CC BY
213
А. М. СУЛЕЙМЕНОВА,
аспирантка кафедры японской филологии Восточного института, ДВГУ
ЧУВСТВЕННЫЙ МИР ПОЭЗИИ ЁСАНО АКИКО
Наверное, в истории японской литературы не было произведения, которое завоевало бы популярность за столь короткий срок и вызвало столь большой интерес к автору. Поэтическая антология «Ми-дарэгами» («Спутанные волосы», 1901) — один из самых выдающихся образцов классической формы японской поэзии танка и свидетельство рождения новой личности. Автором «Мидарэгами» являлась двадцатилетняя девушка из города Сакаи (ныне часть Осака) Отори Акико (1878 —1942), пылко влюблённая в своего литературного наставника Ёсано Тэккана (1868 — 1935), популярного поэта и лидера новой литературной группы начала века Синейся (Общество нового стиха). История отношений между поклонницей и кумиром, ученицей и учителем, привела к появлению выдающегося произведения в мире поэзии Нового времени.
В последние годы сборник «Мидарэгами» стали рассматривать под новым углом зрения — с учётом мнения женщин-читателей и критиков. Мужчины— историки искусства, которым довелось исследовать «Мидарэгами», выискивали в первом сборнике юной Акико незрелость, «детскость» стиля и смелые обороты речи. Таково, например, литературно-критическое исследование Сатакэ Тюхико1. Исследовательница поэзии танка Ицуми Куми составила «Новый полный комментарий к «Мидарэгами» («Син Мидарэгами дзэнсяку») и подошла к антологии с другой стороны — не сопоставление танка Акико и танка поэтов-мужчин, а хронологическое исследование развития событий 1900 г., когда была написана большая часть пятистиший сборника. Женщина-критик увидела в «Мидарэгами» полноту чувств, цвета, жизни. Эту полноту нельзя уложить в рамки не только традиционной поэзии, но и в рамки мировоззрения людей конца XX в. Когда стихи появились впервые на страницах журнала «Мёдзё», он шокировал публику среднего класса, взращённую на конфуцианских представлениях. Выход в свет антологии, кроме того, сопровождался скандалом после ухода Акико из отцовского дома и переезда к любимому человеку
— Тэккану в Токио. Подобное поведение настолько не соответствовало каноническому образу японки, что и по сей день поклонники поэзии эпохи Мэйдзи выделяют Ёсано Акико за оригинальность поступка. Другие поэтессы и писательницы — Ямакава То-
мико (1879 — 1909), Хигуги Итиё (1872 — 1896) — не смогли противостоять консервативной среде, феодальным пережиткам Японии начала века и уступили в борьбе за свободу выбора.
Новый феминистский взгляд на ранний сборник Акико получил поддержку в Японии в последние несколько лет. Кроме работы Ицу-ми Куми появились критические статьи литературоведов-женщин. Среди них— публикации известной поэтессы, пишущей в стиле танка, Баба Акико2, выступления Танабэ Сэйко, лауреата премии Акута-гава. Литературовед Танабэ Сэйко описывает свои ощущения после повторного чтения «Мидарэгами»: «Я сама поняла судьбу этой женщины... Когда читала в молодые годы, многое было пропущено мной, а теперь поняла и обиду, и горечь, и ревность к соперницам в танка...»3 Танабэ Сэйко полагает, что «поэтесса создала в произведении драму характеров Тэккана, Акико, Такино и Томико»4.
Однако не только маститые академические исследовательницы и ортодоксальные поэтессы выражают изменившееся отношение к ставшему классикой сборнику. Как доказательство новой волны интереса к «Мидарэгами» можно привести и появившийся в 1996 г. сборник «Мидарэгами. Перевод на язык шоколада» («Мидарэгами. Чёко-рэто гояку»). Автором вольного перевода на современный японский язык является поэтесса Тавара Мати, популярная в молодёжной среде произведениями в стиле танка. Современный стиль классического пятистишия разительно отличается от изучаемого сборника 1901 г. — в течение века изменилась не только стилистика, но и был полностью реформирован язык. Для современной поэтессы возвращение к классическому образцу было своего рода уроком бунго — старописьменного японского языка, на котором уже не пишут и не слагают стихи. Тавара Мати признаётся в предисловии к «Мидарэгами. Перевод на язык шоколада»: «Словно я вернулась в школу и повторила уроки родного языка... В «Мидарэгами» Ёсано Акико, действительно, много танка, смысл которых трудно объяснить... даже есть грамматические ошибки или так называемые «сита тарадзу» (оговорки)...»5 Но после
внимательной работы над текстом «Мидарэгами» наша современница отмечает: «В танка Акико осталось очарование, которое почувствовала и я, нетерпение, которое знаменитая Ёсано не смогла передать ученикам»6.
Из этих рассуждений можно сделать важный вывод — исследователи творчества Ёсано Акико не смогли понять реальных чувств, которые были вложены поэтессой в произведение. Японские исследовательницы в цепи событий 1900 и 1901 гг. находят связь события с каждой танка, даже с серией пятистиший. Шаг за шагом критикессы выясняют развитие истинного, невыдуманного чувства — дзиккан, рождённого в определённых обстоятельствах и под поэтическим пером превратившегося в оригинальные танка.
С точки зрения Акико, поэзия выражает не просто чувства, но чувства, пережитые лично автором. В поздних критических работах поэтесса признавалась, что считала дзиккан антонимом «кёги» (фаль-
ши)7. Под последним термином Акико подразумевала надуманные чувства, не происходившие на самом деле. «Для каждого поэта должны существовать собственные, специфические способы ощущения жизни, в частности, для Акико этим чувством было дзиккан», — подчёркивает американский учёный Макото Уэда8. Поэтесса протестует против неясностей в восприятии жизни. Она пишет про то, что видит, слышит, понимает она сама— молодая девушка, ещё не узнавшая жизненных невзгод, но уже не боявшаяся их. Временами в поэтическом воображении героини-автора возникают фантастические картины, но для Акико они, пережитые лично, сливаются с действительностью. Дзиккан — чувство более утончённое, интенсивное, живое, чем те чувства, которые выражаются в беседе, письмах или других формах прозы. Подобным требованиям к индивидуализации чувств соответствовали строки антологии «Мидарэгами» — страстной любви Акико к Тэккану. Поэтесса подтверждает сама: «Танка служила мне лучшим выражением моей любви. Она стала неотделимой частью моей жизни... Я могу честно сказать, что моя любовь набрала полную мощь с помощью танка и что танка стала совершенней посредством любви»9. Исследование пространственно-временного ряда сборника в соответствии с другими свидетельствами — перепиской персонажей конкретной жизненной драмы и лирических героев произведения — позволило разбить историю появления «Мидарэгами» на четыре основных этапа:
1. Знакомство Ёсано Тэккана с Ямакава Томико и Отори Акико в Сакаи, местечко Хамадзи — лето 1900 г.
