CC BY
27
Рецензии
УДК 303.02:930.23 ГРНТИ 03.01.07
В.Б. Шепелева
РАЗМЫШЛЕНИЯ ПО ПОВОДУ КОЛЛЕКТИВНОЙ МОНОГРАФИИ
(Крестьянский протест в Сибири в годы революции и Гражданской войны / сост. И.В. Курышев ; Ишимский педагогический институт им. П.П. Ершова (филиал) Тюменского государственного университета. Тюмень, 2018. 320 с.)
V.B. Shepeleva
REFLECTION ON THE MULTI-AUTHORED MONOGRAPH
(Peasant protest in Siberia during the revolution and the Civil War / comp. I.V. Kuryshev ; Ershov Ishim Pedagogical Institute (branch) of Tyumen State University, 2018. 320 p.)
Монография девятнадцати авторов, историков-сибиряков (за одним исключением), заявлена как «попытка комплексного освещения политических, социально-экономических, нравственно-психологических аспектов истории сибирского крестьянства в период 1917-1921 гг.», что является более чем уместным и в связи с вековым юбилеем Революции и Гражданской войны, или - «большого 1917 года», обратившего век 20-й в «русский век», и остро злободневным сегодня, когда весь мир, «словно на перепутье», когда планетарная убийственная эпидемия «постсоциальности» -«постчеловечности» однозначно ставит проблему исторического выбора «иначе возможного», ставит проблему перед всеми и каждым, но перед Россией особенно, по словам Им. Валлерстайна.
Но жёсткое условие самой возможности «выбора» - самоидентификация (национальная, цивилизационная) выбирающих - нужно сначала «обрести себя». А она (такая самоидентификация) немыслима без надёжной опоры на историческую память - духовную субстанцию, которая объёмно и многовектор-но пронизывает, скрепляет и тем самым возво-
© Шепелева В.Б, 2018
дит-превращает атомы населения в коллективную личность народа. Провалы, искажения здесь чреваты самыми катастрофическими последствиями - особенно в наступившую «эпоху проектов делания истории», эпоху осознанной необходимости - личностного способа бытия (или отмеченную выше эпоху исторического выбора «иначе возможного»), притом что ныне всё это - неумолимый Вызов времени. Роль и ответственность исторических знаний, исторической науки возрастает в такой связи предельно и тем более относительно ве-ховых, переломных, эпохальных подвижек в судьбах народов.
Нам категорически необходимо сегодня осознать себя, а значит, прежде всего определиться относительно исторического выбора России 1917-1920 гг., относительно советской эпохи, советского проекта, ибо иначе впереди -явная угроза исторического небытия русских, России как цивилизации и не только России. Ведь Октябрь 1917-го, советский проект - это и было впервые в мире начало «иначе возможного», как признавали (кто раньше, кто позднее - вплоть до постсоветских времён) и несомненные оппоненты большевиков (см.
В.А. Маклакова, Н.В. Устрялова, В.И. Вернадского, Д.И. Шаховского, А.С. Панарина, А.А. Зиновьева и др.). Впрочем, не менее впечатляюща количественно и иная, в частности, прямо противоположная, концептуальная информация по этим сюжетам, тектоническим подвижкам. В связи со всем сказанным научно корректные усилия исследователей по ликвидации «белых (как и чёрных) пятен» в отечественной истории, видимо, есть не только достойное выполнение профессионального долга учёного, но и высокое гражданское служение, что, как видится, и предполагалось инициаторами рецензируемого труда.
При этом обращение к Сибири - целому миру в мире России и региону, вне которого, как понимали в своё время большевики, Советской власти и в европейской России не удержаться, - особо ценно, как и сосредоточенность на крестьянстве в качестве основного фигуранта исследования. Последнее - постольку, поскольку вряд ли подлежит сомнению, что крестьянский вопрос есть «основополагающий аспект отечественной истории» [1, с. 7], во всяком случае по 1920-е рассматриваемые авторами годы. Но крестьянская Россия была тем более крестьянской в своём сибирском проявлении - это одна сторона. А другая - аграрно-крестьянский вопрос определял в значительной степени сущность русской революции; аграрно-крестьянская революция - осёлок революционного процесса 1917 года. Уточним, большевики, Ленин полагали ещё в преддверии 1917 г., что речь идёт о приближении «буржуазно-демократической революции нового типа» (с пролетариатом на лидерских позициях в отличие от прежних западных буржуазных революций), с устремлением при этом российского крестьянства к идеальному - «американскому» аграрному капитализму.
