CC BY
233
А. М. Сулейменова,
аспирантка кафедры японской филологии ДВГУ
ПОЭТИЧЕСКИЙ ДНЕВНИК ЁСАНО АКИКО «ОТ ЛЕТА К ОСЕНИ»
Японская поэтесса Есано Акико (1878—1942) известна своими романтическими танка. Наиболее ярким из антологий танка является сборник «Мидарэгами» («Спутанные волосы», 1"901). Появившийся как вызов консервативным устоям японского общества эпохи Мэйдзи (1868—1912), это собрание стихов долгие годы служило ориентиром для других поэтов. Супруги Есано составили ядро группы писателей и поэтов, издававших журнал «Медзе» («Утренняя звезда», 1901—1908). Однако после закрытия журнала в 1908 г. Акико вступила в новый и более трудный период своего творчества.
В конце эпохи Мэйдзи и начале эпохи Тайсе (1912—1925) японская поэзия перешла от экстенсивных поисков идей и форм стихосложения к более углубленной разработке найденного. Акико писала и в стиле «синтайси» («стихи новой формы»), стиле, лидером в котором был её муж Ёсано Тэккан (1873 — 1935). Образцом стиля синтайси можно считать стихотворение Ёсано Акико, посвященное брату, служившему в Порт-Артуре, «Кимиси-но тамау кото накарэ» («Не отдавай, любимый, жизнь свою», 1904). Поздние романтики, писавшие в стиле синтайси, стремились заменить феодальный «дух Ямато» современным «всемирным» духом (сэкай дамасий)12. Но эта попытка натолкнулась на ограниченность метрики синтайси. Одни поэты, среди которых были и Китахара Хакусю (1885—1942), и Мики Рофу (1889— 1964), перешли к символизму, с которым познакомились благодаря журналу «Медзе». Другие, в том числе и муж Акико, увлеклись авангардизмом, проникавшим в Японию.
В 1911—1912 гг. Тайсе наблюдался рост демократического сознания в самых широких слоях общества, не только среди интеллигенции, наряду с нагнетанием националистических настроений со стороны правительства. В 1911 г. вся Япония следила за «делом об оскорблении трона», по которому проходили и литературные деятели.
После закрытия «Медзе» в семье Ёсано сложилась тяжелая финансовая и моральная ситуация'. Тэккан оставался без работы некоторое время, и социальная обстановка в стране накладывалась на ощущение бессилия и кризиса в семье. И Акико, загруженная домашними и литературными делами, пишет об этом так:
Охоесоно Ах, как беспомощно,
хорисурумоно Стараясь быть
о спокойным,
торэто иину Ты произнес:
оходокамэкиси «Бери, что хочешь
Было решено, что Тэккан уедет в Париж, чтобы развеяться и приобщиться к новому в поэзии этой «Мекки изящных искусств». Расходы на дорогу были покрыты авансом за стихи «Хякусю-но бебу» («Ширма с сотней стихов») и переведенными на современный японский язык несколькими частями «Гэндзи-моногатари».
Такие биографические подробности необходимы для выяснения особенностей лирики Акико этого периода. Лирик — лицо не просто пишущее, но и действующее, живущее бурной и самостоятельной жизнью героя4. Героиня танка Акико — сама поэтесса. Сочувствием к любимому, к его терзаниям в столкновении с жизнью проникнуты строки:
Плывя за море,
Хоть тоскуешь о нас, но
Жажда свободы
Словно бежать зовет,
Словно гонит в дальний край5.
Уми коэтэ Японские деятели культуры эпохи
кими сабисикумо Тайсе мечтали о «западной столице»,
асобуран те. о Париже. Воды Сены, улицы
оваруру готоку г ..
ногаруру готоку модного г°р°да должны были стать (С 160) средством отвлечения от тягот жизни в
Японии. Об этом мечтала и Акико.
Когда через шесть месяцев поэтесса отправляется к мужу, ею
движет не только тоска по родному человеку, но и глубокий
интерес к Франции и французской культуре.
Путевые дневники — любимая тема Акико. Еще в детстве она читала дневники великих писательниц и поэтесс— Мурасаки-сикибу (978—1014) и Идзуми-сикибу (XI в.). Стихотворные отступления этих дневников, отражавшие очарование природы, были сгруппированы по временам года, и этот принцип лег в основу поэтического дневника «Нацуери акиэ»(«От лета к осени»). Сборник был написан, как и прозаический дневник «Парижара» («Из Парижа»), на основе дневниковых записей, сделанных еще во время поездки, и издан в 1914 г. после возвращения.
