CC BY
51
54
2014. Вып. 2
ВЕСТНИК УДМУРТСКОГО УНИВЕРСИТЕТА
ИСТОРИЯ И ФИЛОЛОГИЯ
УДК 81 '42 О.М. Филатова
ЗНАЧИМОСТЬ ПЕРЕДАЧИ ОТДЕЛЬНО ВЗЯТОГО СЛОВА В ПОЭТИЧЕСКОМ ТЕКСТЕ
Объектом исследования в данной статье являются шесть переводов стихотворения немецкого поэта Г. Гейне "Ich weiß nicht, was soll es bedeuten...". Цель работы: представить лексико-семантический анализ стихотворения Г. Гейне и его русских переводческих интерпретаций. В основе исследования лежит метод лингвоэстетического анализа, метод семантической интерпретации и контрастивного описания. В ходе провеянного анализа автор статьи определяет значимость передачи отдельно взятого слова оригинала в переводном поэтическом тексте. На лексико-семантическом уровне в интерпретациях сохраняется номинативный характер текста оригинала. При передаче поэтических образов используются переводческие добавления в виде эпитетов, сравнений, метафор и т. п. Степень достижения интерпретаторами лексико-семантической эквивалентности различна.
Ключевые слова: поэтический текст, слово, переводческая интерпретация, авторская картина мира.
Изучая поэтические тексты [7; 8], мы пришли к выводу, что стих - это одновременно и последовательность слов, и слово, значение которого отнюдь не равно механической сумме значений его компонентов, оно придает произведению двойной характер. Мы сталкиваемся с тем чрезвычайно существенным для всякого искусства случаем, когда один и тот же текст принципиально допускает более чем одну интерпретацию, интерпретация модели на более конкретном уровне дает не однозначную перекодировку, а некоторое множество взаимно эквивалентных значений.
Все языковые средства служат автору для выполнения художественных задач, языковые единицы, по уровневой иерархии предшествующие слову, актуализируются - нагружаются дополнительными значениями и функциями в художественном тексте, и слово несёт в себе дополнительную смысловую и эстетическую информацию. Нельзя не согласиться с высказыванием В. М. Жирмунского, когда он говорит о том, что «материалом поэзии являются не образы и не эмоции, а слово» [1. С. 62]. По словам А. А. Потебни «поэзия есть преобразование мысли посредством конкретного образа, выраженного в слове» [5. С. 233].
За миром слов стоит авторский образ мира, который предстоит распознать переводчику и передать его читателю. Авторская картина мира, развертываемая в поэтическом произведении в словесной форме, является отражением эстетической функции языка, предопределяемой ценностным отношением поэта к проблемам бытия. При этом «связующим звеном между словом и образом выступает особый функциональный тип лексического значения - художественное значение, синтезирующее мысль и чувства писателя. Характер эстетического преобразования понятийного содержания и экспрессивных качеств слова, интенсивность связанных с ним ассоциаций, разная сила художественного обобщения в слове определяют типологию этой разновидности словесного значения и место того или иного слова в языковой картине мира [6. С. 251].
Учитывая всю значимость отдельно взятого слова в поэтическом тексте, нами был составлен словарь стихотворения Г. Гейне "Ich weiß nicht, was soll es bedeuten." [9. С. 115], на основе которого мы получили контуры того, что составляет мир с точки зрения этого поэта [8. С. 98-99]. Прежде всего, бросается в глаза, что мир текста определяется предметами. Именная лексика стихотворения может быть разделена на две основные группы: в одну войдут слова, служащие для описания природы -рейнского пейзажа (например, Rhein, Gipfel, Berg, Abendsonnenschein, Felsenriffe), в другую - слова, создающие образ Лорелеи (напр., Jungfrau, Geschmeide, Haar, Lied, Singen).
