец от социализма попадает в такой переплёт, что относительное и локальное добро в этой истории торжествует.
© Воронин В. С., 2013
Правда, несколько оксиморонного толка. В дверях карьериста ждёт не Бог, а дядя-провокатор, и тот не знает, как отделаться от такого страшного родственника. Чтобы увидеть оптимизм «Пирамиды», нужно немного отойти от двузначной логики. Автор пишет об обоюдонесовместимых сущностях духа и глины, пребывающих в человеке, но они спокойно сосуществуют уже долгое время. Значит, они сосуществуют без аннигиляции, в некой неопределённости, подразумевая достаточно долго длящийся цикл. Этих циклов упадка и возрождения в «Пирамиде» множество. Как долго будет существовать человечество? За это отвечает не Бог, а люди, и Леонов многократно даёт это понять и почувствовать. Печальные странички будущей истории, как обещает ангел Дымков, можно ещё успеть переписать. Леонов фокусирует всё в настоящем, стягивает к нему прошлое и будущее, неизмеримо поднимает ответственность каждого человека за предстоящее далеко в грядущем. А.В. Татаринов разводит в разные стороны романы Достоевского и Леонова: «Герои Достоевского - под знаком эсхатологии. Герои Леонова, да и сам автор - под знаком Апокалипсиса» [8, с. 74]. Говоря другими словами, герои Достоевского и сам он ещё могли надеяться на благополучный исход их общих устремлений, положение же леоновских персонажей вполне безнадёжно. Между тем текст «Пирамиды» достаточно оптимистичен, если смотреть с точки зрения возможного более худшего варианта. Даже Юлия Бамбалски умеет вовремя отвергнуть свою жестокую мечту о водной глади на месте Москвы. Отрицательный фининспектор Гаврилов до того, чтобы стать негодяем, не дошёл... В большой статье А. Г. Лысова «О некоторых итогах и перспективах леоноведения. Леонов и Запад: к постановке проблемы» авторитетный исследователь привлёк внимание коллег к словам Леонова о Есенине:
«Есенин не вмещался в крайности берегов... Он спешил быть всем» [6, с. 5]. Можно вспомнить строчки Есенина: «Стыдно мне, что я в бога верил, / Горько мне, что не верю теперь» [4, с. 190]. Художник всегда идёт против господ-ствую-щей моды времени не только ради оригинальности, но и с тем, чтобы полнее охватить реальность. Статья А. Г. Лысова вовлекает в исследование творчества Леонова широкий контекст западной культуры, выстраивает дополнительные измерения леоновского слова. Незаурядную интуицию и изощрённую эрудицию демонстрирует автор, увязывая француженку XV века Агнессу Сорель, Пушкина и Леонова в единый историко-литературный узел.
С целым рядом статей, посвящённых художественной философии писателя, выступил бессменный организатор Ульяновских встреч лео-новедов А. А. Дырдин. Он выделяет концепцию трагического оптимизма, укоренённую в христианстве, близкую самому писателю, что позволяет видеть и последний художественный опыт Леонова не беспросветно тёмным, проводит интересное сопоставление творческих манер М. Шолохова и Л. Леонова и приходит к выводу, что у обоих писателей доминирует «народнотрагическое представление о мире» и «стяжение содержания произведения к многомерным символам (природным, философско-религиозным, космическим), объединяющим трагедию героя с общенародной судьбой» [2, с. 64]. Архетипам современной прозы посвящены статьи А. Ю. Большаковой. По её мнению, в современную русскую прозу возвращается реализм, и традиции Леонова, его интегральный стиль, несомненно, будут использованы. В. И. Хрулев, автор нескольких книг, посвящённых поэтике творчества и художественному мышлению писателя, оптимистически полагает, что леоновские романы могут оказаться востребованными читателями XXI века, хотя «в отношении к человеческой истории Леонов отвергает идею беспечного оптимизма, подвергает её беспощадной иронии», а развитие человечества «исключает в себя и катастрофу как неотъемлемую фазу движения» [10, с. 11].
