CC BY
256
Щеглов Александр Васильевич, кандидат педагогических наук, доцент,
г. Москва, начальник кафедры профессиональной этики и эстетической культуры Московского университета МВД России
Пушкинский Лицей: воспитание гражданина и воина
Учреждение Лицея имеет целью образование юношества, особенно предназначенного к важным частям службы Государственной. Сообразно сей цели Лицей составляется из отличнейших воспитанников, равно и наставников и других чиновников, знаниями и нравственностью своею общее доверие заслуживающих...
Из Устава Императорского Лицея (1811 г.)
В 2001 г. исполнилось 190 лет со времени основания уникального учебного заведения России - Императорского Царскосельского Лицея.
В наши дни слово «лицей» вновь стало современным и даже модным. Потребность называть так школы, где сегодня идет поиск новых программ и новых способов обучения, естественна и понятна: обаяние пушкинских стихов наделило это слово силой символа. Теперь каждый знает, Лицей - школа любимая, удавшаяся, воспитавшая многих замечательных людей. Но прежде всего Лицей - это школа, где прошла юность Александра Пушкина, где, по словам И.И. Пущина, «.развился его характер, любящий, пылкий и независимый».
В начале XIX в. учебное заведение, получившее столь необычное для русского человека название, было заведением новым, и, как всякое новое дело, вызывало естественное недоумение. «Новое заведение, - вспоминал Пущин, -самим своим названием поражало публику в России, - не все тогда имели понятие о колоннадах и ротондах в афинских садах, где греческие философы научно беседовали со своими учениками».
Прообразом Царскосельского был Лицей греческий. Лицеем, или Ликеем, называлась одна из трех афинских гимназий, основанных в 355 г. до н.э. Аристотелем. Она была расположена неподалеку от храма Аполлона Ликейского в северо-восточном пригороде Афин - Ликее, в красивом живописном месте.
Подобно древней школе, пушкинский Лицей разместился в небольшом городке - Царском Селе, зеленом и нарядном, среди нескольких парков. «Прекрасные дубравы» позднее станут источником поэтического вдохновения для Александра Пушкина и его друзей, неотъемлемой частью их шестилетней жизни в Лицее.
Лицей - это мир юности Пушкина, это место рождения его поэтического таланта, это место рождения той большой дружбы, воспоминания о которой не могли стереть ни время, ни испытания.
«Дней Александровых прекрасное начало...»
Создание Лицея было неразрывно связано с широкими планами государственного преобразования России в начале царствования императора Александра I. Молодой монарх, воспитанный в европейском духе свободолюбивым швейцарцем Лагарпом, поощрял любые формы общественной деятельности, результатом которой стали многочисленные проекты и постановления.
Один указ следовал за другим, преобразования коснулись самых разных сторон русской жизни. Особенно значительными они были в области просвещения. В тот момент Россия как никогда остро испытывала нужду в новых политических деятелях, образованных, прогрессивно мыслящих, способных претворять в жизнь намеченные замыслы.
Так, в 1802 г., наряду с восемью новыми министерствами, учреждается Министерство народного просвещения, создаются учебные округа, открываются новые университеты, которые становятся центрами науки. Министерство народного просвещения разрабатывает школьный устав и проводит в жизнь учебную реформу. Н.М. Карамзин в это время писал: «... многие государи имели славу быть покровителями наук и дарований; но едва ли кто-нибудь издал такой основательный, всеобъемлющий план народного учения, каким ныне может гордиться Россия».
Согласно принятым документам, приходские, уездные училища, гимназии и университеты являлись основными типами общеобразовательных школ -
низшей, средней и высшей, и у представителей каждого сословия появилась возможность получать образование «соответственно обязанностям».
В первые годы своего царствования Александр I действительно стремился «просвещать народ», обдумывая предстоящие конституционные преобразования. Государь, безусловно, понимал, что «более славы управлять народом просвещенным посредством законов, нежели повелевать толпою невежд...». Эти строки М.М. Сперанского стали своеобразным девизом реформ Александра I.
Наряду с существовавшими гимназиями и университетами, появляется проект открытия еще одного заведения - особой школы, в которой за более короткий срок учащиеся получали бы образование, приравненное к университетскому. Это должна была быть школа нового типа, «соединяющая в себе несравненно более видов, чем все наши университеты», - писал Сперанский. Ему и принадлежала идея создания этого учебного заведения.
В декабре 1808 г. он прочитал императору записку, краткий набросок под названием «Первоначальное начертание особенного Лицея». Документ, небольшой по объему, но в нем автор несколько раз возвращается к своей мысли «о равенстве воспитанников, независимо от их происхождения». В записке говорится, что все учащиеся составляют одно общество без всякого различия, и подчеркивается, что предпочтение в классах «должно быть основано на успехах, а в домашней жизни на благонравии».
Одновременно с запиской, Сперанский составляет подробный черновой проект нового учебного заведения, который подвергается очень внимательному изучению. Многие пункты казались сомнительными, вызывали недоумение. Весьма влиятельные лица приняли участие в обсуждении этого документа, и каждый вносил свои коррективы, что привело к разноречивым мнениям о настоящем авторе. Позднее Сперанский вынужден был заметить: «Училище сие образовано и устав его написан мною, хотя и присвоили себе работу сию другие.».
С проектом создания Лицея знакомился министр народного просвещения граф А.К. Разумовский и составил свое собственное мнение. Он, в частности, писал: «Множество и важность предметов, которым воспитанники должны учиться ... не соображены ни с возрастом, ни со временем, которое они пробыть должны в сем учреждении. История мнений философских о душе, идеях и мире, большею частию нелепых и противоречивых между собою, не озаряет ума полезными истинами, но помрачает заблуждениями и недоумениями. Естественную историю ... в обширности преподавать излишне. Греческий язык также нужен состоянию ученому».
Только в августе 1810 г. появилось высочайше утвержденное Постановление о Лицее, но, видимо, и после официального учреждения возникали какие-то спорные вопросы (точнее - придворные склоки), т. к. только спустя пять месяцев после утверждения оно было обнародовано. Это произошло в январе 1811 г.