5 мая 1912 г. Ёсано Акико отправляется из Цуруга на корабле «Орёл» до Владивостока. В каюте поэтесса переживает расставание с детьми:
Умарэтару хи-но гото
синуру хи 167
готоку
ке:о омойте
варэ табини ику
(С.172).
Сегодня —день, Словно вновь родилась,
И все же умерла,
С тревожными думами Отправляюсь в путь.
Россию Акико представляла только по карте, да по романам Л. Н. Толстого, с русскими людьми не была знакома. Познакомившись с русской девушкой на корабле, она изливает ей свою душу:
Когда всплакну,
Придет русская подруга,
Погладит по плечу
В этой белой каюте
Корабля под названьем «Орел».
Вага накэба Ёсано Акико, тоскуя по оставленным
росиа отомэ китэ в Токио детям и по мужу в далекой ката надэну .
ариеруго-но Франции, не могла отвлечься на красоты
сироки фунэ чужих стран:
сицу Далеко до дня,
— Когда встречусь с милым.
Как же быть мне без тебя и без родины столько дней и ночей!
Коибито-ни Это стихотворение, отражающее
фван хи то:си «двойную» тоску Акико, написано во
фурусато° Владивостоке. Любившая Россию заочно по
мин сирадзу ... А
„„„„ романам Толстого, Акико ничего не знала о
икага
субэкидзо самой огромной стране, через которую вез
её поезд. Поэтому поэтесса была напугана грубым обращением с женщинами и самим видом русских женщин,
особенно крестьянок. Но Россию («лунную страну под огромным
небом») Акико все равно сравнит с балериной Павловой в танка другого сборника «Акико синею» («Новый сборник Акико»):
Страдая из-за разлуки с семьей и неудобств поездки, поэтесса пишет танка, в которых чувствуется напряжение. Мешанина огромных городов и вокзалов, видных из окна поезда, вызывала депрессию, снять которую смог только лишь вид утреннего поля под Парижем.
19 мая (всего через 12 дней от Подобно искре,
Оо сора-но падающей в ночи,
цуки-но куниёри тонкая Павлова
ёруни оцуру вспорхнула из лунной
ханабира-но страны
гото начала поездки) Ёсано Акико сквозь
ясэси пабуроба опущенные занавески окна купе увидела алый отсвет встающего солнца. Солнце, пробившееся сквозь утреннюю дымку, зажгло своим огнем и венчики маков. Маки, по-разному называемые — «хи-накэси», «кокурико», станут олицетворением
Франции в танка:
А: сацуки
фурансу-но
нова
хи-но иросу
кимимо
кокурико
варэмо
кокурико.
(С.173).
Ах! Ранней весной маки, окрасившие огненным вихрем 168 поля,
и в тебе цветут, и во мне цветут.
Исследователи романтизма подчеркивают в нем углубленную субъективность, точнее, субъективизацию природы, индивидуальное отношение к пейзажу, проекцию настроений автора на природу и наоборот, отождествление природы с субъективными эмоциями поэта6.
Ярко-алый цвет маков поэтесса сравнивает с символом Франции— красным цветом и петухом. Игра с написанием слова «мак» — нижним чтением «хинакэси» и верхним «кокурико» — соединение образа мака и голоса петуха. Петух же со времен французской революции являлся олицетворением галльского духа, духа свободной Франции. Тем самым Ёсано Акико создает второй семантический ряд— тоска по родине сопровождается восприятием нового, неизведанного: «Ясэй-но хинакэси-но
моэруё:нахи-но иро» — «Алый цвет полыхающих полевых маков»...Эта танка— воспевание радости встречи с мужем во Франции и в то же время песня, окрашенная в цвета, характерные для полевого пейзажа в начале лета, песня, написанная в ритме колышущегося поля. Ритм этот создан и великолепной анафорой «кимимо кокурико, варэмо кокурико». Для Акико, как и для европейского поэта, птица— существо вольное, часто даже предмет зависти. Романтическое восприятие жизни для танка Акико и отсутствие жалостливого отношения к птице, существу, «имеющему чувства»— новое в поэзии танка, появившееся в результате заимствования европейских элементов японскими поэтами и вовсе не характерное для традиционной поэзии, испытывавшей чувство жалости к птице, существу, имеющему чувства7.