Следует обратить внимание на употребление артиклей в тексте оригинала. Например, в пятой строфе стихотворения мы читаем: Den Schiffer im kleinen Schiffe. Несмотря на то что поэт впервые упоминает о рыбаке, плывущем в лодке, слово Schiffer употреблено не с неопределенным артиклем, а с определенным, то есть не каждого проплывающего мимо губит своим пением чаровница Лорелея, а только того, кто засматривается на нее, кто польстился на красоту и богатство, погибает в речной пучине. Таким образом, артикль, всюду выполняя свою основную, нормативно присущую ему функцию, актуализируясь в художественном тексте, приобретает также и новую функцию: становится маркером дополнительной информации, которую не всегда легко распознать.
Нельзя обойти вниманием местоимения, встречающиеся в произведении. Стихотворение о Ло-релее начинается с местоимения ich, акцентирующего внимание на настроении лирического героя.
Через личное местоимение первого лица единственного числа лирический герой заявляет о себе. Перед нами раскрывается его внутренний мир. Гейне не пересказывает рейнскую легенду, а передает свое, индивидуальное, субъективное впечатление от нее. Возьмем первую строфу, которая сразу привносит свое авторское лирическое звучание. По-немецки это строфа звучит так:
Ich weiß nicht, was soll es bedeuten, Daß ich so traurig bin; Ein Märchen aus alten Zeiten, Das kommt mir nicht aus dem Sinn.
Первая строка начинается со слова ich (я), во второй строке снова ich. В четвертой строке снова личное местоимение mir (мне). Так смысловой центр тяжести переносится на автора, и героем стихотворения становится не Лорелея, а сам поэт, задумчиво и задушевно передающий свое настроение. В заключительной строфе Гейне снова выражает субъективную мысль от первого лица, от самого поэта:
Ich glaube, die Wellen verschlingen Am Ende Schiffer und Kahn; Und das hat mit ihrem Singen Die Lorelei getan.
Все разряды местоимений с разной степенью регулярности включаются в осуществление авторского замысла. Семантически недостаточные по своей природе, они семантизируются в тексте и, не увеличивая его объем, несут дополнительную информацию разного типа.
В состав высокочастотных синсемантических слов входят также союзы. Повтор союза не только упорядочивает, но и ритмизует высказывание [3. С. 34]. В стихотворении Гейне эту функцию выполняет союз und. При помощи концентрации предлогов aus, in, auf, bei, mit, предложных и пространственных наречий oben, dort достигается впечатление динамизма происходящего события.
Обратимся еще раз к тексту оригинала: начальным словом стихотворения о Лорелее становится местоимение ich (я). Личное настроение является отправной доминирующей точкой. Но формальному первенству ich сразу же противостоит содержательная наполняемость предложения "Ich weiß nicht... -(Я не знаю...)". Мы наблюдаем нарушение синтаксической конструкции, а именно изменение порядка слов в придаточном предложении, усиливающее чувство неуверенности. Избранный Гейне порядок слов was soll es bedeuten, / Daß ich so trarig bin девальвирует впереди стоящую часть Ich weiß nicht в фрагмент предложения, придавая ему грамматическую самостоятельность. Вторая половина первой строфы синтаксически независима и несет в себе новое высказывание, относящееся к лирическому я. «И снова небольшое нарушение, которого можно было бы избежать так: Ein Märchen aus alten Zeiten / Verwirrt mir wieder den Sinn или смягчить es kommt mir nicht aus dem Sinn (ср.: [10. С. 131]). Повтор нарушений грамматических норм позволяет предположить, что Г. Гейне не вынуждал себя к поиску безупречной рифмы и ритма, а, скорее, пытался вызвать впечатление робкого щемящего сердце разговора, передать подавленное настроение лирического героя.
