CC BY
83
ПРОБЛЕМА ЭФФЕКТИВНОСТИ УГОЛОВНОЙ ОТВЕТСТВЕННОСТИ ЗА ПРЕСТУПНОЕ ЗАВЛАДЕНИЕ ПРИРОДНЫМИ РЕСУРСАМИ
Р.Д. Шарапов
(доцент кафедры расследования преступлений Тюменского юридического института МВД России, доктор юридических наук, доцент)
Современная преступность в России многолика. Наряду с такими свойствами, как особая жестокость, широкомасштабность опасных последствий, вооруженность, организованность, ей все чаще присущ высокотехнологичный, интеллектуальный характер. Формы преступных проявлений порой настолько хитроумны, что правоохранителям приходится сталкиваться с серьезными проблемами не только в их раскрытии и расследовании, но и в уголовно-правовой оценке содеянного (напр., компьютерные хищения, компьютерный терроризм, махинации на рынке телефонии, фиктивный экспорт, легализация преступных доходов и пр.).
К числу таких форм можно по праву отнести противоправное завладение объектами окружающей природной среды, масштабы распространения которого на сегодняшний день в России беспрецедентны. Объектами хищнического захвата частных лиц становятся практически все материализованные компоненты природы (земля, почва, водоемы, недра, растительный и животный мир). К счастью, пока для преступного завладения остаются недосягаемыми атмосферный воздух, озоновый слой атмосферы и околоземное космическое пространство. Особо распространены водное и лесное браконьерство, противоправные захваты земельных участков, территорий водоемов, незаконная добыча полезных ископаемых недр. В числе основных факторов, способствующих таким посягательствам, не только широта богатыми природными ресурсами просторов Российской Федерации, делающая природоохранную деятельность делом трудоемким и весьма затратным, но и благодаря этому укрепившийся в умах широких слоев на-
селения стереотип «ничейности», бесхозности природных объектов, помноженный на отношение в обществе к природным ресурсам как неистребляемой и вечной субстанции, ничем не обоснованный оптимизм относительно способности природы к самовосстановлению, в итоге создающий иллюзию вседозволенности эксплуатации природных богатств по принципу «ничего, страна большая - не обеднеет».
Между тем представления о бесхозности объектов окружающей природной среды и превратное понимание тезиса «природные богатства - есть достояние народа» не основаны на действующем российском законодательстве. В соответствии с ч. 2 ст. 9 Конституции России земля и другие природные ресурсы могут находиться в частной, государственной, муниципальной и иных формах собственности. А согласно ч. 2 ст. 36 основного закона владение, пользование и распоряжение землей и другими природными ресурсами осуществляются их собственниками свободно, если это не наносит ущерба окружающей среде и не нарушает прав и законных интересов иных лиц. В соответствии с ч. 2 ст. 214 Гражданского кодекса РФ земля и другие природные ресурсы, не находящиеся в собственности граждан, юридических лиц либо муниципальных образований, являются государственной собственностью.
Таким образом, у природы есть собственник, и если это не частные лица, то таковым является государство. Именно такой подход заложен в основу правового регулирования права собственности на природные ресурсы в России и находит отражение в целом ряде нормативных правовых актов экологического законодательства (ст. 16 Земельного кодекса РФ, ст. 8
Водного кодекса РФ, ст. 8 Лесного кодекса РФ, ст. Федерального закона РФ от 24 апреля 1995 г. № 52-ФЗ «О животном мире», ст. 10 Феде-рального закона РФ от 20 декабря 2004 г. № 166-ФЗ «О рыболовстве и сохранении водных биологических ресурсов», ст. 12 Федерального закона РФ от 21 февраля 1992 г. № 2395-1 «О недрах» и др.).
Учитывая данное обстоятельство, есть основания утверждать, что переживаемая Россией вот уже второе десятилетие криминальная экспансия на природные богатства страны в виде хищнического ими завладения олицетворяет собой ни что иное как непрекращающийся криминальный передел собственности. И если в производственно-экономической и потребительской сфере собственность на привычные движимые и недвижимые вещи, некогда принадлежавшие исключительно государству, уже обрела своих новых владельцев, причем не один раз, то в сфере взаимоотношений общества и природы данный процесс криминального «разгосударствления» затянулся и грозит еще затянуться на долгие годы. Не стоит забывать и то, что в призме глобальных международных отношений территория России рассматривается некоторыми странами (в первую очередь США, Китаем, Японией, Финляндией) как весьма привлекательный и до конца не изведанный сырьевой «Клондайк».
