CC BY
40© Воронин В.С., 2013
УДК 821.161.1.09" 1917/1991" ББК 83.3(2)6
В СИСТЕМЕ КООРДИНАТ ЛЕОНОВСКОГО ТВОРЧЕСТВА (Рец. на кн.: Дырдин, А. А. Проза Леонида Леонова: метафизика мысли [Текст] : монография / А. А. Дырдин. -М. : Изд. дом «Синергия», 2012. - 294 с.)
В. С. Воронин
Рецензируемая монография А.А. Дырди-на состоит из трех частей. В первой из них «На пути к главной книге» автор выбирает особые критические точки леоновского творчества, в которых остро чувствуется пульс беспокойного исторического времени и человека, мятущегося в триаде греха, покаяния и спасения. Через объектив романа-завещания «Пирамида» эти критические точки теперь могут и должны быть прочитаны по-новому. Не избегает автор и критического переосмысления самого понятия метафизики. Тень истины и опыта, лежащая «за физикой», за естественным восприятием вещей и явлений, некий сверхчувственный довесок в истории мысли приобретали то положительную, то отрицательную оценку. Эти оценки напрямую (как бы ни кричали о свободе, о независимости художника, литературоведа, критика) связаны с идеями тех, кто находится у руля политической жизни страны. Если марксизм всячески критиковал метафизический метод, заключавшийся в рассмотрении мира как однозначной застывшей системы, вне взаимопе-реходов противоположностей друг в друга, то сейчас метафизика, подзабыв о диалектике, снова становится синонимом всей философии. Значимость отрицательной стороны, отсутствия и пустоты всячески подчеркивает современная постмодернистская литература и литературоведение. Не случайно М.Н. Эпштейн свою работу «Слово и молчание: Метафизика русской литературы» предваряет словами Томаса Карлейля: «Молчание и речь, действуя совместно, дают двойную значи-
мость» [4, с. 7]. Давайте подставим вместо слова «молчание» слово «речь». Смысл сохранится. А если проделать обратную операцию, заменить речь молчанием, то смысл заметно деформируется. Можно сколько угодно говорить о белом листе бумаги, как о потенциально бесконечном поле смыслов, но...
А.А. Дырдин в теоретическом осмыслении понятия сохраняет некоторую двойствен-нойсть. С одной стороны, он солидаризируется с точкой зрения Ю.В. Мамлеева, что метафизика - «это не только учение о конечных причинах бытия», но и «особая эстетическая реальность, порожденная способностью образа продлевать существование вещей и явлений» (с. 16), с другой - пишет, что «без акцента на леоновской метафизике невозможна трактовка его творческой личности как писа-теля-диалектика» (с. 25). Один лик метафизики - самодостаточное все для эстетического и философского анализа произведения, второй лик - некая предварительная ступень к постижению диалектики.
Достоинством рецензируемой монографии является то, что автор отстаивает суверенность эстетической реальности с ее тончайшим образным кодом, не сводящимся ни к философии, ни к богословию, ни к науке. При этом автор, уходя в тайны речений отцов церкви, в духовно-символический код леонов-ского художественного мира, не забывает о его вещевой, обыденной насыщенности и о дерзком умении писателя через обыденность освещать потаенную тьму мира и человека. Как показывает А.А. Дырдин, в художествен-
ном сознании писателя переплелись три типа мышления: «литературное, философское, религиозно-символическое» (с. 17). Это обеспечило взгляду художника особую проницательность, достигаемую за счет включения в свой опыт возможно большего числа людей, а с другой стороны, за счет отрешения от мира близко лежащих видимостей и прозрения за ним мира глубинного. Исследователь показывает, как взаимодействуют леоновское априори и апостериори, как дополняют друг друга опережающая мысль и отраженная, умноженная реальность.
Во многом по-новому прочитана леонов-ская повесть «Взятие Великошумска». Поначалу дается предельно общее определение главного конфликта повести как столкновения «идеологий и культур, получивших свое отражение в мифологии противоборства света и тьмы, которая проявилась движущей силой сюжета» (с. 72). Это конкретизируется связью воспоминаний командира танка об увиденном в детстве иконописном образе ангела мщенья с леоновским описанием боевой машины лейтенанта Соболькова. Разумеется, Собольков - представитель господствующей в его время идеологии, воспоминание об ангеле у него неизбежно будет отягощено грузом других коннотаций, но в эпоху такого общего конфликта, как тьмы и света, этот излишек становится неважным. Достаточно интересно положение А. Дырдина о первичной и вторичной символизации ангела мщения, о возможности полифонной интерпретации символа. Возможность, которую внимательный исследователь в ряде случаев и реализует.
