CC BY
21
А. Д. Курилова
РАСПОЛОЖЕНИЕ ОРАТОРСКОЙ РЕЧИ В ТРАКТОВКЕ РОССИЙСКИХ РУКОПИСНЫХ РИТОРИК XVIII ВЕКА НА ЛАТИНСКОМ ЯЗЫКЕ
Резюме. В статье рассмотрена интерпретация расположения (dispositio) ораторской речи в российских рукописных риториках XVIII века на латинском языке. Выявлены особенности трактовки композиции ораторского выступления в разных риторических руководствах.
Ключевые слова: Россия XVIII века, рукопись, риторика, расположение, композиция.
В российских рукописных риториках XVIII века композиция ораторской речи, назначение и особенности отдельных структурных элементов выступления рассматривались в разделе, посвящённом расположению (dispositio), одной из пяти частей риторического канона.
Важность расположения для успеха речи подчёркивается всеми авторами риторик. В риторическом трактате Феофана Прокоповича, послужившем образцом для многих авторов российских руководств, проводится сравнение композиции речи со строительством здания и строением человеческого тела: «Oportet enim, ut in aedificio omnia conclavia, et in corpore humano membra omnia, ita in Oratione singulas partes apte, venuste, concinne, eleganter dispositas atque collocatas esse: nam forma monstrosa erit, nisi suo quodque loco commode disponatur» («Следует, чтобы, как в здании все комнаты, как в человеческом теле все члены, так и в речи отдельные части были уместно, приятно, подобающе, изящно расположены и размещены: ведь форма будет ужасной, если каждая часть не расположится удобно на своём месте») (Procopovic 1982: 143). Мысль о том, что даже самые весомые аргументы не помогут при неудачном расположении, Феофан Прокопович подкрепляет сравнением с военным строем: «Nam acies tametsi optimis fortissimisque militibus constet, nisi tamen bene et ordinate instruat, parum valebit» («Ведь войско, даже если состоит из лучших и храбрейших
воинов, если не построено хорошо и в должном порядке, мало что будет значить» (Procopovic 1982: 143).
Автор риторики 17бб г. из Нижегородской семинарии также подчёркивает особую роль расположения в создании хорошей речи. Как и Феофан Прокопович, нижегородский ритор проводит параллель со строительством: «quomodo opera exstru-entibus satis non est saxa atque materiam et cetera aedificanti utilia congerere, nisi disponendis iis collocandisque artificum manus adhibeatur, sic in dicendo quamlibet abundans rerum copia, cumulum tantum habet atque congestum, nisi illas easdem dispositio in ordinem digestas, atque inter se commissas devinxerit, ut sine ea nihil valeat, inventio» («так же, как недостаточно строителям собрать камни, материал и прочее полезное для строительства, если не приложить руки мастеров к их расположению и размещению, так и в речи какое угодно изобилие материала будет только нагромождением и скоплением, если расположение не разместит их по порядку и не свяжет между собой, и без него ничего не будет значить изобретение») (Rhetorica 17бб: 40 (об)).
В риторике Феофана Прокоповича выделены три основные части ораторской речи: вступление (exordium), изложение дела (causae expeditio) и заключение (peroratio) (Procopovic 1982: 144). Causae expeditio в свою очередь делится на повествование (narratio), доказательство (confirmatio) и опровержение (confu-tatio) (Procopovic 1982: 150). Эти части, по утверждению ритора, не обязательно все сразу должны присутствовать в речи. Автор нижегородской риторики, кроме упомянутых частей ораторского выступления, выделяет ещё одну - положение или тезис (propositio). Основную часть речи (causae expeditio у Ф. Прокоповича), которая может включать в себя и повествование, и доказательство, и опровержение, в зависимости от конкретной ситуации, нижегородский ритор называет трактовкой (tractatio) (Rhetorica 17бб: 41 (об)).
Вступление в трактате Феофана Прокоповича уподобляется входу в речь (orationis vestibulum) или дороге к речи (accessus et veluti via ad orationem) (Procopovic 1982: 144). Вступления не должны быть, по мнению ритора, резкими и воинственными (vehementia et pugnantia), ведь здесь требуется не сила, а приятность («non vis ibi, sed delectatio postulatur») (Procopovic 1982: 14б-147).