2. Первое путешествие поэтов в пригород Киото, Аватаяма — осень 1900 г.
3. Второе путешествие Тэккана и Акико — зима 1901 г.
4. Переезд Акико в Токио на квартиру Тэккана — лето 1901 г.
В статье будет рассмотрен период складывания антологии в единое целое — знакомство героев и драматическая встреча поэтов в Аватаяма. Вся история, подоплёка «Мидарэгами», по-разному видится женскими и мужскими группами критиков. Первые этапы развития отношений Тэккана и Акико содержат много сложных моментов. Однако именно на таких жизненных переломных этапах происходит становление героини «Мидарэгами». Из поздних «Рассказов о танка Акико» («Акико кава») читатель узнаёт о «сводящем с ума, мучительном толчке», испытанном ею во время первой встречи в Осака с популярным поэтом, учителем10. Там же поэтесса говорит о своём собственном психологическом состоянии: «Я будто упала с седьмого неба, из небытия родила страсть, словно закалённую в пламени реального мира»11.
Подробности 1900 г. необходимы нам для создания картины мира чувств, истинных и поэтически интерпретированных поэтессой. Согласно классической традиции в антологии пятистишия подбираются автором не в строгой последовательности написания танка, а, напротив, помещаются в вольной композиции. Поэтому необходимо
указывать не только дату публикации танка в журнале «Мёдзё», но и пояснить детали создания пятистиший.
Подробности встречи Тэккана и Акико таковы. 3 августа Ёсано Тэккан, известный поэт и популяризатор нового движения Синейся (Общество нового стиха) приехал для чтения лекций в район Кансай — Осака, Кобэ, Киото. В Кансайском филиале общества Синейся он встретился со своим школьным товарищем Кавано Тэцунаном (1874 — 1940), который и представил начинающую и подающую надежды Отори12 Акико. В тот же день Тэккан познакомился с Ямакава Томико, подругой Акико по Кансайскому филиалу Синейся. 5 августа он читал лекцию в Осака, на которой были обе девушки; 6-го три поэта с несколькими друзьями по обществу организовали вечер танка в местечке Хамадзи. 7 августа состоялась ещё одна лекция Тэккана в Кобе, 8-го—на квартире Тэккана провели поэтический вечер, на котором присутствовали все три действующих лица драмы. Одна из танка «Мидарэгами» была впервые продекламирована на вечере, а затем вошла в сборник «Васурэдзи» («Не забывай», октябрь 1900 г.).
Ками мо нао Уже и боги
Сирадзи то омоу Не ведают о тоске
Насакэ оба Неизбывной.
Хасу но укиба но На отвороте лепестков
Ура ни каку кана Лотоса песню пишу 13. (№ 175)
Пятистишие Акико являлось ответом на танка Тэккана:
Цуки-но я-но Лунной ночью
Хасу-но обасима Вижу лепестки лотоса,
«ими уцукуси Как ты красива!
Ураха-но миута Не забудь же слов своих
Васурэвасэдзу ё На оборотной стороне листа 1*.
15 августа 1900 г. был проведён повторный вечер в Хамадзи, впечатления от которого поэтесса выразит в танка:
Мацу кагэни Под сенью сосен
Мата мо аимиру Опять мы встретились,
Кими то варэ Не порицай богов,
Эниси но ками о Связавших нас
Никуси то обасуна Любовными узами 15 (№ 325)
Встречи, длившиеся неделями, породили восторженное чувство— любовь, причём взаимную. Тэккан не мог не заметить двух талантливых поэтесс и написал танка, сопроводив её строками: «Подобная мечте, повторная встреча на Коси-но хама, где голубые сосны...» Но адресатом танка была не Акико, а Ямакава Томико (обращение анэ — сестрица, относится к Томико):
Ками сагэси Давняя подруга
Мукаси но кими Распустила волосы,
Дзюутосэ хэтэ И через десять лет
Аимиру эниси Не покажутся слабыми
Асаси то омоуна Неведомые нити судеб 16
Ёсано Акико позже в воспоминаниях «Омомуки» («Смысл», 1910) подтвердит, что «кими» в танка Тэккана — не сама Акико, а «анэ» («сестрица»). Под «эниси» («неведомые нити судеб», «любовные узы») Тэккан и Акико подразумевают предопределение судьбы. Ицуми Куми приводит размышления Тэккана о том, что ещеЮ лет назад они с Акико могли встретиться в Сакаи. Недалеко от Сакаи, в Сумиёси, Тэккан жил в детстве, и, вероятно, несколько раз проходил мимо лавки сладостей в Сакаи, собственности родителей Акико17.Но достоверно направления мысли Тэккана определить невозможно.
19 августа Тэккан возвращается в Киото. Оставшиеся поклонницы начали писать о своих чувствах. Акико сложила танка (№ 384):
Хоси но ё но В мире звёзд
Муку но сирагину Белоснежного шёлка невинней
Кабакарини Жила я доселе.
Сомэси ва тарэ-но Кто окрасил меня в
Тога то ободзу дзо Страсти цвет?18 (№ 384)
В «Новом полном комментарии к «Мидарэгами» Ицуми Куми разъясняет, что «тарэ» («кто») — КаваноТэцунан, которому Акико писала 30 сентября 1900г.: «Я — дитя греха! Ты привёл моё письмо господину Ёсано. В нём я обосновывала имя, которое дала себе, оперевшись на слово «грех». Ничего не выдумала»19. Идея танка состоит в олицетворении себя как «муку-но сирагину» и признании («сомэси»
— «окрасил)», что кто-то открыл перед ней новую сторону жизни, неизведанные чувства. Кавано Тэцунан считается другом и первой любовью Акико, он представил её Тэккану. Но в танка «Хоси-но ё-но...», написанной вскоре после отъезда Тэккана, чувствуется влюблённость в нового знакомого. К письму, кроме того, сделана приписка: «Человек в тени сосен Коси-но хама... «Увидела и назвала себя грешницей, словно во сне. Словно на меня снизошло озарение... Кажусь тебе странной, наверное»20. В письме Акико называет Тэцуна-на «кими» («ты»), Тэккана — «хито» («тот человек»), и это долго мешало понять чувства автора «Мидарэгами».