Контуры исследования метафизики вещей леоновского художественного мира намечает А.
А. Дырдин с выходом к глубинным принципам «овеществления людей» (термин В. В. Виноградова) и оживления вещей. Суть в том, что они в леоновском творчестве в ряде случаев переплетаются. О герое «Барсуков» Гарасиме сказано, что он «жил и не старел. Нестареющий, он напоминал собою дуб». Возникает параллель с
тургеневским Герасимом. Как замечает А. А. Дырдин, «эффект мерцания смыслов в разных тезаурусах создаёт обстановку забытых межпредметных смыслов, потаённых значений» [3, с. 59]. У молодого писателя не стареют дубы и люди. У позднего Леонова стареть начнут даже звёзды, но наряду с этим начнет омолаживаться земля. Насколько константна в своих проявлениях метафизика вещей Леонова? Ведь писатель прожил почти век жизни, и пусть сейчас стоящая в финале «Пирамида» становится как бы ключом к предыдущим произведениям художника, однако мировосприятие Леонова менялось со временем, учитывало исторический опыт, необходимым образом преобразовывалась метафизика вещей и явлений его художественного мира. Исследователь отмечает укоренённость творческих интенций Леонова в национально-православном типе понимания бытия как творения и их родственность онтологии П. Флоренского. С другой стороны, жить и не стареть означает быть выключенным из ряда биологических изменений, и поэтому над такой сверхжизныо нависает тень смерти. Число таких парадоксов у Леонова, особенно в «Пирамиде», можно множить и множить. В ряде наших статей («Антиномии Канта и неопределённость творящего и творимого в «Пирамиде» Л. Леонова», «Художественная логика и фактор времени в романе Л. Леонова «Пирамида»), опубликованных в материалах Ульяновских конференций, мы попытались использовать многозначные логические системы для разрешения противоречий, возникающих почти на каждом шагу осмысления леоновского текста.
О сквозной роли вставных элементов в леоновском творчестве, о герменевтических парадоксах «Русского леса» пишет Л. П. Якимова, показывающая, что и этот роман, прочитанный из порубежного десятилетия XX века, обнаруживает свои скрытые координаты. Она отмечает, что Поля Вихрова - главная героиня романа -предстаёт в своих противоречивых потенциях, ведущих к типу новой «железной» девушки или к некой предтече Дуни Лоскутовой из «Пирамиды». Исследуя своеобразную ауру кажимости, в которую погружает автор суждения своих молодых, чистых, но наивных героев, исследователь показывает, как Леонов обнажает перед читателем скрытую сторону внешне светлой истории.
Никола Грдинич в статье, посвящённой данному роману («Русский лес» как роман идей»), замечает, что только из порубежья тысячелетий критики и читатели смогли заметить, что в романе «нереальное представляется... как реальность» [ 1, с. 82], приводя в подтверждение своих
слов цитату, говорящую о том, что сам лес помогает Поле Вихровой уходить от опасности. На самом же деле мысль Поли уйти от опасности и следование внешнего объекта этой мысли -воплощение древнейшей мечты человечества, а в истории философии - третья забытая линия развития Парменида, согласно которой одно и то же - предмет и мысль о нём.
Своей «Пирамидой» Леонов опроверг максиму, что самые великие творения художников остаются незаконченными. Конечно, дописывал он это произведение, уже будучи слепым, диктуя его, и опроверг вышеназванную аксиому он лишь частично. В его произведении много длин-нот, повторений, имеются расхождения в опубликованных книжной и журнальной версиях, в какой-то мере роман можно назвать незаконченным. По мысли В.И. Хрулева, «писателю не удалось добиться единства и слитности философ-ско-публицистического и изобразительного материала» [9, с. 68]. Неорганичным кажется исследователю и включение обширных размышлений автора о Вселенной и природе человека в контекст художественного произведения, но, на наш взгляд, эти общефилософские дополнения и делают роман более масштабным, отвечают грандиозной задаче, поставленной автором в самом начале повествования, делают его непредсказуемо интересным не только для нас, но и для будущих времен. Как полагает В.И. Хрулев, требуется новое выверенное издание романа с учётом всех разночтений. Есть мнение, что издать необходимо ранний вариант этого произведение под названием «Ангел» (А. А. Дырдин).
