CC BY
30
А. Д. Курилова
ДИДАКТИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ ПРЕПОДАВАНИЯ РИТОРИКИ В РОССИИ XVIII ВЕКА (на материале рукописных руководств на латинском языке)
В статье показано, что в латинских рукописных риториках выделяются два основных пути к овладению ораторским мастерством -подражание и упражнение, которым должны предшествовать изучение теории риторики и чтение классических авторов.
Ключевые слова: риторика, преподавание, подражание, упражнение, хрия, амплификация, Россия XVIII века, рукопись.
Анализ латинских рукописных риторик, по которым велось обучение в духовных учебных учреждениях в России XVIII в., позволяет получить представление о дидактических основах преподавания риторики.
Структура риторических книг приблизительно одинакова. Она включает вводную часть о главных понятиях науки о красноречии, а также изложение основ общей и частной риторики. Теория общей риторики структурирована по частям риторического канона (inventio, dispositio, elocutio, memoria, actio), частная риторика охватывает изучение видов и жанров красноречия. Некоторые учебники построены по принципу катехизиса: формулируются вопросы и даются ответы на них, другие напоминают сжатый конспект.
Не только в теоретическом содержании курсов, но и в методике преподавания риторики можно выделить две ведущих традиции - опыт западноевропейской риторики, воспринятый главным образом сквозь призму иезуитской школы, и риторический трактат Феофана Прокоповича. Авторы руководств опираются на оба источника, несмотря на серьёзные различия между ними, контаминируют их принципы и заимствуют наиболее понравившиеся примеры и утверждения.
В вологодской риторике 1764 года изложение теоретического материала наиболее основательно дополнено практическими советами, адресованными новичкам в красноречии (tyrones eloquentiae) (Наставления 1764: 3).
Ритор называет четыре этапа на пути к овладению красноречием: изучение и повторение правил, чтение, подражание и упражнение.
На необходимость постоянного повторения правил автор риторики обращает особое внимание: «Non semel sibi discipulus praecepta per legenda putet, sed iterum atque iterum catenus percurrenda, donec memoriae bene mandentur et inhaereant» («Не один раз ученику следует прочитать правила, но вновь и вновь их пересматривать, пока они не запомнятся хорошо и не закрепятся в памяти») (Наставления 1764: 7).
Одного усвоения правил недостаточно для овладения ораторским искусством, необходимо ежедневное чтение избранных авторов. К авторам, эрудиция которых никем не оспаривается, ритор относит историков Корнелия Непота, Саллюстия, Цезаря, Ливия, Курция, Юстина, а также ораторов Цицерона, Лактанция, Сенеку, а также Теренция и Плиния. Ссылаясь на второе письмо Сенеки, ритор рекомендует выбрать лишь нескольких авторов и постоянно их перечитывать, ведь «multoque satius est, paucis te auctoribus tradere, quin errare per multos» («намного лучше обратиться к немногим авторам, чем блуждать среди многих») (Наставления 1764: 7 (об)).
Далее даются подробные советы, как следует читать книги. Ритор настаивает на том, чтобы учащиеся читали книгу не менее четырёх раз: первый раз - для понимания точного смысла текста (для этого необходим грамматический разбор предложений), второй раз - для восприятия его композиции. В третий раз необходимо обратить внимание на украшения речи, пословицы, сентенции: «quod si adagium, vel sententia, vel historia, vel similitudo non inepta, si quid acute, ingeniose dictum videbitur: haec omnia tanquam thesaurum quondam animo reponenda ducite ad usum et imitationem» («если пословица, либо сентенция, либо история, либо сравнение покажутся уместными, остроумными, талантливо сказанными, всё это, словно сокровище, сохраните в душе и извлекайте для использования и подражания») (Наставления 1764: S (об)). Четвёртое чтение требуется для того, чтобы усвоить всё, что касается достижения добродетели и избегания пороков («quae ad virtutem sectandam, vitiumve vitandum referri posse videantur») (Наставления 1764: S (об)). Хотя после многократного прочтения можно запомнить книгу почти наизусть, для надёжности автор рекомендует отметить в тексте наиболее важные места либо сделать выписки: «omnia, quae scitu necessaria sunt, aut indice vel asterisco apposito ad
notata, aut in collectaneis nostris tanquam in cella penaria recondita habeamus» («всё, что необходимо знать, следует помечать либо надписью, либо звёздочкой, либо, словно в кладовой, хранить в наших сборниках изречений») (Наставления 1764: S (об)).