Итак, первая строфа, несмотря на присущую ей неуверенность, содержит два емких по содержанию и одновременно свободно выраженных высказывания. Вторая строфа написано легко и гладко. Лирический герой отодвинут на задний план. В двух предложениях, каждое из которых занимает полстрофы, описан пейзаж: река, заключенная в сумерки и прохладу, гора в сиянии заката. В этой строфе мы наблюдаем инверсию - синтаксический прием, основанный на выдвижении определенной единицы высказывания на первый план за счет ее специфического расположения. Позиционные изменения ведут к изменениям интонационным и ритмическим. Слово или словосочетание, выдвинутое вперед благодаря инверсии, получает особое ударение и, не меняя своей синтаксической функции, лексического и грамматического значения, приобретает дополнительную смысловую и эмоциональную значимость. Гейне говорит о спокойном течении Рейна: Und ruhig fließt der Rhein. Слово ruhig вынесено вперед, вследствие чего у читателя, как и у героя стихотворения - рыбака, с которым читатель знакомится лишь в пятой строфе, теряется бдительность и перед глазами встает идиллическая картина. Вода в спокойной, уже дремлющей реке, скала, озаренная последним пурпуром заката, -больше не дано никаких образных элементов для того, чтобы представить полную картину места события. Но этого вполне достаточно, чтобы четко уловить противоречивую двойственность конца дня, которая подчеркнута антитезой "es dunkelt - Abendsonneschein". Известный факт, что «Гейне не был
2014. Вып. 2 ИСТОРИЯ И ФИЛОЛОГИЯ
большим пейзажистом, за некоторым исключением (имеется в виду цикл его стихов «Северное море»), еще раз подтверждается. Поэт довольствовался определенными клише: фиалки, розы, соловьи были для него признаками весны; крик ворон, листопад и туман обозначали осень. Образ природы выступает часто не как цель, а как средство углубленного разъяснения образа персонажа и его состояния» (перевод О. Филатовой) [10. С. 131]. Именно это мы наблюдаем в анализируемом стихотворении. Так же, как спокойно текущий, подернутый дымкой Рейн, течет стих, не укладывающийся в обычные размеры тонической системы. Повествование ведется в замедленном, мечтательном тоне.
Ландшафт и картины природы служат для Гейне лишь неким фоном для передачи чувств, мыслей или действий. Все картины Гейне объединены метафорической связью. Так и в этом стихотворении: еще не дан ответ на полувопрос о причине неизвестной печали, еще гадаешь, какая же сказка могла прийти на ум лирическому герою, как ритардандо включается ландшафт. Он выступает как отдельная тема, на фоне которой еще вибрирует напряжение предыдущей строфы. Поэт описывает пейзаж очень уверенно, придает ему очевидную действительность. Но, несмотря на это, ставит под сомнение реальность описываемого пейзажа. В рамках стихотворения ландшафт производит впечатление призрачности вплоть до того, что незаметно растворяется в сказочной картине. Для этого не нужны ни появление, ни вмешательство лирического я. Кажется, вечерний свет сам по себе струится от вершины горы к фигуре сидящей на ней девушки: золотит своим светом ее волосы, украшение, покрывает золотом гребень, которым она расчесывает волосы. Гейневская красавица-дева показана в тихом завораживающем окружении, как русалка с убаюкивающим монотонным жестом: Sie kämmt ihr goldenes Haar.
Четвертая строфа соединяется с предыдущей повтором передачи этого же жеста - движения и светового фона и дополняется магическим высказыванием: Und singt ein Lied dabei. Песня эта ни для кого не предназначена, однако многосложные слова произносятся с падающим ритмом. Это хорошо прослеживается во второй половине этой строфы. Вместе с понижением тона взгляд опускается от вершины горы, скользит вниз на воду, где в темноте пловец в лодке. В первой строке пятой строфы поэт снова использует инверсию - на первую позицию выдвигает словосочетание Den Schiffer im kleinen Schiffe. Благодаря этому приему автор «переключает внимание читателя на человека, плывущего в маленькой лодке. Он заворожен звуком и светом, забывает о смертельной опасности. И на этом все. Гейне заканчивает начатую с описания ландшафта сказку так же быстро, как ослабевает последний отблеск света на горной вершине. Автор уходит от описания опасности, которая настигнет рыбака. Возможно, он попадет в водоворот или разобьется о скалу... Лишь дополнением wildes Weh Гейне указывает на роковой исход событий» (перевод О. Филатовой) [10. С. 132].
