CC BY
101
Юко Момиути, университет Васэда
Проблема литературного изложения звуковых образов в переводе Фтабатэя Симэя рассказа И.С. Тургенева «Свидание»1
Перевод Фтабатэя Симэя рассказа И.С. Тургенева «Свидание» оказал большое влияние на становление повой японской литературы, особенно на зарождение реализма, благодаря чему японская литература открыла новую страницу в описании природы. Однако внимание специалистов не обращалось на другую сторону перевода Фтабатэя — на описание звуков. Здесь влияние Фтабатэя на писателен Куппкпда Доппо, Таяма Катан и Симадзакн Тосои сказалось на уровне их подсознания. Они поддалнсь очарованию изложения звуков у Фтабатэя и стали многократно использовать его находки.
1. «СИГО» «САСАЯКУ»
Тургенев описал шум лнстьев следующим образом:
«То был не веселый, смеющийся трепет весны, не мягкое шушуканье, не долгий говор лета, не робкое и холодное лепетанье поздней осени, а едва слышная, дремотная болтовня».
Писатель сравнивал шум листьев середины сентября с дремотной болтовней. Выражение «дремотная болтовня» переведено Фтабатэем как «симэякана сиго(сасаяки) по коэ»2.
Фтабатэй в этом контексте воспринимал смысл слова «болтовня» как «затаенный голос», так как «сиго» и «сасаяки» означают «разговаривать шепотом, украдкой, тихо». Японское слово «сасаякн» не бывает громкнм, между тем «болтовня» может быть громкой и тихой. Когда Фтабатэй читал тургеневский текст, где звук осенних листьев был выражен «болтовней», он представил себе «шепот», несмотря на то, что отлично владел русским языком.
В другом месте он употребил слово «сиго», где Тургенев писал: «... украдкой, лукаво начинал сеяться и шептать по лесу мельчайший дождь». Здесь Фтабатэй опять перевел глагол «шептать» в глагол «сигосуру». В данном случае это японское слово подходит к тургеневскому тексту.
Но на предыдущем примере произошло принципиальное расхождение в отношении чувствительности к звукам между русским текстом и текстом переведенным. К тому же он перевел прилагательное «дремотный» в «симэякана». Имя прилагательное японского языка «симэякана» означает «тихий, сдержанный», т.е. он считал «дремотную болтовню» листьев «сдержанным шепотом». Для Фтабатэя шум осенних листьев должен был оставаться тихим. В конце концов, в переводе более подчеркнут нюанс «утаенностн» звуков листьев, чем нюанс «болтливости». Но это сочетание иероглифов «сиго» и чтения «сасаяки» в том же виде много раз повторялось потом в произведениях японских натуралистов.
Куникида Доппо
«Равнина Мусаси» («Мусасино», 1898 г.)3
«...это величественное зрелище, но в нем нет той привлекательности, того шепотка (саспнку), как на Мусасн».
«Расставание» («Вакаре», 1898 г.)'1
«Он прислушивался к шелесту падения одинокого листа, далекому стуку телеги за лесом, шепоту (сасаяку) сухих листьев, колеблющихся без ветра».
Симадзаки Тосон
«Нарушенный завет» («Хакан», 1906 г.)5
«Усимацу остановился возле деревца, вздрагивая при каждом легком порыве ветра, пробегавшего по ветвям вишни, словно нашептывая (сасаяку) им что-то».
«Заметки о крае Тикумагава» («Тикумагава но скэтти» 1911 г.)
«Задует водянистый ветер с парами, колосья пшеницы трутся друг о друга, издавая звук, подобный шепоту (сасаяку)». Доппо и Тосоп изложили звуки дождя, листьев, ветра и пшеницы с помощью сочетания иероглифов «сиго» и чтений «сасаяки». Они были пристрастны к этому выражению. Сочетание этих иероглифов и их чтение было новым, но скрытый смысл нового выражения Фтабатэя, который воспринимал «болтовню» листьев как «тихий шепот», заслужил бессознательное одобрение. Тогда неважно было, точно ли
Фтабатэй перевел то, что Тургенев описал.