К первым впечатлениям от Парижа и встречи с мужем добавился страх перед новым в чужой стране. И Акико приготовилась воспринимать все новое, с которым пришлось бы ей столкнуться. Для парижан тоже была в диковинку молодая японка, одетая в яркое кимоно с широкими рукавами.
В день приезда Акико была написана танка о долгих и коротких трёх тысячах ри— расстоянии между Токио и Парижем:
Для любящего сердца
нет трудного ничего.
Примчалась даже
за три тысячи ри
к любимому на чужбину8.
Основной мотив данной танка
«сандзэнри» («три тысячи ри» (три
тысячи мили) еще и включает в себя сандзэнрисаэ
14 ^ литоту, искусственное преуменьшение
расстояния между героиней танка и любимым. Ёсано Акико
использовала литоты довольно часто в сборнике «Спутанные
волосы»: — «и сама не замечу, как растает за облаками
расстоянье в сто тридцать ри»9, «меня давно покинул — десять
дней назад»10 и т.д.
Супруги Ёсано снимали квартиру в богемном районе Парижа, на Монмартре, который облюбовали медики, художники и так называемые «свободные женщины» (женщины, жившие за счет своих собственных доходов). Когда Акико выглянула в окно их мансарды, её поразили верхушки шелестящих каштанов, которые напомнили ивы, склонившиеся над нижним течением реки Камо в Киото:
Коисуруни
нани
муцукасики кото аран
И настал день,
Сандзэнри когда три тысячи
вага коибито-но ри
катахарани осыпались
янаги-но вата-но лепестками ивы
тиру хини Утренний вид Парижа, звуки,
китару. которые услышала Акико, — пение
неизвестной для неё птички маммель, гаммы жизнерадостной испанки, жившей этажом ниже, — все разительно отличалось от пейзажей родины. Но Акико все равно представила ивы, росшие в далеком Киото.
В сборнике «От лета к осени» Акико во многом повторяет мотивы цветов и растений, уже использованные ею в сборнике «Хана то дзассо» («Цветы и разнотравье»). Имура Кимиэ в работе «Ёсано Акико то е:роппа» («Ёсано Акико и Европа») приводит слова Акико: «Моя любовь к цветам — не просто восхищение вещественной стороной, а любование чудесной формой, исходя из чувств, желаний...»11 В этих словах читатель уловит дух Китахара Хакусю, основу поэтического стиля которого в конце XIX — начале XX вв. составило высвобождение
чувственных порывов и полёт несдерживаемого воображения. По словам нашего литературоведа и переводчика А. А. Долина, «в стихах Хакусю мы впервые можем слышать новую музыку— клавишами для исполнителя служит собственная плоть»12. Так и Ёсано Акико, автор романтических сборников «Спутанные волосы» и «Фея Сао», писала: «Цветок в моей комнате—
олицетворение меня. И в то же время это — цельное, крепко-накрепко приставшее ко мне чувство»13. Воспитанная на романтических стихах Китахара Хакусю, Симадзаки Тосона, поэтесса ценила цветы деревьев— сакуры, персика, сливы,
глицинии, а также яркие, сочные цветы— розу, пион, тюльпан,
кос-мею, хаги. Пиону Акико придаёт такие эпитеты, как «цветок тайны», «цветок любви», «цветок пламени», «цветок, известный как сердце Солнца» и т.д. Эмоциональные танка, такие как — «Солнце, поливающее мир светом», «удивительное солнце». Или «зрачки, зажжённые горячим ртом», «цветущие сердечки,
обгоревшие от любви»14 и т.д. Танка с пионом навеяны также духом Дальнего Востока. С маком связаны многие символические строки, в которых перечисляются «хи-манаку коини моэру ти-но маккана мунэ-но кэси-но хана» — «цветы мака на окровавленной груди, зажжённой вечной любовью», или «вага нуу кэси-но юмэни саэ» — «в мечте, вышитой мною маками»15.
В одной из вошедших в сборник «От лета к осени» танка чувства, вызываемые разной окраской цветов, даже сравниваются:
Кэси сакину сабисики сирото хи-но ирото нарабэтэ варэ-о канасикудзосуру
Увядших маков цветы в день тоскливый сравнишь 170 с их былым полыханьем,
тем самым и меня грустить заставляешь!
