CC BY
49cette photo a été réaliser sans trucages lol (GRRRRREG2)
Эти особенности связаны, в частности, с популярностью фонетического написания слов, особенно у более молодых блоггеров:
moa; vous en pense koi; kes ke vou en pensez de zizou (desert)
Блоггеры часто «озвучивают» реальность посредством звукоподражаний, междометий и т.д., что делает сообщение максимально «ощутимым».
Slurps I du lait c'est bon III (La-Fee-Céline)
5. Встречаются отдельные случаи опечаток, что может быть вызвано большой скоростью набора текста, когда нажимается не нужная клавиша, а соседняя:
la c'est exagéré,en mlein (plein) lieu publique. (pierre lelong)
6. Проблема передачи своего эмоционального состояния решается посредством пунктуации и использования специальных символов - эмотиконов, или смайликов:
moi et mes cousins en pleine rigolade..................IIIIIIIIIIIIIIIIIII (Chloe)
Car il son cro bo mes yeux lol (mirtille)
Таким образом, виртуальная коммуникация способна компенсировать недостаток реального общения или вовсе заменить его. В сетевом дневнике пользователь сети легче и ярче выражает свою индивидуальность, расширяет рамки своего реального образа, поэкспериментирует с имиджем. Однако виртуальная коммуникация не снимает всех барьеров, возникающих в реальном общении. Тем не менее, попадая в сеть, человек чувствует себя более защищенным от нападок окружающих, имеет больше шансов проявить себя, не опасаясь непонимания и осуждения, больше уверенности в себе и право на ошибку, исправить которую значительно проще, чем в реальности. Выбор лингвистических средств полностью зависит от пользователя, от его интенций, уровня образованности и культурности, а также от креативности его мышления.
ССЫЛКИ НА ЛИТЕРАТУРУ
1. Горошко Е.И. Интернет-коммуникация в гендерном измерении // Вестник Пермского университета. Филология. Язык. Культура. Цивилизация. Научный журнал. Вып. 3. - Пермь, Пермс. гос. ун-т, 2006. - С.219-229.
2. Чудова Н.В. Особенности образа «Я» жителя Интернета // http://psyfactor.org/lib/chudova.htm, 2006.
3. Жичкина А.Е., Белинская Е.П. Стратегии самопрезентации в Интернет и их связь с реальной идентичностью // http://flogiston.ru/articles/netpsy/strategy, 1999.
4. Трофимова Г.Н. Функционирование русского языка в Интернет: концептуально-сущностные доминанты. Автореф. ... доктора филол. наук. - М., 2004.
5. Valkenburg P. M., Schouten A. P., Peter J. Adolescents' identity experiments on the internet // http://nms.sagepub.com, 2007.
К.С. Карданова
РЕКУРСИВНОСТЬ КАК КОММУНИКАТИВНЫЙ ПРИНЦИП
На разных этапах становления и развития лингвистической науки текст как объект исследования то оказывался в центре внимания ученых, то, напротив, утрачивал этот статус. В тех случаях, когда рассмотрение текста как целостного речевого произведения не входило в исследовательские задачи, он выступал в качестве материала исследования: препарировался и распадался на составляющие, количество и существенные характеристики которых определялись исследовательской парадигмой, выбранным методом, целями и задачами исследования.
Первые попытки анализа текста были предприняты в эпоху Античности (риторами, которые анализировали и систематизировали способы построения выразительной речи). В Средние века в рамках филологическо-философского направления исследования языковых
явлений складываются герменевтика (анализ содержания канонических источников) и экзегетика (анализ возникновения и жизни канонических текстов, исследующих подлинность и условия создания памятников). Становление структурализма в начале XX века привело к тому, что из объекта исследования текст превращается в материал, на основе которого выстраивается система единиц (по аналогии с точными науками, «элементарных частиц» языка) и отношений между ними. В результате антропоцентрического сдвига, произошедшего в середине XX века, текст вновь центральной исследовательской единицей, поскольку лингвистами отчетливо осознается то, что многие явления языка не могут быть объяснены с опорой на традиционный лингвистический аппарат, ориентированный на анализ предложения [1, С. 212].
Один из основоположников структурного синтаксиса Л. Теньер писал по поводу ограничения своего анализа предложением: «Однако в действительности речь не представляет собой последовательность изолированных фраз. Напротив, нормальной чаще всего является такая последовательность предложений, которая выражает целый ряд взаимосвязанных мыслей, образующих упорядоченное целое; такая последовательность служит для выражения, будь то устно или письменно, более или менее сложной мысли» (цит. по [2, С. 44]).
Поскольку отношение к тексту как объекту исследования было отнюдь не однозначным на разных этапах развития языковедения, до настоящего времени многие проблемы, связанные с определением, статусом и методами анализа текста остаются открытыми.