В других сочинениях о любви двух поэтов — Ёсано Тэккана и Акико: «Мурасаки» («Пурпур», 1904) и «Мидарэгами» мотив героев, «детей звёздного мира», обыгрывается в словах «хоси-но ко» («дети звёзд»). В предшествовавшей литературе слово «хоси» использовалось как традиционный образ Танабата — образ разлучённых звёзд-возлюбленных или просто как изображение небесного светила. Романтики эпохи Мэйдзи придали звёздному небу смысл идеального мира, в котором обитают только невинные и гениальные существа — «хоси-но ко». Сатакэ Тюхико предположил, что члены сообщества «Мёдзё» многократно использовали подобный образ совершенного мира, противопоставляя его земному миру низменной морали и грубого бытия. В исследовании «Мидарэгами» критик приводит слова Уэда Бина: «Они пришли из мира звёзд в подлунный мир, или они являются детьми звёзд, спустившимися в мир людей»21. Опережая своё время, поэты осознали избранность и обозначили себя звезда-
ми. Учёный Сатакэ Тюхико считает идею звёздного происхождения членов «Мёдзё» главной в раннем творчестве Акико.
Доводы против этой версии высказывает Ицуми Куми, которая даже произвела детальный подсчёт танка с элементом «звезда». Она приводит 51 пятистишие, в котором упоминаются «хоси», «хоси-но ко», «хито-но ё» («мир людей»), «хоси-но ё» («мир звёзд»). Звёзды в танка поэтессы ассоциируются как с Танабата, так и с просто небесным светилом, с артистической душой, отличной от заурядности, а также с подругой Томико. Поэтому «детей звёзд» к преимущественным темам «Мидарэгами» относить не стоит. Хотя автор замечательного сборника была увлечена романтическим именем «звезда», именем, ставшим названием журнала —«Мёдзё» («Утренняя звезда»).
Например, в танка, опубликованной в журнале «Ёсиасигуса» (1899 г., № 17) под именем Отори Косэндзё (Отори — лодочница), Акико воспевает звезду как традиционный образ Танабата:
Има ёикосо Сегодня вечером
Хайнэ то футари Наедине с Гейне
Вага нуруто Размечталась я —
Томо ии косину С другом повстречалась
Хоси аи но я ни В ночь встречи звёзд а.
Со временем, после общения с единомышленниками по «Мёдзё», поэтесса начинает использовать «хоси-но ё» («мир звёзд») как противопоставленный миру бренных страстей и ханжеской морали, так и мир невинности и чистоты. Это можно видеть на примере приведённой выше танка («Хоси но ё но...»). С одной стороны, в некоторых танка Акико протестует против непонимания обычными людьми её возвышенных чувств и вводит образ звёздного дитя, глядящего с высоты в тёмный хаос. Например, в первой танка сборника поэтесса терзается сомнениями по поводу собственной греховности, падения в подлунный мир, жалеет себя, загрязнённую проделками злых сил. Небесное существо отделено «ночными занавесками» от обыденного мира повседневности. Поэтому «спутаны волосы мои»:
Я но тёу ни В занавесках ночи,
Сасамэки цукиси Трепеща, угасает
Хоси но има о Луч звезды,
Гэкай но хито но Спутаны волосы мои
23
Бин но хоцурэ ё В этом мире подлунном . (№1)
В сентябре 1900 г. Тэккан сложил танка, навеянную идеей чистой и невинной любви в «мире звёздном»:
Ноти но ё мо В новой жизни
Кими то итадакитэ В объятия тебя заключу.
Дзи ни накан От слёз на земле
Амари ни киёси Так чиста и невинна
Хоси но ё но кои Любовь в мире звёздном 24.
Однако среди пятистиший звёздной темы есть и танка, в которых свет звезды воспринимается как обычный тёплый знак человеческих дел. В январе 1901 г. Акико писала:
Коуки хоси Одинокой звезды
Хитоцу фуэтару Яркий свет разгорается
Юуёри В сумерках ночи,
Кими га насакэ о Пусть и душу печальную
Току бэку нарину Он бы утешил скорее 25.
Танка из сборника, посвященные покинувшему поэтессу любимому, можно объединить в цикл. Поэтические образы танка причудливы и своеобразны:
Мидзу ни уэтэ В поисках воды
Мори о самаёу Блуждает по рощице
Кохицудзи но Маленькая овца.
Соно манадзаси ни Как похож взгляд её
Нитарадзу я кими На мой, безнадёжный *.
«Кохицудзи» («маленькая овца») блуждает по роще в поисках воды, её глаза на мои похожи, не правда ли? Такой смысл обнаруживает комментатор танка Ицуми Куми. Читатель, знающий подоплёку «Мидарэгами» — любовь Акико к Тэккану, воспринимает воду, которую ищет овечка, как встречу с милым. В пятистишии не хватает «ватаси» («я»), но овечка олицетворяет героиню. Акико представляет себя как овечкой, так и ребёнком звёздного мира.
Ожидание даже ослепляет лирическую героиню «Мидарэгами»:
Има кокони Когда сейчас
Каэримисурэба О прошлом вспоминаю,
Вага насакэ Я от тоски,
Ями о сорэну От страха перед тьмою
Мэси то иваму Слепою становлюсь27. (№ 51)
Ряд танка, опубликованных после отъезда Тэккана, осенью 19GG г., связаны с танка «Има кокони...» образом женщины, предвкушающей встречу с любимым. Например, танка:
Ямимасэру Обняла я нежно
Унадзи ни хосоки Шею больного друга
Каинамакитэ Тонкой рукой,
Нэцу ни кавакэру Вздохнула нежно в губы,
Митэ о суваму Сухие от горячки а. (№ 373)
Исследователь танка Сатакэ Тюхико полагает, что эта танка является переходной в творчестве Акико. После «Ямимасэру...» появляются танка, воспевающие любовь не к воображаемому «коибито» (любимому), «кими» («тебе), а к вполне осязаемому, из плоти и крови персонажу. Черты героя танка читатель может сблизить с Ёсано Тэкканом. Переводчики «Мидарэгами» неанглийский язык—Сэнфорд, Голдстейн, Сэйси Синода в своей версии не пренебрегли выражениями «his feverish mouth», «slender arm» («его пылающий рот», «тонкая рука»:
With this slender arm
Cradling
My sick lover
I will kiss
His feverish mouth .