Однако самый ход послефевральских (1917) событий обнаружил иной характер массового крестьянского движения, о чём свидетельствовали хотя бы знаменитые 242 крестьянских наказа. Что в этом смысле представляло крестьянство, аграрные отношения в Сибири, тем более с учётом разногласий по данному сюжету ещё в советской историографии: фермерство, «американский аграрный капитализм» как определяющая линия развития или «военно-феодальный империализм» с «русско-прусским» (как оказалось, тупико-
вым) вариантом аграрно-капиталистической эволюции (см. А.М. Анфимова, П.Г. Галузо, К.Н. Тарновского, с одной стороны, и В.Г. Тюкавкина, Л.М. Горюшкина, с другой), или нечто иное? Понятно, что без ответа на обозначенный вопрос более чем проблематично рассматривать массовое сибирское крестьянство в его взаимоотношениях и с Временным правительством, и с «первой советской властью», и с «демократической контрреволюцией», и с колчаковщиной, и восстановленной властью Советов. По этой причине совершенно логичной и содержательно многообещающей выглядит избранная для монографии нижняя хронологическая граница - 1917 год.
Правда, к сожалению, проблему социально-экономического уровня развития аграрной сферы, крестьянства в регионе к 1917 году, состояния в 1917 году вряд ли можно признать не только удачно решаемой, но и удачно обозначенной, хотя глава первая монографии, видимо, всё-таки могла бы внести свой вклад в разрешение этой задачи. Кроме того, историю регионального крестьянства, его протестных действий в течение революционного процесса 1917 года уловить из текста плохо получается, как и уяснить специфику, характер революционных событий в Сибири (несколько слов вскользь в начале третьего раздела принципиально ситуации не меняют). Обозначенное во «Введении» и процитированное в начале рецензии намерение авторов дать «комплексное освещение политических, социально-экономических, нравственно-психологических аспектов истории сибирского крестьянства в период 1917-1921 гг.», да и отчасти название книги, в итоге оказываются шире предложенного читателю материала. Реально речь идёт не об истории сибирского крестьянства, а именно о протестном крестьянском движении в регионе в условиях «первой советской власти» (1918 г), Гражданской войны и восстановленной власти Советов (кстати, по некоторым главам не по 1921-й, а по середину 20-х годов, т. е. по верхней границе хронология шире заданной темы - как бы в некую компенсацию суженной проблематики). Но главное - какая революция была (если вообще была) своей для сибирского крестьянства, разных его социальных, имущественных, территориальных, этнических групп, - этот вопрос оказался вне прямого и специального внимания авторов рецензируемого труда.