По мнению З.Я. Тураевой, в число актуальных задач современной лингвистики текста входят: изучение текста как системы высшего ранга, основными признаками которой являются целостность и связность; построение типологии текста по коммуникативным параметрам и соотнесенных с ними лингвистическим признакам; изучение единиц, составляющих текст; выявление особых текстовых категорий, а также исследование средств их выражения; определение качественного своеобразия функционирования языковых единиц различных уровней под влиянием текста, в результате их интеграции текстом; изучение межфразовых связей и отношений [3]
В работе А.А. Залевской «Психолингвистические исследования. Слово. Текст» предлагается обзор современных направлений исследования текста. Во-первых, «авторы пытаются разобраться в том, что следует считать текстом, каковы его принципиальные характеристики; разрабатывается типология текстов по разным параметрам» [4, С. 337]. Ученый отмечает, что «такая работа ведется в условиях перехода на новые теоретические основания, что проявляется в трактовке текста с позиций дискурса, динамической системы, синергетики, ген-дерного подхода и т.д.» (Ibid). Во-вторых, «определенное внимание уделяется специфике отдельных видов текста, в том числе тех, которые ранее не существовали или не рассматривались, редко попадали в поле зрения исследователей и трактуются ныне в новом ракурсе» [4, С. 338]. В-третьих, «ряд исследований посвящен выявлению особенностей понимания того или иного вида текста или влияния определенных факторов на понимание текста реципиентом» [4, С. 339].
Очевидно, все названные проблемы можно свести к четырем ключевым: (1) определение текста; (2) выявление свойств текста; (3) выявление функций текста; (4) поиск операциональной единицы текста. Попробуем объяснить, почему решение этих проблем может оказаться проблематичным.
Попытки решения первой проблемы - определения текста - предпринимались многими учеными. Согласно приводимой в источниках статистике, существует порядка трехсот определений текста, однако, как отмечает А.А. Залевская, «едва ли можно дать такую дефиницию, которая отвечала бы всем ракурсам «видения» текста, преломляемого через призму исходных теоретических и житейских представлений, мнений, ситуаций, а также личностного опыта и переживаний, вне которых не может родиться и быть понятым ТЕКСТ, как бы мы не пытались абстрагироваться от реальной жизни в попытках втиснуть суть и специфику текста в прокрустово ложе строгой научной формулировки» [4, С. 364].
Рассмотрим некоторые хорошо известные определения текста.
По мнению О.И. Москальской (вслед за Г.В. Колшанским), текст может пониматься в широком смысле слова как целое речевое произведение (макротекст) и в узком смысле слова как сверхфразовое единство (микротекст). Подобная трактовка в сущности предлагает использовать один и тот же термин «текст» для обозначения двух принципиально разных единиц. Сверхфразовое единство представляет собой единицу синтаксиса, образующую особый уровень по отношению к предложению, т.е. текст рассматривается как компонент языковой системы и, следовательно, должен исследоваться структурными методами (компонентного анализа, дистрибутивного анализа и пр.) [5; 6].
Исследование текста с позиций системоцентризма представляет собой одно из основных направлений лингвистики текста. Попытку ввести в синтаксическую теорию единицу, более протяженную, чем предложение предпринял еще А.М. Пешковский, предложив термин «сложное целое» как «сочетание предложений, соединенных союзами, союзными словами или союзными синтаксическими паузами и не разъединенных разделительными синтаксическими паузами». А некоторые методические приемы, зарекомендовавшие себя при изучении языковых единиц низших уровней (такие как сегментация, классификация, дистрибуция), применил к анализу дискурса (= текста) З. Харрис.
Текст как целое речевое произведение - социально-речевая единица, изучение которой возможно в рамках коммуникативной парадигмы (с точки зрения реализуемых в коммуникативном акте функций и объема информации, вкладываемого в «тело» текста продуцентом и получаемого реципиентом). В соответствии с точкой зрения В. Хайнеманна, «при коммуникативном (коммуникативно-прагматическом) подходе к лингвистическому анализу текста отправной точкой анализа служит практическая деятельность, лежащая в основе текста. При таком подходе текст рассматривается как элемент коммуникации, как особая коммуникативная единица. Языковые структуры интересуют исследователя прежде всего как инструмент осуществления конкретных интенций (намерений) говорящего» (цит. по [2, С. 51]). Коммуникативный подход является доминирующим в зарубежной лингвистике текста, в которой текст определяется как «когнитивно, грамматически, иллокутивно и при необходимости просодически структурированный результат какого-либо (устного или письменного) действия продуцента, в котором выражена контекстная и адресатная соотнесенность и который представляет собой основу для когнитивно и интенционально структурированных действий реципиента» (цит. по [2, С. 65]).
Определенные сомнения возникают относительно обоснованности закрепления за одним термином «текст» двух принципиально разных понятий, поскольку это приводит не только к их смешению, но и к путанице парадигм.
В.Б. Касевич предлагает несколько иную интерпретацию текста в узком и широком значении: в широком смысле текст = речь, т.е. продукт производства, говорения; в узком смысле под текстом понимается единица речи, которая характеризуется цельностью и внутренней связностью, поэтому она может быть вычленена, отграничена от предыдущего и последующего текста. Притом что в приведенном определении не обнаруживается противоречия (как в предыдущем случае), оно, очевидно, недостаточно для понимания особых свойств текста как единицы речи и дифференциации таких понятий, как речь, высказывание и текст.