Замыслы крупного государственного деятеля Сперанского шли далеко: он приготовил уже к этому времени проект постепенной отмены крепостного права в стране и ограничения самодержавия выборными учреждениями. Император одно время поддерживал и поощрял эти прогрессивные идеи; еще не кончилось (но уже подходило к концу) время, о котором Пушкин скажет после: «дней Александровых прекрасное начало...».
При всей умеренности, осторожности и медленности проектов Сперанского их дни, увы, были сочтены, и хотя министр еще увидит торжественное открытие Лицея, но никогда не дождется того государственного устройства, где Лицей мыслился лишь одним из этажей, звеньев. Как точно заметил историк и писатель Н. Я. Эйдельман, неограниченная монархия никак не желала ограничиваться. Сперанского скоро вышлют из столицы, а юным лицеистам, когда выучатся, не велят Россию обновлять: наоборот, цветы просвещения должны приносить плоды самовластия. Не только юные недоросли - даже умнейшие из отцов еще не видят, не угадывают трагического противоречия, и, когда слух о Лицее пронесся по столицам и губерниям, заволновались старинные фамилии,
бросились искать влиятельных заступников, чтобы устроить сыновей в невиданное заведение, где, как сначала предполагалось, будут обучаться и великие князья, молодые братья императора Александра. Объявляя свое повеление о создании Лицея, Александр I полагал сначала, что там будут обучаться и воспитываться его младшие братья Николай и Михаил. До этого они «просвещались» дома, но узнав, что мать (вдова Павла I) собирается отправить их обоих для продолжения образования в Лейпциг, Александр усмотрел в этом некую скрытую угрозу. И повелел основать Лицей в Царском Селе. Только по стечению обстоятельств будущий самодержец всероссийский, «император-прапорщик» и душитель свободной мысли Николай I не стал школьным однокашником Пушкина.
Члены царской фамилии в конце концов «не попали» в Лицей, но между тем летом 1811 г. образовался конкурс, потому что на тридцать мест было куда больше желающих. Впрочем, высшая аристократия (например, такие фамилии, как Строгановы, Юсуповы, Шереметевы) своих отпрысков в какой-то там Лицей не отдали, тем более, когда выяснили, что царские братья туда не определяются; иначе им пришлось бы в одном классе на равных учиться с мелкопоместными (то есть «бедными дворянами», у кого менее пяти тысяч душ), а то и получать от них подзатыльники..
Экспериментальный вуз для государственной элиты
Устав Лицея дает достаточно полное представление о характере этого привилегированного учебного заведения. В разных главах Устава читаем: «...В Лицее преподаются предметы учения, важным частям Государственной службы приличные и для благовоспитанного юноши необходимо нужные. ...Воспитанники, по окончании наук в Лицее, поступают в Гражданскую службу с чинами - по успехам: от XIV до IX классов; а в Военную - на таком же положении, как и воспитанники Пажеского корпуса. ...Внутреннее управление Лицея составляют два главные предмета: а) Порядок учебный и нравственный; б) Порядок хозяйственный. ...Главное правило доброй методы или способа учения состоит в том, чтобы не затемнять ум детей пространными
изъяснениями, но возбуждать собственное его действие. ...Диктование уроков вообще запрещается...».
В Лицей принимали не только по предъявлению свидетельства о дворянском происхождении, но и по предварительному испытанию - вступительным экзаменам. В уставе записано: «Для вступления в Лицей требуются от воспитанников следующие познания: а) Некоторое грамматическое познание российского и французского, либо немецкого языков; Ь) Знание арифметики, по крайней мере, до тройного правила; с) Понятия об общих свойствах тел; й) Начальные основания географии; е) Разделение древней истории по главным эпохам и периодам, и некоторые сведения о знатнейших в древности народах». Помимо этого: «... от воспитанников, вступающих в Лицей, требуется, чтобы они имели несомненные удостоверения об отличной их нравственности и были бы совершенно здоровы».
Программа первых трех лет обучения (начальный курс) охватывала гимназический курс, в котором, помимо общеобразовательных дисциплин, большое внимание уделялось «изящным искусствам». Предметы старшего курса -трех последних лет обучения - уставом не были предусмотрены, только его основные разделы. Эти дисциплины охватывали университетские курсы без конкретного деления на факультеты: здесь вместе были объединены факультеты нравственно-политический, физико-математический и факультет словесности (говоря современным языком - филологический).
В начальный период обучения, согласно уставу Лицея, большое внимание уделялось изучению словесности русской, но особенно иностранной, а также наукам историческим; на старших - естественнонаучным дисциплинам. Знакомство с лицейским уставом позволяет заметить преобладание в учебной программе гуманитарных дисциплин. По мнению авторов проекта, многообразие учебных дисциплин позволяло подготовить воспитанника к дальнейшей службе, которую он мог избрать по своему вкусу, будь то военная или гражданская.
Для нового учебного заведения был отведен четырехэтажный флигель Екатерининского дворца, построенный в конце XVIII в. архитектором И. В. Нееловым. Первоначально флигель, соединенный с дворцом перекинутой через улицу галереей, предназначался для внуков Екатерины II. Когда же местопребыванием Лицея было выбрано Царское Село, молодой и талантливый архитектор В.П. Стасов получил задание подготовить здание под нужды заведения.
Важно отметить, что по мере движения по инстанциям первоначальный проект Сперанского основательно видоизменился: Лицей был осуществлен как закрытое (сегодня бы сказали - режимное) учебное заведение для дворян, готовящихся к государственной службе. При этом и смета постепенно урезалась, и планы становились скромнее, и аристократический дух - без великих князей - в Лицее сменился скромностью, подчас чуть ли не спартанской.