В результате наблюдаемого криминального передела природные богатства перестают быть основой устойчивого развития, жизни и деятельности народов, проживающих на территории Российской Федерации, становятся собственническим уделом отдельных лиц и организаций, источником получения ими сверхприбылей. Печально, что в итоге все большее количество россиян лишаются возможности реализовать свое право пользования объектами природы, отторгаются от оккупированных преступниками природных территорий, а то и вовсе выживаются с исконных мест своего обитания. Таков, например, осуществляемый не без помощи нефтегазовых магнатов процесс алкоголизации малочисленных народностей Край-
него севера Тюменской области в целях изживания населения с изобилующих природными ресурсами территорий.
По своим криминологическим параметрам противоправное завладение объектами природы представляет собой незаконное изъятие (обращение) природного ресурса из владения государства или иного собственника с отрывом или без отрыва этого ресурса от окружающей природной среды. Однако законодательство России, в том числе уголовное, оказывается не столь однозначным в правовой оценке такого рода посягательств.
Представляется верным мнение о том, что земля [1, с. 142], водные объекты, полезные ископаемые [2, с. 195-197; 3, с. 119; 4, с. 43; 12, с. 13] как недвижимые предметы права собственности в случае противоправного ими завладения должны расцениваться в качестве предмета преступлений против собственности (глава 21 УК РФ): хищения, в частности мошенничества, либо вымогательства (в той части, в какой оно совпадает с хищением), а почва может выступать предметом любой формы хищения [1, с. 142].
Напротив, незаконное завладение природными ресурсами континентального шельфа или исключительной экономической зоны Российской Федерации, водными биологическими ресурсами, дикими зверями и птицами, лесными насаждениями и древесно-кустарниковой растительностью при прочих условиях расценивается как экологическое преступление, квалифицируемое по ч. 2 ст. 253, ст. 256, 258 или 260 УК РФ.
Наконец, целый ряд противоправных посягательств в отношении объектов окру-жающей природной среды в виде самовольного их захвата вовсе не криминализирован, таковые отнесены в КоАП РФ к разряду административных правонарушений: самовольное занятие земельного участка (ст. 7.1); пользование недрами без разрешения (лицензии) либо с нарушением условий, предусмотренных разрешением (лицензией) (ст. 7.3); самовольная добыча янтаря (ст. 7.5); самовольное занятие водного объекта или пользование им с нару-
50
шением установленных условий (ст. 7.6); самовольное занятие земельного участка прибрежной защитной полосы водного объекта, водоохранной зоны водного объекта либо зоны санитарной охраны источников питьевого и хозяйственно-бытового водоснабжения (ст. 7.8); самовольное занятие лесных участков (ст. 7.9); пользование объектами животного мира и водными биологическими ресурсами без разрешения (лицензии) (ст. 7.11); нарушение правил охраны водных объектов (ч. 3 ст. 8.13); самовольное использование лесов, нарушение правил использования лесов для ведения сельского хозяйства, уничтожение лесных ресурсов (ст. 8.26); незаконная рубка, повреждение лесных насаждений или самовольное выкапывание в лесах деревьев, кустарников, лиан (ст. 8.28); нарушение правил пользования объектами животного мира и водными биологическими ресурсами (ст. 8.37).
В судебной практике случаи применения норм главы 21 УК РФ (преступления против собственности) к ситуациям противоправного завладения природными объектами практически не встречаются. Обычно дело переносится в плоскость гражданско-правового разбирательства, в лучшем случае виновные привлекаются к административной ответственности [5, с. 60]. Устойчивая судебная практика сформировалась по уголовным делам об экологических преступлениях, связанных с изъятием природных ресурсов - браконьерству (ч. 2 ст. 253, ст. 256, 258, 260 УК РФ). Оно составляет 97 % всех регистрируемых в стране экологических преступлений.