Автор этих строк полагает, что всё зависит от той точки зрения, с которой смотреть на роман. Мы считаем, что роман - художественная критика человеческой истории, и в этой своей ипостаси все его версии выполняют свою работу. Подпрыгивание на месте, повторения, затрудненность осмысления - всё это есть в истории цивилизации, критику которой с таким блеском выполнил Леонид Леонов в последнем своём произведении.
Историю леоноведения в миниатюре воссоздаёт глубоко патриотичная, но временами излишне метафоричная и публицистичная статья Н.И. Зайцева «Пирамидная проблематика и методология леоноведения конца XX - начала XXI века».
Ряд наблюдений над функциями жанровых элементов волшебной сказки, афоризмов и аллюзий в поэтике Леонида Леонова высказал польский исследователь Фридерик Листван. Он прослеживает преломление сказки «Покати-Го-рошек» в леоновском «Взятии Великошумска»,
показывает, как пушкинская «Сказка о рыбаке и рыбке» обнаруживает себя в «Пирамиде», где роль капризной старухи достаётся Юлии Бам-балски, а всемогущей рыбки - ангелу Дымкову. С поэмой-сказкой «Руслан и Людмила» оказывается связанным образ пушкинского кота, возникающий в речи персонажа «Пирамиды» старика Дюрсо, рассуждающего о необходимости надёжного закрепления таланта. Тема таланта на цепи, таланта, управляемого прутиком, находит своё отражение в могивной структуре «Пирамиды». Исследователь приходит к выводу, что сказочные образы и мотивы «выступают как основа параллели, как средство раскрытия образа героя и пополнения образа эпохи сталинского режима, используются в качестве сюжетообразующего фактора или вызывают определённую ассоциацию» [5, с. 31].
Н. А. Непомнящих говорит об отражении модели русского антинигилистического романа в отдельных элементах леоновской «Пирамиды». При всей обоснованности выводов исследователя, их плодотворности и свежести, следует сделать несколько замечаний общего характера. Интуиция автора статьи не обманула. Начинает он с романа Чернышевского «Что делать?» и его героя Рахметова, обнаруживающего определённые параллели с образом Вадима Лоскутова из «Пирамиды». Однако при ближайшем рассмотрении может оказаться, что и большинство персонажей леоновского романа скорее нигилисты, чем антинигилисты. Малосимпатичных нигилистов мы найдём и в тургеневских «Отцах и детях». А Леонов ни в малой мере не карикатурит своих нигилистов, как делали это авторы анти-нигилистических романов, даже дьявол у него -личность серьёзная. Поэтому если говорить о «Пирамиде», то здесь уместно будет увидеть пару вращающихся романных моделей: нигилистическую и антинигилистическую, используется и та, и другая. В общем смысле наивно полагать, что только нигилисты отвечают за разрушительную революцию и ее последствия. Исторические исследования прекрасно показали, как взаимно заигрываясь, раскручивали воронку вихря революции и царская охранка, и революционеры.
Конечно, мы можем видеть, что в «Пирамиде» огонь и пожар имеют большей частью отрицательную символику возможного самоуничтожения человечества. Вместе с тем дело этим не исчерпывается. Леонов сумел дать «трагическую подоплеку человеческого бытия, предопределённую извечностью борьбы Добра и Зла» [11, с. 172] в прочном сцеплении и с идеями христианства, и с мыслью Гераклита: «Этот космос, один
и тот же для всего существующего, не создал никакой бог и никакой человек, но всегда он был, есть и будет вечно живым огнём, мерами загорающимся и мерами потухающим».
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК
1. Грдииич, Н. «Русский лес» как роман идей / Н. Грдинич // Наследие Л.М. Леонова и судьбы русской литературы : материалы VII Междунар. науч. конф., г. Ульяновск, 9-12 сент.