2. «КАРАГУРУМА НО ОТО»
Следующую проблему мы видим в последней сцене «Свидания». Тургенев писал так:
«Я остановился... Мне стало грустно; сквозь не веселую, хотя свежую улыбку увядающей природы, казалось, прокрадывался унылый страх недалекой зимы. Высоко надо мной, тяжело и резко рассекая воздух крылами, пролетел осторожный ворон, повернул голову, посмотрел на меня сбоку, взмыл и, отрывисто каркая, скрылся за лесом; большое стадо голубей резво пронеслось с гумна и, внезапно закружившись столбом, хлопотливо расселось по полю — признак осени! Кто-то проехал за обнаженным холмом, громко стуча пустой телегой... »
Последние две строчки, начинающиеся со слова «признак», Фтабатэй перевел так:
«А, акида ! Дарэ дака хагэяма но муко о тоору то миэтэ, карагурума по ото га коку пи хибики вататта ...»
Фтабатэй не перевел наречие «громко», а вместо того добавил слово «коку». Слово «коку» произошло от буддийского понятия и означает бесконечное «пространство», которое ничему не мешает существовать. Фтабатэй слушал звук пустой телеги в пространстве «коку». Для него этот звук не был громким. Он не чувствовал громкости телеги в этой сцене, когда Виктор безжалостно бросил Акулипу, и любовь Акулины оказалась безответной. Беспощадность Виктора, отчаяние Акулнны — все вернулось к нулю, к бренности. Тогда Фтабатэй должен был чувствовать тишину окружающего сильнее, чем звук телеги.
В этом месте также произошло расхождение культурных и смысловых ассоциаций между русским и японским текстами. А. С. Долинин пишет в своей статье, что «возникает в ассоциации страшный призрак смерти — обнаженный холм, стук пустой телеги, кто-то проехал»6. А Фтабатэй, его современники и сегодняшние японские читатели не чувствуют «страшный призрак смерти». Фтабатэй в исправленном переводе исключил слово «коку», по все-таки перевел стук телеги не как «громкий» звук, а как «звонкий» звук. В самом деле, телега звучит громко, по этот громкий звук, как кажется японцам, подчеркивает тишину окружающего.
Это выражение много раз повторялось потом в произведениях японских писателен.
Куникида Доппо «Равнина Мусаси»
«По лесу прогрохочет пустая или проскрипит нагруженная телега (карагурума нигурума), съедет с холма и покатит по ров-поп дороге».
«Расставание»
1. «Было раннее утро, на улице было мало народу. Дым стлался низко между домами, где начинали готовить завтрак. Поднялся туман над речкой, через который раздавался стук тяжело подни мающейся груженой телеги (ингурума по ото), отражаясь тяже лым эхом в унылом городе».
2. «Он прислушивался к шелесту падения одинокого листа, дале кому стуку телеги (вадати но ото) за лесом, шепоту сухих листь ев, колеблющихся без ветра».
«Незабываемые люди» («Васурээпу хитобито», 1898 г.)
«Тогда отчетливо слышался стук телеги, кажется, пустой (карагурума расин ннгурума но ото). Дребезжание отразилось от леса, разнеслось н поздушном пространстве (коку ни) и приближалось оттуда, откуда они пришли».
В рассказе «Равнина Мусасп» Доппо изображал различные звуки поздней осени, в том числе звук пустой телеги и телеги нагруженной.
Симадзаки Тосон «Нарушенный завет»
«Мимо них провезли тележку, доверху нагруженную мясом. По тутовым садам гулко разнеслось ее дребезжание (курума по ото), и как-то весело звучал звонкий лай бежавших за ней собак». «Заметки о крае Тикумагава»
1. «Молодежь из мясной лавки тащила дребезжащую пустую телегу (карагурума о гарагара ивасэтэ) на дороге окраины города».
2. «По высохшим тутовым садам звонко разнеслись дребезжание нагруженной говядиной и свининой телеги (курума по ото) и «радостный лай собак».
3. «Проехала телега (курума), нагруженная хворостом. Ее дре безжание звучало в лесу».
«Письмо» Тосона (1899 г.)
«Милый сердцу предмет в ясный день — стук пустой телеги (карагурума), прошедшей по окраине деревни».