Одно из известнейших и наиболее цитируемых определений текста принадлежит И.Р. Гальперину: текст - это «произведение речетворческого процесса, обладающее завершенностью, объективированное в виде письменного документа, литературно обработанное в соответствии с типом этого документа, произведение, состоящее из названия (заголовка) и ряда особых единиц (сверхфразовых единств), объединенных разными типами лексической, грамматической, логической, стилистической связи, имеющее определенную целенаправленность и прагматическую установку» [7, С. 18]. Правомерность и достаточность приведенного определения вызывает сомнения у многих исследователей, поскольку И.Р. Гальперин обращает внимание исключительно на собственно лингвистические особенности текста (завершенность, лексическая, грамматическая, логическая, стилистическая свя-
зи, целенаправленность и прагматическая установка). Однако многие принципиально важные свойства текста, связанные с его функционированием в речевой деятельности индивида, остаются нераскрытыми. Кроме того, как отмечает Е.С. Кубрякова, анализируя данное определение, каждое из перечисленных свойств текста может быть оспорено: «при некоторых условиях коммуникации речевые произведения остаются незавершенными, оставаясь при этом текстами... современная лингвистика с одинаковым интересом рассматривает как письменные, так и устные тексты. названием не сопровождаются не только устные, но и многие письменные тексты. далеко не все тексты содержат последовательность сверхфразовых единств» (цит. по [1, С. 218]). Аналогичные сомнения вызывает дефиниция, предлагаемая в «Лингвистическом энциклопедическом словаре»: текст - это «объединенная смысловой связью последовательность знаковых единиц, основными свойствами которой являются связность и цельность» [8, С. 507]. По мнению А.А. Залевской, такое определение в принципе исключает возможность выхода за формально обусловленные рамки текста как объекта лингвистического исследования. с функциональной точки зрения определение текста может быть несколько иным [4, С. 341].
Решая вторую проблему - выявление свойств текста - исследователь неминуемо столкнется с аналогичными сложностями.
Определяя сверхфразовое единство (= текст), О.И. Москальская указывает, что «это специальным образом организованная закрытая цепочка предложений, представляющая собой единое высказывание, при этом тесная взаимосвязь составных частей текста (когерентность) проявляется одновременно в виде смысловой, коммуникативной и структурной целостности» [5; 6]. Таким образом, свойствами текста выступают смысловая целостность (единство темы текста, поскольку любое сверхфразовое единство монотематично), коммуникативная целостность (каждое последующее предложение в СФЕ в коммуникативном плане опирается на предшествующее, образуя тема-рематическую цепочку) и структурная целостность (наличие в тексте многочисленных внешних сигналов связи между предложений).
Некоторые исследователи называют количественный параметр, опора на который представляется нецелесообразной, поскольку на уровне коммуникации объем единицы становится незначим. И.Н. Горелов и К.Ф. Седов указывают на то, что в некоторых ситуациях и в общепринятом смысле текстом может быть и одно слово, и даже одна буква (например, «М» - метро) [9]. «Думается, что если пойти дальше в таком широком понимании термина «текст», то окажется, что в определенной ситуации функцию текста может выполнять и отдельный знак препинания (например, знак вопроса или восклицательный знак, к которому может сводиться все содержание весьма важного сообщения)» [4, С. 341].
В отдельных работах приводятся свойства завершенности /законченности (описание объекта может считаться исчерпывающим с точки зрения тех целей и задач, которые ставят перед собой коммуниканты), отдельности (наличие одного и того же денотата в представлении коммуникантов на всем протяжении речевого общения). Однако большинством исследователей все же признаются только два свойства текста: цельность (внутренняя законченность, смысловое единство текста) и связность (сцепление элементов текста, соседствующих или рассредоточенных, между собой).
В анализе лингвистического объекта принято опираться на оппозиции: связный / несвязный, завершенный / незавершенный и пр. Так, свойство связности проявляется только тогда, когда исследователь может противопоставить текст, характеризующийся свойством связности, не-тексту, не характеризующимся свойством связности. Рассматривая таким же образом свойство цельности, исследователь зайдет в тупик, поскольку он не сможет обнаружить такие не-тексты, которые он с полной уверенностью сможет назвать нецельными. При реализации определенной цели и мотива продуцента любой текст становится цельным, а, следовательно, свойство цельности является не языковой, а ментальной категорией, которая, естественно, не может быть встроена в систему категорий лингвистики.
На неправомерность включения в лингвистический анализ текста категории цельности указывает А.А. Леонтьев, отмечая, что «аппарат современной лингвистики текста пригоден лишь для анализа связности» [10, С. 18]. А Ю.А. Сорокин опирается на категории связности, цельности и эмотивности для разграничения предметных сфер, исследуемых лингвистикой текста и психолингвистикой: «Если текст есть не что иное, как любая последовательность языковых (речевых) знаковых средств, обладающая признаками связности, цельности (целостности) и эмотивности, имеющими различную ценность для носителя языка, которая может быть зафиксирована с использованием самых разнообразных способов и средств (экспериментального и неэкспериментального характера) и интерпретирована с помощью определенных (социально-психологических, психолингвистических, психологических) понятий, то представляется целесообразным отнести проблему связности (когерентности) текста к ведению «лингвистики текста», а проблему цельности (целостности) и эмотивности текста - к ведению психолингвистики» [11, С. 20].