X
В декабре 1900 г. Акико опубликовала в «Мёдзё» сорок семь новых танка, среди которых была танка «Ямимасэру...» Тогда Тэккан заболел, и, вероятно, Акико узнала об этом из публикации «Иппицу кэйдзё» («Позвольте сказать», «Мёдзё», № 6): «Неожиданные приступы привели к нервному истощению, по временам болит желудок... » Хотя можно предположить, что только фантазия поэтессы создала желанный образ.
Тэккан ранее написал пятистишие с припиской «Прошу у Акико...» («Мёдзё», № 7):
Кёу но бэни ва Не к лицу тебе
Кими ни фусавадзу Столичная помада.
Вага камиси Укушу палец,
Коюби но ти оба Из мизинца кровь,
Идза кути ни сэё Ну-ка, на губы нанеси!
В этой танка говорится об оригинальности Акико, о её бесстрашных атаках на традиционную добродетель и смиренность японской женщины в эпоху коренных изменений общества. Кубота Уцубо (1877 — 1967) в статье «Рассказы о танка и дзуйхицу» («Кава то дзуйхицу») вспоминал события той осени 1900 г.: «...Посещая Кансай, господин Ёсано встретился с барышней Отори, а потом рассказывал, что то, что она пишет, было неплохо, как и ожидалось, но, по правде говоря, не рассказал всего происходившего...»31
Изменение традиционного сдержанного стиля вака (японского стиха) на взрывной, темпераментный—с оборванными фразами, опущенными грамматическими элементами (женщины-
исследователи поэзии Акико объясняют это издержками силы чувств) характерно для автора «Мидарэгами» и других ранних сборников. Например, танка («Мёдзё», № 7, октябрь 1900 г.):
Котоба нимо Хочу и словом,
Ута нимо накадзи И песней выразить тоску
Вага омой О том, о давнем дне...
Соно хи соно токи Из сердца вон она летит,
Мунэ ёри мунэни Но сердце не пускает 32. (№ 244)
Героиня этой танка глубоко в душе прячет смятение от того чувства, которое сама Акико хотела скрыть как самое важное в жизни чувство. Автор описывает скромную девушку, её влюблённое сердце. Понятно, что идея танка родилась после встречи с Тэкканом.
Уже в это время, зимой 1900 г., число созданных Акико пятистиший
было чрезвычайно велико. Несколько танка посвящены первой весне героини:
Ява хада но Ах, посмотри же!
Ацуки тисио ни Как приливает крови ток
Фурэмо митэ К атласной коже.
Сабисикарадзу я Не остановить его
Мити о току кими Тебе, толкующему Путь! 33
Однако танка № 244 «Котоба нимо...» контрастирует с двумя танка — «Ямимасэру...» и «Ява хада-но...» — более сдержан характер влюблённой героини, борющейся с порывом объявить о любви в стихах. В сборнике пятистишия взрывного, страстного стиля занимают преимущественное место, но подобные «революционные» танка также будут соседствовать со строками пятистишия № 244.
Мотив метания сердца оставленной влюблённой продолжает танка, написанная во время посещения Тэкканом Кансайского фили ала Синейся:
Вага утв ни От песни моей
Хитоми но иро о Замутился твой взор,
Урумасэситэ Но с тех пор,
Соно кими Как покинул меня ты,
сариситэ Десять дней пронеслось 34. (№ 124)
Тоока
татиникэри
Ицуми Куми считает, что эта танка— «нечто вроде дневника». Опубликованные в разное время танка периода осени 1900 г. не будут помещены в сборник «Мидарэгами» в хронологическом порядке, поэтому формально нельзя считать первую антологию Ёсано Акико дневником. Например, документально доказано, что это пятистишие девушка написала, когда Тэккан был в Осака. Значит, поэтесса представляла себя уже без него и сочинила песню предчувствия разлуки.
События осени 1900 г. вызвали кризис в жизни Тэккана. Жена Тэккана, Хаяси Такино, в сентябре рожает сына. С сентября «Мёдзё» выходит в журнальном формате, что потребовало значительных расходов по иллюстрированию журнала, приданию ему стиля так называемого «чистого искусства» («art nouveau»). Но отношения с Такино и её семьёй, в которую он был принят в качестве приёмного сына, окончательно испортились. Решив посетить дом Хаяси в префектуре Ямагути, Тэккан хотел встретиться с двумя поэтессами, поклонницами его таланта. С 27 октября по 2 ноября Тэккан совершил поездку в Ямагути, 3 и 4 ноября он провёл в Осака, а 5го поехал вместе с Томико и Акико на любование кленовыми листьями «мо-мидзи» в Киото. Ночью 5-го наши герои остановились в местечке Аватаяма, район Нисинокё. Этот район много раз упоминается в сборнике «Мидарэгами». Например, в цикле «Сираюри» («Белая лилия»), в танка:
Сантари оба «Нас всего трое
Ё ни урэбурэси ,Затерянных в мире»,—
Харакара то Из сердца моего
Варэ мадзу иину Вырвались эти слова
Ниси но кёо-но ядо ,Приют в Нисинокё 35 (№ 180)
В основе этой танка— чувства трёх молодых людей, любовавшихся красотой западной столицы и поглощённых своими чувствами. Тэккан думал о неприятностях с разводом и выходе из семьи Хаяси Такино, о предстоящей бедности и невозможности продолжать публикацию журнала из-за отсутствия денег. Томико была вынуждена
выполнить дочерний долг и согласилась выйти замуж за нелюбимого, но уважаемого соседа родителей. Получив приглашение от Тэкка-на, она поехала в Киото, чтобы повидать кумира и любимого и побыть последние дни свободы в обществе подруги. Акико выразила общие чувства — беспокойство и смятение своих друзей. В дальнейшем мотив единомышленников, бросающих вызов окружающему миру, закосневшему в пошлости и консерватизме, разовьётся в один из самых распространённых в антологии мотив «детей звёзд». В журнале «Мёдзё» (№ 8, 1900) Акико поясняет первые строки пятистишия таким образом: «... в этом мире мы — братья и сестры, разбросаны, разлучены...» 36
Ночь в гостинице, рёкане, в Аватаяма многократно воспевается всеми участниками встречи — Тэкканом, Акико и Томико. Акико так воплотила впечатления и эмоции ночи под одной крышей с любимым человеком:
Цуги но ма-но В соседней комнате
Амадо сото куру Откроешь ставень,
Варэ о ёбитэ Окликнешь меня ты.
