CC BY
51
УДК 821.161.1
ПУТЕШЕСТВИЕ ПО РЕЙНУ: ГЕЙНЕ - ЧЕРНЫЙ (К ИСТОРИИ МОТИВА)
Сергей Сергеевич Жданов
Сибирский государственный университет геосистем и технологий, 630108, Россия, г. Новосибирск, ул. Плахотного, 10, кандидат филологических наук, доцент, зав. кафедрой языковой подготовки и межкультурных коммуникаций, тел. (383)343-29-33, e-mail: [email protected]
В статье рассматривается мотив путешествия по Рейну из стихотворения Саши Черного «На Рейне» в аспекте литературных связей с творчеством Генриха Гейне. В частности, исследуется черты описания художественного пространства, характерные для обоих поэтов: соединение лирического и сатирического начал, романтическое двоемирие, которое предполагает противопоставление поэтического (духовного, а также космополитичного, вненационального) и филистерского (и одновременно узконационального) локусов.
Ключевые слова: рецепция, романтизм, Германия, Гейдельберг, Рейн, Лорелея, Генрих Гейне, Саша Черный.
JOURNEY ALONG THE RHINE: HEINE - CHORNY (TO THE HISTORY OF A MOTIF)
Sergey S. Zhdanov
Siberian State University of Geosystems and Technologies, 630108, Russia, Novosibirsk, 10 Plakhotnogo St., Ph. D., Associate Professor, Head of Language Training and Intercultural Communications Department, tel. (383)343-29-33, e-mail: [email protected]
The article deals with a motif of journey along the Rhine represented in Sasha Chorny's rhyme "At the Rhine" which is analyzed in the aspect of connection with Heinrich Heine's works. In particular the author studies features of describing the literature space characteristic of the both poets: a combination of a lyric and a satiric element, the romanticist bi-worldness which presupposes an opposition of an poetic (spiritual as well as cosmopolitan, non-national) and a philistine (as well as raw national) locus.
Key words: reception, Romanticism, Germany, Heidelberg, the Rhine, Lorelei, Heinrich Heine, Sasha Chorny.
Творчество Г. Гейне оказало сильное влияние на русскую литературу. Еще в середине позапрошлого столетия Д.Д. Минаев свидетельствовал: «...никому из иностранных поэтов не посчастливилось так в русской литературе, как Гейне», чьи мысли, «.постоянно являются в наших журналах и газетах; мы не знаем почти ни одного русского поэта, который бы не перевел. стихотворений из Гейне» [8]. О продолжении гейневской традиции и в ХХ веке пишет В.В. Иванов, замечая, что «столетие от Тютчева и Лермонтова до Блока прошло под знаком Гейне» [3, с. 431]. Разумеется, этот аспект нашел отражение в литературоведческих работах, среди которых есть исследования, посвященные как переводам произведений Г. Гейне на русский язык [1], [5], [13], так и в целом рецепции творчества немецкого художника в отечественной литературе [12].
В то же время практически не отраженным в исследованиях является вопрос влияния традиции Гейне на такого представителя русской поэзии Сереб-
ряного века, как С. Черный. Между тем влияние это не может быть поставлено под сомнение. Тот же В.В. Иванов указывает на гейневскую линию в русской сатирической поэзии, обретшую «новую силу в поэзии сатириконцев» [3, с. 437], к которым можно отнести и С. Черного, хотя его творчество, разумеется, не исчерпывается временем сотрудничества с «Сатириконом». Современники подмечали это «родство таланта Саши Черного и великого немецкого поэта-романтика и ирониста», нередко называя поэта «русским Гейне» [14, с. 440]. Последний не только писал стихи, напоминавшие гейневское творчество, но и переводил поэзию немецкого предшественника. Согласно А.И. Куприну, «Гейне был всегдашним любимейшим писателем Саши Черного, который, без всякого намека на подражание, как бы вдохнул в свою поэзию животворное дыхание автора "Атта Тролль" и "Северного моря"» [6]. При этом, по мнению же В.Д. Миленко, особую роль в разворачивании этого диалога поэтов сквозь время и пространство сыграла поездка С. Черного в Германию, в Гейдельберг, на Рейн, где российский поэт, как считает исследовательница, совершает для себя «подлинное открытие» Гейне, переживая «важнейший для художника момент узнавания себя в другом» [7, с. 69].