Однако, как думается, обозначенный вопрос - это смысловой зачин рассматриваемых в монографии явлений. Без учёта много-слойности революционного процесса 1917 года, неоднозначности самой крестьянской революции в нём (массовая общинно-крестьянская и более ограниченная упомянутая выше «буржуазно-демократическая революция нового типа») вряд ли возможно разобраться в намечавшихся исторических альтернативах, в том числе в широкой (оптимальной, исключавшей угрозу гражданской войны!) революционно-демократической и затем обуженной в её пределах большевистско-левоэсеровской. При этом крестьянская неоднозначная революция присутствует и в первом революционно-демократическом (к несчастью, сорванном) и во втором варианте. А второй вариант - это истоки советского проекта, советской системы, вопреки утверждениям ряда авторов рассматриваемого труда, не исчерпываемых сталинской моделью, а до того - «казарменно-социалистической» практикой немалого числа коммунистов, как и недолгой иллюзорной установкой/надеждой ряда большевиков на форсированный прорыв к социализму. Не исчерпываемых, ибо суть - ядро здесь революционно-демократическая альтернатива, закреплённая в инверсионной концепции Октябрьской революции и затем НЭПа, т.е. в установке на постепенное/эволюционное/ реформистское движение к основам социализма - через свой способ «цивилизоваться», когда советское государство - субъект системной модернизации. И сначала необходимо, конечно, обеспечить его (государства) реальность, а далее ставка на историческую эпоху гражданского мира, культурничества, многоукладную смешанную (план и рынок вместе -впервые в мире) регулируемую посредством госкапитализма экономику при некапиталистической модернизации крестьянского, вообще мелкотоварного хозяйства посредством кооперации и при реализации в этих условиях, наконец, сущностных принципов Советской власти как власти для трудящихся и посредством трудящихся [2].
Думается, учитывая уже данные обстоятельства, крайне проблематично принять соображения ряда авторов рассматриваемой работы о чуждости и даже «противоположности интересов, целей и ценностей ... советской власти и крестьянства», «объективности и
неизбежности» их конфликта, их «ожесточённой и беспощадной борьбы» и т. д. (с. 134, 80 и др.). Любопытно при этом невольное смыкание по аргументации у авторов - «акцентированных оппонентов большевиков» (если уместно такое определение) и некоторых других с леваками в РКП(б) через механистический подход к большевистской теории, - смешивание их стратегии и тактики, использование фактически вряд ли адекватного классового подхода и «разоблачения» крестьянской ментальности (с. 61, 80, 134-136, 153, 250-251, 258, 287). Впрочем, в большинстве глав фиксируется (в том числе и в «акцентированно-оппонирующих большевикам»), что и повстанческое антикоммунистическое движение (не говоря об анти-колчаковском) активно выдвигало (помимо иных) просоветские лозунги: «восстановить Рабоче-Крестьянскую Советскую власть», «Народная Советская власть», «Чисто Советская власть», «Советы без коммунистов», «Долой коммунистов, да здравствует Советская власть» (с. 74, 83, 119, 151, 43, 273, 275 и др.), -всё это вряд ли согласуется с приведёнными выше проблематичными соображениями (во всяком случае, с их исчерпывающим или преобладающим значением). И, несомненно, критично по отношению к большевикам настроенные историки тем не менее приводят очень показательные факты, такие как, в частности, резолюция минусинского крестьянства (осень 1918 г.): «Ввиду того, что наших детей. посылают на фронт против рабочих и крестьян России, что войско им нужно для защиты буржуев и капиталистов - солдат не давать. правительство не отражает воли трудящихся и эксплуатируемых... таковое не признавать.»; сообщают, что «тесинские крестьяне во время антибольшевистского переворота не позволили арестовать своих односельчан-большевиков», а в другом селе заявили, что «не боятся карательных отрядов и не признают никакой власти, но сочувствуют большевикам»; позднее, выступая уже против советской продразвёрстки, крестьяне Иркутской губернии утверждали: «Мы боролись не за то, чтобы у нас отбирались последние крохи, а с теми богатеями, которые эксплуатировали чужой труд» (с. 33, 36, 67). Кстати, текст «минусинской» резолюции удивительным образом перекликается с ещё более ранними (лето 1918 г.) наказами волостных сходов омского крестьянства в ответ на требования Временного Сибирского правительства.