В «Нарушенном завете» бык забодал насмерть отца героя. Отец дал строгий наказ, чтобы герой держал тайну о своем происхождении из касты неприкасаемых. Л быка послали на убой. Возвращаясь с бойни, герой, который был готов открыться знакомым в тайне, опять погрузился в задумчивость, вспоминая завет своего отца. Именно в такой кульминационный момент Тосон вложил звук телеги. Этот звук усиливает контраст страдания героя и беззаботной природы.
В письме Тосон перечислял милые его сердцу предметы, в том числе упомянул звук пустой телеги, который раздается за деревней в ясный день.
Таяма Катай
«Жизнь» («Сэй», 1908 г.)
«На небе тянулось белое облако, предвещающее приближение осени. Звонко стучала пустая телега (карагурума но ото га така-ку хибинта) по деревенской ольховой аллее».
«Стук телеги» («Курума но ото» 1908 г.)
«И солдаты п раненые долго провожали глазами прошедшую телегу. Дребезжала телега (курума иа <...> гарагара то) в тихом поле... »
«Сельский учитель» («Ииака Кёсн» 1909 г.)
1. «Стеклянное окно класса загрязнилось пылью и серело. Но че рез окно вливался желтый солнечный луч. За окном чирикали во робьи. Дребезжала телега по дороге (ингурума по кнсиру ото га гатагата кикоэта)».
2. «В комнату вливался луч заходящего солнца. Тень сосны рань ше падала в саду, по теперь была на краю комнаты. За забором дребезжала груженая телега (пигурума но гору ото)».
3. «С каждым днем осень приближалась к разгару. На краю пло щадки храма возвышался тонкий ольховый лес. На некоторое вре мя ярко сверкнул луч заходящего солнца иа поле желто-спелого риса за лесом. На префектуралыюй дороге, ведущей в город Ко-посу, всегда дребезжала пустая телега (карагурума но тору ото га гарагара то) в сумерках».
В повести «Сельский учитель» три раза повторяются эпизоды с описанием звука телеги. Первый раз — весной, когда герой впервые ведет урок в классе, раздается стук груженой телеги на улице. Тогда герой еще надеялся сделать карьеру, хотя ему надо было работать учителем из-за бедности родителей. Второй раз — летом; герой понял трудность одновременной работы и учебы. К тому же он переживал несчастную любовь. И он слышит стук телеги. Третий раз — осенью — он потерял веру в будущее. Перед его глазами открывается унылая картина, сопровождаемая стуком пустой телеги, проезжающей по улице.
Доппо, Тосон и Катай вложили в свои произведения звук телеги. В их произведениях этот звук играет важную роль, усиливая впечатления от изображенной сцены. Перевод Фтабатэя будущие писатели увидели подростками, но впечатление было так сильно, что через лет 10, когда они стали мастерами пера, на их произведения оказал большое влияние Фтабатэй, который слышал
звук листьев и звук телеги иначе, чем Тургенев. Слышать не сам звук, по также видеть и пространство, п тишину окружающего — эта деликатная деталь является условной для японцев и отвечает привычным культурным ассоциациям.
Такую же особенность мы наблюдаем в японских традиционных трехстишиях «хайку». Ниже указаны трехстишия Мацуо Басё и русские переводы7. Подчеркнутые слова добавлены при переводе с японского на русский.
Фуруикэ я Старый пруд.
Кавадзу тобикому Прыгнула в воду лягушка.
Мидзу по ото Всплеск в тишине.
В русском переводе добавлено «в тишине». Л нам не надо представлять себе лягушку или конкретный всплеск. Наш слух следует за отзвуком и тишиной. Басе ничего ие написал о тишине, поскольку она не нуждается в упоминании. Для нас это естественное и условное понятие.
Сидзукаса я Тишина кругом.
Ива пи симииру Проникает в сердце скал
Сэми по коэ Легкий звон цикад.
Басё поставил слово «тишина» вначале, так как стрекотание становится как бы шумом в ушах, а когда прислушиваешься, то забываешь о шуме цикад и слышишь тишину. Здесь нам также не надо конкретно представлять себе, каким именно звоном цикады стрекочут.
Коэ сумптэ Прозрачная осенняя ночь.
Хокуто ип хнбпку Далеко, до Семизвездия,
Кинута капа Разносится стук валков.