Следует отдать должное эрудиции автора монографии, работающего, как и исследуемый им художник, во всех регистрах родного слова: древнерусского, фольклорного, библейского и современного, умело привлекающего к постижению духовных истин сочинения отцов и проповедников церкви, русских историков и философов, использующего массу географических сведений. В переосмыслении концепта Матери Сырой-Земли задействованы данные о расселении славянских племен, поэтический тезис Я. Полонского о России как океане, представление В.А. Жуковского о России как о спасительном ковчеге и принадлежащее Н.С. Лескову сопостав-
ление страны с пароходом, с пьяной командой матросов, никак не могущим доплыть до Небесного Иерусалима.
Вторая часть книги посвящена непосредственно анализу «Пирамиды». Сразу после появления этого произведения (1994)
А.А. Дырдин анализировал его в целом ряде своих статей и в последующих затем книгах. Многим литературоведам не совсем было ясно, как относиться к декларируемой писателем с самой первой страницы верности апокрифу Еноха, евангельской концепции мира и человека с резким и отнюдь не только религиозным их переосмыслением в художественном мире своей последней Вселенной. В монографии «В мире мысли и мифа. Роман Л. Леонова “Пирамида” и христианский символизм» (2001) А.А. Дырдин показывает, что в романе Леонова «миф в качестве реальности епифании или свидетельства о праистори-ческих временах замещается мифом рефлексивного плана. Леонов сознательно разрушает древнюю легенду, включая моменты философского дискурса» [1, с. 77]. В этом взаимодействии «мифотворческой активности и художественной рефлексии» [там же] и заключается фильтр, сквозь который проходят возможные варианты развития человечества. В большой работе «Духовное и эстетическое в русской философской прозе ХХ века: А. Платонов, М. Пришвин, Л. Леонов» (2004) исследователь приходит к выводу, что в романе взаимодействуют образно-символический и логико-понятийный способы познания мира, причем истина принадлежит первому, как мыслящему мир сразу в целом, а второй ошибочен, так как расчленяет мир на множество автономно познаваемых частей. На наш взгляд, здесь не все так безоговорочно. На-самом деле даже ангел Дымков не настаивает на безоговорочности будущего человеческой цивилизации в целом. Исходя из доступной нам практики (и из самой Библии -тоже!), мы знаем, что конец естественный или сверхъестественный все время отодвигается. Видимо, неопределенность концов и начал является фундаментальным свойством природы (или Бога).
В анализируемой монографии исследователь глубже и разностороннее подходит к анализу художественного мира «Пирамиды».
По мысли автора, «фокусом идейной структуры повествования» (с. 97) и ключевым событием художественного мира становится сцена небесного раскола на две непримиримые сущности: Бог и падшие ангелы. Это соотносится с восстанием людей против Бога, но исследователь показывает, что при всей давящей изобразительности силы зла Леонов не предстает полным пессимистом в отношении будущего человеческого общества. И надо сказать, что глубину конечного человека Леонов передал мастерски, заставив простушку Дуню в какой-то мере управлять Божественным посланцем и даже обеспечивать его возврат в большую Вселенную уже после почти состоявшегося его падения. Вот это «почти» для многих персонажей, цикл отступления и возвращения прекрасно интерпретирует
A.А. Дырдин.
На наш взгляд, речь, конечно, должна вестись в рамках трехзначной логики. Что, например, означает знак умолчания над верными ангелами в изложении событий небесного бунта по Шатаницкому? Намерение беса или действительное одиночество Бога, кстати, потом подчеркнутое в одном из видений отца Матвея? Впрочем, исследователь проницательно обращает наше внимание на то, что «конкретные обстоятельства поисков, заблуждений и духовных открытий (неопределенность, ложь и истина - это троичная логика. -
B. В.) героев романа показаны в тесном сопряжении мирского и непреходящего, временного и вечного» (с. 96). Очень плодотворным оказалось проведенное исследователем сопоставление произведения Л. Тихомирова «В последние дни» с рядом мотивов «Пирамиды». В этих двух книгах мы, действительно, видим «изобличение идеи человекобоже-ства <...> с потрясающей силой» (с. 226). Но будет ли отрицание этих средних «челове-кобога» или «богочеловека» обязательным утверждением положительного полюса? Нет. Многозначная логика предполагает здесь разные ответы, как и художественный мир Леонида Леонова.