Л.Н. Мурзин и А.С. Штерн определяют целостность через понятие гештальта, переводя таким образом интерпретацию данного свойства текста целиком в плоскость психологии [12].
В наименьшей степени, на наш взгляд, была решена третья из обозначенных выше проблем - выявление функций текста. Это связано с тем, что в большинстве исследований функции текста подменяются функциями языка и речи. Так, в некоторых работах приводится «модель органона» К. Бюлера, в которой представлены три функции языковых знаков: репрезентативная, экспрессивная и апеллятивная. Иногда в качестве функций текста называются иллокутивные классы Дж. Серля: репрезентативы, директивы, комиссивы, экспресси-вы, декларативы, которые были разработаны в рамках теории речевых актов и, соответственно, не применимы к анализу иного лингвистического объекта. Опираясь в своих разработках на иллокутивные классы Дж. Серля, К. Бринкер выделяет следующие функции текста: информативную, апеллятивную, контактную, декларативную функции и функцию возложения ответственности на себя.
Недостаток приведенных и многих других подходов, очевидно, связан с тем, что текст как особая коммуникативная единица перестает существовать как объект исследования, а внимание исследователя переключается на другие речевые феномены.
Таким образом, из трех получивших краткое освещение в первой части выступления вопросов ни один не был решен в полной мере. Представляется, что сложность поиска приемлемого решения проблем определения текста, выявления его свойств и функций прежде всего связана с отсутствием дискретной операциональной единицы текста. Рассмотрим последнюю, ключевую, на наш взгляд, проблему поиска единицы текста.
Как известно, выбор единицы описания объекта исследования определяется исследовательской парадигмой, поставленными целями и методом исследования. При структурном подходе к анализу текста в качестве единиц текста рассматривались языковые единицы разных уровней (от фонемы до предложения). Недостаток такого исследовательского пути вполне очевиден - ученый раскладывает текст на составляющие, препарирует его, не анализируя его как особую единицу языка, поэтому текст превращается из объекта исследования в материал. Осознавая это, многие ученые занимались поиском особых текстовых единиц, которые бы отражали как структурные, так и смысловые особенности текста. З.Я. Тураева замечает, что выделение единиц членения текста имеет смысл только в том случае, если эти единицы различаются не только объемом, но и особыми свойствами [3]. В качестве такой особой текстовой единицы она предлагает использовать сложное синтаксическое целое (= сверхфразовое единство), потому что так «расширяются возможности синтаксической теории, потому что в нее вводится единица, превосходящая по своим параметрам предложение». Очевидно, О.И. Москальская также стремится найти операциональную единицу, разграничивая два объекта лингвистики текста (см. выше). Сверхфразовое единство (сложное синтаксическое целое) понимается ею как особая текстовая единица: «специальным образом организованная закрытая цепочка предложений, представляющих собой единое высказыва-
ние» (цит. по [2, С. 139]). Логика подобных рассуждений вполне оправдана, поскольку таким образом предпринимается попытка выйти за пределы собственно структурного рассмотрения текста и отграничить текст как коммуникативную единицу от предложения как синтаксической единицы. При таком понимании текста, он может рассматриваться как двусторонняя языковая единица, которая обретает свое место в иерархии языка: поскольку только в тексте предложение осмысливается адекватно и однозначно, над синтаксическим уровнем следует расположить еще один - текстовой. Следовательно, уровневая организация языка может быть представлена следующим образом:
Фонема - минимальная различительная единица;
Морфема - минимальная значимая строевая единица;
Лексема - минимальная самостоятельная номинативная единица;
Предложение - минимальная целостная предикативная единица;
Текст - минимальная целостная коммуникативная единица [1, С. 220-222].
Следует, однако, отметить, что в выстраиваемой таким образом системе отношений обнаруживаются по крайней мере два несоответствия. Первое из них касается самого понятия сложного синтаксического целого. Задача поиска операциональной единицы решается путем моделирования объекта исследования и конструирования параметров данного объекта. Несмотря на то что сложное синтаксическое целое постулируется как единица текста во многих лингвистических исследованиях, данное понятие, очевидно, не было должным образом определено и теоретически обработано, и поэтому не может считаться операциональной единицей описания текста.
Второе несоответствие связано со статусом таких единиц языка и речи, как предложение, сложное синтаксическое целое (сверхфразовое единство), высказывание и текст. В преобладающем большинстве учебных пособий и справочников по языковедению каждая из перечисленных единиц может определяться как «минимальная коммуникативная единица». В качестве примера рассмотрим определения из «Лингвистического энциклопедического словаря»: предложение - речевая система, состоящая из одного или нескольких слов, выражающая и сообщающая семантическую информацию / любое. высказывание (фраза), являющееся сообщением о чем-либо и рассчитанное на слуховое или зрительное восприятие; сверхфразовое единство (сложное синтаксическое целое, микротекст, период) - отрезок речи в форме повествовательности двух или более самостоятельных предложений, объединенных общностью темы в смысловые блоки; высказывание - единица речевого общения; текст - объединенная смысловой связью последовательность знаковых единиц, основными свойствами которой являются связность и цельность [8].