Однако последний блок уголовноправовых норм демонстрирует практически нулевую эффективность предупреждения запрещаемых ими преступлений, его наличие в УК РФ в существующем виде трудно признать обоснованным. Вот некоторые аргументы на сей счет.
1. Имеются серьезные сомнения в конституционности самой идеи законодателя особым образом регламентировать уголовную ответственность за противоправное завладение некоторыми природными ресурсами в главе 26 УК РФ, именуя
такое деяние экологическим преступлением.
Как уже отмечалось, природные ресурсы могут находиться в частной, государственной, муниципальной и иных формах собственности. Зафиксированные в качестве предмета преступлений в ч. 2 ст. 253, ст. 256, 258, 260 УК РФ природные ресурсы континентального шельфа или исключительной экономической зоны Российской Федерации, водные биологические ресурсы, находящиеся в состоянии естественной свободы звери и птицы, лесные насаждения и древесно-кустарниковая растительность, несмотря на важность выполняемой ими экологической функции и неразрывную связь их с естественной экологической средой, сохраняют за собой статус объектов гражданских прав, относятся к движимому или недвижимому имуществу, находящемуся, как правило, в государственной (федеральной или субъектов федерации) либо муниципальной собственности. Отсутствие хозяйственного оприходования, в привычном понимании этого слова, и постановки на баланс природных богатств страны с точным подсчетом их количества никак не влияет на правовой режим права собственности на них. Их хищническое с корыстной целью противоправное изъятие (добыча, вылов) по существу представляет собой имущественное посягательство против собственности, причиняющее реальный ущерб природно-ресурсному потенциалу страны в виде количественного уменьшения такового. Однако вместо адекватной оценки подобного рода посягательств как преступлений против собственности наряду с традиционными имущественными деяниями, подчас кстати менее опасными, законодатель снисходительно считает их экологическими. Такое положение идет вразрез с провозглашенным в ч. 2 ст. 8 Конституции России принципом равной правовой защиты всех форм собственности.
Между прочим заметим, что увеличение в КоАП РФ 2001 г. составов административных правонарушений, посягающих на собственность, произошло в основном за счет отнесения к ним нарушений в об-
Юридическая наука и правоохранительная практика ласти охраны земли, недр, водных объектов. Приветствуя данный шаг законодателя, В.В. Черников пишет: «Это оправданно, ибо земля, недра, водные объекты, леса (недвижимые вещи) являются составной частью материального субстрата отношений различных форм собственности и одним из видов объектов гражданских прав (ст. 128, 130 ГК)» [6, с. 137].
2. Описанное противоречие не имело бы той остроты, если законодателем была обеспечена симметричность дифференциации уголовной ответственности за рассматриваемую категорию экологических преступлений подобно тому как это сделано в нормах главы 21 УК РФ, предусматривающих ответственность за хищение чужого имущества, а главное - предусмотрена соизмеримая с характером и степенью общественной опасности данных преступлений система санкций. К сожалению, этого до сих пор нет. К примеру, браконьерский промысел водных биологических ресурсов при обстоятельствах, указанных в ч. 1 ст. 256 УК РФ, грозит виновному наказанием максимум в виде исправительных работ на срок до двух лет (а при отсутствии таких обстоятельств вовсе является административным правонарушением), в то время как тайное изъятие тех же биоресурсов из специально устроенных или приспособленных для их выращивания водоемов производственных предприятий может повлечь наказание в виде лишения свободы сроком до двух лет (ч. 1 ст. 158 УК РФ). Дисбаланс в наказании становится особенно ярким, если указанные деяния совершаются организованной группой (2 года лишения свободы по ч. 3 ст. 256 против 10 лет лишения свободы по ч. 4 ст. 158 (!). Аналогичные диспропорции наблюдаются при анализе санкций ч. 2 ст. 253, ст. 258, 260 УК РФ.
3. Избранный законодателем подход к регламентации наказуемости криминального браконьерства, как самого распространенного из числа экологических преступлений посягательств, абсолютно не обоснован не только с юридической, но и с криминологической точки зрения.