В нижнем этаже помещалось хозяйственное управление и квартиры инспектора, гувернеров и некоторых других чиновников, служащих при Лицее. Во втором - столовая, больница с аптекой (был врач и лазарет на пять человек), конференц-зал (именно здесь Пушкин будет читать стихи Державину), канцелярия; на третьем - «рекреационная зала» (другими словами, место для отдыха и забав), классы (два с кафедрами, один для занятий воспитанников после лекции), физический кабинет, комната для газет и журналов; библиотека - в галерее, соединяющей Лицей с дворцом. Глобус, географические карты, на которых еще нет Антарктиды, истоков Нила, где Сахалин «еще не остров», где обозначены десятки самостоятельных германских княжеств, но зато Южная и Центральная Америка полностью окрашена в «испанскую» и «португальскую» краски. На четвертом этаже размещались комнаты (фактически, кельи) воспитанников. Пущин так описывает четвертый этаж: «.В верхнем - дортуары. Для них, на протяжении вдоль всего строения, во внутренних поперечных стенах прорублены были арки. Таким образом, образовался коридор с лестницами на двух концах, в котором с обеих сторон перегородками отделены были комнаты: всего пятьдесят номеров. Из этого же коридора вход в квартиру гувернера Чирикова, над библиотекой...».
Все этажи и лестницы были освещены. На двух средних этажах были паркетные полы, которые чудом сохранились до наших дней. В зале - огромные зеркала во всю стену, мебель обита штофом - тяжелым узорчатым шелком.
На должность директора Лицея, который по уставу «сверх примерной жизни, должен иметь обширные познания в науках и языках, в Лицее преподаваемых» был назначен чиновник архива Коллегии Иностранных дел, выпускник философского факультета Московского университета Василий Федорович Малиновский.
Прогрессивно мыслящий человек, дипломат, литератор, просветитель, он считал своей задачей воспитать питомцев полезными Отечеству. Позднее на его лекциях воспитанники будут рассуждать о конституционных преобразованиях, о крепостном праве, спорить о свободе и равенстве.
Малиновский решал не только организационные вопросы, его волновал и педагогический штат Лицея. В подборе наставников нельзя было ошибиться: ведь Лицей - особое учебное заведение, ему покровительствовал сам император. Нравственные качества преподавателей, их знание предмета, умение донести полезные сведения до воспитанников, наличие печатных трудов - все это принималось во внимание. Директор сумел сделать правильный выбор, пригласив не только опытных педагогов - Давида де Будри, Н.Ф. Кошанского, но и молодых - Я.И. Карцова, А.П. Куницына, И.К. Кайданова, для которых Лицей становится делом всей жизни.
Несколько репетиций предшествовали долгожданному дню открытия Лицея. Робеющих мальчиков, одетых в строгую лицейскую форму, долго вводили известным порядком в зал, старательно вызывали по списку, учили кланяться по направлению к тому месту, где будет сидеть император. Репетировали свои речи директор В.Ф. Малиновский, адъюнкт-профессор А.П. Куницын. Для непосвященных в эти долгие и нудные приготовления открытие Лицея был одним из лучших петербургских праздников и знаменательных событий того времени.
Настало 19-ое октября. Все было подготовлено к открытию. Торжество началось молитвой. В придворной церкви служили обедню и молебен с водосвятием. Лицеисты на хорах присутствовали при служении. После молебна духовенство со святой водою пошло в Лицей, где окропило учеников и все заведение.
Вспоминает Пущин: «В лицейской зале, между колоннами, поставлен был большой стол, покрытый красным сукном с золотой бахромой. На этом столе лежала высочайшая грамота, дарованная Лицею. По правую сторону стола стояли мы в три ряда; при нас - директор, инспектор и гувернеры. По левую -профессора и другие чиновники лицейского управления. Остальное пространство залы, на некотором расстоянии от стола, было все уставлено рядами кресел для публики». Приглашены были все высшие сановники и педагоги из Петербурга. Когда все общество собралось, пригласили государя. Император Александр явился в сопровождении обеих императриц, великого князя Константина Павловича и великой княгини Анны Павловны. Поприветствовав все собрание, царская фамилия заняла кресла в первом ряду. Неподалеку от государя сели предопальный Сперанский и все более крепнущий и берущий власть Аракчеев.
Среди общего молчания началось чтение. Первым вышел И.И. Мартынов, директор департамента Министерства народного просвещения. Дребезжащим, тонким голосом прочел манифест об учреждении Лицея и высочайше дарованную ему грамоту. (Спустя многие годы некоторые из бывших лицеистов вспоминали, что на них особенное впечатление произвело положение лицейского устава, где было сказано о запрете на телесные наказания. В то время это было необычно, даже вызывающе прогрессивно. Еще не было в Российской Империи учебных заведений, запрещающих телесные наказания учеников).
Вслед за Мартыновым робко выдвинулся на сцену директор В.Ф. Малиновский со свертком в руке. Бледный, как смерть, начал что-то читать; читал довольно долго, но вряд ли многие могли его слышать, так голос его был слаб и прерывист. «Проявление не совсем ободрительное для оратора, который, кон-
чивши речь свою, поклонился и еле живой возвратился на свое место, - пишет Пущин. - Мы, школьники, больше всех были рады, что он замолк: гости сидели, а мы должны были стоя слушать его и ничего не слышать». (Все думали, что это из-за волнения перед царствующими особами, а ему, по мнению Н.Я. Эйдельмана, было противно читать речь, написанную за него важным лицейским родителем Иваном Ивановичем Мартыновым, поскольку в речи, написанной самим Малиновским, мало было торжественности и совсем отсутствовала пышность).
Так, один выступающий приходил на смену другому, но настоящим героем дня становится молодой выпускник Петербургского педагогического института Александр Петрович Куницын. Он выступал смело, бодро, не читал, а говорил об обязанностях гражданина и воина. Публика, при появлении нового оратора, под влиянием предшествовавшего впечатления, видимо, пугалась и вооружалась терпением; но по мере того, как раздавался его чистый, звучный и внятный голос, все оживлялись, и к концу его замечательной речи слушатели уже были не опрокинуты к спинкам кресел, а в наклоненном положении к говорившему - верный знак общего внимания и одобрения! «.Из родительских объятий Вы поступаете ныне под кров сего Священного Храма Наук. Здесь сообщены будут Вам сведения, нужные для гражданина, необходимые для государственного человека, полезные для воина». Куницын был искренен, сам верил в то, что «слова и поступки государственного человека служат правилом для всех остальных», что «титулы и почести, приобретенные нечестным путем, вызывают презрение».