Светлые, уже отцветшие, потому и печальные цветы мака здесь ассоциируются с двумя Акико — юной и страстной девушкой-бунтаркой и повзрослевшей, сдержанной женщиной.
С другой стороны, поэтесса воспевала цветы мака как любимый цветок северного «бабьего лета». В сентябре эти цветы вызывают другие ощущения, например фантастические «ёрунаёруна фунэ» («ночные корабли»), символы нового, непонятного для Акико пейзажа.
Как осень настанет, засохшие маки, наверное,
ночными корабликами в сны мои возвратятся.
Летние и осенние цветы
составляют своеобразный
ерунаеруна фунэ- психологический параллелизм —
но «кокурико» («алые маки») в начале
юмэ-ни татэдомо. июня и «нэмо карэнуран» («сухие
‘ стебли») августа. Такая параллель
имеет и двойной семантический смысл : «алые маки» — цвет
влюбленного сердца, обрадованного встречей с мужем; засохшие цветы, осыпающиеся под холодным ветром — бренность жизни и тоска по оставленным в Токио детям. Последний станет лейтмотивом осенних танка сборника «От лета к осени».
Образы пейзажей, нарисованных Ёсано Акико в сборнике, отличаются от мотивов ранней пейзажной лирики сборников «Спутанные волосы», «Цветы и разнотравье». Первый сборник Акико, «Спутанные волосы», содержит целую главу, посвященную белой лилии
— олицетворению чистоты и невинности. В «Цветы и разнотравье» полевое разнообразие летних трав, колышущихся под нежным
ветерком, рождает ассоциации богатой, наполненной энергией жизни. Лирический герой видит в явлениях природы образы и движения, откликающиеся на его собственные эмоции и страсти, и его глубоко трогают различные перемены и аспекты природы. Пейзажи вызывают восторг перед жизненной цельностью, перед вступлением в новую полосу жизни. Характерные мотивы таких пейзажей — поле, волнуемое ветром; слива, склонившаяся над ущельем и освещенная солнцем; солнечное утро у берегов реки Камо в Киото; весенняя ночь в квартале Гион... Такие идеальные пейзажи, по определению М.Н. Эпштейна, содержат ряд признаков:
1) мягкий ветерок, доносящий приятные запахи;
2) вечный источник, прохладный ручеек;
3) цветы, широким веером устилающие землю;
4) деревья, раскинувшиеся широким шатром, дающим тень;
5) птицы, поющие на ветвях16.
Танка первой половины сборника, написанные под впечатлением встречи с мужем и Францией, содержат элементы именно идеального пейзажа, увиденного поэтессой в предместьях Парижа, на прогулках вдоль берега Луары, в парках под замками близ Орлеана и Тура.
Акикурэба нэмо карэнуран кокурико-ва
Для глаза японской путешественницы пейзаж, привычный глазу европейского жителя, безусловно, — экзотический. И мотивы цветов и трав, не являющихся традиционными для поэзии танка, приобретают обобщенно-персонифицированное, подчас символическое значение. Европеец видит в маках символ размеренной деревенской жизни, каштаны, ивы навевают грусть
об улицах Парижа и аллеях вдоль Сены. Для Акико эти мотивы преображаются в экзотические, необычные элементы чужой страны с ее авто, аэропланами... Поэтому в танка Акико и появляются «ёрунаёруна фунэ». Маки в сентябре, уже отцветшие сухие головки со стеблями, — аллегория уснувшей природы, которой словно снятся фантастические корабли.
Цвета, которые используются Ёсано Акико в пейзажных танка, — красный, фиолетовый, темно-синий («аи»), белый —от цветов, светло-зеленый — от травяного и древесного фона. Если сравнить поэзию Акико с направлением в живописи, то ее метод выделения мотивов можно назвать пуантилистическим, становившимся популярным в начале века направлением постимпрессионистской живописи. Мазки на полотно наносились точками, «point». К оттенкам цвета Акико добавляет и оттенки звука, запаха, движения (ветерок)...:
Как сладок запах,
что плывет над полем
потемневшим,
с головок маковых,
покрытых дымкой синей!
Аварэнару Запахи могут плыть в стихах
ниоиксюодае Акико не только струйками от полевых
ханагэса-на цветов, но и мощным потоком, как в
аа-о надзамасэ ^ ^ ’
нобэ-но курурэба танка, описывающей июньский дождь.