Браконьерство, особенно водное и лесозаготовительное, давно перестало
быть бытовым преступлением и по своим масштабам сравнялось с легальным промыслом, «приобрело характер организованной преступной деятельности, нередко осуществляемой должностными лицами с использованием служебного положения, коррумпированных связей, с применением современных промысловых орудий лова и других технических средств» [7, с. 4], характеризующейся сверхлимитным выловом, убоем, отстрелом, вырубкой наиболее ценных промысловых объектов, причиняющей в итоге колоссальный ущерб природе и экономическим интересам страны, являющейся начальной стадией целой цепи преступлений, связанных с незаконной переработкой добытых природных ресурсов, их контрабандой, незаконной реализацией, взяточничеством, легализацией доходов, полученных преступным путем, и т.д.
Вот лишь некоторые цифры, характеризующие масштаб ущерба от одного только водного браконьерства. «Ежегодный ущерб России от браконьерского промысла и бесконтрольного вывоза водных биоресурсов за рубеж оценивается специалистами в 1 миллиард долларов США. Данная сумма сопоставима с расходами государственного бюджета на годовое финансирование любой отдельно взятой отрасли. Только по Дальнему Востоку из-за контрабанды краба федеральный бюджет несет убытки в размере 50 млн. долларов США» [8, с. 3].
Меры наказания, предусмотренные в ч. 2 ст. 253, ст. 256, 258, 260 УК РФ, явно не учитывают обозначенные криминологические реалии, «они как бы предубеждают, что браконьерство - удел удочников и мелких нарушителей» [7, с. 54].
Применение ч. 2 ст. 253, ст. 256, 258 УК РФ по совокупности с действительно суровой ст. 210 УК РФ (Организация преступного сообщества (преступной организации) исключается. Преступное сообщество, как известно, по мнению законодателя, может создаваться только для совершения тяжких или особо тяжких преступлений. К таковым не относится ни один из вышеупомянутых составов браконьерства (кроме
52
ч. 3 ст. 260 УК РФ), даже при отягчающих обстоятельствах.
В ст. 256 и 258 УК РФ крупный ущерб образует конститутивный признак основного состава преступления вместо того, чтобы выполнять роль квалифицирующего (отягчающего) признака, а браконьерство в особо крупном размере в указанных статьях вообще не криминализировано в качестве отдельного основания уголовной ответственности. В результате расхитители природных богатств страны, виновные в отлаженном браконьерском промысле, исчисляемом многомиллионными суммами, подвергаются смехотворным санкциям, тогда как обычные воры, грабители, мошенники и разбойники, чьи действия в сумме уже свыше 250 тысяч рублей расцениваются как совершенные в крупном размере, а свыше миллиона рублей - в особо крупном размере, приговариваются к отнюдь не шуточным срокам лишения свободы за особо квалифицированные виды хищений.
Существующий уровень уголовной наказуемости браконьерского промысла, совершаемого в промышленных масштабах организованными преступными группами и преступными сообществами, не идет ни в какое сравнение с наказуемостью иных проявлений организованной преступности, зафиксированных в УК РФ, демонстрирует политику снисходительности к преступникам и их умиротворение.
4. В еще худшем виде вырисовывается картина наказываемости (реального применения наказания) криминального браконьерства, оборачивающаяся фактической безнаказанностью виновных лиц.
Так, по данным судебного департамента Астраханской области по ст. 256 УК РФ «к уголовной ответственности привлечено 1226 человек, осуждено 1224 человека, из них 887 условно, 107 человек - к исправительным работам, 84 осужденным назначен штраф, и лишь 43 человека получили наказание в виде лишения свободы, что составляет 3,8 % от общего числа осужденных. Значительная часть преступников, причинив существенный вред экологии за счет перелова или неучтенного промысла,
с использованием запрещенных орудий (электрошок, взрыв, травление, ставные режаки и крючковые снасти) получает наказание в виде штрафа или исправительный работ, после чего вновь занимается незаконной добычей водных биоресурсов, включая и капитанов промысловых судов, ранее привлеченных к уголовной ответственности» [7, с. 55-56].