Такая понятийная путаница связана с тем, что на уровне коммуникации объем единицы становится незначим, поэтому, например, текст как единица коммуникации структурно может равняться предложению, слову или даже фонеме / графеме (пример в книге И.Н. Горелова и К.Ф. Седова).
Терминологическое несоответствие снимается при рассмотрении текста с позиций ко-гнитивистики. Анализ текста когнитивными методами предполагает моделирование некоторых ментальных структур (концептов, фреймов, когнитивных схем, сценариев и пр.), в которых так или иначе фиксируется содержание текста. Однако не следует забывать о том, что в когнитивной науке ставятся и решаются принципиально иные задачи, нежели в лингвистике, поэтому текст рассматривается учеными этого направления как материал, средство доступа к ментальным единицам, а не как объект исследования. Фреймы и прочие модели фрагментов сознания не могут и не должны анализироваться как лингвистические модели.
Действительно, исследования, выполненные с когнитивных позиций, составили серьезную конкуренцию традиционной структурной лингвистике. Ученые выходят за рамки анализа отдельных языковых единиц и отношений, в которые эти единицы вступают друг с другом, и переключают свое внимание на стоящую за речевым событием когнитивную (ментальную) основу. Несомненный плюс исследований когнитивного толка - стремление зафиксировать момент, в который происходит смыслопорождение, т.е. описать в дискретных еди-
ницах континуальность сознания. Однако процессуальность, на которую претендуют когнитивные модели, даже в лучших из подобных построений остается мнимой, поскольку когнитивная методология основывается на репрезентациональном принципе, постулирующем наличие устойчивых ментальных образований. В связи с этим когнитивные модели не могут применяться для анализа речевых процессов, актуализируемых в текстах.
Среди ученых когнитивного толка, пожалуй, только П. Серио удалось приблизиться к изучению процессуальности дискурса, поскольку для него ключевой аспект анализа политического дискурса заключался в обнаружении доминирующих когнитивных структур и способов работы со словом [13].
Таким образом, поиск особой единицы текста вышел за пределы собственно лингвистического описания, что, в свою очередь, позволило ученым сосредоточить внимание на содержательных, а не структурных характеристиках текста. Еще раз отметим, что на уровне коммуникации объем единицы становится незначимым, поэтому текст может быть равен по объему предложению, слову или даже фонеме, при этом он не утрачивает коммуникативного статуса. Соответственно, единицу текста, вероятно, следует искать на содержательном уровне.
Исследование текста в отечественной психолингвистике (теории речевой деятельности), как правило, сводится к анализу особенностей его порождения и понимания. В обзорной части книги «Психолингвистические исследования. Слово. Текст» А.А. Залевская перечисляет многие исследования, предпринятые отечественными и зарубежными учеными, среди них: «понимание нестандартных поэтических текстов, понимание текста на неизвестном языке, восприятие рекламного текста, смысловое восприятие креолизованных текстов, особенности понимания комикса, понимание комического смысла, роль слова и выводных знаний в понимании текста, речевое воздействие в психотерапевтических целях, моделирование личности по тексту и пр». (см. [4, С. 338-340]). Для анализа особенностей порождения и понимания текста в ряде работ используется известная диада «психологическое значение -личностный смысл», предложенная и обоснованная А.Н. Леонтьевым: психологическое значение - термин, представляющий модель определенной ментальной структуры, интегрирующей опыт социума, связанный с ассоциированием той или иной реалии; личностный смысл - мотивационно обусловленный способ присвоения ПЗ; возможности субъективного ассоциирования индивида в условиях данной деятельности, приводящее к удовлетворению мотива деятельности (цит. по [14, С. 284-287]).
Действительно, представление процесса понимания как формирования иерархии личностных смыслов, в центре которой оказываются доминантные смыслы реципиента (подход с позиций психопоэтики), позволяет выявить некоторые особенности этого процесса. Но и в этом случае заданные единицы описания не являются операциональными: психологическое значение и личностный смысл - категориальные единицы высокого уровня, поэтому они не дают возможности моделировать процесс понимания текста; исследователь может только описать, интерпретировать этот процесс. Кроме того, в ряде исследований анализ психологического значения сводится в сущности к анализу лингвистического значения (поскольку эта единица лингвистики является операциональной). В психологической концепции А.Н. Леонтьева психологическое значение, естественно, включает в себя лексическое значение, однако в него входят и другие невербализуемые компоненты, которые также должны учитываться. В учебном пособии «История и теория психолингвистики» В.А. Пищальникова детально рассматривает эту проблему и объясняет ее причины: «специфичность вербального значения связана с закреплением психологического значения в знаке - вещественном компоненте, сохраняющем инвариантную вещественную стабильность независимо от использования, а потому выполняющем функцию универсальной опоры при порождении личностных смыслов. Все другие типы значений в силу специфики своей сенсорной модальности, имеют, хотя и в разной степени, свойства гештальта (точнее, в значительно большей степени, нежели языковой знак, синкретичны и синестетичны), а потому не могут выполнять функции опоры в коммуникации так же адекватно, как языковой знак (вербальное значение)» [14, С.