(С.176). Здесь запах роз словно
«накладывается» («цуми-тару») на
«рассыпающийся» повсюду («тиру») дождик в начале июня
(«сека-но амэ»).
Некоторые танка этого сборника перечислением цветов на поле и видом прелестной девушки перекликаются с танка из «Мидарэгами»:
От роз на возке,
Ецу цудза-но запряженном цугом,
бара-о цуматару сальный запах
курумаера несется, славаясь
ека наоа тару с аюньскам
нара сека-но амэ.
(С.175).
Меж красных цветов —
Названья их ты не знаешь,
По тропке в поле Не спеши пройти до конца,
О дитя в соломенной шляпке17.
Мотивы «алого цвета», «страсти», «крови» навеяны
переводами романтиков. Этот мотив отчетливо слышен в танка, написанной после поездки семьи Ёсано в горный замок по верхнему течению Луары,
которым владел их новый французский знакомый г-н Пиньоль. Вид величественного полуразрушенного здания, ужин в сумерках на каменном столе, вырубленном двести лет назад, цветы, сорванные дочерью г-на Пиньоля, вызвали у поэтессы ассоциации с горной крепостью мятежников, описанной Андерсеном в «Поэте-импровизаторе»(в переводе Мори Огай):
Осыпающиеся цветы маков ассоциируются с «синрэй» («застывшим сердцем»), испуг и одновременно восторг перед красивой обстановкой заставляет вспомнить о традиционном «аварэ», категории «сокровенного прекрасного», категории, бережно передававшейся от
На каменный стол Хинагэси-о обронила я маков
цумитэ букет небольшой.
тирасэру И вдруг испугалась:
иси-но цукуэ кровь,
тиякоборэсито поколения к поколению японских поэтов, фуТОсинрэйю. мимо которой не прошли и романтики эпохи
Тайсё.
Другой основной мотив, пронизавший весь сборник Ёсано Аки-ко,
— Париж и его улицы, здания, кафе, Сена. Нотр-Дам оживает в танка Акико:
С тобой гуляю я,
лишь башни собора Нотр-Дам
этим вечером
видны в вышине, словно
персиковые цветы.
Кими-то ику Другие достопримечательности,
Нотору даму- _
^ м облюбованные четой поэтов, также
то: бакари превращаются на страницах сборника в
усумомоиро- топонимические маяки, центры танка:
ни бульвар Сан-Мишель, выходящий на задний
фасад Нотр-Дама, Люксембургский сад,
круглая крыша Пантеона, в котором выставлена знаменитая статуя
Родена «Мыслитель»...Все эти конкретные топонимы Акико записывает
катаканой, тогда как обобщенные наименования— «Франция»,
«Париж»— старыми иероглифами. Этому можно дать объяснение,
исходя из поисков других романтиков эпохи Тайсе,
экспериментировавших с лексикой стихов другого стиля — «дзиюси»
для выражения абстрактных чувств. Акико, сочувствовавшая этим
исканиям, разделила необычные для читателя географические
названия на конкретные и выражающие обобщенно-символический
смысл. Франция и Париж для многих японцев, да и для других народов
стали олицетворением свободолюбивого духа, духа демократии. Этот
способ фиксирования топонимов в читательском воображении помогает
сориентироваться в необычных для японцев местах. Хотя введение
таких громоздких оборотов, как «сяндзэрид-зэ» («Елисейские поля»),
«пурантан» («платан»), в ритмический строй танка заметно усложняет
восприятие танка на слух и затрудняет перевод на русский язык.
Акико мечтает остаться под каштановыми аллеями:
Цвет-мотив, сопровождающий все танка, посвященные Парижу, — слабо-зеленый («аоки»,
У уличного торговца Моноури-ни хотела бы я остаться
варэмо в начале лета,
нарамаси под славными,
се:ка-но зелеными
Сяндзэридзэ-но «асамидори»). И этот цвет покрывает аокики-но м°т°. здания, улицы и реку:
СээнУгава река Сена
еки фунэдомони со снующими судами утимукаи сдувает легко
тоти-но намики-но с каштановых аллей аоки ики фуку. синюю дымку утра.
(С.174).