2010 г. - Ульяновск : УлГТУ, 2010. - С. 79-83.
2. Дырдин, А. А. Л. Леонов и М. Шолохов: о несходстве сходного / А. А. Дырдин // Наследие Л.М. Леонова и судьбы русской литературы: материалы VII Междунар. науч. конф., г. Ульяновск, 9-12 сент. 2010 г. - Ульяновск: УлГТУ, 2010.-С. 57-66.
3. Дырдин, А. А. Вещественность про-
странства и метафизика мира вещей в прозе Л.М. Леонова / А. А. Дырдин // Художественно-философские модели мироздания в творчестве Л. М. Леонова и в русской литературе XIX - начала XXI столетий: материалы VIII Между-
нар. науч. конф., г. Ульяновск, 7-9 сент. 2011 г.
- Ульяновск: УлГТУ, 2011. - С. 51-59.
4. Есенин, С. А. Собрание соч. : в 3 т. Т. 1 /
С. А. Есенин. - М.: Правда, 1977. - 448 с.
5. Листван. Ф. Волшебная сказка в творчестве
Леонида Леонова / Ф. Листван // Художественно-философские модели мироздания в творчестве Л. М. Леонова и в русской литературе XIX -начала XXI столетий: материалы VIII Меж-
дунар. науч. конф., г. Ульяновск, 7-9 сент.
2011 г. - Ульяновск: УлГТУ, 2011.-С. 19-31
6. Лысов, А. Г. О некоторых итогах и перспективах современного леоноведения. Леонов и Запад: к постановке проблемы / А. Г. Лысов // Литература . XIX - XXI веков: Национапьно-художественное мышление и картина мира : материалы Междунар. науч. конф., г. Ульяновск, 20-21 сент. 2006 г. В 2 ч. Ч. 2. - Ульяновск: УлГТУ, 2007. - С. 5-31.
7. Рыжков, Т. В. Эсхатологический сюжет в романе Л. М. Леонова «Пирамида» / 7'. В. Рыжков // Литература Х1-ХХ1 веков. Национальнохудожественное мышление и картина мира : материалы Междунар. науч. конф., г. Ульяновск, 20-21 сент. 006 г. В 2 ч. Ч. 2. - Ульяновск : УлГТУ, 2007.-С. 79-90.
8. Татаринов, А. В. Апокалипсис Леонова и эсхатология Достоевского / А. В. Татаринов // Литература Х1-ХХ1 веков. Национально-художественное мышление и картина мира : материалы Междунар. науч. конф., г. Ульяновск, 20-21 сент. 2006 г. В 2 ч. Ч. 2. - Ульяновск : УлГТУ, 2007. - С. 69-74.
9. Хрулев, В. И. Проблема целостности романа Л. Леонова «Пирамида» / В. И. Хрулев // Литература Х1-ХХ1 веков. Национальнохудожественное мышление и картина мира : материалы Междунар. науч. конф., г. Ульяновск, 20-21 сент. 2006 г. В 2 ч. Ч. 2. - Ульяновск: УлГТУ, 2007.-С. 63-68.
10. Хрулев, В. И. Леонид Леонов и XXI век /
В. И. Хрулев // Наследие Л. М. Леонова и судьбы русской литературы : материалы VII Междунар. науч. конф., г. Ульяновск, 9-12 сент. 2010 г.
- Ульяновск : УлГТУ, 2010. - С. 7-15.
11. Якимова, Л. П. Герменевтические парадоксы романа Леонида Леонова «Русский лес» / Л. П. Якимова // Художественно-философские модели мироздания в творчестве Л. М. Леонова и в русской литературе XIX - начала XXI столетий: материалы VIII Междунар. науч. конф., г. Ульяновск, 7-9 сент. 2011 г. - Ульяновск: УлГТУ, 2011.-С. 139-173.
Воронин Владимир Сергеевич, доктор филологических наук профессор факультета естественных и гуманитарных наук Волжского гуманитарного института, филиала Волгоградского государственного университета.