Подражание рассматривается как необходимый этап освоения искусства красноречия. Прежде чем самостоятельно писать речи, считает автор вологодского руководства, важно научиться вести речь в стиле какого-либо из авторов. Ритор рекомендует выбрать наилучшего автора, к которому ученик приближается по своим природным наклонностям, и подражать его стилю. Тем, кто тяготеет к пространности и многословности («qui naturae impetus ad ubertatem et copiam feruntur»), следует подражать Цицерону, любящим сжатость и меткость («quibus nihil, nisi quod ad strictum ac argutum est, placet») - Плинию, а тем, кто наслаждается простой и чистой речью («qui simplici quaedam ac casto orationis genere delectantur») (Наставления 1764: 10), - Цезарю, Корнелию Непоту, Курцию. Подражание должно основываться на передаче особенностей изобретения, расположения и словесного выражения речи, а не на заимствовании отдельных слов и фраз: «non eum imitari Ciceronem, qui phrasibus ex ejus libris excerptis utitur, sed qui totum orationis Ciceronianae characterem sollerter exprimit» («не тот подражает Цицерону, кто пользуется фразами, взятыми из его книг, но тот, кто искусно передаёт весь характер Цицероновой речи») (Наставления 1764: 10).
В разделе о подражании вологодский ритор использует некоторые формулировки Феофана Прокоповича, который посвятил подражанию десятую главу первой книги своей Риторики. Однако отношение этих двух авторов к подражанию и его роли в подготовке оратора различно. В вологодской риторике рекомендуется сначала подражать признанным авторам, а затем приступать к более сложному делу - самостоятельным упражнениям. Феофан Прокопович, напротив, отводит более важную роль подражанию. Говоря о средствах достижения красноречия, он отделяет подражание от других средств: «Quaenam et quot sint adminicula et subsidia, quibus eloquentia facile comparari possit: Tria itaque sunt: natura, ars, exercitatio, et imitatio» («Каковы же средства, благодаря которым с лёгкостью можно достичь красноречия, и сколько их? Три: природа, искусство, упражнение, и подражание») (Procopovic 19S2: 61). Три первых средства были выделены ещё Цицероном в трактате «Об ораторе» (I, 113-159), к ним Прокопович добавил
ещё одно - подражание, считая, что это более высокая степень овладения ораторским мастерством, чем упражнение.
Составитель нижегородской риторики склонен не выделять подражание как отдельное средство достижения красноречия, хотя и упоминает о существовании такого подхода: «Facultas autem orandi consumatur natura, arte, exercitatione cur quartam partem adjiciunt quidam imitationem, quam nos vel arti vel exercitationi accensemus» («Способность к красноречию приобретается от природы, а также искусством и практикой, к чему некоторые добавляют ещё четвёртую часть - подражание, которое мы причисляем либо к искусству, либо к практике») (Rhetorica 1766: 27 (об)).
Наилучшим автором для подражания Феофан Прокопович считает Цицерона, поскольку «omnium idem (verba sunt Iunii Melchioris) invenit acutissime, inventa disposuit prudentissime, disposita elocutus est ornatissime, copiosissime, gravissime» («по словам Юния Мельхиора, он изобретал остроумнее всех, изобретённое располагал наиболее продуманно, расположенное излагал наиболее изощренно, пространно, веско») (Procopovic 19S2: 69). Но слепо подражать Цицерону, копируя даже недостатки его стиля, не следует. Со ссылкой на Квинтилиана Прокопович предостерегает от того, чтобы каждый период завершать словами «inesse videatur», чтобы не уподобиться древним персам, которые каждого человека с загнутым носом считали счастливым, потому что такой нос был у царя Кира («Ita nimirum antiqui Persae si quis apud eos incurvum nasum haberet, felicem appellabant quod Cyrus Rex eorum talem quoque habuerit») (Procopovic 19S2: 67).