Особая музыкальность города, парижских улиц наполняет строчки танка этого сборника. Несмотря на ограничения метрики танка, Акико удалось создать ритмический рисунок городской жизни, опирающийся на такие элементы, как «кими-то ику» («к тебе иду»), «еки фунэ» («снующими судами»), «ики фуку» («выдыхает»), «бася» («экипаж»), «ака-цуки-но кадзэ» («предрассветный ветерок»):
Примером для поэтов эпохи Тайсе служили поэзия и живопись европейского
Что там, снаружи Вага бася-но нашего экипажа?
сото-ни наниару — С нежно-зеленых
асамидори листьев платана дует
пурантан-но е:-но ветерок
акацуки-но кадзэ. романтизма, где «архитектура часто (С.174). являлась органическим дополнением к
природе, — торжеством «идеального Абсолюта» над бренными
18
произведениями рук человеческих» .
До Акико свои открытия Парижа сделали Мори Огай (1862— 1922), Такамура Котаро (1883—1956). Образ Парижа в стихах Ёсано Акико отличается от вынесенных впечатлений поэтов-мужчин о французской столице. В сборнике «От лета к осени» и дневнике «Из Парижа» изображены как встречи с любимым в разных местах Парижа, так и город нового, демократического отношения к женщине. Именно после посещения французской столицы Ёсано Акико активно примкнет к феминистическому движению в Японии. В сборнике же поэтесса восхищается гордыми парижанками, завоевавшими право быть равными с мужчинами. Например, портрет парижанок в театре в вечерних платьях, напоминавших Акико одеяния древних греков, вошел в одну из танка:
Хадаэери хадаэ-ни фукитэ намамэкаси сибаи-но ро:-но нацу-но соекадзэ.
Игривый ветер с нежных плеч обнаженных, великолепных дует по коридорам ночью в театре, дающем спектакль.
Стоит заметить, что Ёсано Акико
остается верна традиции изображать людей косвенно, намеками, характерной для классической японской поэзии. Человеческого лица, фигуры в этом
стихотворении мы не видим, лишь слышим аромат духов, сдуваемых («фукитэ») с обнаженных плеч
француженок. Увлечение Акико театром привело к созданию еще одной
танка, словно погруженной в волны гуляющих людей перед зданием Гранд Опера:
Еще одним ярким элементом, украсившим сборник танка, стал мотив шляпок парижанок. И в сборнике «От лета к осени» появляется
другой мотив, характерный для французских танка Ёсано Акико, —
светлая женская шляпка:
В океане людском, поглотившем Париж и проезд Опера, нас несет и качает волна
Алые маки, и нежный стрелолист,
и слабый ветерок, и белая шляпа кисейная девушки деревенской.
Сама поэтесса, в первый день восхитившаяся изысканным видом
парижанок, захотела купить шляпку, украшавшую одну из витрин. Шляпки напоминали поэтессе «венчики цветов и зонтики от солнца, поворачивающиеся
Пари-ни нару опэра-но маэ-но
оокай-ни варэмо тадаеу нацу-но ю:гурэ.
Хинагэси то ягурумасо: то сое:кадзэ то инака седое:-но сироки ся-но бо:.
19.
вслед за солнцем»
Оокина бо:о киру кото-но дэкиру ко-ва дзибун-га хисасий ма-но нодзоми-га тассита.
Огромную шляпу смогла ты надеть наконец-то,
Сбылись все желанья, что долго в душе охранялись
20
Есано Акико придерживается традиции перечислять вещи, предметы, попадающие в поле зрения— шляпки, розы на возке, запряженном четверкой, цугом («цудзи-но бара»), мокрая обувь... Такое уважение традиции даже в непривычной обстановке путешествия по чужим странам характерно для всех японских поэтов, даже для модернистов, пытавшихся в начале века сбросить «путы» традиционности и наиболее полно выразить личное отношение к жизни. Как отмечают все исследователи современной японской литературы, рано или
поздно все ниспровергатели традиции вернулись к своим корням, классической японской поэзии.
Танка, посвященные путешествию Ёсано Тэккана и Акико по Северной Европе, содержат уже другие мотивы — мотивы тоски по родине и раскаяния о том, что, поехав за мужем, бросила детей дома. Впервые после отправления во Владивосток такие чувства посещают Акико на ночном корабле, пересекавшем Ла-Манш:
В ночном проливе
при свете звезд туманных
корабль плывет,
пуская клубы дыма,
несет меня с собой куда-то.