Не стремясь охватить все многообразие смысловых связей между творчеством немецкого и русского поэтов, в рамках данного исследования мы остановимся именно на анализе рейнского топоса в стихотворении С. Черного «На Рейне» в его соотнесенности с произведениями Г. Гейне. Данный топос выступает одним из ключевых в немецкой литературе и, в частности, в немецком романтизме. Именно на рейнских берегах возник гейдельбергский романтизм, связанный с именами К. Брентано и Л.А. фон Арнима. В 1802 году они, будучи гейдельбергскими студентами, совершили плавание по Рейну, записывая фольклорные песни, чтобы затем, обработав их, опубликовать в сборнике «Волшебный рог мальчика», в который в том числе вошла брентановская версия «Лорелеи» и к темам и образам которого впоследствии обращался Г. Гейне. В то же время гей-дельбергский романтизм, по замечанию В.А. Пронина, содержал в себе проповедь «немецкой национальной исключительности» [11, с. 173].
В этом плане творчество Г. Гейне, который «считал себя последним поэтом романтизма и первым его критиком» [12, с. 10], принимает противоположное направление. Оно опирается на позиции космополитического гуманизма, на представление о наднациональном братстве свободомыслящих людей, поэтому разного рода националисты предстают у Г. Гейне «в убийственно смешном виде» [12, с. 13]. Рассогласование идеала и реальности ведет к иронии, свойственной в целом поздним романтикам. Отсюда корни романтического двоемирия, которое проходит через само сознание художника, «раздвоение» его мысли [3, с. 437] на лирическое и сатирическое видение мира: «...все видится ему как бы в двойном освещении», смешное - в страшном и печальное -в смешном [12, с. 13-14]. При этом как сам Г. Гейне, так и его читатели рефлексировали связь немецкого поэта с Рейном. Сравните, например, мнение Г. Белля, который «.видел в Гейне скорее уроженца Рейна <...> его смесь бесстыдства и благочестия. в большей степени рейнская, чем еврейская» [4, с. 6].
Таким образом, весь этот литературный бэкграунд, включающий как гей-дельбергский романтизм, так и в особенности поздний романтизм Г. Гейне, необходимо учитывать при анализе стихотворения «На Рейне». При этом следует принять во внимание особое заключительное положение данного произведения в стихотворном цикле «У немцев». По мнению А.С. Иванова, С. Черный, создавая этот цикл, стремился составить «поэтический бедекер отнюдь не по Германии, а по некоей империи зла, каким ему представилось цивилизованное общество зарубежья» [2, с. 26]. По нашему же мнению, исследователь прав лишь отчасти, поскольку именно Германия, если обратиться к традиции русской литературы, была прочно связана с представлениями о филистерстве. Так, по свидетельству младшего современника С. Черного В.В. Набокова, Германия для русской интеллигенции была «страной, где пошлость, стала одним из ведущих качеств национального духа, привычек, традиций и общей атмосферы...» [9, с. 74]. Таким образом, заключительное в цикле стихотворение «На Рейне» синтезирует значительную часть русского культурного опыта о Германии, одновременно преломляя его через «призму» творчества Г. Гейне.
Сама ситуация, описываемая в стихотворении «На Рейне», а именно столкновение идеального и профанного пространств, характерна для двоемирия позднего романтизма и в частности гейневских произведений. Как пишет В.Д Миленко, филистеры, за полвека до путешествия С. Черного «выводившие из себя» Г. Гейне, теперь возмущают и российского поэта [7, с. 70].
Филистерский мир - это мир обезличенных толп, посредственностей без намека на индивидуальность, в описании которых преобладают физиологически-телесные или функционально-служебные характеристики и используются в основном множественное число или собирательные существительные: «размокшие от восклицаний самки», «мужья в патриотическом азарте», «лакеи», «глухие старички», перегруженные лососиной «Лорелеи», «плавучая конюшня» [14, с. 253], «немец длинный», «упитанный восторженный шаблон» [14, с. 254]. Действия филистеров описываются негативно с использованием просторечий: немцы-обыватели, «облизываясь, пялятся на Рейн»; «тянут, как сапожники, рейнвейн»; «расстегивают крючки» платьев, которые уже не могут сдерживать распирающую во все стороны из-за обжорства телесность; «пыжатся» на иностранцев; «чиркают» по карте «карандашиками»; гремят посудой; «носятся»; «сюсюкают» [14, с. 253]; «крикливо» шумят [14, с. 254]. Одним словом, это пространство суеты, национальной спеси и физиологичности чрезвычайно «раздражает» [14, с. 254] русского героя. В гротескности своего изображения оно напоминает о средневековом образе корабля дураков.
