CC BY
15действительности. "Для этих отвратительных новых сгустков слова у Ремизова есть только в его ... обезьяньем царстве "Обезвелволпал", где обезьяний царь Асыка первый. и разные ... Ахру показывают свои умилительные рожицы" (Ловцкий Г. // Дни. 1925. 26 апр.).
О.А.Чуйкова
"В поле блакитном: Повесть", ч.1. (Берлин: Огоньки, 1922). Первая часть своеобразной трилогии — хроники жизни жены А.М.Ремизова — Серафимы Павловны Довгелло. Знаки фамильного герба рода Довгелло, по утверждению писателя, обернулись знаками жизни героини, а его описание: "Голова львова сера космата с огненной пастью в поле блакитном" стали заглавиями посвященных ей произведений. "В поле блакитном" — детство, деревня Ватагино, воспоминания об отце, матери, няньке Фатевне... все вместе: и важное и незначительное, и печальное, и трогательное. вне перспективы и выбора" (Мочульский К. // СЗ. 1928. №34. С.500). Являясь началом повествования об Оле, "В поле блакитном" осознавалась современниками Ремизова как зачин описания яркой и трагической судьбы. По словам анонимного критика (Голос России. 1922. 7 мая), "это повесть души маленькой Оли с самого детства", которая написана тем "особенным языком и в особой манере, которую так хорошо знает читатель, когда он (Ремизов) пишет о чем-то особенно дорогом и милом" (там же). Подобным же образом высказывается и другой критик: "Все то, что он рассказывает, такое редкостное и такое интимное" (П.Ш. // Руль. 1922. 20 авг.). Особенную, столь характерную для Ремизова внимательность к деталям, тонко чувствуемый "огонь вещей" увиден не только как разгорающееся пламя, очистительный огонь, но и как уютное тепло домашнего очага: "Пусть Ремизов говорит о вещах комнатных и обыденных, он делает это так бережно и уютно, с такой любовью,.. что мы невольно начинаем любить вместе с ним его героев" (Лурье В. // Дни. 1922. 26 нояб.). Критик писал об эмоциональном восприятии повести: "В поле блакитном" — книга очень приятная, т.к. она крайне интересно задумана и не менее удачно выполнена" (там же) дополняется впечатлением современника об ее структуре: "Вся повесть с первой страницы и до последней выдержана в совершенно особенном, строгом и четком стиле, проникнута одним настроением." (П.Ш. // Руль. 1922. 20 авг.). Рецензенты также отмечают неоднозначность концепции произведения. С одной стороны, "это повесть о глубинах человеческой
души... где кончается власть рассудка, где царят неосознанные, часто неотразимые движения" (там же), а с другой "это похоже на дневник — также лично, отрывисто, иногда случайно" (Мочульский К. // СЗ. 1928. №34. С.500). Все это, по утверждению Ремизова, объясняют царившие в мире грех и темная разлучная сила, которые неминуемо приведут к погибели любое благополучие, пока оно не основывается на внутренней, духовной гармонии. Пышно убранному, наполненному серебром и бархатом, заставленному тяжелой и пыльной мебелью дому родителей Оли неминуемо придет конец. Хозяин дома, отец Оли, неизменно повторяет: "В доме мира нет, погибнет дом!" Тема обреченности, гибели и дома, и его обитателей, звучит в повести еще не громко, но она предвещает будущую гибель многих домов, жизней и душ, о чем сам Ремизов говорит: "Так бы казалось, повесть о Оле кончилась, а на самом деле начинается трагедия" (с.289).
О.А.Чуйкова
"Крашеные рыла: Театр и книга" (Берлин: Грани, 1922). Книга была написана по впечатлениям службы Ремизова в ТЕО (Театральный отдел при Народном комиссариате просвещения) после октябрьского переворота. Она состоит из небольших эссе и критических зарисовок, внутренне объединенных в четыре основных раздела. Первый отражает требования писателя к языку и стилю драматического произведения. Второй посвящен отзывам об увиденных спектаклях. Третий раздел содержит мысли Ремизова о развитии и истинном предназначении пьес для детей. Четвертый и последний раздел — попытка воплотить все вышеперечисленное в виде небольших зарисовок или живых картинок. Главные тезисы, которые выдвигает в "Крашеных рылах" Ремизов — о неразрывной связи театра и сна, а через него и мифа: "Сон и театр — близнецы... Театр как сновидение, вот этой пядью не измеришь и часами не сосчитаешь" (с.29). Базируется сновидческая роль театра, по мнению автора, на тайне слова: "И эта тайность письма от волшебства слова, а волшебство слова от пламенности духа, а пламенность духа — огонь — от дара, а дар по судьбе" (с.9). Однако не только слово, но и маска — "крашеное рыло", по мнению Ремизова, неотъемлемо связано с театральной культурой. Потребность в маске отмечает А.Дроздов как по поводу данной книги, так и обращаясь к творчеству Ремизова вообще: "У него два лица. Второго лица Ремизова широкий читатель не любит, потому что не понимает. С этим лицом