Прозрачность, Семизвездие, стук валков — здесь уже слышно, как стук валков разносится далеко, несмотря на то, что в трехстишии ничего не сказано о расстоянии. Нам неважно, где сочинитель трехстишии находился, что он видел. Во всех примерах отношение к звукам очепь условное по сравнению с уточненным русским переводом.
До сих пор в своих исследованиях японские ученые обращали внимание на описание зримой природы. В самом деле, писатели Страны восходящего солнца усвоили подробное, деликатное изложение цветов, светотени п ощущения воздуха. Н. Конрад утверждает в своей статье, что «японские писатели, рисуя средствами языка пейзаж, привыкли воспринимать этот пейзаж в линейной перспективе; соответствующим образом выбирали они и языковые приемы. В тургеневском же пейзаже они почувствовали глубину пространства, светотень»8. Это замечание очепь верное. До появления перевода «Свидания» пейзажи, появившиеся в японской литературе, являлись «моделями»9, так сказать, умозрительными. Поэтому Фтабатэй старался изучить языковые средства, могущие передать новое восприятие природы определенного места, определенного времени. С помощью этого перевода Доппо осознал красоту смешанного леса равнины Мусаси, Тосон мог описать характер природы горного города Коморо, а Катай нашел новые провинциальные пейзажи за городом.
И все-таки осталась характерная японская условность. «Сасаякн» и «карагурума» являются новыми выражениями впечатления, по внутри их существует традиционная условность. Доппо, Тосон и Катай удивились новым возможностям описания, которые показал Фтабатэй, находясь под сильным впечатлением от изображения им звуков, которые писатель в отличие от Тургенева слышал по-иному. Катай и Тосоп вспоминали, как они с друзьями часто
читали наизусть фразу «Признак осени! Кто-то проехал за обнаженным холмом, громко стуча пустой телегой» из перевода Фтабатэя. Читая спова и снова эту фразу, они приходили в восторг и уже ничего не видели, кроме нового японского пейзажа.
Движущей силой для драматического восприятия «Свидания» в японской литературе являются: впечатление, произведенное новым
изображением реальности в литературе и, с другой стороны, привычные родному слуху и культуре ассоциации.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 См. Момиути Юко. Симадзаки Тосоп то Тургенев // «Роена буйка но мо-риэ». Состав. Янаги Томико. Токио, 2001. С. 402-417.
2 Фтабатэй не оставил «капа», уточняющая чтение этих иероглифов, поэто му нам неизвестно, как мы должны читать текст Фтабатэя. В исправлен ном переводе 1896 г. Фтабатэй употребил такие же иероглифы, по потре бовал читать как «сасаягу».
3 Куникида Доппо. Избранные рассказы. Пер. с яп. Т.Топсха. М.: «Худож. лит.», 1958.
4 Кроме «Равнины Мусаси» и «Нарушенного запета» указаны переводы Мо миути.
5 Симадзаки Тосон. Нарушенный завет. Пер. с яп. Н. Фельдман. М.: «Худож. лит.», 1990.
6 Долинин А.С. Тургенев и Чехов. // Творческий путь Тургенева. Петроград: Сеятель, 1923. С. 295.
7 Маркова В. Летние травы: Японские трехстишия. М.: Толк, 1995.
8 Конрад Н. К вопросу о литературных связях. // Запад и Восток. М.: Наука. 1972. С. 323.
9 Усами Кэйдзи. Кайгарои. Токио, 1980. С. 172.
Yuko Momiuchi
Literary describing of sounds in the translation by Futabatei Shimei of Turgenev's «Tryst»
In the translation of Turgenev's "Tryst" Futabatei introduced a new way of describing nature with a dual observation of colour, light and shadow, which was contrary to the Japanese traditional plane depiction. At the same time when Futabatei translated the "chatter" of leaves in autumn, he felt it to be gentler than Turgenev had intended. Also he perceived the sound of empty cart, rattling loudly after the despaired heroine ran away, as a resounding in the distance, not as a real big sound. Unconsciously he paid more attention to the surrounding "quietness", than to the sound itself, according to typical of the sense of sound found in Japanese literature, like haiku. Futabatei learned a new method of describing the sense of sight from Turgenev, while he maintained the Japanese traditional sense of hearing in his work.
