CC BY
14звезды — Василий Васильевич! влажность сквозьзвездья, живая влага" (с.41). Объясняет писатель и причину появления "Кукхи": "Хочется мне сохранить память о нем. А наша память житейская, семейная, — нет в ней ни философии, ни психологии, ни точных математических наук" (с.3) Отсюда и прихотливый, текучий, изысканный рисунок сюжета, многосмысленность содержания, которые очень разнопланово оценивались критикой. Д.Лутохин пишет: "Ремизов, написавший эту "Кукху", и Розанов, о котором она написана, — большие мастера письма, искусники великие: они преодолевают "словесность" и дают сконцентрированную, обостренную, но подлинную жизнь" (Огни. 1924. №3. С.5). Д.Лутохин утверждает: "То, что вы узнаете о нем <Розанове> и попутно об авторе "Кукхи", заставит вас нежно полюбить их обоих", оговариваясь, что достоинство книги не только в отражении личных переживаний: "У воспоминаний есть фон: литературная Россия, Россия вообще того времени и 1905-1911 гг." (там же). С противоположным замечанием выступает Р.Гуль: "Как начнешь читать — полное недоумение... Да все с вывертом, со скучнейшим фокусом "обезьяньего царя Асыки". Но это еще полбеды. Для изюминки автор прибег к эротике! От эдакой эротики делается совсем тошно" (Накануне. Лит.неделя. 1924. №69. С.7). Подобное суждение объясняется неприятием принципов ремизовского творчества, основанного на изначальной готовности автора быть для читателя не собеседником, но зеркалом, не поводырем, но дорогой, поэтому что увидеть и куда пойти — зависит исключительно от самого читателя. О стилистике произведения пишет и А.Синявский: "Ремизовская "Кукха" замечательна тем, что содержит не просто портрет Розанова, каким он был, но — портрет стилистики Розанова, которая пародийно и вместе с тем зеркально отражается в стилистике Ремизова" (Синявский А. "Опавшие листья" В.В.Розанова. Париж, 1982. С.229). Сам писатель говорит о настрое "Кукхи: "А по мне: ведь лучший портрет, тот, где карикатурно, а значит не безразлично" (с.3), возвышая свою "карикатуру" до поминальной песни последним вопросом: "Скажите, Василий Васильевич, который теперь час у вас там в вечности?" (с.68).
О.А.Чуйкова
"Звенигород окликанный: Николины притчи"
(Париж; Нью-Йорк; Рига; Харбин: Алатас, 1924). Сборник из двадцати пяти сказов о Николае Чудотворце, самом почитаемом на Руси святом.
Его образ, близость народной душе неоднократно подчеркивались Ремизовым. Многие рассказы сборника публиковались и перепечатывались с небольшими изменениями под названиями "Николины притчи" (Пг., 1917). Своеобразие ремизовского подхода к теме отмечается А.Крайним (З.Гиппиус) с точки зрения его литературных склонностей: "уменье сливаться с очень реальной и очень таинственной стороной русского духа" (СЗ. 1924. №22. С.447). Говоря о глубине проникновения в историю и духовную культуру Руси, З.Гиппиус утверждает: "Это вся жизнь русской народной души, ее сложный рост в истории. Это — неразнимчатая сплетенность язычества, христианства, сказки, порыва к правде; это ее смех и горе, ее хитрость, слабость и сила", поэтому "страницы Ремизова, где он сам становится частью этой жизни с ее безмерностью и неуловимой мерой... — эти страницы и драгоценны, их-то нельзя не любить, если любишь и ценишь Россию" (там же). Способность передать это "чувство души народа" З.Гиппиус объясняет тем, что "они единого духа. Ремизов тут почти не "писатель", просто один из многих "создателей" Николиных "сказов" (Там же. С.448). Форма повествования также рассматривается критикой в различных аспектах. З.Гиппиус считает, что "бесполезное дело — подходить к этой сложной области русской жизни с чисто эстетической меркой. Тут нужно чутье, тоже художественное, — но иного порядка; ведь нужно понять глубочайший реализм такой "фантастики". Ремизов в ней — самый настоящий реалист" (там же). А со стороны его "запредельной способности проникать жизнь": "Эта новая книга "Притчей Николиных" с каждой страницей раскрывает на только народную, русскую, самобытную мудрость (не философию!), она объясняет "поступки" народные, тайны народные, надежды и упования" (Т-ский Вл. // Воля России. 1924. №16-17. С.233). Рецензент отмечает широту охвата выбранной Ремизовым темы: "Все "Притчи Николины", а их много собрал Ремизов, оттеняют каждую особую черту народного характера. И его поверия, и его суеверия, и его представления о судьбе и доле, о жизни настоящей и будущей" (там же). Вера в спасительную роль Николы, в его справедливость и милосердие рождает в человеке, по утверждению Вл. Тукалевского, осознание в себе Человека, создания Божьего, с которым "Никола, — он все может в самом лучшем смысле — вера в себя, в человека" (Там же. С.234).
Б.Каменецкий (Ю.Айхенвальд), называя "Николины притчи" "стильной книгой, пишет: "Непосредственно почувствуешь душу
русского народа без всяких предварительных указаний и рассуждений" (Руль. 1924. 8 окт.). Это качество, проявленное писателем, становится, по мнению Ю.Айхенвальда, причиной того, что "иногда он (Ремизов) не понятен без погружения в темные колодцы самого изысканного фольклора", но, считает критик, "запечатлив в себе эти изумительно переделанные Ремизовым притчи, вы постигаете всю. мудрость, какая дышит в эпиграфе к ним: "А що буде, якъ Богъ помре? — А Микола святый на що?" (там же). Ю.Айхенвальд видит причину такого восприятия образа святого в том, что "Микола изображен как представитель и наместник Бога, облеченный всеми его полномочиями, но в то же время сохраняющий все человеческие повадки и обличие". Именно это "соединение Божественной и самой земной, самой домашней человечности, — отмечает критик, — дает Миколе Угоднику его неотразимую привлекательность и обаяние". (там же). Ю.Айхенвальд пишет: "Здесь не орнаментика. — здесь подлинная живописность, открывающая перспективы во всю даль русского миросозерцания", и несмотря на то, что "это драгоценная словесная иконопись", "в чертах реализма выступает он "в лапотках, с посохом, платье — заплата на заплате, дырявое", но, считает критик, так велика сила этого образа, облеченного в художественное слово Ремизова, "что невольно присоединяешься к молитве нашего автора-иконописца: "Благослови русский народ. на новую грядущую жизнь" (там же).
О.А.Чуйкова
"Зга: Волшебные рассказы" (Прага: Пламя, 1925). Сборник из десяти рассказов: "Жертва", "Чертик", "Чертыханец", "Суд Божий", "Заноза", "Покровенная", "Царевна Мымра", "Слоненок", "Галстук", "Пожар", объединенных мыслью о неминуемом "пропаде" и разрушении любой устоявшейся жизни или судьбы, совращенных или заколдованных темными, загадочными силами. Г.Ловцкий пишет, что "все эти волшебные силы. вызываются Ремизовым не на бой. Здесь исключительно воссоздаются жуткие настроения, в которых рождаются недоуменные вопросы о загубленной собственной жизни, о погибших чужих жизнях" (Дни. 1925. 26 апр.). Отмечает критик и восхитительный, яркий, полный образами язык книги: "А.М.Ремизов любит слово какой-то особенной любовью, не неприкосновенное слово, а заложенные в нем музыкальные возможности, и оттого его вещи от каждой новой обработки еще больше выигрывают" (там же). Причину такого прочтения