Как непохоже было это выступление на все то, что говорилось в тот день! Навсегда запомнится воспитанникам вопрос Куницына: «...Вы ли захотите смешаться с толпою людей обыкновенных, поглощаемых ежедневно волнами забвения? Нет! Да не развратит мысль сия вашего воображения! Любовь к славе и Отечеству должны быть Вашими руководителями!»
В продолжение всей речи ни разу не было упомянуто о государе: это небывалое дело так поразило и понравилось императору Александру, что он тот-
час прислал в награду Куницыну орден Святого Владимира 4-ой степени, награда лестная для молодого человека, недавно возвратившегося из-за границы, куда он был послан по окончании курса в Педагогическом институте, и назначенного в Лицей на политическую кафедру. «...Куницын вполне оправдал внимание царя,- вспоминает Пущин, - он был один между нашими профессорами урод в этой семье...».
Куницыну дань сердца и вина! Он создал нас, он воспитал наш пламень, Поставлен им краеугольный камень, Им чистая лампада возжена...
А. С. Пушкин. Годовщина 19 октября 1825 года
19 октября 1811 г. в Царском Селе тридцать мальчиков сели за парты и стали одноклассниками. Впрочем, их величали «первый курс Царскосельского Лицея», так что они могли считать себя и школьниками (им было в среднем лет по двенадцать - тринадцать), и студентами (потому что после окончания Лицея уже не надо было учиться ни в каком другом учебном заведении). Среди тридцати - те, чьи имена впоследствии войдут в историю России: поэт и журналист Антон Дельвиг (1798 - 1831), дипломат, канцлер Александр Горчаков (1798 - 1883), поэт, декабрист Вильгельм Кюхельбекер (1797 - 1846), декабрист Иван Пущин (1798 - 1859), поэт Александр Пушкин (1799 - 1837).
«Избранные сыны дворянства»
Спустя несколько дней, 23 октября, в понедельник, начнутся регулярные учебные занятия, хотя еще за несколько дней до открытия Лицея Куницын и Кайданов начали читать лекции. И уже на первых занятиях выяснилось, что знания у всех воспитанников разные, как, впрочем, и способности. . Тихий, скромный, вдумчивый Владимир Вольховский. Через шесть лет его имя будет написано золотыми буквами на мраморной доске в зале Лицея. Непоседливый Михаил Яковлев, предпочитающий литературу и музыку всем остальным предметам. Спокойный, рассудительный Иван Пущин, невозмутимый Антон
Дельвиг. С трудом говорящие на русском языке иностранцы Стевен и Бро-глио...
И хотя в лицейской программе было собрано все лучшее, что отличало педагогическую мысль прошлого, в учебном плане не обошлось без просчетов и казусов. Модест Корф в своих поздних записках отметил эти нелепости, особенно в организации учебного процесса: «Лицей был устроен на ногу высшего, окончательного училища, а принимали туда по уставу мальчиков 10 - 14 лет, с самыми ничтожными предварительными сведениями. Нам нужны были сперва начальные учителя, а дали тотчас профессоров... Нас надобно было разделить по летам и по знаниям на классы, а посадили всех вместе и читали, например, немецкую литературу тому, кто едва знал немецкую азбуку.».
Та высокая цель, которая была поставлена - за шесть лет подготовить молодых людей не просто к государственной службе, а к ее «важнейшим частям», требовала от лицейских профессоров огромных усилий. Каждый из них старался заинтересовать своим предметом, хотя не всегда это удавалось: профессор французского языка де Будри сумел заставить всех воспитанников слушать себя; А.П. Куницын читал 12 циклов нравственных и политических наук; блестяще преподавал античность Н.Ф. Кошанский, лекции которого с благодарностью будет вспоминать А.А. Дельвиг. Еще до начала занятий они искали необходимые книги, учебные пособия, сами разрабатывали курсы своих предметов, соблюдая главное правило: «не затемнять ум детей пространными изъяснениями». И рядом с ними был профессор немецкого языка и литературы Гауеншильд (тайная кличка Австриец), человек случайный, определенный в Лицей лишь благодаря покровительству очень высоких людей.
Принятый в Лицее режим дня был тщательно продуман: общий подъем по звонку в шесть утра, утренняя молитва, повторение уроков, учебные занятия, время для отдыха, прогулки, обязательные гимнастические упражнения, летом - купание, зимой, «окрылив ноги железом», по выражению Пушкина, -катанье на коньках. По средам и субботам - танцеванье или фехтованье. Каждую субботу - баня. В десять - вечерняя молитва, затем сон. Строго выполня-
лось правило: «располагать время учащихся так, чтобы никогда они праздны не были.».
Одиннадцатимесячный учебный год прерывался на каникулы лишь в июле, но даже в каникулы воспитанники оставались в Царском Селе. Родным разрешалось посещать Лицей только в праздничные и воскресные дни.
Известие о безвыездной жизни было встречено мальчиками по-разному, но к такому положению вещей скоро привыкли. «Средь разлуки привыкнешь к разлуке», - замечал Алексей Илличевский. Он выразил общее мнение, когда написал: «что же касается до нашего Лицея, уверяю тебя, нельзя быть лучше: учимся в день только 7 часов, и то с перерывами, которые по часу продолжаются; уроки, сказать правду, не весьма велики; в праздное время гуляем...».
А вот как вспоминает начало лицейского бытия Иван Пущин: «Несознательно для нас самих мы начали в Лицее жизнь совершенно новую, иную от всех других учебных заведений. Через несколько дней после открытия, за вечерним чаем... входит директор и объявляет нам, что получил предписание министра, которым возбраняется выезжать из Лицея, а что родным дозволено посещать нас по праздникам. Это объявление категорическое, которое, вероятно, было уже предварительно постановлено, но только не оглашалось, сильно отуманило нас всех своей неожиданностию. Мы призадумались, молча посмотрели друг на друга, потом начались между нами толки и даже рассуждения о незаконности такой меры стеснения, не бывшей у нас в виду при поступлении в Лицей. Разумеется, временное это волнение прошло, как проходит постепенно все, особенно в те годы...».