Аки но я икани Длинны или кратки
Нагаки мидзикаки Осенние ночи!37 (№183)
Утренний пейзаж, нарисованный в танка, характерен для конкретной обстановки — «амадо» («ставень»), «цуги-но ма» («в соседней комнате»). Танка воспринимается как примирение с обстоятельствами и как борьба с собой. Несомненно, что второе лицо, выраженное словами «окликнешь меня ты» («варэ о ёбитэ») — Тэккан, не выспавшийся, измученный проблемами. Ещё несколько танка (№180, 183), опубликованных в ноябрьском номере журнала «Мёдзё», продолжают тему встречи поэтов в Аватаяма:
Томо но аси-но «Как замёрзла
Цумэтакарики то Подруга под одеялом!»—
Таби но аса На рассвете в пути
Вакаки вагаси ни Молодому наставнику
Кокоро накуиину Бесстрастно вымолвлю я 3Э. (№184)
Девушка, мечтавшая о том, как бы удержать при себе возлюбленного, понимает тяжесть положения подруги («томо») и терзания сердца молодого учителя («вагаси»). Слова первых двух строчек косвенно указывают на ночные переживания Ямакава Томико. Надев на себя бесстрастную маску — «кокоро накуину» («бессердечно»), героиня передаёт состояние души подруги. Бесстрастность поэтессы и героини вызвана как дружеским сочувствием Томико, так и возникающей ревностью. Влюблённая Акико начинает читать сердце Тэккана как книгуЛ в котором затаилась привязанность к Томико. Редкое состояние интровертности всегда активной героини пятистиший «Ми-дарэгами» оживляет эмоциональный строй сборника, позволяет ощутить «как бы глухое биение жизни», по оценке Хиродэ Осаму39. В трёх пятистишиях (№ 185, 186, 187) описывается состояние души, кото-
рая с первого дня любви вмещает слишком много чувств и ощущений. В первом пятистишии — две мизансцены: картина ночи в рёкане в Аватаяма и собственный сон:
Хитома окитэ Из твоей комнаты
Ориориморэси Доносится ночное дыханье.
Кими га ики И вижу я сон:
Соно я сираумэ «Этой ночью в руках у меня
Даку то юмэ миси Белой сливы цветы» . (№185)
Такое фантастическое смешение, наслаивание образов в антологии «Мидарэгами» получит дальнейшее развитие. Во сне героини отображены мысли Тэккана о ней, высказанные в пятистишии, обращенном к Акико и опубликованном в «Литературе Кансая» (№ 2,1900 г.) с припиской «Отори отомэ-ни ёсу» («Обращаясь к барышне Отори»):
Кими ва тада Просто милая
Араси фуку я ни В ночь, когда буря взыграла,
Хитоэда но Сжала ветвь
Сираумэ идаки Белой сливы душистой,
Наку ками но гото Как богиня в слезах 41.
Адресат пятистишия Тэккана Акико подаренную танка восприняла как импульс — в ответ на эту танка последовала танка № 185 «Хитома окитэ...», в которой танка-подарок используется как непрямая цитата. Цитирование друг друга, приведение аналогий из переписки членов поэтического сообщества «Медзё», характерно не только для этих троих поэтов, но и для многих японских авторов.
В следующем за этой танка создана картина расставания друзей-поэтов:
Ивадзу кикадзу Ни слова, ни вопроса.
Тада унадзукитэ Лишь на прощанье кивнула
Вакарэкэри Двоим друзьям
Соно хи ва муйка В тот день давний, шестого,
Фугари то хитори Одинокая подруга 4а. (№186)
Утром 6 ноября подруги, проводив Тэккана, вернулись к станции Киото. Расставание было молчаливым, каждый думал о своём: «ивадзу, кикадзу» («ни слова, ни вопроса»). Пятистишие по форме можно было бы отнести к трудно объяснимым, если не исходить из обстоятельств появления танка. Последние две строки — «соно хи ва муйка» («в тот день...шестого»), «футари то хитори» («двое и один») представляют простой набор обстоятельств времени и подлежащего с опущенным сказуемым. Но это не значит, что знаменитая поэтесса грешила грамматическими ошибками, как уверяют критики-мужчины. Не найдя ключа к пониманию этой танка, они не прочли смятения чувств персонажей давней драмы, не поняли, кто зашифрован под словами «футари» («двое») и «хитори» («один, одна»). Но вдумчивый читатель ощущает печаль и тревогу, которые переживаются каждым по-своему. Томико была вынуждена вернуться домой и выйти замуж за нелюбимого. Она
словно предчувствует быстрый закат жизни. Тэккан потерял материальную опору в жизни — поддержку семьи Хаяси Такино, но ещё не сделал выбора между двумя поэтессами — своенравной, гордой Аки-ко и скромной, верной Томико. Акико, сопереживая Томико, понимает, что и её могла ожидать типичная судьба японки. Поэтам нет нужды объясняться, говорить слова сожаления — они расстаются молча, покорные поворотам судьбы.
Слова «футари то хитори» («двое и один») разъясняются Хиродэ Осаму в монографии «Читая «Мидарэгами» («Мидарэгами о ему»). Согласно его версии, «двое» в данной танка—Тэккан и Акико, «один» — Томико. Тэккан и Акико провожают уезжающую в префектуру Вакаса, на родину Томико. Критик также считает находкой первую строку, удлинённую на слог. Гамма чувств ощущается в лаконичном «ни слова, ни вопроса»43. Героиня «Мидарэгами» проходит взросление — от первой восторженной влюблённости в кумира до горькой смеси любви, ревности и сожаления о близкой подруге. В душе Акико идёт борьба между любовью к Тэккану и дружбой с Томико:
Столичный поэт и провинциальная талантливая поэтесса начинают чувствовать взаимное влечение друг к другу, но в то же время осознавать, что судьба Ямакава Томико, столь же талантливой, сколь и несчастной, всегда будет им укором. Реальное чувство, дзиккан, позволяет читателю ощутить всю гамму переживания героини по отношению к близкой подруге. Помимо благородного сочувствия к добровольно пожертвовавшей собой подруге в этой гамме есть и искорка ревности. В словосочетание «каинакарики» («совсем понапрасну») вложена и досада на
соперницу, и печаль. Тэккан жалеет пострадавшую Томико, а не благополучную Акико. Действительно, без привязки к реальным событиям пятистишие не вполне понятно.