Последняя шестая строфа снова начинается с инициала я. «Я не знаю» модифицировалось в Ich glaube - «Я знаю/я верю». После этой фразы без какой-либо остановки следует дальнейшее рассуждение героя. Лирический герой по образу умудренного опытом человека домысливает, приводит свои размышления к заключению о неизбежной гибели рыбака. При этом следует обратить внимание на отсутствие восклицательных предложений в тексте оригинала (ТО). Восклицательный знак может вводить дополнительную информацию и подчеркивать эмфатичность предложения. Гейне не использует этот знак, и нам остается лишь предполагать, действительно ли спокойный Рейн может бить всепоглощающими волнами? К грусти примешивается чувство облегчения: неизвестная печаль, о которой упоминалось вначале, объяснена. Страх растворился. Безымянный образ в лучах света обретает имя. Последняя строфа замыкает совершенный круг, заданный первой строфой. Последняя строчка как бы дает название стихотворению. Этим воспользовались многие русские переводчики, назвав свои переводные стихотворения «Лорелея». В немецкой печати также часто можно встретить эту песню под названием Die Loreley. Правомерно ли это - сказать утвердительно сложно. Имя собственное - удивительный языковой знак. Обладая выделительной силой, оно указывает на один конкретный объект. Как справедливо замечает В. А. Кухаренко, имя собственное в заглавии указывает «на ведущую тему произведения, привлекает внимание читателя, прежде всего, к означиваемому персонажу, ставит его в центр художественного мира произведения, способствует его восприятию в качестве выразителя информации» [3. С. 109]. В центре этого поэтического произведения, как уже упоминалось, стоит лирический герой со своими мыслями и переживаниями.
Итак, стихотворение Генриха Гейне состоит всего из шести строф, но в этом коротком произведении поэту удалось искусно передать напряжение, базирующееся на субъективном чувстве страха. Автор удачно включил объективно существующий ландшафт, незаметно размывающийся в мифической картине. От реального повествования он обратился к сказке, от сказки снова перешел к лириче-
скому я, к тому, что думает лирический герой, и закрепил все сказанное именем. Согласно многим источникам, прототипом Лорелеи является Амалия. Личное настроение и личные переживания в стихотворении Гейне незаметно преобразовались в романтическую картину [10. С. 133]. Десятки переводчиков избрали стихотворение Г. Гейне "Ich weiß nicht, was soll es bedeuten..." объектом своей переводческой деятельности. Попробуем определить, кто из переводчиков оказался ближе к замыслу поэта.
Слово в стихе - это слово из естественного языка, единица лексики, которую можно найти в словаре. Известны случаи, когда перевод менее точный, но стилистически более выдержанный, может быть предпочтен более верному переводу, но стилистически небрежному. В нашем случае, выбирая между вольностью и точностью, мы будем придерживаться точки зрения русского поэта-переводчика В. Я. Брюсова, идеалом содержания для которого было «сохранить в стихотворной передаче подстрочную близость к тексту, поскольку она допускается духом языка, сохранить все образы подлинника и избегать всяких произвольных добавлений» [2. С. 767]. В связи с этим мы выполнили подстрочный прозаический перевод стихотворения Г. Гейне "Ich weiß nicht, was soll es bedeuten..." [8. С. 122].
Для более точного анализа лексической системы стихотворения используем так называемое подстрочное сравнение текста оригинала и рассматриваемых переводов. Подобное сравнение помогает выявить, насколько полно переводчикам удалось раскрыть через слово художественное мировоззрение немецкого поэта, его образ мира. Для выявления авторской картины мира нами был составлен словарь немецкого стихотворения - оригинала. Следовательно, подобные словари переводных текстов (ПТ) помогут выявлению сходств и различий при передаче картины мира Г. Гейне в русских переводах. Лингвоэстетический анализ немецкого стихотворения выявил незначительное преобладание номинативного характера языка ТО. Пронаблюдаем, имеет ли место подобное явление в стихах-переводах. Начнем с самого раннего перевода, выполненного К. Павловой.