Кайке:-ни Потеря интереса к новым странам и
хай-° макитару людям чувствуется в словах— «вага-о
хосмкумори носэтару фунэ нагарэюку». Автор
вСгС.-°~ становится в положение пассивно везомого
носэтару _
фунэ куда-то. В других танка появляются даже
элементы тьмы, черноты. Например, в стихотворении, посвященном величавому лондонскому Тауэру:
Сирото:-но Свет далекий
мадо-но из башни высокой.
акарива Чем темнее вокруг
убатама-но ночь — мечта воронова
куракариеримо крыла,
канарикарик тем печальнее свет из
эрэ. оконца.
(С.175).
Поэтический прием, известный еще с древности, «макуракото-ба» («слово-изголовье»), обнаруживается в слове «убатама», состоящем из символического обозначения ночи, тьмы и мечты. Макурако-тоба, слово-зачин, использовавшееся с широко трактуемыми образно-
риторическими функциями, имеет широкое применение и в современной поэзии. Ёсано Акико применила исторически сложившееся словосочетание «убатама», которое можно переводить по-разному — «яшма воронова крыла», «иссиня-черные бусины», «драгоценность, недоступная, как птица»...Макуракотоба — синтаксически более сложное явление, чем утамакура, в роли которого выступает только существительное. Слово «убатама» в данной танка определяет «куракари» («тьма») и образует двойную связь — синтаксическую с помощью союза «но» и семантическую связь гиперболизированного словосочетания «ночь воронова крыла». Образ сгустившейся тьмы подчеркнут прошедшим временем «канасикарикэрэ» («и было темно»). Контраст тьмы и света из высокого окна башни (Тауэра) символизирует также и контраст окружающего Акико великолепие Лондона и внутреннего разлада в душе поэтессы. Вроде бы ее радовали произведения прерафаэлитов в галерее Тейта, творения Тернера, занимавшие целые залы, колорит картин Россетти. Но и в танка, написанных в Англии, Бельгии, Голландии, Германии, читатель уже не обнаружит той искренней радости от увиденного пейзажа, которой так отличаются французские танка.
Осенний пейзаж Парижа, который Акико увидела после своего возвращения из Голландии,— пейзаж унылый, хотя окрашен в романтические тона. Цвет листвы играет другими оттенками, которым придаются необычные сравнения: «эбииро-но» — цвет креветки (яркокрасный, кровавый), «листья, красные, как закат» :
Приметы осеннего леса под Парижем звучат и в стихотворении другого размера «Лес Фонтенбло» — листья, как «поблекшее золото, в безветрии слетают». Осень в этом стихотворении лишена той оживленности, которая была характерна для танка, написанных летом:
Вспомнилась осень Каэримину в кровавых оттенках,
Сяндзэридзэ-но ветер в верхах
удзутакаки высоко над
намики-но просторами
матэру
эбииро-но аки.
Песня осени шелестит Меж буками, белыми тополями,
Заставляет вслушиваться невольно.
Шепотом разговаривать, шепотом.
Листья красные, как закат,
Желтые, как поблекшее золото,
В безветрии слетают с деревьев21.
Осенняя тишина в некоторых танка прерывается лишь «ветром в верхах», «песней осени», «шепотом» влюбленных, стуком каблуков по «каменной мостовой». Такое звуковое оформление создает ощущение несовершенства мира, контрастирующее с полнотой жизни в танка, написанных по поводу приезда в Париж в начале июня:
Август во Франции.
Фурансу-но Утренняя прохлада.
хатигацу-но аса И как холодно
судзусикумо в мокрой обуви идти
куцукукутонару по каменной
иси датами Эти стихи на грани сенсорного
кана. восприятия мира напоминают стихи
французского поэта Андре де Ренье (1864—1936), романтика, последователя «парнасцев»:
Идешь ты по комьям изрытой земли,
И шаг твой стихает то здесь, то вдали...22
Стук «куцукуку» («обувь, ставшая мокрой») по «иси датами» («каменной мостовой»)— аллегорическое отношение не только к осени, но и к жизни вокруг и внутри поэта. Мучимая противоречивыми чувствами— тоской по детям и любовью к мужу, которого не хотела оставлять одного в чужой стране, Акико, гуляя по аллеям рядом с набережной, увидела словно наяву, как из кучи осенних листьев к ней протянулись детские руки. От этого «призрака» поэтесса чуть не лишилась чувств:
Виденье это —
детские ручонки
все маму ищут
и найти не в силах —
Торисугару за мною по пятам крадется2
кора-но моротэ-но Поэтому было решено, что
мабороси-ва путешествие лучше оборвать на этом, и
мудзан-то ебитэ . _ -
бо-о цуикуру. Акико должна была вернуться домой в
' сентябре. Тоска по детям сквозит и в
танка, написанных в Лондоне, и в танка, которые поэтесса пишет в каюте корабля, плывущего домой:
И на слоне,
и на верблюде помчусь лишь к ним, зовущим нежно «мама!»