Близко содержанию танка «Мороха каваси...» и другое пятистишие:
Сожалея о печальной участи подруги, Акико оценивает талант Томико. отчего отказ от свободного творчества и затворничество в Вакаса становится ещё более горькими — «мэй-но нацу канаси» («но у славы печален конец»). В пятистишии традиционно соблюдены печальное чувстро и время года — осень. Именно осенью 1900 г. Томике примирилась о волей родителей и отказалась от активного твор-
Мороха каваси Оиси сорэмо Каинакарики Уцукуси но томо Ниси но кёу но аки
Широкие крылья Понапрасну раскрыли Мы над тобою,
Красивая подруга,
В осеннем Нисинокё м. (№ 187)
Хито но ёни Сайсюу дэтару Вага томо но Мэй не мацуцатеи Кёу но аки курэну
В атом мире
Высоко свой голос поднять Сумела подруга,
Но у славы печален конец,
И закончилась осень сегодня «. (№ 189)
чества. Сгущающиеся краски осени в Нисинокё помогают глубже почувствовать судьбу подруги героини — «кёу-но аки курэну» («и закончилась осень сегодня»). Так возникает чувство гармонии природы и человека, примирившегося с ней.
Романтические аллегории «детей звёзд», борющихся с силами зла, характерны для любых направлений романтической поэзии, тем более для поэтов «Мёдзё». Выступая в роли старшей сестры, защищающей младшую — Томико, поэтесса пишет подруге:
Критики оценивают некоторые танка из антологии как чересчур смелые. В частности, данная танка «озвучивает» совет Отори Акико как одной из «детей звёзд» другой «звёздочке» — Томико быть сильной, не позволять одолеть себя «ма» («злым силам»), «они-но тэ» («козням дьявола»). Под «злыми силами» поэтесса
подразумевает удары судьбы и консервативное окружение Томико.
С другой стороны, Акико по-прежнему придаёт подруге черты «сираюри» («белой лилии»). В обществе Синейся, а затем и в
«Мёдзё» у Отори (Ёсано) Акико, Ямакава Томико, Тино Масако
(1879 — 1946), Хаяси Такино были свои необычные романтические прозвища— Белая Хаги, Белая Лилия, Белая Слива, Белый Лотос. Белый цвет соотносился с молодостью и свежестью их талантов, а названия цветов придавали каждой участнице общества
характерный образ. Томико чрезвычайно подходило её новое имя, в духе европейского романтизма — печальный и чистый цвет, олицетворение невинности, контраст с окружающим.
В январе 1901 г. Отори Акико поместила в «Мёдзё» № 10 в цикле «Эхагаки» («Картинка») танка «Юри-но хана...», впоследствии
включённую в антологию «Мидарэгами»:
Символ «белая лилия» в европейской традиции означает не только чистоту, но и благородство. Сломанный устоями феодального общества человек падает, но, может быть, найдутся добрые силы, которые помогут ему подняться. Идею этой танка поясняет приписка к пятистишию в цикле «Эхагаки»: «Сегодня назвала тебя «белой лилией». Завтра тебе надо вернуться домой. А сейчас ты сказала, что расстанемся. Осень настигает нас троих, как та платформа, к которой мы движемся. Эта платформа кажется нехорошим местом. Сегодня ты сделала взрослую причёску, всё больше и больше стано-
Хоси но ко но Амари ни ёвасий Тамото агэтэ Ма ни мо они ни мо Катаму то иэна
Дитя звёзд
От жизненных бед ослабло, Скажи же прямо:
«Одолею и злые силы,
И козни дьявола!»46 (№ 190)
Юри но хана Вадза то ма но тэ ни Орасэ окитэ Хирои тэ дакаму Хами но кокоро ка
Цветок лилии
Злыми силами безжалостно Был сломан,
Но ведь простят сердца богов Слабость цветку и поднимут 47.
вишься взрослой. Красивой и прелестной. Твоя фотография всё в той же позе — с белой лилией в руках, обманывает, как будто всё так же, как было. Идём к платформе, словно раздумываем: «Сможем ли мы встретиться или не сможем?» А затем ты уезжаешь одна на юг, ветер становится холоднее...»48
Акико написала эти строки, проводив Томико. Поэтесса, как бы предвидя несчастья в судьбе Томико, рассуждает: а не уловки ли это богов? Хиродэ Осаму считает, что богом в данной танка является Тэккан. Поэтому можно предположить, что уловки богов — уловки Тэккана, мужской эгоизм49.
Сопоставляя внешний облик и внутренний мир своей подруги, поэтесса продолжает линию портретов Белой Лилии в пятистишии:
Сираюри ва Твои мысли
Сорэ соно хито но Высоки и невинны,
Такаки омой Как у лилии белой,
Омова ниоу А лицом ты похожа
Бэни фуёу то косо На алый и терпкий гибискус х. (№ 192)
Гибискус — водное растение, дающее слабый запах. Эта танка входит в серию пятистиший, посвященных Ямакава Томико — № 192, 193, 178, 194, 197. Но похвалы Акико к равной по возможностям поэтессе сопровождаются и уколами зависти, а иногда и ревности. Все шесть танка были опубликованы в «Мёдзё» в марте 1901 г. как цикл «Отицубаки» («Опавшая камелия»):
Саваиэдо Что ни говори,
Соно хи то токи ё Ослепительна ты
Мабаюкарики Временами
Нацу но я симэси В летнем поле, усыпанном
Сираюри но хана Белой лилии цветами. (№ 193)
Томо ва нидзюу Подруге моей двадцать,
Футацу коситару Моложе на два года,
Вага минари Родная мне душа,
Фусавадэу арадзи Хоть делим мы не дружбу,
Кои то цутаэму Хоть делим мы любовь. (№ 194)
Кано сора ё Дальние небеса.
Вакаса ва кита ё Вакаса — на севере,
Варэ носэтэ Сяду на тучу,
Юку кумо наки ка Летящую в ту сторону
Ниси но кёо но яма С горы в Нисинокё51. (№ 197)
Последняя танка связана с несколькими пятистишиями Тэккана и Томико. Произведения из мартовского номера «Мёдзё» отражают боязнь потерять любимого человека. Проигравшая соперница в глазах Тэккана поднялась выше сильной и уверенной в себе Акико. Поэтесса оказалась в сложной ситуации. За короткий период, с января по март 1901 г., произошёл всплеск поэтического вдохновения Томико — она опубликовала тридцать четыре танка в разных циклах «Мёдзё»— «Морогаси», «Котэндзи» («Маленький рай»), «Бэниугуису» («Алый
соловей»). Стихи Томико были полны любовью к Тэккану. Теперь Аки-ко думала и о подруге больше с ревностью, чем с печалью. Ведь бедную Белую Лилию все жалели, сочувствовали ей.