Второй, возвышенно-романтический, мир представляет собой соединение природного, фантастического и литературного пространств. Сфера духа пронизывает материальность, приводя к одушевлению природы, которая наполняется музыкой - искусством, столь ценимым романтиками. Пение рейнских волн, напоминая об истинной, не-филистерской Лорелее, становится лейтмотивом второй части стихотворения: «Зелено-желтая вода поет и тает.»; «Волна поет.»; «Рокочет за кормой вспененная вода»; Рейн - «изменчив и певуч», «весь
туманный крик» [14, с. 254]. С музыкальностью речных вод связан и мотив танца: «.в пене волн танцуют жемчуга» [14, с. 254].
Мир филистеров развертывается по горизонтали. Он проявляет волю к пространственному расширению-разбуханию как в плане телесности, так и в плане географического охвата, когда пыжащиеся немцы отмечают на карте названия «особо пышных мест» [14, с. 253]. В сведенных в одном предложении глаголе «пыжиться» и прилагательном «пышный», на наш взгляд, проступает общая идея разбухания. Отметим и такой маркер филистерского пространства, как «плоские слова» [14, с. 254]. В мире же романтическом присутствует вертикаль как необходимый мифопоэтический элемент связи различных миров: в «разрыве» тумана «кручи буйных скал» (движение вверх); «темнеющих лесов безумные лавины» (движение вниз); «далеких облаков янтарно-светлый вал» («верхний» мир); «сбежались виноградники к реке» (снова движение вниз); «На голову скалы взлетевший мощным взлетом сереет замок-коршун вдалеке» (движение вверх). Таким образом, взор созерцателя (а значит, и сам созерцатель) находится в беспрестанном движении по «русским» горкам1 то вверх, то вниз, что подчеркивает роль героя как медиатора и в то же время соответствует мотиву плавания, т.е. движению по волнам.
Медиационными локусами также служат пространство самого корабля, на котором сталкиваются немецкий филистерский мир «восторженного шаблона» и романтический мир русского героя, а также локус замка, сначала мнящийся созерцателю-романтику коршуном, а потом, при приближении взгляда, оказывающийся жилищем не какого-нибудь героического рыцаря, а вполне прозаического «длинного» немца. Место же флагов на замке занимают сатирически сниженные «пунцовые перины» [14, с. 254], которые вывесили для проветривания. Вообще, в духе романтизма пространство стихотворения С. Черного заполнено двойниками, снижающими высокий образ: поющий Рейн - пьющие Лорелеи; разглядывающий в морской бинокль замок русский герой-мечтатель -смотрящий сквозь монокль на Рейн «длинный» немец и пялящийся «восторженный шаблон». Амбивалентным оказывается, наконец, сам образ Рейна. С одной стороны, наделенный романтическими характеристиками «светло-прекрасный», «свободный и тоскливый», «неясный и кипучий, «мечтательно-опасный» Рейн со «смелым склоном», «диким лесом», «цветным потоком», «глухим порывом» [14, с. 254]. В этой кажущейся противоречивости эпитетов («светло-прекрасный» - «туманный», «неясный») проявляется поэтический дух романтизма, не страшащийся парадоксов и гротеска. С другой стороны, «немецкий Рейн» из пива и колбас, Рейн «гадкой прозы» [14, с. 254], Рейн туристических карт и путеводителей с перечислением мест, которыми следует восторгаться «восторженному шаблону». Этот Рейн ясен и определен, в нем нет
1 Те же «горки», перенесенные в проекции на плоскость, оборачиваются извивами речного русла, когда за каждым поворотом открывается новое зрелище, а также мотивом «отворачивания» героя от филистеров, т.е. отгораживания от их пространства: «Плавучая конюшня раздражает! Отворотясь, смотрю на берега» [14, с. 253].