Дз°>° оритэ помчусь быстрее ветра2 .
ракуда-° оритэ Лирический поэт неотделим от героя
бо-то вамэби ее стихов. Он отдается порокам и
сюно хитори заблуждениям общества по свойству живущего, а не мыслящего и пишущего существа. Но зато образы поэтов в сознании потомства неотделимы от образов их собственных стихов. Они творят не только стихи, но и самих себя как некое целостное мифо-синкретическое единство, как предположил М.Н. Эпштейн. Ёсано Акико создала саму себя такими разными сборниками, как «Спутанные волосы» и «От лета к осени». Первый сборник создан юным существом, борющимся за свою любовь, бросающим вызов обществу и тем самым привлекшим к себе внимание общества, искавшего новых героев в эпоху перемен. Последний, по форме представляющий собой поэтический дневник, написан женщиной, осознающей изменчивость судьбы, что течение времени уносит красоту и молодость, стремительность разрушения. Сборнику присуще новое ощущение сдержанности, вкуса, которое не было характерно для юного автора «Спутанных волос».
Не только стилистические отличия от «Спутанных волос» можно наблюдать при внимательном чтении сборника. Привезенные из Европы впечатления изменят сам облик поэтессы, до поездки поддерживавшей движение женщин за свои права, а после возглавившей феминистические организации в Японии. Новый образ активной женщины-матери, женщины-жены был результатом встреч с француженками, знакомства с европейской культурой. Сборник «От лета к осени» стал ступенькой в творческом восхождении Ёсано Акико.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Долин А.А. Японский романтизм и становление новой поэзии. М.:Наука,1978.
С.251.
2 Долин А.А. Новая японская поэзия. М.:Наука,1990. С.251.
3 Сато Харуо. Акико-но мандара. (Мандапа Акико).Токио:Кадэсебо, 1991. С.245.
4 Эпштейн. М.Н. Парадоксы новизны: новые тенденции в развитии литературы
XIX—XX века. М.:Сов.писатель,1988. С.246.
5 Есано Акико касю. (Сборник танка Есано Акико). Токио:Одзава,1997. Здесь и далее переводы автора.
* Хорват К. Романтические воззрения на природу // Европейский роман
тизм.М.,1973. С.210.
7 Горегляд В.Н. Дневники и эссе в средневековой японской литературе. М.: Наука, 1975. С. 169.
' Сато Харуо.С.255.
* Зерна мудрости //Восточный альманах. Вып. 15. М.: Худож.лит.,
1987. С.415.
10 Там же. С.415.
" Имура Кимиэ. Акико то Тэккан //Есано Акико-но арубаму.(Акико и Тэккан // Альбом Есано Акико.) Токио: Кадэсебо,1991. С.97.
12 Долин. А.А. Новая японская поэзия. С.115.
13 Имура Кимиэ. С.98.
14 Там же. С.98.
15 Там же. С.99.
" Эпштейн. М.Н. Природа, мир, тайник вселенной. М.: Высш.школа,1990. С.132.
17 Зерна мудрости.С.416.
" Долин. А.А. Японский романтизм и становление новой поэзии. С. 172.
19 Имура Кимиэ. С.98.
20 Зерна мудрости. С.438.
21 Западноевропейская литература XX века. М.: Худож.лит., 1977.
С.252.
22 Сато Харуо. С.267.
23 Там же. С.267.
24 Там же. С.268.
Aida M. Suleymenova
Poetic diary by Yosano Akiko «From summer till autumn»
Poetic diary «From summer till autumn» (1914) is an important step in the art of the Japanese poetess Yosano Akiko (1878 — 1942). Recorded during the trip of the author over Europe, this composition describes not only the beutiful landscapes of the rural France and the views of Paris and London, but expresses the personal attitude of the poet towards the changing world.