Быт лицеистов скромен и даже аскетичен. В каждой комнатке: железная кровать, комод, конторка, зеркало, стул, стол для умывания, он же и ночной. На конторке чернильница и подсвечник со щипцами. Комнаты лицеистов были шестиметровые, с половинкой окна (вторая - у соседа). В коридоре на ночь ставили ночники во всех арках. На четвертый этаж плохо доходило тепло от печей, топившихся на первом. Спальни непосредственно не отапливались. Дежурный дядька мерными шагами ходил по коридору. Об одном из этих «дядек»
с теплом вспоминает Пущин: «У него явился уголок, где можно было найти конфекты, выпить чашку кофе и шоколаду, даже рюмку ликеру, разумеется, контрабандой». Эти же дядьки занимались чисткой платья, обуви и прибирались в комнатах.
Форма одежды сначала была стеснительна. По будням - синие сюртуки с красными воротниками и брюки того же цвета. По праздникам - мундир синего сукна с красным воротником, с вышитыми петлицами, серебряными на первом курсе, золотыми - на втором, белые панталоны, белый жилет, белый галстук, ботфорты. Белье содержалось в порядке специальной кастеляншей, еженедельно менялось: нательное - дважды, постельное - единожды.
Обед состоял из трех блюд (по праздникам - четыре). За ужином два. Кормили вкусно, но это не мешало лицеистам «иногда бросать пирожки Золотареву в бакенбарды». По понедельникам в столовой выставлялась «программа кушаний» на неделю. Сначала давали «по полустакану портеру за обедом», но затем эта английская система была отменена: ограничивались отечественным квасом и чистой водой.
Огромный Екатерининский парк был для мальчиков постоянным местом прогулок: ведь только в летние месяцы в Царское Село приезжал двор. Правда, в первые годы они гуляли все вместе, в сопровождении гувернеров, а иногда и приехавших родных. «Мы с утра до вечера в саду, который лучше всех летних петербургских», - вспоминал Илличевский.
Строгий надзор гувернеров не мешал «избранным сынам дворянства», как называл их Куницын, шалить, проказничать, и тогда в журнале поведения появлялись такие записи: «Малиновский, Пущин и Илличевский оставлены без ужина за то, что во время прогулки по саду поссорились с Пушкиным и под видом шутки толкали его и били по спине прутом».
Во время прогулок забывали о благонравии, примерном поведении, о гувернерах, это было время для игр, смеха, веселья, время, когда все были вместе - отличники и постоянные лентяи. «Корф, Гурьев, Данзас, Корнилов и Корсаков во время прогулки отстали от своих товарищей и идучи мимо дворца рас-
сматривали пойманных бабочек и производили шум, не обращая внимания на увещевания дежурного гувернера», - еще одна запись из журнала поведения.
В Лицее и наказывали не так, как, например, в военных заведениях или частных пансионах. Здесь не пороли, не подвергали физическому унижению: провинившегося оставляли одного, чтобы он мог подумать о своем проступке, либо он занимал самое последнее место за обеденным столом. Потом появится еще и «черная книга», в которой и будет сделана запись об изготовлении Пушкиным и Малиновским напитка под названием «гогель-могель».
Лицей жил особой для того времени жизнью. Здесь запрещалось «кричать на служителей и бранить их, хотя были они крепостные люди», здесь все воспитанники уравнивались в своих правах, как «дети одного отца и семейства», никто из них не мог «презирать других или гордиться перед прочими чем бы то ни было...». Россия жила тогда совершенно по другим законам, и Лицей был своеобразной «теплицей», где воспитанникам стремились привить человечность, демократизм, внутреннее достоинство.
Важным условием такого воспитания было свободное общение преподавателей и воспитанников. Вместе они как бы составляли одну семью. Сторонником таких отношений был директор Малиновский, при нем сложился этот удивительный стиль общения между преподавателями, гувернерами и подростками.
«Благодаря Бога, у нас по крайней мере царствует свобода (а свобода дело золотое), нет скучного заведения сидеть на местах... летом досуг проводим в прогулках, зимою в чтении книг, иногда представляем театр, с начальниками обходимся без страха, шутим с ними, смеемся...», - писал Алексей Ил-личевский.
Отсутствием страха объясняется и множество карикатур, веселых, а иногда и обидных куплетов, посвященных преподавателям. В Лицее играют в парламент, произносят речи, воспитанники сами избирают лучших из своей среды.
О таком необычном положении Лицея вспоминал профессор Московского университета С.П. Шевырев: «Лицей был заведением совершенно на запад-
ный лад: здесь получались иностранные журналы для воспитанников, которые в играх своих устраивали между собою палаты, спорили, говорили речи, издавали между собою журналы и прочее, вообще свободы было очень много». Дополняя Шевырева, Корф вспоминает: «Мы мало учились в классах, но много в чтении и в беседе, при беспрестанном трении умов, при совершенном отсечении от нас всякого внешнего рассеяния».
Оторванные от своих родных, привычного образа жизни, лицейские воспитанники скоро «сжились, свыклись. Образовалась товарищеская семья, в этой семье - свои кружки; в этих кружках начали обозначаться больше или меньше, личности каждого», - вспоминает Пущин.
Любители литературы собираются вокруг Алексея Илличевского, чьи басни, эпиграммы, стихи, мастерски выполненные карикатуры всегда были в центре внимания. Их читают, обсуждают, с ним соревнуются. Александра Горчакова и Вильгельма Кюхельбекера объединила любовь к английской литературе и желанию изучать язык Шекспира и Вальтера Скотта. Антон Дельвиг, наделенный поразительной «игривостью ума и живостью воображения», своими рассказами о «таинственных видениях и мнимых опасностях» собирал свой кружок любопытных. Весело посмеяться можно было вместе с Михаилом Яковлевым, удивительно похоже представляющим царскосельских жителей, лицейское начальство, министра А.К. Разумовского и даже самого императора.