285]. В некоторых исследованиях предпринимается попытка учета и других компонентов психологического значения (например, анализ способов ассоциирования), но такие попытки единичны.
Еще одна проблема, которая возникает в связи с категориями психологического значения и личностного смысла, - это вопрос их соотношения. В.А. Пищальникова предлагает обоснование предпочтительности рассмотрения триады понятий, включая в эту систему более общее понятие «смысл» (концепт). Под смыслом в этой концепции понимается образующая сознания, которая объединяет визуальные, тактильные, слуховые, вкусовые, вербальные и др. возможные характеристики объекта [15, С. 11]. При такой трактовке смысл «... оказывается более общим по отношению к психологическому значению и личностному смыслу, включает их в себя. Субъективно значимыми в структуре разных деятельностей и разных целей одной и той же деятельности могут быть различные смысловые компоненты концепта, в том числе и ассоциативные, образные, чувственные. В оппозиции же ПЗ и ЛС практически не находит места это субъективное содержание сознания, хотя именно оно и определяет возможность ЛС как функциональной актуализации не только какого-либо смыслового компонента ПЗ, но и любого смыслового компонента концепта» [15, С. 11].
Применяя принципы аутопоэза к анализу некоторых положений теории речевой деятельности в статье «О значении смысла и смысле значения», А.Г. Сонин указывает на необходимость включения в анализ деятельности третьего компонента - категории биологического смысла «как действия организма по восстановлению своей собственной организации, или, что одно и то же, своей собственной точки зрения на среду». Он указывает на то, что «смысл в предложенном словоупотреблении примарно биологичен, он основан на опыте выделения существенных для самоорганизации системы воздействий» и поясняет, что «такая трактовка смысла вполне принимается основоположниками отечественной психолингвистики, отмечающими, что "он развивается - от биологического (инстинктивного) к сознательному смыслу. Это развитие происходит на основе появления общественного отношения к действительности и в связи с появлением значений"» [16, С. 218].
Представленный обзор основных подходов к анализу текста и возникающих при этом сложностей выявляет по крайней мере несколько проблем, возникающих при попытке анализа текста:
пока что отсутствует операциональная единица описания текста, а, следовательно, и метод анализа текста как особой коммуникативной единицы (поскольку выбор метода определяется целью, свойствами объекта, операциональной единицей);
текст рассматривается как материал, способ доступа к ментальным структурам, а не как объект исследования;
строится не модель текста, а модель интерпретации (автором или реципиентом) текста;
отмечая необходимость анализа текст с позиций антропоцентризма, исследователь в сущности не выходит за пределы системно-структурного подхода.
Чтобы преодолеть эти проблемы, на наш взгляд, необходимо разработать такую модель текста, которая бы отображала его сущностные свойства, т.е. те свойства, которые являются базовыми и не зависят от продуцента и реципиента данного текста. При этом речь идет не о том, чтобы оторвать текст от индивида - это невозможно по определению, а о том, чтобы выявить те свойства текста (= речевой деятельности), которые носят универсальный характер.
Такая модель предполагает включение текста в систему человека, понимание его как свойства организма (живой системы) (оторвать текст от человека можно только в целях научного анализа). Инструменты, необходимые для построения подобной модели, предлагает теория аутопоэза, разработанная чилийскими биологами У. Матураной и Ф. Варелой в 1970-е годы.
Центральным понятием данной теории является живая система (живой организм), которая определяется как «сеть процессов производства, трансформации и деструкции компонентов, которые необходимы для непрерывного поддержания самих этих процессов и ко-
торые в совокупности предстают в качестве отдельного локализованного в среде объекта, в рамках которого эти процессы реализуются» [17, С. 79]. В соответствии с этим определением, живая система представляет собой имеющее временные и пространственные границы образование, в котором непрерывно протекают определенные процессы, направленные на самосохранение и самоорганизацию. Иначе говоря, для описания живой системы важны не столько ее сущностные свойства (перечень этих свойств), сколько активный характер ее деятельности.
Внутреннее единство живой системы обеспечивается организацией, т.е. теми внутренними отношениями, которые задают систему как сложный объект определенного класса. Организация - это своего рода инвариант, в который включаются основные способы взаимодействия между функциональными подсистемами, обеспечивающими «индивидуальность» системы [16]. Однако в процессе жизнедеятельности система претерпевает определенные изменения, которые связываются авторами данной теории, с ее структурой. Данный термин обозначает актуальные компоненты и актуальные отношения, в которые они должны вступать для построения данного сложного объекта [18]. При том, что структура живой системы регулярно изменяется, это не приводит к потере этой системой своей идентичности, т.е. ее организация остается неизменной. Структурные изменения происходят в ходе взаимодействия живой системы со средой, которая определяется в теории аутопоэза как «область всех возможных взаимодействий группы объектов (выступающих как таковые вне зависимости от их сложности), задаваемая свойствами этих объектов (их измерениями)». Таким образом, определяя объект (живую систему), мы определяем тем самым и его среду, поскольку характер среды целиком и полностью определяется свойствами этого объекта.