У авторов монографии, судя по всему, разные теоретико-методологические, историософские, политико-идеологические ориентиры и предпочтения, но есть очень ценное преобладающее понимание и стремление показать сложность человека и общества, тем более в переломных обстоятельствах, что вполне коррелирует с требованиями новейшей познавательной парадигмы. И хотя этот подход в главах 2-4-й первого раздела, 3-й второго, 1-й последнего раздела «работает» в основном лишь относительно противников советской власти, большевиков, тогда как последние и их сторонники подаются, скорее, в линейном утрированном варианте, как, кстати, и крестьянство, восстающее против Временного Сибирского и колчаковского правительств (деструкции против «порядка»), но тем не менее в основном жёсткой предвзятости и в этих случаях авторы стремятся избегать, даже за счёт появляющихся в тексте противоречий из-за источниковой информации, не подкрепляющей авторские явные или латентные симпатии. Видимо, в какой-то степени это отвечает рекомендации известного специалиста по теме В.И. Шишкина посредством «выявления и введения в научный оборот широкого корпуса источников, содержащих ключевую информацию» преодолевать старые и новые мифологизированные представления и, таким образом, работать на вызревание «новой концепции, отвечающей строгим требованиям объективности» (с. 22). Кстати, глава «Документы Обдорской учётно-реквизиционной комиссии... как источник по истории антикоммунистического движения в Северном Зауралье» почти буквально соответствует этой рекомендации.
В целом рецензируемая монография может рассматриваться как ещё один шаг в решении проблемы комплексного исследования истории протестного крестьянского движения в Сибири с 1918 по середину 1920-х г. с особым вниманием к вопросам социально-психологического облика и политико-идеологических ориентиров повстанцев, партизанских лидеров; взаимоотношения их с населением, с властями; вопросам партийно-политического влияния в повстанческо-партизанском движении, конкретной истории повстанчества в Сибири (Западной и Восточной), в том числе через любопытный историографический срез проблемы (глава по В. В. Цисю); сюжетам:
ВЧК-ОГПУ и протестное крестьянское движение; роль духовенства в Западно-Сибирском восстании 1921 г.; кооперация в условиях социальных потрясений; этноконфессиональный аспект антикоммунистических восстаний 1920-1922 гг.
Тщательностью, определённой тонкостью/аккуратностью и взвешенностью анализа большого источникового и историографического материала отличается, на наш взгляд, глава, подготовленная А.А. Штырбулом, относительно политико-идеологического влияния на повстанческо-партизанское антикоммунистическое движение разных политических сил (от эсеровских широкого спектра и анархистских до откровенно белогвардейских, иногда монархических, националистических). Думается, что учёт интересных разработок достаточно известного историка А.А. Курёнышева и по крестьянским и по аграрно-кооперативно-интеллигентским организациям 1917-1920-х гг. может серьёзно углубить разработку этой проблемы [3]. Вместе с тем, материал данной главы, особенно по Крестьянскому союзу (как и масса сюжетов из других глав книги), плюс исследования А.А. Курёнышева помогают в уяснении ситуации 1921-1922 гг., когда сами большевики, В.И. Ленин (начиная с Х съезда РКП(б)) признавали не то что допустимость, но неизбежность появления какого-то институционального представительства крестьянских интересов на политической сцене страны. Признавали, но не реализовали, всё так и оставив лишь на уровне слов, теории вплоть до «великого перелома» (не потому ли в немалой степени и факт - сам «великий перелом»?).
Думается, что в этой связи необходимо не забывать: по оценкам самих большевиков, Октябрь - это в значительной степени «бур-жуазная»/«мелкобуржуазная» революция, ибо «всё крестьянство шло вместе с нами»: пролетарская и общекрестьянская революция вместе, в одном. То есть реализуется революционно-демократическая альтернатива, потому только и факт: Советская власть, Советская республика, «рабочее и крестьянское Правительство» в октябре 1917-го, и стремление удержать, договориться с левыми эсерами о правительственной коалиции, сокращённом варианте революционно-демократической диктатуры. Но Гражданская война есть второе издание политического этапа Октябрьской революции, и потому все перечисленные выше
характеристики - это её характеристики. И это будет осознано наиболее глубокими из большевиков, но к исходу, по итогам Гражданской войны. Представляется, что эти обстоятельства, этот контекст плохо или вовсе не учитываются в большинстве соответствующих исследований, а не только в целом ряде глав рассматриваемого коллективного труда. И при всей бесспорности рекомендаций В.И. Шишкина по выявлению и публикации новых источников, они же (рекомендации) требуют сопровождения публикаций серьёзными научными комментариями. Без обращения к отмеченным выше пластам сибирской и общероссийской контекстности здесь всё-таки не обойтись.