Спокойную размеренную жизнь нарушили грозные события 1812 г. Мимо Лицея, по старинной Садовой улице, почти ежедневно шли войска. «Мы всегда были тут, при их появлении, выходили даже во время классов, напутствовали воинов сердечною молитвою, обнимались с родными и знакомыми; усатые гренадеры из рядов благословляли нас крестом», - писал в своих воспоминаниях Пущин. «Нас особенно поражал вид тогдашней дружины с крестами на шапках и иррегулярных полков с бородами», - дополняет его Корф.
Лицейская энергия в тот год выходит во множестве - военными играми, спектаклем. Впрочем, как обычно, величественное и трагическое соседствует со смешным: 30 августа 1812 г. в Петербург доставлено донесение Кутузова о
Бородинской битве, которая рассматривается как победа. Лицеисты же в этот день, по воспоминаниям одного из них, разыгрывают самодеятельный спектакль «Роза без шипов», сочиненный их педагогом Иконниковым. На него собралась вся «царскосельская публика»; разумеется, вместо кулис были поставлены ширмы, никаких театральных костюмов не нашли - и играли в лицейской форме, сюртуках или мундирах. Тема представления, конечно же, военно-патриотическая, играли многие (Пушкин и Дельвиг, впрочем, уклонились, как обычно), главную же роль исполнял Дмитрий Маслов, который так переволновался или переутомился, что в антракте упал в обморок и во втором акте выйти на сцену уже не мог.
Как быть? Тут неожиданную смелость проявил сам сочинитель пьесы: возможно, это объяснялось тем, что он был. мертвецки пьян. Зрителей никто не предупредил о замене, и они, привыкшие в течение первого действия к образу главного героя, видят, что тот вдруг сильно постарел, переменил лицейский мундир на штатское платье, к тому же - почти не помнит слов и сбивает с ног своих партнеров. Публике было предоставлено догадываться, что лицеист Мас-лов и педагог Иконников - одно лицо.
Видимо, за эту провинность Иконникова вскоре изгоняют из Лицея, но он продолжает водить знакомство со вчерашними учениками.
В Лицее они узнают о пожаре Москвы и переживают это, как личную драму. Ведь всего лишь год назад многие из них (девять человек) покинули древнюю столицу, красивую, златоглавую, где «чудо, барские палаты с гербом, где вписан знатный род» соседствовали с уютными домиками московских обывателей.
Василий Федорович Малиновский получает секретную инструкцию об эвакуации Лицея, если неприятель двинется к Петербургу.
Письма из дома сообщают, что одни родственники ушли на войну, имения других заняты врагом. Шестидесятилетний дядя Пушкина Павел Львович записывается в ополчение. Спустя девятнадцать лет, в повести «Рославлев» (во многом - автобиографичной) Пушкин так опишет это время: «Народ ожесто-
чился. Светские балагуры присмирели; дамы вструхнули. Гонители французского языка и Кузнецкого моста взяли в обществах решительный верх, и гостиные наполнились патриотами: кто высыпал из табакерки французский табак и стал нюхать русский; кто сжег десяток французских брошюрок, кто отказался от лафита и принялся за кислые щи. Все закаялись говорить по-французски; все закричали о Минине и Пожарском и стали проповедовать народную войну, собираясь на долгих отправиться в саратовские деревни...».
А как завидовали лицеисты 11-летнему Николаю Раевскому, сыну прославленного генерала, участвовавшему в боевых операциях вместе с отцом. Почти наизусть знали они сообщение в «Северной почте» о том, что генерал-лейтенант Раевский, желая воодушевить своих воинов, вышел «перед колонну, не только сам, но поставил подле себя двух юных сыновей своих». Старшему сыну, Александру Раевскому, было 16 лет. Сам генерал с обычной скромностью объяснял, что ему просто некуда было девать своих мальчиков...
Как можно было учиться, когда события огромной исторической важности совершались рядом, когда родственник, друг, близкий, еще вчера проходивший в колонне мимо Лицея, сегодня становился героем? «Любовь Отечества как пламя обняла сердца и возбудила к делам геройским», - говорил на лекциях директор В.Ф. Малиновский.
Каким педагогическим тактом, терпением должен был обладать профессор французского языка Давид де Будри, чтобы призвать лицеистов к порядку, ведь чаще всего патриотические чувства охватывали их перед уроками французского, и тогда «грамматики бросались под лавки, столы».
Иван Малиновский и Вильгельм Кюхельбекер, как самые старшие, рвутся в действующую армию, с огромным трудом директору удалось остановить их...
Зато какое «ура!» при известии об отступлении Бонапарта из Москвы, какой подарок к первой годовщине Лицея, 19 октября 1812 г.!
Под Новый год - салют в честь изгнания неприятеля из страны. Потом салют в честь занятия Варшавы, потом - новые салюты. Колокольным звоном встречало Царское Село известие о взятии Парижа весной 1814 г., а летом
в тихом городке появились полки лейб-гвардии гусаров. Это были те, кто «возмужал на бранном воздухе», герои Бородина, Смоленска, Парижа.
Трудно было вернуться к спокойной учебной жизни, прилежно и старательно заниматься. И Лицей не обошло печальное событие: в марте 1814 г. умер директор Василий Федорович Малиновский. Его любили все. Он никогда не кричал, не бранил, не наказывал. Он всегда умел найти нужные и правильные слова, чтобы объяснить провинившемуся его проступок. Малиновский относился к мальчикам, как к членам своей семьи, не делая никаких различий, порой даже был излишне строг к сыну Ивану. «Чувства развиваются с возрастом», - писал он сыну. Развить эти чувства, «направить их к добру» - в этом он видел свою основную задачу. Смерть Малиновского была огромной потерей для Лицея. Сергей Комовский в дневнике записал: «До самой последней минуты он думал о чадах своих...».
При переходе с младшего курса на старший, согласно уставу Лицея должны были проходить переводные экзамены. Война 1812 г., смерть директора, «безвластие». Все эти события помешали провести экзамены в срок. Лишь зимой 1815 г. в Лицее вновь соберутся гости, родные, знакомые - на публичные испытания воспитанников. Экзамены станут значительным событием их жизни, а для Александра Пушкина - первым публичным поэтическим успехом.