ПТ К. Павловой, так же как и ТО, обладает номинативным характером. В ее стихотворении действия часто выражены не глаголом, а деепричастием. Наблюдается использование кратких прилагательных. Как и Г. Гейне, она применяет для связи слов и предложений только союз и. Что касается местоимений, то переводчица заменяет личное местоимение первого лица единственного числа я на притяжательное местоимение мои. В ПТ наблюдаются следующие отклонения от оригинала: в первой строфе происходит замена старинной сказки на небылицу, которая наполняет мечты. Слово мечта выбрано, на наш взгляд, неудачно, так как мечтать можно о будущем, но не о небылице старины. Во второй строфе при описании рейнского пейзажа переводчица снова отходит от ТО, опускает упоминание о прохладе и наступлении сумерек. В понимании К. Павловой вечер светел без туч, и солнечный луч блестит и догорает на утёсах. Скорее, должно быть наоборот: гора блестит в лучах солнца. В третьей строфе без всяких указаний на красоту девушки следует продолжение: дева вся облита им, то есть надо понимать, что героиня стихотворения освещена лучом солнца. Переводчица считает, что этого достаточно, чтобы представить, насколько красива девушка в таком сиянии. Она не пишет о золотом украшении, но вслед за автором оригинального произведения трижды использует прилагательное золотой. Трижды повторяет слово чешет, акцентируя внимание на то, чем занята Лорелея. Демонстрирует монотонность ее действий. Но повтор целого предложения чешет косу золотую не совсем оправдан. К тому же, расчесывать можно волосы, а не косу. Косу можно расплетать или заплетать. В четвертой строфе снова встречаем переводческое добавление: дева поёт песню при плеске вод. Слово песня повторяется дважды и наделяется эпитетами неземная и дивная. В следующей строфе появляется следующий герой - пловец, который не глядит на путь опасный. У Гейне мы читаем: die Felsenriffe - скалистые рифы. В последней строфе ПТ опускается размышление лирического я. Следует утверждение: Скоро волны, свирепея, // Разобьют челнок с пловцом. Несмотря на то что в заключительной фразе переводчица по своему усмотрению называет деву на крутой скале певицей, концовка стихотворения передает ироническое, заложенное в ТО, отношение к тому, что во всем обвинят Лорелею.
Рассмотрим следующую переводческую интерпретацию, представленную Л. Меем. Если в стихотворении Г. Гейне лирический герой задумывается о своей грусти и не знает, как ее объяснить, то у Л. Мея вместо не знаю, мы находим Бог весть. Тоска щемит душу нежданно, то есть, по его мнению, тоска наступила неожиданно. Тогда не совсем логично включение слова неустанно, то есть постоянно. Постоянство не может быть неожиданным. Далее по тексту неустанно звучит старинная песня вместо сказки. Вторая строфа начинается так: Прохладой и сумраком веет. Казалось бы ,близко к ТО. Но если прохладой действительно может веять, сочетание сумраком веет вызывает некоторое недоумение. Вторая строка второй строфы полностью представляет вольность переводчика: День выждал весенней
2014. Вып. 2 ИСТОРИЯ И ФИЛОЛОГИЯ
поры. Из ПТ не понятно: то ли всё происходит весной, то ли переводчик с помощью метафоры хотел передать особое время суток. В следующей строфе мы узнаем о девице-красе, которая взошла на утесы крутые. Существительное утес, употребленное во множественном числе, затрудняет создание образной картины. Немецкое словосочетание goldenes Haar Л. Мей переводит как золотые волоса и уточняет сравнением что солнечный луч. При этом он не упоминает о золотом украшении как символе богатства. Но далее следует оригиналу, говорит о золотом гребне и через повтор глагола чешет передает монотонность действий. С помощью прилагательного чудная и пояснения что нет и на свете другой Л. Мей передает необычность песни. В пятой строфе мы наблюдаем переводческие дополнения, передающие его личные представления о том, как должен был вести себя человек, услышав такую песню: И обмер рыбак запоздалый. Отчего обмер? Оттого, что испугался? Почему запоздалый рыбак? Видимо, уже стемнело и стало совсем поздно. Переводчик заканчивает свое стихотворение следующим образом:
Мне кажется: так вот и канет Челнок: ведь рыбак без ума, Ведь песней призывной манит Его Лорелея сама.