Во всех рукописных руководствах обозначены три цели вступления. Так, в нижегородском руководстве говорится, что
«вступление есть подготовка слушателя к тому, что должно быть произнесено, и цель его - понимание, внимание и благосклонность слушателей» («Exordium est praeparatio auditoris ad rem dicendam, finis ejusdem est docilitas, attentio ac benevolentia auditorium») (Rhetorica 1766: 42). В московской риторике 17441745 гг. из Славяно-греко-латинской академии отмечена тройная задача вступления - «ut facias tibi auditorem benevolum, attentem, docilem» (Emporium 1744-1745: 89 (об)).
Достоинствами вступления в нижегородском руководстве признаны краткость (brevitas), ясность (perspicuitas), достоверность (probabilitas) (Rhetorica 1766: 43). В московской риторике к достоинствам отнесены соответствие содержанию речи (apti-tudo ad materiam dicendam), отделка (cultura), которая заключается в остротах, сентенциях и метких словах, а также краткость (brevitas), «ne oratio monstrosa fuit cum capite aequali sibi toti vel majori» («чтобы речь не была чудовищной, с головой, равной всему остальному или даже большей по размеру») (Emporium 1744-1745: 89 (об)). Этот же образ использует Феофан Прокопович, отмечая, что, как в человеческом теле чудовищной является голова, величиной превосходящая тело («quemad-modum etiam humano in corpore monstrosum est caput magnitudine corpus superans») (Procopovic 1982: 149), так и чересчур длинное вступление кажется уродливым. В риторике М. Базилевича из Смоленской коллегии хорошим вступлением признано точное и меткое (accuratum, acutum), а плохим - неясное и грубое (obscurum, vulgare) (Basilevicz 1756: 94).
М. Базилевич выделяет также правильные и неправильные, или внезапные, вступления (ex abrupto). Вступление ex abrupto ритор считает холодным (frigidum) и уместным лишь в редких случаях (Basilevicz 1756: 92). Аналогичное деление вступлений на правильные (legitima) и внезапные (ex abrupto) осуществляет и московский ритор.
Положение, или тезис (propositio), не всеми авторами рито-рик обозначается как особая структурная часть ораторской речи. М. Базилевич, автор смоленского руководства, рассматривает тезис как часть вступления, однако приводит и мнение Цицерона, согласно которому тезис является частью повествования, и слова Квинтилиана о том, что тезис есть начало доказательства. Ритор различает простые тезисы, заключающие в себе одну мысль, и сложные, состоящие из двух или трёх частей, чётко сформулированные и рассеянные по всему вступлению («non
raro ejus sensus per totum fere exordium spargi solet») (Basile vicz 175б: 94 (об)). В московской риторике propositio также связывается с доказательством и определяется как «sensus aliquis perfectus cuius veritatem vel falsitatem probare intendit orator» («некая законченная мысль, истинность или ложность которой стремится доказать оратор») (Emporium 1744-1745: 89 (об)).
Основная часть ораторского выступления в нижегородской риторике именуется трактовкой (tractatio) и рассматривается прежде всего как аргументация тезиса. В применении аргументов ритор советует избегать крайностей: не утомлять слушателей многочисленными аргументами, чтобы не вызвать скуку, но также помнить, что слабые аргументы, собранные вместе, усиливаются: «Singula leviora sunt et communia: universa autem nocent, si non ut fulmine, tamen ut grandine ad versus ea, quae nostrae orationi contrariari videntur» («По отдельности они лёгкие и общеизвестные; вместе же они наносят вред возражениям против нашей речи если не подобно молнии, так подобно граду») (Rhetorica 17бб: 45).
В смоленской риторике повествование, доказательство и опровержение рассматриваются как отдельные части ораторского выступления. Повествование, по мнению ритора, должно быть ясным, психологически достоверным и правдоподобным. Споря с Аристотелем, Базилевич считает повествование уместным не только в судебных, но и в эпидейктических речах (Basilevicz 175б: 95 (об)).