В Лицее писал стихи не только Пушкин. Уже с первых дней жизни вместе с воспитанниками жила поэзия, увлечение стихосложением было всеобщим. Издавались лицейские рукописные журналы, а стихи и прозу Илличевского, Дельвига, Кюхельбекера, Пущина можно было прочитать на страницах ведущих литературных журналов того времени.
Сама обстановка Царского Села с его памятниками недавней старины, дворец, поражающий роскошью и великолепием, прекрасные парки, дышащие поэзией античного мира, заповедные уголки с серебристыми ивами, тенистые аллеи, прозрачная гладь Большого озера, пишущие преподаватели и директор -все это соединялось и создавало исключительно благоприятную поэтическую обстановку.
Слава Александра Пушкина вышла за пределы Царского Села и уже никого не удивляло, что в Лицей приезжали известные литераторы того времени. Дмитриев, Державин, Батюшков, Василий Пушкин, Карамзин - все они побывали в «лицейской республике», а Жуковский скажет о 16-летнем поэте: «молодой чудотворец», «надежда нашей словесности».
Разумное чередование учебных занятий и прогулок, чтение книг в богатейшей библиотеке, верховая езда, фехтование и танцы, встречи с родными и друзьями, музыкальные и театральные вечера, ставшие традицией при втором директоре - Егоре Антоновиче Энгельгардте, летние прогулки по окрестностям, зимние поездки на тройках - все это делало лицейскую жизнь насыщенной и разнообразной.
Петербург был рядом, он манил незнакомой «взрослой» жизнью, но за шесть лет учебы только зимой 1816 г. воспитанникам впервые разрешили выехать в столицу на рождественские каникулы. Это произошло за пять месяцев до окончания Лицея. На неделю «град святого Петра был полон синими мундирами с красными воротниками, которые старались повеселиться... за все шесть лет и еще привести с собою довольно веселия», - вспоминал Александр Горчаков.
.Сколько раз мечтали воспитанники о дне окончания Лицея, строили планы на будущую жизнь, считая себя взрослыми, но как-то незаметно приблизилось время выпускных экзаменов.
9 июня 1817 г. состоялась церемония выпуска двадцати девяти первых лицейских воспитанников (Гурьев был отчислен из Лицея в 1813 г.). Тот же зал, где шесть без малого лет назад происходило торжественное открытие нового заведения. Однако тот день был многолюдным, пышным, а день нынешний -сравнительно тихим и скромным. Наверное, это объясняется, прежде всего, большими историческими, политическими переменами, случившимися в течение 2060 «лицейских дней». Тогда, в 1811-м, еще не выветрились либеральные надежды; царь еще гордился или, по крайней мере, делал вид, что гордится успехами российского просвещения. Теперь же высочайшее настроение сильно
ухудшилось, аракчеевская боязнь вольнодумства возросла, и к Лицею - явное охлаждение, а впереди, через пять лет, предстоит, по сути, разгром этого заведения... Нет, разумеется, совсем его не собираются закрывать - и первые выпускники получат свои льготы, свои места, и Александр I придет на заключительный акт, но в сопровождении одного министра народного просвещения (не разрешит присутствовать даже своему обычному спутнику министру двора Петру Волконскому). Все будет скромно, спокойно, но лицеистам как раз это и понравится, запомнится.
Каждый из них сделал свой выбор между военной и гражданской службой. Широкое общее образование, которым был так недоволен Модест Корф, считая его «поверхностным», «энциклопедическим», называя его «блестящим всезнанием», позволило выпускникам поступить на службу в Министерство просвещения, Министерство финансов, Министерство юстиции, в Государственную канцелярию, в Коллегию иностранных дел, на военную службу и даже на флот.
Каждого из них ждала своя дорога преуспевающего государственного чиновника, полная опасностей и риска жизнь военного; участь государственного преступника, лишенного всех прав; судьба тихого сельского помещика, живущего в провинциальном уезде. Но за делами повседневной жизни они не забывали о Лицее.
«Наставникам ... за благо воздадим»
Вечером 19 октября 1811 г., когда отгремел праздник торжественного открытия Императорского Царскосельского Лицея, и воспитанники разошлись по своим каморкам-нумерам, профессора собрались на заседание лицейской Конференции (иными словами, педсовета). В этом первом заседании Конференции, где председательствовал директор В.Ф. Малиновский, участвовали,помимо него, шесть человек: профессора Кошанский, де Будри и Гауеншильд, и адъюнкт-профессора Куницын, Кайданов и Карцов. Директор и шесть педагогов подписали протокол, констатировавший открытие нового учебного заведения Империи.
Почти шесть лет спустя, 9 июня 1817 г., те же шесть человек - все они уже носили профессорское звание - и поступивший в 1816 г. профессор военных наук Эльснер, под председательством нового директора Энгельгардта, собрались на очередное заседание Конференции, где констатировали окончание учебного курса юношами, которые в 1811 г. поступили в Лицей.
На плечи этих шести человек легла основная нагрузка по воспитанию и образованию двадцати девяти питомцев, вместе составивших первый выпуск Царскосельского Лицея. 12-13 лет было большинству лицеистов в 1811 г., 1819 - в 1817-ом. Трудно переоценить роль наставников в таком возрасте, особенно в условиях закрытого учебного заведения, где круг знакомств воспитанников заведомо ограничен в целях создания идеальных условий для образования и воспитания.
Что же представляли собой эти педагоги, за шесть лет воспитавшие и образовавшие Пушкина и двадцать восемь его друзей и товарищей? К сожалению, ни один из профессоров Пушкина не оставил мемуаров, не сохранилось почти ничего из их личных архивов, почти не дошли до нас конспекты их лекций. Правда, в письмах и мемуарах современников, прежде всего воспитанников Лицея первого и последующих выпусков, часто встречаются имена многих профессоров, особенно Куницына. Но ни один из лицейских профессоров не был человеком большого света, и жизнь их, как правило, не была богата внешними событиями. Сохранившиеся же их личные дела содержат в основном сведения официального характера. Исключение в этом плане представляет писательская и издательская деятельность пушкинских учителей. Она нашла свое отражение не только в самих книгах, но и в делах цензурного ведомства, в деловой переписке, в сохранившихся документах лицейского архива. Достаточно сказать, что личное дело профессора Кайданова более чем наполовину состоит из материалов, относящихся к его учебникам истории.