места чудесному: «От ваших плоских слов, от вашей гадкой прозы исчез мой дикий лес, поблек цветной поток...» [14, с. 254]. В этой двойственности взгляда, которому открыто высокое и низкое, прекрасное и безобразное, русский герой подобен героям стихотворений Гейне и позднего романтизма в целом. Мечтатель-путешественник С. Черного еще и медиатор в том смысле, что в нем сопрягаются эти миры, природные, человеческие, литературные: «Гримасы и мечты, сплетаясь, бились в Рейне, таинственный туман свил влажную дугу. Я думал о весне, о женщине, о Гейне и замок выбирал на берегу» [14, с. 254].
В этой заключительной строфе стихотворения, согласно О.Б. Лебедевой и А.С. Янушкевичу, заключен своеобразный итог «русской пародийно-сатирической поэзии второй половины XIX-начала ХХ века» [17, с. 161] - поэзии, которая, как говорилось выше, прошла под знаком Г. Гейне. Таким образом, стихотворение С. Черного подытоживает и гейневскую линию в русской поэзии XIX столетия. Так, мотив тумана у российского поэта («Ползет туман задумчиво-невинный»; «Таинственный туман свил влажную дугу» [14, с. 254]), с одной стороны, может рассматриваться как продолжение традиции «Германии туманной», заложенной В.А. Жуковским [17, с. 57]. С другой - образ волшебного тумана встречается и у Г. Гейне в «Книге песен» в стихотворении, посвященном плаванию мимо острова духов: „Dort klangen liebe Töne, und wogte der Nebeltanz" [15] (Там раздавались прелестные звуки, и туман плыл в танце2). В том же гейневском сборнике есть и стихотворение-воспоминание об идиллическом плавании по Рейну «Wie der Mond sich leuchtend dränget.» [15]. В отличие от произведения С. Черного, в нем мир реки и мир людей находятся в гармонии: Lauten klangen, Buben sangen, wunderbare Fröhlichkeit! Und der Himmel wurde blauer, und die Seele wurde weit (Голоса звучали, дети пели, чудесное веселье! И небо голубело, и на душе становилось свободно). Причина этой гармонии заключается в наличии возлюбленной героя, в чьих глазах отражался весь мир: горы и замки, лес и речная долина - прием, характерный для романтизма, стремящегося сосредоточить в самом человеке-микрокосме универсум. В стихотворении же С. Черного женские образы снижены: Лорелея превратилась в «размокшую от восклицаний» самку, лишь намеком на былую гармонию в заключительных строках упоминаются думы о женщине. Сатирической «эрозии» подвергается и гейневский мотив рейнвейна. Если у Г. Гейне в поэме «Германия. Зимняя сказка» вино заставляет героя бродить по старому Кельну и вспоминать его историю, то в стихотворении С. Черного рейнвейн ведет к чисто физиологическому состоянию опьянения - филистеры «хлещут рейнвейн, как сапожники».
При этом и немецкий, и российский поэт выступают против романтической сентиментальщины или национальной пропаганды, которые опошляют образ реки. Герой Г. Гейне беседует об этом с самим отцом-Рейном, который жалуется, что Николас Беккер в своей песне превратил его в непорочную деву. Герой С. Черного высмеивает самок-филистерш и прочий «восторженный шаб-
2 Здесь и далее перевод с нем. наш - С.Ж.
143
лон», которые могут только бессмысленно восклицать «Ах, волны! Ах, туман! Ах, берега! Ах, замки!» [14, с. 253]. Российский поэт отказывает им в их притязаниях на Рейн: «Ваш Рейн? Немецкий Рейн? Но разве он из пива, но разве из колбас прибрежный смелый склон? <...> Нет, Рейн не ваш!» [14, с. 254]. Со второй половины XIX века, т.е. с начала формирования единого германского государства, русская словесность начинает констатировать, что «Германия политическая» заменяет «Германию философскую», в результате чего обобщенное представление о благодушном увальне, немце-Михеле, сменяет «образ до зубов вооруженного солдата», угрожающего всеобщему миру и спокойствию [10, с. 111]. В стихотворении С. Черного «На Рейне» мотив националистической военной Германии проявляется по-разному: это и пыжащиеся на иностранцев мужья Лорелей, и дымящие и грохочущие на артиллерийском лугу пушки, приходящие в диссонанс с пением Рейна. Здесь поэт выражает гуманистическую мысль о всеобщности реки как культурного локуса, принадлежащего всем людям духа, вступая тем самым в диалог со своим немецким предшественником, написавшим в предисловии к сочинению «Германия. Зимняя сказка»: «.я никогда не уступлю Рейн французам уже по той простой причине, что Рейн принадлежит мне. я свободный сын свободного Рейна.» [16].