Соответственно, в процессе взаимодействия двух живых систем одна система выступает средой для реализации аутопоэза другой системы, а результате чего происходит их онтогенетическая адаптация, т.е. сопряжение изменяющейся структуры структурно пластичного самоорганизующегося объекта с изменяющейся структурой среды.
Представляется, что применение этой теории к анализу субъекта социального может оказаться очень продуктивным, поскольку снимает сразу же целый ряд противоречий, а именно позволяет рассмотреть субъекта социального взаимодействия в эволюционном аспекте (имманентная континуальность и нерепрезентациональная основа). Кроме того, методологически важными для анализа речевого события в системе речевой деятельности представляются свойства систем: самоорганизация, адаптивность и структурная пластичность.
Таким образом конструируется новый лингвистический объект: текст (=речевая деятельность) может рассматриваться как свойство социального субъекта, он может быть включен в систему человека. При этом речевая деятельность - главный определяющий тип деятельности, поскольку именно она опосредует эволюцию субъекта (она является основным видом социального взаимодействия). Речевая деятельность представляет собой внутренне континуальную систему, временно стабилизирующаяся благодаря «фиксирующим» ее в определенной временной точке языковым репрезентантам (ср. текст как система знаков).
Как человек, так и среда структурно пластичны, адаптивны, подвижны, и это создает импульс для дальнейшей эволюции и среды, и человека. Постоянное изменение каждого из компонентов этого взаимодействия проявляется в том, что на разных этапах континуума соотношение между субъектом и средой принципиально иное. Такое адаптивное взаимодействие (через речевую деятельность) субъекта и среды является асимметричным. «Чтобы сохранить феноменальную целостность, речевая деятельность должна стремиться к симметрии, но никогда ее не достигать, поскольку симметрия её структуры ведет к резкому снижению информативности, свойственной прежде всего открытым нелинейным системам. Поэтому речевая деятельность организуется, стремясь к симметрии, но одновременно и самоорганизуется, стремясь к асимметрии. Свойство спонтанной упорядоченности синергетических систем как раз и отражает эту закономерность» [19, С. 4].
Если рассматривать речевую деятельность с этих позиций, то смысл порождается в самом субъекте: смыслопорождение в сущности - это эволюция субъекта (изменение его со-
стояния). В таком ключе можно иначе взглянуть на проблему понимания: с точки зрения коммуникативной парадигмы взаимодействие невозможно без понимания (взаимодействие = понимание), однако с точки зрения аутопоэза смыслопорождение происходит в самом взаимодействующем субъекте, а, следовательно, даже при отсутствии понимания происходит адаптация субъекта к среде (и наоборот) - даже если взаимодействующие субъекты обладают разной перцептивной базой (т.о. взаимодействие есть, а понимания нет).
В основе эволюции аутопоэтической системы лежит принцип рекурсивности, т.е. повторяющийся характер взаимодействия двух или более организмов, обладающих структурной пластичностью, при котором один организм выступает средой для реализации аутопоэза другого организма [18].
Теоретическую основу, которую закладывает теория аутопоэза, можно переработать в теорию второго порядка, задав операциональную единицу. Представляется, что такой операциональной единицей может стать рекурсивный шаг, т.е. совокупность операций в основе взаимодействия. В анализе структуры рекурсивного шага мы выделяем три уровня рассмотрения: мотивационный, операциональный и вербальный.
Как известно, в основе любой деятельности лежит иерархия мотивов, среди которых выделяются доминирующие (ведущие) и производные. Мотивационный уровень особенно важен для анализа структуры речевого действия, поскольку именно мотив побуждает к порождению речевого высказывания и определяет характер рекурсивного взаимодействия.
Способы «переключения» на иной доминирующий мотив представляют собой логические операции и, следовательно, должны рассматриваться на операциональном уровне анализа структуры рекурсивного шага. Изучение особенностей иерархизации мотивов коммуникантами и тех факторов, которые детерминируют переосмысление доминирующего мотива, представляется особенно важным, поскольку эти составляющие структуры рекурсивного шага определяют динамику речевого события, а также структуру следующего рекурсивного шага. Таким образом, анализ на логико-операциональном уровне позволяет разработать типологию рекурсивных шагов и выявить те факторы, которые определяют характер рекурсивного взаимодействия когнитивных систем.
К вербальному уровню рассмотрения относится изучение тех языковых средств, посредством которых осуществляется репрезентация доминирующих и производных мотивов, а также способов «переключения» на новый ведущий мотив.