Кстати, и ценные признания-парадоксы глубоко и плодотворно работающего по истории «военного коммунизма» и весьма критичного в отношении большевиков С.А. Пав-люченкова о том, что «нэп стал нэпом, т. е. средством восстановления разрушенной экономики России», но «это уже - после того, как военный коммунизм собрал воедино нарушенную войной и революцией государственную целостность страны», и соображения Э. Хобсбаума о том, что Советской России приходилось в Гражданскую войну «каждый день выбирать между решениями, необходимыми для сиюминутного выживания и теми, которые грозили немедленной катастрофой»; и заключение Б. Рассела (вовсе не апологета большевизма), что «продовольственная проблема - основная причина народного сопротивления большевикам», но «всё же /невозможно/ представить, какую иную политику в данных обстоятельствах можно было бы проводить», и вообще «для России /советское] это лучшее правительство; и оно делает больше, чтобы преодолеть хаос, чем делало бы любое иное альтернативное правительство» - все эти и подобные им выводы современников и исследователей, наверное, стоит учитывать при обращении к проблемам «военного коммунизма», а точнее советской политики периода Гражданской войны.
Впрочем, и текст монографии (и не единожды, особенно глава по кооперации) фиксирует губительность свободной торговли, частно-торгового капитала, приводящих к разгулу спекуляции в условиях и антисоветских режимов (с. 191, 193, 197-198).
Заслуживает внимания, что совсем не лицеприятный по отношению к большевикам С.А. Павлюченков тем не менее резюмирует: «.чувствуется знамение какого-то нового этапа в историографии, наступающего на пятки... этапу "белых пятен", "разоблачитель-ства" в пользу "постижения закономерностей", и "либеральные потрясения" оказываются не так уж и "страшны для историографии /советской/"» [4].
Добротный, на источниках из трёх архивов, объективный, интересный материал представлен читателю в главе о деятельности иркутских чекистов, например глубокий и честный анализ самим губчека экономических, административно-экономических и политических причин начавшихся крестьянских восстаний. Начавшихся, в частности, и потому, что «образ большевика, восстающего за попранную колчаковщиной справедливость, добивающегося равенства и братства, самоотверженно отдающего свою жизнь в жертву рабоче-крестьянскому делу, совершенно отделился от образа современного коммуниста», и «комячейки в целом ряде мест» оказались «уродливым политическим явлением», где и «шкурные интересы», и «злоупотребления во многих случаях своим положением», и «лица с уголовным прошлым» (с. 82). «Фактаж» этой главы (как и большинства остальных), помимо прочего, даёт объективно дополнительный срез причин силы левачества в РКП(б)-ВКП(б), углубляя и понимание противоречий нэповской эпохи.
Попытка откликнуться на «антропологический поворот» в исторической науке предпринята прежде всего в третьем разделе монографии, хотя присутствует и в остальных. Наиболее удачной, избежавшей предвзятости, односторонности в пользу объёмного восприятия своих фигурантов, хорошо выстроенной выглядит при этом глава 2-я третьего раздела «Социально-психологический облик участников антиколчаковского партизанского движения в Сибири (по материалам периодической печати и воспоминаний). Несомненный интерес представляет и следующая за ней небольшая глава (со следами явной поспешности), посвящённая партизанским вожакам и опирающаяся на дневниковые записи-воспоминания одного из них, что и составляет особую ценность всего текста. Здесь проявляется живое, глубокое человеческое вопреки вполне объективному, но внешнему (речь об отношении
В.П. Шевелёва-Лубкова к другим партизанским командирам). Объективно, кроме того, автором намечена очень серьёзная для понимания судеб советской системы проблема трагичности судеб её защитников - партизанских лидеров. Если же говорить об «очеловечении» истории в историографии и моих собственных ощущениях, то по прочтении монографии «западает в память» и образ удивительного человека В.П. Лопарёва с его Северным экспедиционным отрядом и невероятными достижениями.