А вот конкретный пример. Капитан судна «Гангут», впервые задержанный с 80 тоннами минтая, выловленного без надлежащего на то разрешения, причинивший ущерб по действующим таксам на сумму более 50 млн. рублей, был осужден условно и оштрафован на 20 минимальных окладов. В последующем этот же капитан на этом же судне был задержан с незаконным уловом 200 тонн терпуга, а в следующий раз с уловом 900 тонн камбалы [7, с. 55].
Недооценка характера и степени общественной опасности браконьерства, отнесенного законодателем к категории преступлений, как правило, небольшой и средней тяжести, обусловила то, что согласно п. 1 ч. 3 ст. 150 УПК РФ предварительное расследование по уголовным делам о преступлениях, предусмотренных
ч. 2 ст. 253, ст. 256, 258, ч. 1 ст. 260 УК РФ, производится в форме дознания. Ввиду небольшого срока (обычно 30 дней) и ограниченности организационно-технических ресурсов этой формы расследования правоприменители испытывают значительные трудности в собирании доказательственной базы по указанной категории дел, предметом которых нередко является хорошо организованная широкомасштабная многоэпизодная преступная деятельность с большим количеством втянутых в нее людей. Положение усугубляется тем, что согласно ст. 8 Федерального закона РФ от 5 июля 1995 г. «Об оперативно-розыскной деятельности» по данной категории преступлений невозможно проведение оперативно-розыскных мероприятий, которые ограничивают конституционные права человека и гражданина на тайну переписки, телефонных переговоров, почтовых, телеграфных и иных сообщений, передаваемых
Юридическая наука и правоохранительная практика по сетям электрической и почтовой связи, а также право на неприкосновенность жилища. В итоге многим браконьерам удается избежать скамьи подсудимых исключительно по процессуальным причинам.
Безнаказанность правонарушите-
лей, как отмечает В.В. Лунеев, является одной из серьезных причин преступности [9, с. 41], а в сфере противоправного завладения природными ресурсами, пожалуй
- главной причиной безудержного распространения этого явления.
5. Много претензий имеется к законодательному описанию признаков составов экологических преступлений, связанных с браконьерским промыслом. Нормотворческий инструментарий, избранный законодателем в ч. 2 ст. 253, ст. 256, 258 УК РФ, имеет серьезный криминогенный характер - преступники хорошо знают несовершенства указанных уголовно-правовых норм, прекрасно осведомлены о столь же несовершенной практике их применения, чем умело пользуются, чтобы избежать заслуженной ответственности. Вот отдельные примеры.
В соответствии с ч. 2 ст. 253 УК РФ в числе признаков объективной стороны наряду с исследованием, поиском, разведкой без соответствующего разрешения природных ресурсов континентального шельфа или исключительной экономической зоны Российской Федерации названа разработка таких ресурсов. Согласно Федеральному закону РФ от 30 ноября 1995 г. «О континентальном шельфе Российской Федерации», а также Федеральному закону РФ от 17 декабря 1998 г. «Об исключительной экономической зоне Российской Федерации» предметом разработки континентального шельфа и исключительной экономической зоны являются находящиеся там минеральные и другие возможные виды неживых ресурсов. Применительно к добыче живых организмов (водных биологических ресурсов) упомянутые федеральные законы оперируют другими понятиями - «промысел» или «рыболовство». Следовательно, исходя из бланкетного содержания уголовно-правовой нормы ч. 2 ст. 253 УК РФ, сфера ее применения огра-
ничивается помимо незаконной поисковоисследовательской деятельности случаями противоправной добычи исключительно минеральных и других неживых ресурсов морского дна, его недр и вод соответствующих морских районов. А незаконная добыча (вылов) водных биологических ресурсов на континентальном шельфе или в исключительной экономической зоне Российской Федерации должна влечь уголовную ответственность на общих основаниях по ст. 256 УК РФ.