Доказательство (confirmatio), согласно М. Базилевичу, содержит аргументы, доказывающие тезис, а также амплификацию (распространение) речи. Опровержение аргументов противника - задача следующей части ораторской речи, получившей название confutatio. Ритор советует не оставлять без опровержения ни одного веского аргумента противника, но в то же время не излагать добровольно противоречащие своим взглядам мысли, которые могут и не прийти в голову оппоненту и слушателям.
В московском руководстве повествование определяется как «apta factorum vel dictorum alicuius personae relatio» («связное изложение деяний и высказываний какого-либо лица») (Emporium 1744-1745: 90 (об)). Достоинствами повествования названы достоверность (probabilitas), краткость (brevitas), ясность (clari-tas), приятность (suavitas). Отметим, что эти же качества выделены в риторическом трактате Феофана Прокоповича (Procopovic
1982: 151-154). Недостатки повествования приведены из трактата Николя Коссена (Emporium 1744-1745: 91 (об)). Доказательство и опровержение московский ритор рассматривает как одну часть ораторского выступления, приводя многочисленные способы построения аргументации в разных видах речей.
Завершающая часть выступления, заключение (peroratio) в риторике Феофана Прокоповича определяется как «artificiosus orationis exitus» («искусное завершение речи») (Procopovic 1982: 197). Ритор советует не пренебрегать заключением, чтобы не принизить достоинств всей предшествующей речи. В заключении Прокопович выделяет две части: перечисление сказанного (enumeratio dictorum) и возбуждение аффектов (motus affectuum). Почти дословно повторяет эти положения составитель смоленской риторики М. Базилевич (Basilevicz 1756: 98 (об). Отдельные совпадения в трактовке заключения (в частности, обозначение его главных задач) можно отметить и в нижегородской риторике. Автор московского руководства трактует заключение как «propositionis ex omnibus argumentis illatio» («выведение тезиса из всех аргументов») (Emporium 1744-1745: 95). Несколько иначе, чем в других риториках, здесь обозначены части заключения: enumeratio (перечисление), amplificatio (распространение), adhortatio (побуждение) sive dehortatio (разубеждение) (Emporium 1744-1745: 95).
Принципы расположения ораторской речи, сложившиеся в античной риторике, не претерпели серьёзных изменений и в риторике XVIII века. В российских рукописных риториках XVIII века прослеживается общая схема композиции ораторской речи, небольшие отступления от которой вызваны индивидуальными вкусами составителей руководств. Следует отметить традиционность трактовок риторической теории диспозиции российскими риторами. Все рассмотренные риторики в большей или меньшей степени зависят от трактата Феофана Прокопо-вича. В риторике М. Базилевича в качестве одного из источников упомянуто сочинение иезуита Соария. Среди других теоретических источников необходимо назвать Аристотеля, Цицерона, Квинтилиана, Коссена, ссылки на сочинения которых присутствуют во многих руководствах.
Литература
Basilevicz 1756 - Basilevicz, Manuel. Opus artis oratoriae... Смоленская
коллегия. 1756 // РГБ. Ф. 733 (Смолен.), № 21. 154 л. Emporium 1744-1745 - Emporium totius facultatis rhetoricae... Московская Славяно-греко-латинская академия. 1744-1745. РГБ. Ф. 173.1. № 356. 178 л. Procopovic 1982 - Procopovic Feofan. De arte rhetorica libri X //
Slavistische Forschungen. Köln; Wien, 1982. Rhetorica 1766 - Rhetorica, sive manuductionum ad eloquentiam libellus. Курс лекций по риторике, читанных в Нижегородской семинарии. 1766 // РГБ. Ф. 312, № 78. 95 л.
A. D. Kurilova. Disposition of speech in hand-written Latin rhetorical books composed in Russia in the 18th century
The article deals with an interpretation of disposition of speech in hand-written Latin rhetorical books composed in Russia of the 18 century. Peculiarities of treatment of oratorical speech's composition in different rhetorical books are revealed.
Keywords: Russia of the 18th century, manuscript, rhetoric, disposition, composition.