Следует отметить и весьма конструктивную попытку внести, наконец, ясность в ситуацию: духовенство и Западно-Сибирское крестьянское восстание, тем более что в литературе уже появились серьёзные коррективы по фантастически/патологически завышенным масштабам уничтожения священников в пределах России. Глава 4-я последнего раздела фактически продолжает эту корректирующую линию по материалам Западной Сибири (в противоречие, кстати, с положениями ряда других глав).
Относительно завершающей «этнокон-фессиональной» главы (весьма сумбурной, недоработанной) нужно подчеркнуть логическую оправданность, важность постановки самой этой темы. Социально - т. е. экономически, культурно, этнически и политически разные нерусские этносы Сибири пребывали к 1917 году на разных уровнях развития. К какому из векторов в образовавшемся в ходе революции «поле возможностей» они внутренне тяготели, в том числе исходя из этнической ментальности? Что происходило в революцию - гражданскую войну у народов, переживающих эпоху вызревания буржуазных отношений, которые обращали соответственно едва ли не всех национальных лидеров, просветителей в лидеров буржуазных, выдвигали национализм как объективно существенный для этнического сообщества феномен?
Однако самый обильный, настойчиво внедряемый в сознание читателя материал
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Телицын В.Л. «Бессмысленный и беспощадный»? Феномен крестьянского бунтарства 1917-1921 годов. М., 2003. С. 7.
2. Шепелева В.Б. Россия 1917-1920 гг.: проблема революционно-демократической альтернативы (вопросы теории, методологии, историографии) : монография. Омск: Изд-во Ом. гос. ун-та, 2009. 704 с.
вместе с обобщающими положениями - это информация о социально-психологических деструкциях, провалах к «ветхому» человеку в условиях революции и гражданской войны. Провалах крестьянства, представителей советских властей, наконец - антисоветских. Главное здесь - сверхзадача - доказать: гражданская война - это патология. Между тем и фактический материал, и позиции ряда авторов не укладываются в эту однозначность, и понятия «трагедия» применительно к этим событиям никто специально не оспаривает. Но «трагедия» и «патология» - категории принципиально отличные. Трагедия - это явление «высокого», когда одна «правда» сталкивается с другой «правдой», когда, к величайшему сожалению, складывается ситуация: «свой своя не познаша». И как представляется, реализация полномасштабной революционно-демократической альтернативы - единственная реальная возможность прорыва в новое - ответа на жёсткий Вызов времени без гражданской войны. Но сорвана эта альтернатива была не большевиками. Зато в годы Гражданской войны она снова обозначилась в партизанском движении, и тут уже большевики допускают просчёты с так называемым «методом непосредственного социалистического строительства» и проявлениями «казарменного социализма». И как попытка вернуть их (большевиков) в реальность, на почву российской революционно-демократической на деле действительности из губительной иллюзорности, следует мощный крестьянский протест, что по-своему признаётся в заключении книги.
Подводя итоги, отмечу: коллективный труд девятнадцати авторов опирается на солидную источниковую базу, в том числе неопубликованных, в частности, архивных документов, разрабатывает крайне актуальные аспекты темы крестьянского протестного движения, побуждает к раздумьям и дискуссиям, ставит целый ряд новых исследовательских проблем, и в этом несомненная ценность проделанной авторами работы.
NOTES
1. Telicyn V.L. «Bessmyslennyj i besposhchad-nyj»? Fenomen krest'yanskogo buntarstva 19171921 godov. M., 2003. S. 7.
2. Shepeleva V.B. Rossiya 1917-1920 gg.: problema revolyucionno-demokraticheskoj al'ternativy (vopro-sy teorii, metodologii, istoriografii) : monografi-ya. Omsk : Izd-vo Om. gos. un-ta, 2009. 704 s.
3. Курёнышев А.А. Крестьянские военно-политические организации. Повстанчество 19181922 гг. М., 2010; Он же. Сельскохозяйственная столица России. Очерки истории МОСХ (1818-1929). М. : АИРО-XXI, 2012.