Однако на практике многие правоприменители (нередко снабжаемые на сей счет ошибочными научными рекомендациями) [10, с. 12-13], а вслед за ними преступники, далеки от такого понимания уголовно-правовой нормы. Очевидно, ставя во главу угла место совершения преступления (континентальный шельф или исключительная экономическая зона Российской Федерации), ч. 2 ст. 253 УК РФ буквально (бездумно, а то и глубоко продуманно) применяется к любому браконьеру, занявшемуся нелицензированным освоением исключительных морских районов. В итоге капитаны рыбопромысловых судов, а также члены их команд, среди которых немало иностранцев, виновные в многотонных незаконных уловах, несут «привилегированную» ответственность в виде штрафа (реже лишения права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью) вместо того, чтобы быть осужденными к более строгому наказанию по ст. 256 УК РФ, которому подвергаются незадачливые, и очевидно, менее технически оснащенные браконьеры, ведущие свой промысел в территориальном море России. При этом суммы назначенного штрафа наверняка включаются в себестоимость противоправной добычи, совершаемой рецидивистами в очередной раз.
Неудовлетворительным является отношение законодателя к вопросу о том, могут ли признаваться предметом браконьерства наряду с живорожденными представителями водной и наземной фауны плоды живых организмов, в частности яйца птиц и водных животных, икра рыб. Более или
54
менее однозначный, но, к сожалению, отрицательный ответ на этот вопрос дает диспозиция ст. 258 УК РФ, предусматривающая в качестве предмета незаконной охоты птиц и зверей. Напротив, ст. 256 УК РФ, где в качестве предмета преступления фигурируют водные биологические ресурсы, столь однозначного вывода не содержит. В соответствии со ст. 1 Федерального закона РФ от 20 декабря 2004 г. «О рыболовстве и сохранении водных биологических ресурсов» под водными биологическими ресурсами понимается рыба, водные беспозвоночные, водные млекопитающие, водоросли, другие водные животные и растения, находящиеся в состоянии естественной свободы. Несмотря на ценность во всех отношениях икры рыб и других плодов водных животных, которые по своей природе, безусловно, являются объектами животного мира, а именно водными биоресурсами, в правоприменительной практике не принято считать их предметом водного браконьерства.
Такое положение активно используется браконьерами. Так, в Каспийском море при незаконной добыче осетра браконьеры оставляют себе лишь икру, орудия лова прячут в специальных укрытиях, а от разделанных туш рыбы избавляются. В случае задержания пограничниками или рыбнадзором браконьерского баркаса с икрой доказать факт незаконной добычи по ст. 256 УК РФ проблематично в силу того, что сама по себе икра без тушек рыбы предметом незаконного вылова не считается. Привлечение к уголовной ответственности по ст. 175 УК РФ за приобретение имущества, заведомо добытого преступным путем, также составляет трудности, так как по этой статье следует доказать, что владелец икры заведомо знал, что она добыта преступным путем. Это сделать невозможно, так как не доказан сам факт браконьерства. Налицо юридический тупик, позволяющий преступникам уйти от всякого наказания.
Таким образом, подтверждаемая приведенными данными практически нулевая эффективность предупредительного воздействия уголовно-правовых норм об ответственности за браконьерство обора-
чивается криминогенностью уголовного закона в этой части.
Нельзя сказать, что законодатель совершенно «слеп» и не осведомлен о сложившейся криминальной ситуации в сфере охраны и рационального использования природных ресурсов страны. В соответствии с Федеральным законом РФ от 22 июля 2008 г. «О внесении изменений в статью 260 Уголовного кодекса Российской Федерации и статью 8.28 Кодекса Российской Федерации об административных правонарушениях» существенно увеличена мера наказания за незаконную рубку лесных насаждений, а совершение данного посягательства в особо крупном размере, группой лиц по предварительному сговору или организованной группой перешло в разряд тяжких преступлений. Есть основания полагать, что на этом российский законодатель не остановится. Можно прогнозировать дальнейшее ужесточение санкций и за другие виды браконьерства.