В третьей части монографии «Эстетическое сознание и метафизика мысли. Русский мир Леонида Леонова», касаясь вопроса взаимодействия мысли и вещи в леоновском мире, А. Дырдин замечает, что предметы
писателя «явлены на пересечениях природных и культурных стихий, не только в реально-бытовом, но и в вечном измерении» (с. 251). Глубоко интересны авторские раздумия «о несходстве сходного», где сопоставляются творческие манеры Л.М. Леонова и М.А. Шолохова и суждения о русском национальном мировоззрении, проявляющемся в различных персонажах «Пирамиды», в частности даже в Сталине.
Итак, перед нами - убедительное и основательное исследование системы координат леоновского творчества. Хотелось бы только добавить, что координаты эти даже по пространству и времени далеки от прямолинейных.
Достаточно доказательно исследователь показывает, что истинные герои леоновской «Пирамиды» - семейство священника Лоскутова - лишь временно отпадают от основных положений христианского вероучения. Однако выпрямление их, на наш взгляд, в художественном мире леоновского романа дано с большой степенью неопределенности. Так, о сыне священника Вадиме А.А. Дыр-дин пишет, что тот «сначала отпадает от семьи и родительской веры, чтобы обрести начатки религиозных убеждений после путешествия по кругам сталинского ада» (с. 99). Но, во-первых, после такого путешествия Вадим прибывает в отчий дом по распоряжению Шатаницкого, прибывает ни живым ни мертвым, так что архетип возвращения блудного сына здесь поставлен под сильное сомнение в части именно возвращения. Во-вторых, в чем-то Вадим и в этом состоянии оказался неподвластным дьяволу, а его финальная незаконченная здравица в честь, по всей видимости, Сталина очень не понравилась адским слугам. Молчал, молчал да вдруг заговорил! Еще бы... Здесь на нет сведена тысячелетняя работа церкви и дьявола (здесь эти противоположности трогательно сходятся) в воспитании страха перед загробным наказанием. Что это за вечные муки, если год сталинских лагерей всех их перевешивает, притом не с проклятием, а со здравицей?! В третьих, категории относительного времени в отношениях священника и его сына («раньше - после») несколько смещены в одновременность. В этом смысле знаменательна путаница прошлого и
184
В.С. Воронин. В системе координат леоновского творчества
СООБЩЕНИЯ
будущего, происходящая в уме священника Матвея Лоскутова, когда он пришедшему к нему Вадиму велит впустить Бога в себя и ощущает, что «после того первомайского свидания т о ж е затрудняется назвать подразумеваемое лицо» [3, т. II, с. 268]. Здесь он сравнивает себя с Шатаницким. Но разговор с представителем адских сил состоялся уже после того, как Вадим был арестован, и, следовательно, Вадим прийти живым после того первомайского праздника не мог. В противостоянии священника и дьявола время смыкается в кольцо и одинаково реальными становятся прошлое, настоящее и будущее.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Дырдин, А. А. В мире мысли и мифа. Роман Л. Леонова «Пирамида» и христианский символизм / А .А. Дырдин. - Ульяновск : УлГТУ 2001. - 116 с.
2. Дырдин, А. А. Духовное и эстетическое в русской философской прозе ХХ века: А. Платонов, М. Пришвин, Л. Леонов / А. А. Дырдин. - Ульяновск : УлГТУ, 2004. - 391 с.
3. Леонов, Л. М. Пирамида : роман-наваждение в трех частях / Л. М. Леонов. - М. : Голос, 1994. -Т. I. - 736 с. ; Т. II. - 688 с.
4. Эпштейн, М. Н. Слово и молчание: Метафизика русской литературы : учеб. пособие для вузов / М. Н. Эпштейн. - М. : Высш. школа, 2006. - 559 с.