Отдельную исследовательскую проблему при этом представляют те случаи, когда социальное (вербальное) взаимодействие не опосредуется взаимодействием ментальных систем. Такое несоответствие связано с тем, что язык и когниция представляют собой системы, которым свойственны разные типы самоорганизации и разная степень адаптивности. Очевидно, что между данными системами наблюдается определенная зависимость, однако их динамика не всегда коррелятивна. Это не противоречит теории речевой деятельности, согласно которой при речевом взаимодействии индивидов динамика личностного смысла не может в полной мере найти отражение в психологических значениях и, наоборот, формирование новых психологических значений не обязательно коррелирует с порождением личностных смыслов.
Таким образом, методология аутопоэза позволяет исследовать коммуникацию исходя из принципиально новых для лингвистики и психолингвистики оснований. Текст (=речевая деятельность) рассматривается как нестабильная (внутренне континуальная) структура, поддерживающая временную стабильность благодаря «фиксирующим» ее в определенной временной точке языковым репрезентантам. Коммуниканты (их когнитивные системы) при этом рассматриваются как аутопоэтические системы, которые обладают свойствами самоорганизации, структурной пластичности и адаптивности. На каждом этапе взаимодействия происходит эволюция участников этого рекурсивного взаимодействия, которая определяется внутренними параметрами аутопоэтических систем (их организацией). Подобное рекурсивное взаимодействие не может анализироваться инструментами традиционной лингвистики, психолингвистики или когнитивной науки, поскольку требует ухода от репрезентациональной
основы. Однако теория аутопоэза строится на иных принципах, поэтому она представляется наиболее перспективной для решения подобных задач.
Литература
1. Пищальникова В.А., Сонин А.Г. Общее языкознание: учебник для студ. высш. учеб. заведений. - М.: Академия, 2009. - 448с.
2. Филиппов К.А. Лингвистика текста: Курс лекций. - СПб.: Изд-во СПбГУ, 2007. -331с.
3. Тураева З.Я. Лингвистика текста: Текст, структура и семантика. Изд. 2, доп. - М.: УРСС, 2009. - 144с.
4. Залевская А.А. Психолингвистические исследования. Слово. Текст: Избранные труды. - М.: Гнозис, 2005. - 543с.
5. Москальская О.И. Текст как лингвистическое понятие (обзорная статья) // Иностранные языки в школе. - 1978. №3. - C. 8-17.
6. Москальская О.И. Грамматика текста. - М.: Высшая школа, 1981. - 344c.
7. Гальперин И.Р. Текст как объект лингвистического исследования. - М.: Наука, 1981. -140с.
8. Лингвистический энциклопедический словарь. - М.: Большая российская энциклопедия, 2002. - 709с.
9. Горелов И.Н., Седов К.Ф. Основы психолингвистики. - М.: Лабиринт, 1997. - 224с.
10. Леонтьев А.А. Высказывание как предмет лингвистики, психолингвистики и теории коммуникации // Синтаксис текста / Отв. ред. Г.А. Золотова. - М.: Наука, 1979. - С. 18-36.
11. Сорокин Ю.А. Текст: цельность, связность, эмотивность // Аспекты общей и частной лингвистической теории текста. - М.: Наука, 1982. - С.61-74.
12. Мурзин Л.Н., Штерн А.С. Текст и его восприятие. - Свердловск: Изд-во Урал. ун-та, 1991. - 172с.
13. Серио П. Русский язык и анализ советского политического дискурса, анализ номинаций // Квадратура смысла: Французская школа анализа дискурса. - М., Прогресс, 2002. - С. 337-383.
14. Пищальникова В. А. История и теория психолингвистики: Курс лекций. Ч.1. - М.: ИнЯз РАН; МГЛУ, 2005. - 296 с.
15. Пищальникова В.А. Психопоэтика: монография. - Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 1999. -170с.
16. Сонин А.Г. О значении смысла и смысле значения (в биологике и в психологической теории деятельности) // Языковое бытие человека и этноса: психолингвистический и когнитивный аспекты: сборник научных статей. Вып. 10. - Барнаул: Изд-во Алт. унта, 2006. -С. 218-228.
17. Maturana, H.R., Varela F. Autopoiesis and Cognition: The Realization of the Living // Boston Studies in the Philosophy of Science. Vol. 42. - Dordecht: D. Reidel Publishing Co., 1980.
18. Maturana, H.R. Biology of Language: The Epistemology of Reality. // Psychology and Biology of Language and Thought: Essays in Honor of Eric Lenneberg. - New York: Academic Press, 1978. - Pp. 27-63.
19. Герман И.А. Речевая деятельность как самоорганизующаяся система: к становлению лингвосинергетической парадигмы: Автореф. дис. ... канд. филол. наук. - Барнаул, 1999. - 22 с.
Н.В. Корюкина
О НЕКОТОРЫХ ОСОБЕННОСТЯХ ВОСПРИЯТИЯ КОМИЧЕСКОЙ СИТУАЦИИ (НА МАТЕРИАЛЕ ПРОИЗВЕДЕНИЙ СОВЕТСКИХ ПИСАТЕЛЕЙ И ИХ АНГЛОЯЗЫЧНЫХ ПЕРЕВОДОВ)