Однако, по нашему мнению, такая перспектива уголовно-правовой политики не адекватна существующей криминальной угрозе в сфере природопользования, носит характер полумеры и является лишь имитацией настоящего противодействия криминальному завладению объектами окружающей природной среды. Требуется кардинальная перемена подхода к регламентации ответственности за такого рода посягательства. Совершенно безоружной, абсолютно неэффективной и доказавшей свою несостоятельность в современных условиях оказалась традиция российского нормотворчества, основанная на понимании того, что природные ресурсы есть «дары природы, образовавшиеся без приложения труда человеческого, в связи с влиянием народных воззрений, коренящихся в прежнем времени, часто заставляют законодателя относиться к ним иначе, чем к предметам, выработанным потом и кровью людей. Захват их не почитается похищением, а если привлекается к уголовной ответственности, то лишь как недозволенное извлечение выгод из чужой собственности
- земли, на которой растет лес, воды, в которой ловится рыба, и т.п., т.е. как само-
Юридическая наука и правоохранительная практика вольное пользование чужим имуществом» [11, с. 165]. «Между тем, - как еще в начале прошлого века верно отмечал И.Я. Фой-ницкий, - здесь пользование переходит в присвоение и издержание на себя продуктов чужой собственности» [11, с. 165]. Неубедительны аргументы современных авторов, исключающих природные ресурсы из предметов преступлений против собственности на том основании, что их гражданский оборот ограничен, а считать их предметом хищения можно лишь в той мере, в какой их оборот допускается законом, предполагающим свободное осуществление их собственником права владения, пользования и распоряжения данными объектами недвижимости [1, с. 149].
Подобного рода взгляды питают существующий правовой парадокс - имущественные объекты, имеющие особую ценность в силу выполняемой ими экологической функции и взятые в связи с этим под охрану отдельной отраслью права и законодательства (экологическим правом), охраняются в уголовно-правовом порядке заметно менее интенсивно, чем любое другое недвижимое или движимое имущество.
Все вышеизложенное убеждает, что лучшим решением анализируемой проблемы является полный отказ от особого порядка регламентации уголовной ответственности за посягательства, связанные с завладением объектов окружающей природной среды, в частности браконьерства, с перемещением уголовно-правовой борьбы с такими посягательствами в плоскость правового регулирования ответственности за преступления против собственности. Одновременно основательной ревизии следует подвергнуть соответствующий блок норм административно-деликтного законодательства, представляющего собой на сегодняшний день отдушину для расхитителей природных богатств. Глава 21 УК РФ в этих целях должна быть реконструирована, дабы недвусмысленно подчеркнуть равнозначность (а то и большую значимость) уголовно-правовой охраны природных ресурсов государства и других объектов права собственности. Небесполезным
в этом плане может оказаться опыт законодателей Франции, Германии, Бельгии, Австрии и других государств, уголовному законодательству которых не известен институт ответственности за экологические преступления в виде незаконного завладения природными ресурсами, ибо подобное деяние рассматривается там как имущественное (корыстное) преступление.
1. Бойцов А.И. Преступления против собственности. - СПб., 2002.
2. Уголовное право. Особенная часть. Учебник для вузов / Отв. ред. И.Я. Козаченко и др. - М., 1997.
3. Кочои С.М. Ответственность за корыстные преступления против собственности. - М., 2000.
4. Иногамова-Хегай Л., Герасимова Е. Критерии разграничения преступлений против собственности и экологических преступлений // Уголовное право. - 2006. - № 5.
5. Толкаченко А. Нефтедобыча и нарушение правил использования недр // Уголовное право. - 2006. - № 4.
6. Комментарий к Кодексу Российской Федерации об административных правонарушениях / Под ред. В.В. Черникова, Ю.П. Соловья. - 2-е изд., испр. и доп. - М., 2003.
7. Уголовно-правовые и криминологические проблемы противодействия преступности в сфере добычи водных биоресурсов: Учеб. пособие / В.Д. Ларичев, Д.И. Гали-мов, О.Б. Исаров и др. - М., 2007.
8. Галимов Д.И. Уголовно-правовые и криминологические проблемы противодействия преступности в сфере добычи водных биоресурсов: Автореф. дис. ... канд. юрид. наук. - М., 2007.
9. Лунеев В.В. Проблемы юридических наук криминального цикла // Государство и право. - 2007. - № 5.
10. Пономарева Е.Е. Уголовно-правовые и криминологические проблемы борьбы с браконьерством на континентальном шельфе и в исключительной экономической зоне: Автореф. дис. ... канд. юрид. наук. - Владивосток, 2006.
П. Фойницкий М. Курс уголовного пра- 12. Хабаров А.В. Преступления прова. Часть Особенная. Посягательства лич- тив собственности: Учебное пособие. -
ные и имущественные. - СПб., 1912. Тюмень 1999