4. Павлюченков С.А. Военный коммунизм - в плену большевистской доктрины // Исторические исследования в России. Тенденции последних лет. М., 1996. С. 236; Он же. Крестьянский Брест или предысториия большевистского НЭПа. М., 1996. С. 5; Хобсбаум Э. Эпоха крайностей: Короткий двадцатый век (1914-1991). М., 2004. С. 68; Рассел Б. Практика и теория большевизма. М.: Наука, 1991. С. 59, 12. См. также: Дмитренко В.П. Что такое нэп? // «Круглый стол»: Советский Союз в 20-е годы // Вопросы истории. 1988. № 9. С. 44-45; Шепелева В.Б. Проблема революционно-демократической альтернативы в России 1917-1920 гг. (вопросы теории, методологии, историографии): дис. ... д-ра. ист. наук. Омск, 2012-2013. Гл. 3, 5].
3. Kuryonyshev A.A. Krest'yanskie voenno-politicheskie organizacii. Povstanchestvo 1918-1922 gg. M., 2010; On zhe. Sel'skohozyajstvennaya stolica Rossii. Ocherki istorii MOSKH (1818-1929). M. : AIRO-XXI, 2012.
4. Pavlyuchenkov S.A. Voennyj kommunizm - v plenu bol'shevistskoj doktriny // Istoricheskie is-sledovaniya v Rossii. Tendencii poslednih let. M., 1996. S. 236; On zhe. Krest'yanskij Brest ili predys-toriiya bol'shevistskogo NEHPa. M., 1996. S. 5; Hobsbaum E. Epoha krajnostej: Korotkij dvadcatyj vek (1914-1991). M., 2004. S. 68; Rassel B. Praktika i teoriya bol'shevizma. M.: Nauka, 1991. S. 59, 12. Sm. takzhe: Dmitrenko V.P. Chto takoe nehp? // «Kruglyj stol»: So-vetskij Soyuz v 20-e gody // Voprosy istorii. 1988. № 9. S. 44-45; Shepeleva V.B. Problema revolyucionno-demokraticheskoj al'ternativy v Rossii 1917-1920 gg. (voprosy teorii, metodologii, istoriografii): dis. ... d-ra. ist. nauk. Omsk, 2012-2013. Gl. 3, 5].
Шепелева Валентина Борисовна - доктор исторических наук, доцент (звание), профессор кафедры современная отечественная история и историография ОмГУ им. Ф.М. Достоевского, действительный член ПАНИ, член Российского общества интеллектуальной истории.
Shepeleva Valentina Borisovna - Doctor of History, Associate Professor, Professor of the Modern Russian History and Historiography Department at Dos-toevsky Omsk State University; Full member of PASA, Member of the Russian Society of Knowledge-based History.
Поступила в редакцию 28.08.2018 г.
Научные конференции
Международная научно-методическая конференция «Проблемы управления качеством образования»
28 ноября, г. Санкт-Петербург
Конференция проводится в очной и заочной формах, с возможностью дистанционного и стендового участия.
НАПРАВЛЕНИЯ КОНФЕРЕНЦИИ
Секция 1. Система управления качеством обучения в образовательном учреждении.
Секция 2. Теоретико-методологические проблемы обеспечения качества образования.
Секция 3. Организационно-правовое обеспечение качества образовательного процесса.
Секция 4. Учебно-методическое обеспечение современного образовательного процесса.
Секция 5. Социально-психологическое обеспечение качества образования.
Секция 6. Профессиональные компетенции преподавателя как первостепенное условие обеспечения качества обучения.
Секция 7. Информационная образовательная среда современного образовательного учреждения как фактор повышения качества образования.
Секция 8. Художественно-эстетическое воспитание обучающихся.
Секция 9. Проблемы управления качеством воспитательной деятельности в образовательном учреждении.
Заявки на участие принимаются до 28 ноября. E-mail: info@natsrazvitie.ru.