Канет челнок - значит исчезнет. Хотя нет точного указания как у Гейне на то, что его поглотят волны Рейна, но глагол канет можно трактовать как потонет. Но по поводу рыбака снова возникает вопрос: почему он без ума? В ТО не была сказано о том, что Лорелея манила призывной песней.
Как видим, в ПТ К. Павловой и Л. Мея имеется большое количество отступлений от ТО на лек-сико-семантическом уровне. В своих переводческих интерпретациях они выразили собственное понимание стихотворения Г. Гейне.
Рассмотрев словарь переводного текста, выполненного П. И. Вейнбергом, мы заметим, что перевод П. Вейнберга носит явно выраженный номинативный характер. Видна разница в соотношении количества употребленных глаголов, то есть слов, обозначающих действия, и количества имен существительных. Но этот факт вполне объясним. В немецком предложении обязательно наличие сказуемого. Сказуемое, выраженное глаголом-связкой, на русский язык, как правило, не переводится. Следовательно, это может явиться причиной уменьшения количества глаголов в русском варианте.
Что касается имен существительных, то в немецком языке существует тенденция к образованию сложных составных слов, которые на русский язык переводятся словосочетаниями или причастными оборотами. Например, немецкое существительное Abendsonnenschein можно перевести как лучи заходящего солнца или отблеск вечернего солнца .
Принимая во внимание эти особенности русского и немецкого языков, мы можем констатировать точность передачи слов ТО в ПТ П. Вейнберга. Некоторое отступление от оригинала мы усматриваем в переводе слова Geschmeide как одежда, вместо украшение.
Точность перевода касается не только «значимых» слов, но также союзов. Для связки строк в стихотворении переводчик использует вслед за Г. Гейне только союз и. П. Вейнберг обратил внимание на явление, которое отсутствует в русском языке, но тем не менее имеет значение и должно учитываться при переводе с немецкого языка на русский - на употребление артикля в ТО. Известно, что неопределенный артикль свидетельствует о том, что объект (явление) не единственный, процесс выбора не завершен и предполагает возможность уточнений, изменений. Так, когда Гейне упоминает о сказке старых времен, которая не дает ему покоя, перед словом Märchen в немецком тексте стоит неопределенный артикль ein, то есть некая сказка или, как перевел П. Вейнберг, одна (старая) сказка.
Учитывая вышесказанное, мы приходим к выводу, что П. Вейнбергу удалось достичь эквивалентности перевода стихотворения Г. Гейне на лексико-семантическом уровне.
В переводе Ю. Веселовского, как и в предыдущих, встречаются расхождения с ТО. В первой строфе это слово порою, то есть иногда старинная сказка сжимает сердце тоской. У Г. Гейне она не выходит из головы, то есть постоянно лирический герой думает о ней. В третьей строфе переводчик высказывает свое видение девичьей красоты:
И чудная дева надъ скатомъ, Блистая красою своей, Все чешетъ, въ уборе богатомъ, Волну золотую кудрей...
Здесь же мы читаем въ уборе богатомъ, вместо золотого украшения. В пятой строфе вместо пловца появляется путник, который плывет в челноке. Последняя строфа написана в прошедшем времени. Ю. Веселовский заканчивает стихотворение так, как будто все уже свершилось. Переводчик точно указывает причину гибели, называя пение Лорелеи призывом:
Погибли, во мраке пучины, Пловецъ и челнокъ среди скалъ, -Затемъ, что такъ чудно съ вершины Призывъ Лорелеи звучалъ !..
Нет в ПТ Ю. Веселовского завершающего умозаключения от лица лирического я.