Итак, в стихотворении С. Черного «На Рейне» присутствует множество гейневских реминисценций. Это, наряду с прямым упоминанием немецкого поэта в последних строках произведения, и концепция романтического двоеми-рия, и сатирически сниженные образы, встречающиеся у Г. Гейне (Лорелея, рейнвейн), и, наконец, объединяющая художников идея общего Рейна как пространства свободных людей, далеких от национализма. Думается, что число таких фактов рецепции будет расширено в ходе дальнейших исследований, посвященных гейневскому влиянию на творчество С. Черного.
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК
1. Ачкасов А. В. Лирика Гейне в русских переводах 1840-1860-х годов. - Курск : Изд-во КГУ, 2003. - 198 с.
2. Иванов А. С. Оскорбленная любовь // Черный С. Собрание сочинений: в 5 т. Т. 1: Сатиры и лирика. Стихотворения. 1905-1916. - М. : Эллис Лак, 1996. - С. 5-30.
3. Иванов В. В. Гейне в России // Копелев Л. Поэт с берегов Рейна. Жизнь и страдания Генриха Гейне. - М. : Прогресс-Плеяда, 2003. - С. 431-450.
4. Копелев Л. Поэт с берегов Рейна. Жизнь и страдания Генриха Гейне. - М. : Прогресс-Плеяда, 2003. - 512 с.
5. Котова Ю. С., Чайковский Р. Р. Поэтическая концепция стихотворения Г. Гейне «Лорелея» в трактовке российских переводчиков (1839-2016 гг.) // Вестник СевероВосточного университета. - 2016. - № 26. - С. 27-31.
6. Куприн А. И. О Саше Черном и его книгах [Электронный ресурс]. - URL: http://cherny-sasha.lit-info.ru/cherny-sasha/articles/kuprin-o-sashe-chernom-i-ego-knigah.htm (дата обращения: 01.03.2017).
7. Миленко В. Д. Саша Черный: Печальный рыцарь смеха. - М. : Молодая гвардия, 2014. - 366 с.
8. Минаев Д. Д. «Русский Гейне» [Электронный ресурс]. - URL: http://knigolubu.ru/russian_classic/minaev_dd/russkiy_geyne.9717 (дата обращения: 01.03.2017).
9. Набоков В. В. Наш господин Чичиков // Набоков В. В. Лекции по русской литературе. - М. : Независимая газета, 2001. - С. 72-105.
10. Оболенская С. В. Германия и немцы глазами русских (XIX в.). - М. : ИВИ РАН, 2000. - 210 с.
11. Пронин В. А. История немецкой литературы : учеб. пособие. - М. : Университетская книга; Логос, 2007. - 384 с.
12. Пронин В. А. Поэзия Генриха Гейне: генезис и рецепция. - М. : Наука, 2011. - 244 с.
13. Филатова О. М. Лингвоэстетическое исследование интерпретаций поэтического текста: на материале переводов стихотворения Г. Гейне «Ich weiss nicht, was soll es bedeuten...»: дис. . канд. филол. наук. - Ижевск, 2007. - 210 с.
14. Черный С. Собрание сочинений: в 5 т. Т. 1: Сатиры и лирика. Стихотворения. 1905-1916 / Сост., подгот. текста и коммент. А. С. Иванова. - М. : Эллис Лак, 1996. - 464 с.
15. Heine H. Buch der Lieder [Электронный ресурс]. - URL: http://www.gutenberg.org/cache/epub/3498/pg3498-images.html (дата обращения: 01.03.2017).
16. Heine H. Deutschland. Ein Wintermärchen [Электронный ресурс]. - URL: http://www.gutenberg.org/cache/epub/6079/pg6079-images.html (дата обращения: 01.03.2017).
17. Lebedeva O. B., Januskevic A. S. Deutschland im Spiegel der russischen Schriftkultur des 19. und beginnenden 20. Jahrhunderts. - Köln, Weimar, Wien: Böhlau Verlag, 2000. - 276 S.
© С. С. Жданов, 2017