Василий Федорович Малиновский (1765 - 1814), первый директор Лицея. Происходил из духовного звания (отец его, протоиерей Федор Авксентьевич, служил при Московском университете). Окончил университет по философско-
му факультету, который включал тогда в программу не только собственно философию, но и естественные науки. Превосходно изучил он языки: греческий, древнееврейский, латынь, не говоря уж о новых европейских. Занимался историей, философией, литературой, сочинял прозу и стихи. Труды Малиновского «Рассуждение о мире и войне», записка «О освобождении рабов», «Общий мир» отражали прогрессивные взгляды автора. Педагогические идеи Малиновского сложились в связи с необходимостью преобразования системы общественных отношений в России.
В воспоминаниях декабриста А.Е. Розена есть ответ Пущину: «Товарищ мой И.И. Пущин, воспитанник Лицея, в позднейших записках своих, описывая день открытия Лицея, выставил директора в крайнем смущении. Малиновский был необыкновенно скромен и проникнут важностью церемонии, в первый раз в жизни говорил с государем и должен был произнести речь, которая десятки раз была переправлена предварительною цензурою; так мудрено ли, что он был смущен и дивно ли, что природа не дала ему голоса лихого батальонного командира перед фронтом». Из всего этого следует только, что Малиновский был личностью обаятельнейшей: ни чужих речей не умел читать, ни перед царем заискивать, а умел поставить порученное дело так, что и через полтора века слава Лицея не померкла.
Все трудности по созданию нового учебного заведения, по подбору педагогических кадров были прекрасно решены первым директором. Блестяще образованный, доброжелательный, справедливый, Василий Федорович пользовался огромной любовью и уважением всех воспитанников. По мнению писателя Ю.Н. Тынянова, «.под его прямым влиянием развились в Лицее будущие декабристы».
Егор Антонович Энгельгардт (1775 - 1862), директор Лицея (1816 -1822). По окончании учебы в частном пансионе был определен на военную службу. В чине капитана вышел в отставку и поступил в Коллегию иностранных дел. Присутствовал на открытии Лицея.
В 1812 г. был назначен директором Петербургского педагогического института. Энгельгардта отличали разносторонние интересы, он был членом ученых обществ, отдавая предпочтение географии и этнографии, сотрудничал в нескольких изданиях.
Назначенный на должность директора Лицея, стремился налаживать быт воспитанников, уделяя большое внимание созданию семейного уюта. При нем воспитанники больше общались с царскосельским обществом, нравственное влияние которого директор считал одним из важных элементов воспитания. По его мнению, «...добродетель, кротость и нравственность составляют истинную цену человека и гражданина, и без них и самое просвещение и ученость теряют цену свою...». Егор Антонович с огромным интересом следил за судьбой своих питомцев, со многими состоял в дружеской переписке на протяжении всей жизни.
Александр Петрович Куницын (1783 - 1841) был самым вольнодумным, самым образованным, самым смелым, а, возможно, и самым одаренным из лицейских педагогов. Неверно только говорить, что был он самым любимым. Куницын бывал суховат, резок с глупцами, невеждами и лентяями. По мнению Пушкина, именно Куницыну принадлежит заслуга в том, что он заложил в души многих лицеистов «краеугольный камень» великих принципов - вольнолюбия, ненависти к деспотизму, духовной и нравственной свободы.
Курс лицейских лекций Куницына охватывал логику, психологию, этику, право естественное, право народное, право гражданское русское, право уголовное, финансовое и т. д. Все это составляло своего рода единство, ибо, по Куни-цыну, «наука только тогда имеет совершенный вид, когда все положения оной составляют непрерывную цепь и одно объясняется достаточно другим». Если говорить о центральной идее всех занятий Куницына, то она просматривается легко: человек рожден не для подчинения тиранам, а для разумной, свободной жизни.
Ненавистью к тиранству, столь полно проявившейся на всех этапах творчества Пушкина, поэт в начале жизни обязан именно Куницыну. Чуть позже
Лицея, в оде «Вольность» читается едва ли не прямое переложение лекций профессора Куницына.
Николай Федорович Кошанский (1781 - 1831), профессор, преподавал в Лицее с 1811 по 1828 гг. (русская и латинская словесность, античность). Автор книг «Общая риторика», «Частная риторика», «Цветы греческой поэзии», «Ручная книга древней классической словесности», «Латинская грамматика с примерами для чтения» и других. Блестящий знаток античной и древней литературы, сумевший привить интерес и любовь к ней своим ученикам.
Если Куницын образовал ум и нравственные устои лицеиста Пушкина, то Кошанский был первым, кто расширил его познания в античной филологии и в русской словесности. Когда П.А. Плетнев однажды в стихах вопросил друга и соученика Пушкина Антона Дельвига: «О, Дельвиг, где учился ты языку богов?», - Дельвиг шутя, ответил: «У Кошанского». В этой шутке доля правды велика. Несомненно, Николай Федорович способствовал появлению великого национального поэта в России.
После первого выпуска Лицей в Царском Селе просуществовал до 1843 г., затем он был переведен в Петербург и стал называться Александровским.
В 1822 г. Лицей был передан из подчинения Министерства народного просвещения в Управление военно-учебных заведений. На смену ушедшему Е.А. Энгельгардту пришел генерал-майор Гольтгоер. Постепенно то, чем гордился прежний Лицей - простота общения, взаимное уважение воспитанников и преподавателей - уходило в прошлое. Лицей превращался в обычное учебное заведение, живущее воспоминаниями о прежней поре, хотя в разное время среди его выпускников были люди замечательные и достойные. Среди них: художник Валериан Лангер, поэт Михаил Деларю, академик Яков Грот, организатор и создатель русских школ для слепых Константин Грот, историк Константин Веселовский, поэт Лев Мей, писатель Михаил Салтыков-Щедрин, литератор Виктор Гаевский и многие, многие другие, составившие славу России своими выдающимися делами и произведениями.