В вологодском руководстве, как уже было сказано, выбор автора для подражания предоставлен вкусу и наклонностям оратора. А в качестве примера приводится подражание Мурету. Мурет, французский гуманист XVI века, один из лучших латинских стилистов эпохи Возрождения, является для авторов школьных риторик образцом новолатинского красноречия. Имя Мурета часто упоминается в разных латинских рукописных риториках, приводятся примеры из его сборника латинских речей для школьного использования «Orationes, et epistolae ... ad usum scolarum selectae...». Поэтому выбор Мурета для подражания не случаен. Небольшой фрагмент его речи (22,1) тщательным образом разбирается в вологодской риторике: формулируется основная мысль (король Карл испытывает большую радость за человека, произведённого в епископы),
выделяются средства украшения речи (парные синонимы, градация). Затем по данному образцу составляется рассуждение на другую тему - о том, что благородным юношам подобает изучать науку о государстве.
Следующим методическим приёмом изучения риторики является упражнение (exercitatio), подготавливающее к самостоятельному написанию речи с опорой на три этапа риторического канона - изобретение, расположение и словесное выражение.
Одним из упражнений, оттачивающих слог ритора, является амплификация, которая определяется как «unius dictionis vel sensus in plures dilatatio» («расширение одного высказывания или смысла до многих») (Наставления 1764: 23). Как важнейшее и едва ли не единственное упражнение в подготовке оратора рассматривает амплификацию Мануил Базилевич, составитель риторики из Смоленской коллегии: «Non aliud quid est exercitium, quam sola amplificatio» («Упражнение есть не что иное, как одна лишь амплификация») (Basilevicz 1756: 39 (об)). Он определяет амплификацию так: «unius verbi vel sensus uberior quaedam explanatio» («пространное объяснение одного слова или смысла») (Basilevicz 1756: 40).
Авторы риторик различают словесную и смысловую амплификацию. Словесная амплификация представляет собой перифразу. Об этом свидетельствует пример амплификации слова pax (мир) в риторике Базилевича: «dulces quietis deliciae, summa regnorum felicitas, populi prima salus et integritas» («сладостная отрада покоя, высшее счастье царств, главное спасение и безопасность народа» (Basilevicz 1756: 40).
Смысловая амплификация предполагает умение распространять смысл речи подходящими сентенциями, сравнениями, рассуждениями, примерами: «debet enim sensus vel sententia, quae latebat, vel non plane videbatur, exporrigi: et velut thesaurus sub sigillo latens telaque convoluta exprimi in plausum» («необходимо развернуть скрытые или не вполне видные чувства и мысли, и, словно запечатанное сокровище или скрытые стрелы, показать для всеобщего одобрения») (Basilevicz 1756: 40). Особое внимание в риторике Базилевича уделено распространению речи с помощью любопытных сведений (eruditiones) и сентенций.
К упражнениям можно отнести и составление речи по хрии в соответствии с топосами. Автор вологодского руководства не советует во что бы то ни стало использовать все топосы:
«Quemadmodum enim non omnis fert omnia tellus, teste poeta: sic et quilibet locus non semper argumentum suppeditat, aut si facit, non satis habet roboris ad probandum» («Ведь не всякая почва рождает всё, как свидетельствует поэт, так же и всякий топос не всегда предоставляет аргумент или предоставляет не имеющий достаточной силы для доказательства») (Наставления 1764: 67 (об)).
Автор вологодской риторики, говоря о необходимости упражнения, подробно останавливается на ошибках, которые часто допускают новички в работе над речью. Из риторики Феофана Прокоповича он заимствует следующий совет: «Com-positurus ergo aliquid, cave imiteris eos, qui nihil ad componendum aliud requiri censent, nunc pennam, chartam, saepiam, quae ut datae sunt, extemplo totum negotium peragunt» («Итак, намереваясь что-либо сочинить, остерегайся подражать тем, кто считает, что для сочинения не понадобится ничего иного, кроме перьев, бумаги и чернил, которые тотчас же выполнят всё дело») (Procopovic 19S2: 65-66; Наставления 1764: 13 (об)).