Тэккан, в свою очередь, посвятил уехавшей Томико несколько танка. Среди них, например следующая:
Хиэй коэтэ С перевала Хиэй
Кумо мо каната Даже тучи плывут туда,
Ику юу В ту сторону.
Кокоро какару Тучи по дороге в Вакаса
Вакасадзи но кумо Задевают струны души к.
Эта танка перекликается с танка «Кано сора ё...» антологии. Тэккан испытывал те же мысли, что Акико, желание встретиться, «на туче улететь». Возможно, такая мечта была вызвана стремлением уйти от сиюминутных житейских вопросов и соответствует романтической природе поэзии синтайси и вака.
Среди танка Томико, опубликованных зимой и весной 1901 г., много танка, посвященных Тэккану и Акико, бывшим друзьям.
Моэтэ моэтэ То горит-горит,
Касурэтэ киэтэ То мутнеет и гаснет
Ями ни иру Во тьме исчезая,
Соно юубаэ ни Вечерней зарёй освещаем,
Нитарадзу я кими Милый твой силуэт.
Содэтатэтэ Рукавом лица
Оои тамауна Не скрывай своего,
Цуми дзо кими Грешница!
Цуи но садамэ о . Судьбы предопределение
Хая укэтэ икан Уже получено тобой.
Сорэто наку Прошлого нет.
Коки хана мина Яркие цветы все
Томо ни юдзури Другу уступлю.
Сомукитэ накитэ С ним в слезах расстаюсь
Васурэкуса цуму И траву-позабудь обрываю м
К сложному периоду во взаимоотношениях с подругой относится и пятистишие Акико из антологии, в котором героини Томико и Акико перепутаны, как и их прозвища:
Омой омоу Думаю-думаю,
Има но кокоро ни В моём сердце сегодня
Вакативакадзу Разобраться нельзя;
Кими я сирахаги Это ты — белая хаги,
Варэ я сираюри Это я — белая лилия?54 (№ 178)
Перекличка Белой Лилии и Белой Хаги в сборнике и в журнале «Мёдзё» (март 1901 г.) стирает границы между персонажами настолько, что героиня не в силах различить, где Томико, а где Акико. Тема
дружбы всё же превалирует в танка над мотивом ревности и зависти
к сопернице в произведениях обеих поэтесс:
Танка Акико:
Отомэ футари Двух девушек
Омоэба кои ё Прекрасные силуэты...
Кои нарики Любви портрет —
Кои то цутаэму Цветы белой лилии,
Сираюри но хана Любовь несущие в себе.
Танка Томико:
Цуки кагэ ни В тени луны
Анэ га оримас Спускается сестра,
Хаги но хана Чтоб мне вернуть
Цую но коборэва Росою окроплённый
Вага тэ ни укэму Душистый цветок хаги55.
Танка на мотив «белой лилии» образует в антологии «Мидарэгами» целый раздел. Хотя многие разделы сборника имеют «цветочные» названия, достоверно можно определить только прообраз героини главы «белой лилии».
Разлучённая с любимым поэтесса воспевает и расстояния. Эта тема играет в творчестве Ёсано Акико важную роль — отъезд любимого на север, в Токио, небольшое расстояние от предместья Киото, гигантская пропасть между супругами Ёсано в 1912 г., когда Тэккан поехал работать в Париж. И танка декабря 1900 г. впоследствии была включена в первую главу «Эндзисай» («Ярко-алый»):
Сабисиса ни «В тоске бесконечной
Хяку нидзюу ри о Промчусь сто двадцать ри», —
Содзоро кинуто Сказала тогда бы
Иу хито араба И вмиг с любимым
Икану нараму Вместе оказалась56. (№ 93)
Светлой стороной жизни Отори Акико осени 1900 г.—зимы 1901 г. было ожидание встречи с Тэкканом.
Приведённая выше танка представляется ответом на пятистишие Тэккана:
Акикадзэ ни Осенний ветер дует.
Мунэ итаки ко ва Одна лишь ты мне греешь
Хитори нарадзу Сердце в холод —
Хяку нидзюу ри о Ах, хочу промчаться к тебе
Идза отодзурэру Навстречу сто двадцать ри!57
Акико использовала мотив «ста двадцати ри» из произведения своего наставника, как средневековые авторы танка применяли оборот «хонкадори» («следование исходной песне») в поэтических турнирах и пародиях. В общем, в некоторых танка Тэккана и Акико, Тэккана и Томико заметны заимствования друг у друга, видоизменённые варианты «хонкадори», реминисценции. Поэтесса сохранила чувство предвкушения встречи с любимым. Мажорность отношения Акико к жизни и будущему разительно отличает поэзию «Мидарэгами» и других антологий от классических любовных танка древности — «Кокин-вакасю» («Собрание старых и новых песен Ямато»), «Мурасаки сики-
бу сю» («Собрание Мурасаки Сикибу»), «Идзуми сикибу сю» («Собрание Идзуми Сикибу»).
Тем не менее, в этот период ожидания встречи с Тэкканом были написаны и печальные строки:
Обида, выраженная словами «содэ камиси ко» («дитя, кусающее рукав»), вызвана поведением Тэккана, пославшего Томико стихи в стиле синтайси, стихи-воспоминание о горе Аватаяма, — «Яматадэ» («Горная гречиха»):
Вечером беру слабые руки двух сестёр. Укроемся в горах Нисинокё,
Смеясь, облокотимся о перила...
У старшей сестры волосы спутаны.
И облака красивы,
И вода красива,
Куда ни глянешь — осень...
Глаза не прячь,
Маленький человечек,
Руку твою взять позволь!
Кажется, ты всю ночь плакала...59
В этих стихах персонажами выступают «анэ» («старшая сестра») — Акико, «тиисай хито» («маленький человечек») — Томико. Танка поэта из сборника «Сюсо» («Осенние мысли», «Мёдзё», № б,1900 г.) продолжает тему сестёр. Тэккан приписал к ней строки — «Возвращаю Томико»:
Тарэ то кими то омоу Думаю, это — образ твой ю.
Танка «Кими га ута ни...» («В словах твоих...») наполнена вопросительной интонацией. Акико ревновала, спрашивая, кого же любит их кумир, к кому обращены строки — «тарэ то сиру» («кто... »
— «знаешь?»). Холоду родного дома в Нанива61 придан вполне осязаемый характер, хотя место действия танка не определено.