Такой концовки мы не наблюдаем также в ПТ Н. Гальковского, пять строф которого переведены с большой степенью точности, несмотря на некоторые переводческие замены золотой и добавления, как воздух чист вместо прохладен, одежда вместо украшение. Количество внесенных изменений в этих пяти строфах незначительно, переводчик следует букве оригинала: трехкратно повторяет прилагательное золотой при описании девушки, сидящей на утесе. В рассматриваемом нами стихотворении Г. Гейне прилагательное golden обращает на себя особое внимание. Поэт повторяет его трижды, акцентируя внимание читателя не только на цвете волос девушки-чаровницы, когда golden может выступать синонимом слову blond, то есть светлые, золотистые волосы, но и на богатстве убранства. В этом случае golden будет выступать в значении драгоценный, дорогой, богатый. Итак, мы можем предположить, что слово golden несет в себе номинативность со специальным авторским заданием. При втором, тем более третьем словоупотреблении данный эпитет более ощутимо связан с волнующими автора мыслями, что проявляется в осложненности прямого значения семантическими и эмоциональными ассоциациями, которые актуализируют окружающий контекст. До Н. Гальковского на это обратил внимание и так же точно перевел П. Вейнберг .
Как и Ю. Веселовский, Н. Гальковский не упустил из виду наличие определенного артикля в словосочетании Der Gipfel des Berges (вершина горы). Определенный артикль, как известно, выдвигает на первый план единственность, определенность обозначаемого, отсутствие альтернатив, подчеркивает факт состоявшегося окончательного выбора. Переводчик пишет вершина скалы, а не гор вершины, как у П. Вейнберга. Но шестая строфа ПТ Н. Гальковского содержит значительное расхождение с ТО:
И ладья, и въ ней плывущш, Погибаютъ межъ зыбей: Лорелея ихъ сгубила Песней чудною своей.
После прочтения этих строк встает картина гибели пловца вместе с ладьей прямо сейчас, на глазах у читателя, так как переводчик использовал глагол в настоящем времени погибают. Форма глагола настоящего времени указывает на одновременность происхождения события. Так же как в ПТ Ю. Веселовского, в переводе Н. Гальковского дается описание происходящего и определяется виновница случившейся беды, лирическое я отсутствует.
Анализируя ПТ А. Блока, сравнивая его с подстрочником, составляя словарь стихотворения, мы убеждаемся в точности перевода большей части ТО. Как и оригинал, перевод имеет завершенный характер, то есть последняя строфа согласуется с первой. У Г. Гейне: Ich weiß nicht - ich glaube. В переводе А. Блока: Не знаю - знаю. Но нами обнаружены также и расхождения с оригиналом. В первую очередь обратим внимание на вторую строку первой строфы. Выражение ich so traurig bin (мне так грустно) Александр Блок перевел словами скорбью душа смущена. Но traurig по-немецки означает печальный, грустный (Traurigkeit - печаль, грусть). Скорбь же или траур обозначается словом Trauer. Правда, при переходе из немецкого языка в русский это слово потеряло звук э, и переводчик мог вполне спутать траур и трауэр.
Вторая неточность снова касается перевода существительного Geschmeide как одежда вместо украшение. Русский поэт-переводчик не учел еще два момента. Они оба связаны с передачей существительных, употребленных в немецком языке с определенным артиклем. Заключительные две строки стихотворения А. Блока звучат так: И всякий так погибает/ От песен Лорелей. В оригинале при первом упоминании о пловце Г. Гейне использует определенный артикль, который является указанием на то, что не каждого ожидает печальная участь. Автор этим самым снимает часть вины с девушки дивной красы или не винит ее вовсе, а иронизирует над теми, кто готов во всем обвинить Лорелею.
Кстати, у А. Блока она именуется как Лорелей. По-немецки было Лореляй (и это действительно окончание женского рода), а по-русски Лорелей звучит похоже на Пантелей или Тимофей. В конце стихотворения мы читаем от песен Лорелей, что представляется странным, так как эта форма в русском языке соответствует существительному множественного числа в родительном падеже.