Ритор предостерегает учащихся и от беспорядочного употребления в речи иностранных слов, а также от замены латинских конструкций греческими. Правда, в качестве примера приводится употребление дательного падежа вместо винительного: «quibus jusserat» вместо «quos jusserat», хотя данный пример иллюстрирует не смешение греческого и латыни (в обоих языках был бы винительный), а кальку с русского - приказал кому.
К подражанию и упражнению призывают учащихся и авторы других риторик. Так, важность упражнения подчёркивает составитель коломенской риторики: «Tam est oratori exerci-tatio necessaria, ut etiam praecepta sint frustranea, si non habeatur haec. Imo facilius est sine praeceptis comparare eloquentiam si accedat exercitatio, quam sine illa cum praeceptis» («Настолько необходимы оратору упражнения, что, если их нет, даже наставления напрасны, ведь легче достичь красноречия без наставлений, если есть упражнения, чем без них, но с наставлениями») (Praecepta 1761: 91).
В предисловии к риторике 1751-1753 гг., переписанной рукой студента Московской духовной академии Дмитрия Смирнова, говорится, что без усердия в подражании и упражнениях природная одарённость ничего не значит: «Nisi etiam assiduitate imitationis et exercitii... nihil proderit naturae felicitas» (Риторика 1751-1753: 1).
Таким образом, в основе методики преподавания риторики в России XVIII в. оставалось сохранение классической традиции красноречия. Составлению самостоятельных речей предшествовали разнообразные формальные упражнения и подражание лучшим риторическим образцам.
Литература
Nastavleniya po ritorike na primerakh iz latinskikh avtorov... Volo-godskaya seminariya [Rhetoric instructions illustrated by examples of Latin authors. Vologda Seminary]. 1764. RGB. Velikoustyuzh-skoe sobranie [Russian State Library. Veliky Ustyug Collection]. F. 122, no.14.
Наставления по риторике на примерах из латинских авторов... Вологодская семинария. 1764. РГБ. Великоустюжское собрание. Ф. 122, no. 14. Ritorika studenta vladel'tsa Dimitriya Smirnova. Moskovskaya Slavyano-greko-latinskaya akademiya [Rhetorica of a student owner Dmitry Smirnov. Moscow Slavic-Greek-Latin Academy]. 1751-1753. RGB [Russian State Library]. F. 173.1, no. 348. 148 p. Риторика студента владельца Димитрия Смирнова. Московская Славяно-греко-латинская академия. 1751-1753. РГБ. Ф. 173.1, no. 348. 148 л. Basilevicz, M. 1756: Opus artis oratoriae... Smolenskaya kollegiya [Smolensk Collegium]. RGB [Russian State Library]. F. 733 (Smolen.), no. 21. 154 l. Praecepta de arte rhetorica ex auctoribus, qui genuinam dicendi rationem attigerunt cum pernecessariis observationibus. Kolomenskaya seminariya [Kolomna Seminary]. 1761. RGB [Russian State Library]. F. 173.1, no. 357. 193 p. Procopovic, F. 1982: De arte rhetorica libri X. Slavistische Forschungen. Köln; Wien.
Rhetorica, sive manuductionum ad eloquentiam libellus. Kurs lektsiy po ritorike, chitannykh v Nizhegorodskoy seminarii [A Course of lectures on Rhetoric, read in the Nizhny Novgorod Seminary]. 1766. RGB [Russian State Library]. F. 312, no. 78, 95 p. Rhetorica, sive manuductionum ad eloquentiam libellus. Курс лекций по риторике, читанных в Нижегородской семинарии. 1766. РГБ. Ф. 312, no. 78. 95 л.
A. D. Kurilova. Didactic aspects of rhetoric courses in Russia of the 18th century (on the material of Latin manuscript rhetorical manuals)
Two main ways to the mastery of oratorical skill were recommended in the Latin manuscript manuals in Russia of the 18th century - imitation and exercise. They had to be preceded by the study of rhetorical theory and reading of classical authors.
Keywords: rhetoric, teaching, imitation, exercise, chreia, amplification, Russia of the 18th century, manuscript.