Кульминационной по накалу страстей можно назвать танка, которая также написана после встречи в Аватаяма:
Кими га ута ни Содэ камиси ко о Тарэ то сиру Нанива но ядо ва Аки самукарики
В песне твоей — кто,
То дитя, кусающее рукав В обиде? Знаешь?
В убежище в Нанива Осенний холодок58. (№ 93)
Ясабуми ни Соэтару бэни но Хито хана мо Хана то омовадзу
На клочке бумаги Подрисован алый Цветка бутон.
Не думаю о цветке,
Киноо оба Титосэ но маэ но Ётомо омой Митэ нава ката ни Аритомо омоу
Вчера, ах, вчера!
Миров тысячелетних тьма Мне вспомнилась,
Когда до плеч невидимые руки Дотронулись слегка . (№ 326)
Фантастический образ сильных рук любимого рождён в сплаве энергии, страсти и романтических воспоминаний о встречи в Авата-яма. Акико как бы переживает в строках танка настоящее прикосновение, получившее вторую жизнь в слове. С танка «Киноо оба...» перекликается танка из сборника «Юмэ-но хана» («Цветы мечты», 1908 г.):
Вага ката ни На моих плечах
Хару но сэкай но Всё в мире весеннем
Монохитоцу В прах уходит вдруг,
Кудзурэ киси я то Когда вспоминаю
Митэ о омоиси Твоих рук касанье63.
Ранняя весна пришла неожиданно, и автор выражает пережитое чувство «дзиккан» со всей силой самобытного характера. Акико за несколько месяцев прошла удивительный путь: из провинциальной, старательно копирующей классические образцы поэтессы — до лидера новой волны японской поэзии танка.
Дальнейший успех «Мидарэгами» вызван синтезом конкретных обстоятельств и фантастических, абстрактных образов. Сиюминутные переживания и воспоминания автора танка вызвали к жизни ряд мотивов — «белой лилии», «детей звёзд» и др., характерных для романтического произведения начала XX в. Так сложилась одна из самых оригинальных и неповторимых антологий Нового времени.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Сатакэ Тюхико. Дзэнсяку мидарэгами кэнкю (Исследование «Мидарэгами» с полным комментарием). Токио, 1955. С. 42.
2 В частности, имеется в виду диалог критика Ицуми Куми и поэтессы Баба
Акико. Ицуми Куми, Баба Акико. Син мидарэгами дзэнсяку (Новый полный коммента рий к «Мидарэгами»)/Дэккан то Акико (Тэккан и Акико). 199B. № 4. С. — 111.
3 Танабэ Сэйко. Акико ни кансуру ёбарэтэ (Акико призванная )//Тэккан то Акико (Тэккан и Акико). 199B. № 4. С.7 — 10.
"Там же. С. 10.
5 Тавара Мати. Чёкорэто гояку Мидарэгами (Перевод на язык шоколада «Ми дарэгами»). Токио, 199B. С.151.
6 Там же. С. 15б.
7 Там же.
B Makoto Ueda. Modern Japanese poets. Stanford, 19B3. P. 5B.
9 Ibid. P.63.
1 Ицуми Куми. Син мидарэгами дзэнсяку (Новый полный комментарий к «Ми дарэгами»). Токио, 1996. Сб.
1 Там же.
1г Девичья фамилия Акико.
3 Ицуми Куми. Син мидарэгами дзэнсяку. С.174.
4 Там же.
5 Там же. С^9.
16 Там же.
17 Там же.
B Там же. С.334—335.
9 Там же. С.334.
20 Там же.
2 Сатакэ Тюхико. Дзэнсяку мидарэгами кэнкю. С. 63.
22 Нисио Нодзин. Мэйдзи-но атарасики онна. Акико то Томико (Новые женщи ны Мэйдзи: Акико и Томико). Токио,^®. С.^.
23 Кимата Осаму. Киндай танка но кансё то хихё. Токио, 1966. С. 144.
24 Ицуми Куми. Син мидарэгами дзэнсяку. С. 23.
25 Там же. С. 21.
26 Там же. С. 63.
27 Там же. С. 73.
2B Там же.
29 Tangled hair. Selected tankas from Midaregami by Akiko Yosano (Sanford, Goldstein, Sieshi Shinoda). Tokyo, 19BB. P. 163.
30 Ицуми Куми. Син мидарэгами дзэнсяку. С. 63.
31 Там же. С. 327.
32 Там же. С. 229.
33 Там же. С. 36 — 37.
34 Там же. С. 138.
35 Там же.
36 Там же. С. 178.
37 Там же. С. 1B0.
38 Там же. С. 181.
39 Хиродэ Осаму. Мидарэгами-о ему (Читая «Мидарэгами»). Токио, 19B2. С. 122.
* Ицуми Куми. Син мидарэгами дзэнсяку. С. 1B1 — 1B2.
4 Там же. С. 1B3.
42 Там же.
43 Хиродэ Осаму. Мидарэгами-о ему. С. 123.
44 Ицуми Куми. Син мидарэгами дзэнсяку. С. 1B5.
45 Там же. С. m
* Там же.
47 Там же.
4B Там же.
49 Хиродэ Осаму. Мидарэгами-о ему. С. 104.
50 Ицуми Куми. Син мидарэгами дзэнсяку. С. W.
5 Там же. С. W. s Там же. С. 191.
53 Ясунари Тоситака. Мидарэгами-но сэкай (Мир «Мидарэгами») // Ёсано Акико-о манабу хито-но тамэ (Для изучающих Ёсано Акико). Киото, 1995. С. B3.
54 Ицуми Куми. Син мидарэгами дзэнсяку. С. 176—177.
55 Там же. С. 177.
56 Там же. С. 114-115.
57 Там же. С. 115.
5B Там же. С. 116.
59 Там же.
60 Там же.
61 Старое название Осака.
62 Ицуми Куми. Син мидарэгами дзэнсяку. С. 290.
63 Там же.
A. M. Suleymenova
The world of feelings in the anthology «Midaregami»(«The tangled hair») by Yosano Akiko
The first poetic anthology by Japanese poetess Yosano Akiko (1878 — 1942) has been analyzed. The main theme of the work has been determined as the theme of the passion love developing altogether with the growth of talent. Also the main method of the author and some poetic themes («white lily», «children of the sky» of the anthology have been studied.