Следующий момент связан со словосочетанием Der Gipfel des Berges, которое переводчик передал множественным числом с добавлением определения. Блок, переводя эти строки стихотворения, написал: В вечерних лучах алеют/Вершины дальних гор. Для него, вероятно, как и для П. Вейнберга, эти строки даже не были реалией рейнского пейзажа, он передавал настроение и эмоциональный заряд стихов Гейне.
Перевод А. Блока прочитал В. Левик, и его не устроили эти две строки. «Мне казалось, что речь не может идти о нескольких, да еще дальних горах. Речь может идти только об одной и, конечно, близкой горе - той, на которой сидит Лорелея и которая одна только, как лучазарное видение, высится над погруженным в сумрак миром. Впоследствии, путешествуя по Рейну, я убедился в правильности моей догадки. Утес Лорелеи значительно выше всех окружающих его скал (а вовсе не «гор») и летом, когда все прибрежье Рейна уже окутано мглой, вершина Лорелеи одна еще минут пятнадцать пламенеет в небе» [4. С. 264-265]. И Левик перевел эти стихи иначе [8. С. 194].
Большое количество переводческих интерпретаций только одного стихотворения Г.Гейне указывает на огромную значимость передачи отдельно взятого слова оригинала.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Выготский А. С. Психология искусства. М.: Искусство, 1964. 392 с.
2. Жирмунский В. М. Рифма в сопосоставительно-историческом плане // Мастерство перевода. 1973. № 7. С. 445-454.
3. Кухаренко В. А. Интерпретация текста. М.: Просвещение, 1988. 191 с.
4. Левик В. В. О точности и верности // Мастерство перевода: сб. ст. М., 1959. С. 264-266.
5. Потебня А. А. Мысль и язык. М.: Лабиринт, 2007. 256 с.
6. Поцепня Д. М. Образ мира в слове писателя. СПб.: Изд-во Санкт-Петерб. ун-та, 1997. 264 с.
7. Филатова О. М. Лингвоэстетический анализ стихотворения Г. Гейне "Ich weiß nicht, was soll es bedeuten..." // Вестн. Поморского ун-та. Сер. Гуманитарные и социальные науки. Вып. 5. С. 168-171.
8. Филатова О. М. Лингвоэстетический анализ интерпретаций поэтического текста (на материале переводов поэтического текста стихотворения Г. Гейне «Ich weiß nicht, was soll esbedeuten...»): дис. ... канд. филол. наук. Ижевск, 2007. 210 с.
9. Heine H. Buch der Lieder. Stuttgart: Philipp Reclam, 2003. 413 s.
10. Jaspersen U. Heinrich Heine. Ich weiss nicht, was soll es bedeuten. // Die deutsche Lyrik. Form und Geschichte. Benno von Wiese. Dusseldorf: August Babel Verlag, 1997. S. 128-133.
Поступила в редакцию 01.03.14
O.M. Filatova
THE IMPORTANCE OF A SINGLE WORD RENDERING IN A POETIC TEXT
The article represents six translations of H. Heine's poem "I don't know what it means." The main idea of the article is to give the lexical-semantic analysis of H. Heine's poem and its interpretations. The methods used in the article are: linguistic-aesthetic analysis, semantic interpretation and the method of contrastive description. In the course of the analysis the author of the article defines the relevance of the original text in the translation. The nominative character of the original text is unchangeable on the lexical-semantic level. To translate the poetic images the translator uses such techniques as epithets, similes, metaphors. The level of lexical-semantic translation equivalence is different.
Keywords: poetic text, word, translation interpretation, the author's world view.
Филатова Ольга Михайловна, кандидат филологических наук, доцент
ФГБОУ ВПО «Ижевская государственная сельскохозяйственная академия» 426069, Россия, г. Ижевск, ул. Студенческая, 11 E-mail: [email protected]
Filatova O.M.,
Candidate of Philology, Associate Professor
Izhevsk State Agricultural Academy 426069, Russia, Izhevsk, Studencheskaya st., 11 E-mail: [email protected]
